Прошлая жизнь

– Как и все, я привык не замечать чужих бед. Видел самоубийц, видел тех, кто сломлен, но проходил мимо. Потому что так проще. Но ты… ты другой. Увидев тебя, я почувствовал что-то странное. Будто внутри меня зажёгся огонь. Ты стал для меня символом надежды, которая может изменить мою жизнь.

Он чуть повернул голову. Не полностью, но я видел, что он слушает.

– Ты можешь считать меня эгоистом, – продолжил я. – Но я хочу помочь тебе. Потому что помочь тебе – значит помочь себе. Это мой шанс. Шанс для нас обоих. Ты ещё можешь быть счастливым. Мы оба можем. Пожалуйста, дай мне попробовать.

Тишина затянулась. Только ветер разносил её по мосту. И в этой тишине я видел, как мальчик постепенно отпускает перила, будто обдумывая мои слова.

Потеряв всё, что у меня было, я приобрёл нечто новое – надежду. Надежду на светлое будущее. Надежду, что всё ещё можно исправить. И я хотел начать этот путь, остановив его. Всего лишь остановив одного мальчика.

– Я могу стать тебе братом, – произнёс я, чувствуя, как дрожит мой голос. – Я обещаю. Я помогу тебе, только не делай этого. Прошу.

Мальчик тихо рассмеялся. Его смех прозвучал неожиданно, резко, как треск веток в ночи.

Я застыл, объятый недоумением. Смех звучал неправильно, пугающе. В нём не было ни капли радости, только какая-то странная, жутковатая издёвка.

– Что смешного? – спросил я, чувствуя, как холод проникает в меня.

И тогда мальчик, не прекращая смеяться, произнёс слова, от которых холод стал ледяным.

Отпуская перила моста, мальчик произнес с укором: «Я знаю, как ты даешь обещания. Ты неизменно их нарушаешь. И мы из-за этого страдаем, друг мой».

Его голос вдруг стал знакомым. Слишком знакомым. Но времени думать не было.

Я резко схватил его крепче, чувствуя, как паника нарастает.

– Нет! Не смей! – закричал я, утягивая его к себе.

Но он продолжал бороться. Его тело было худым, почти невесомым, но в нём таилась какая-то нечеловеческая сила. Он дёргался, рвался вперёд, ближе к краю.

Я тоже делал всё, что мог, чтобы удержать его. Схватил за капюшон, другой рукой вцепился в его тонкое запястье. Я чувствовал, как мои мышцы горят от напряжения, но не собирался отпускать.

И вдруг – ужасающий скрип! Казавшиеся незыблемыми перила проломились, воздух вокруг словно разорвался, и металлическое ограждение, увлекая нас за собой, обрушилось в бездну.

Мы падали.

Время замедлилось, и в этом страшном моменте я видел всё. Мою руку, которая уже не могла удержать его. Бесконечную чёрную реку внизу, раскинувшую свои воды, словно пасть огромного зверя.

В этот миг я понял, что моя жизнь закончилась. Здесь. Сейчас.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний – счастливые, горькие, бессмысленные. Всё моё существование превратилось в быстро сменяющиеся кадры. Рождение. Детство. Потери. Мост.

И я увидел её. Она ждала меня внизу, река, но её воды уже не были водой. Это был монстр, разинувший пасть. Она превратилась в огромную мухоловку, чьи зубцы тянулись ко мне.

Но это было лишь видение.

Мы упали.

И на этом моя жизнь закончилась. Раз и навсегда.

Глава 5. Начало всех концов

Бездна поглощала меня. Холодная, бескрайняя вода сжимала грудь, лишая малейшего намека на воздух. Вокруг – только вязкая, непроницаемая тьма, которая заполнила все мое сознание, все мое существование. Страх перед этим безмолвием уже не имел значения – в нем не осталось ничего человеческого, только первобытный ужас перед пустотой. Неумолимая сила тянула меня вниз, в глубины, где нет ни света, ни спасения.

Легкие горели, вырываясь из груди в попытке вдохнуть то, чего уже не существовало. Я не мог больше бороться. Измученный, обессиленный, я расслабился и позволил себе упасть в это бездонное ничто.

Где-то на краю моего сознания мелькнула мысль: вот так, значит, я и умру. Один. В темноте. Смерть не пугала меня – страшила лишь та завеса неизвестности, что стояла за ее порогом. Парадоксально, но я усмехнулся. «Как нелепо, – подумал я, – даже не зная, что такое любовь. Я никогда не любил, никогда не был любим».

Перед глазами возникали призрачные образы того, чего мне никогда не удалось испытать. Радость дружбы, захватывающие приключения, решения трудностей вместе с теми, кому небезразличен. Я хотел снова поговорить с родителями, хотя и знал, что они больше не хотят этого. Слишком долго я бежал от своих ошибок, считая, что самостоятельность – это свобода. Только позже я осознал, что быть самостоятельным, не став взрослым, – это бремя, почти непосильное.

Мысли становились размытыми, словно вязкий туман окутал мое сознание. Я умираю. Я видел смерть, или это был лишь обман разума, жаждущего вырваться из этой муки? Мне было жаль. Хотя я ненавидел свою жизнь, умирать я не хотел. Исправить прошлое – вот единственное желание, которое горело внутри, последнее, что осталось от меня.

И вдруг – свет. Он был далеким, почти нереальным. Это конец? Рай? Что-то за гранью моего понимания? Я протянул к нему руку, но мои силы покидали меня. Свет становился ярче, теплее, он манил меня, обещая что-то необъяснимое. Но мои глаза сомкнулись, и я провалился еще глубже, в пустоту.

И в этой глубине что-то изменилось. Я услышал звук. Сначала слабый, раздражающий. Звук? Откуда? Я же утопал в холодных глубинах! Почему я могу слышать? Почему… могу дышать?

В замешательстве я распахнул глаза. Меня ослепил яркий, почти болезненный свет. И тогда я понял – я еще жив.

Мир вокруг застыл, будто задержал дыхание в ожидании моего пробуждения. Я открыл глаза и осознал: это не моя комната. Лежал я не в своей кровати, в окружении странной тишины, словно само время решило сделать паузу. Пространство вокруг окутывал едва ощутимый туман непонимания.

Резкий, раздражающий звон будильника прорвался сквозь мой сон, выдергивая меня из его глубин. Но неожиданно его перебила мелодия – нежная, теплая, словно шепот забытых воспоминаний. Она была почти неуловимой, но пробудила что-то внутри. Перед глазами вспыхнул образ: мама, уютное утро, запах свежеиспеченных оладий, музыка на старом радио. Теплая волна нахлынула на меня, и мурашки пробежали по коже, оставляя за собой щемящую радость и грусть.

Я сел на кровати, ощущая, как сердце бьется то ли от волнения, то ли от растерянности. Комната вокруг казалась огромной, непривычно высокой, словно я стал меньше, словно превратился в ребенка. Незнакомая пижама лежала на мне свободно, чуждо. Это точно не та, в которой я засыпал. Кто переодел меня? Где я вообще нахожусь?

В голове всплыли обрывки воспоминаний: мост, падение, ледяная вода, страх… Я вздрогнул. Все это казалось таким реальным, таким близким, но сейчас казалось, что это был лишь сон.

Я поднялся и медленно направился к двери. Взялся за ручку, чуть поколебался, затем повернул ее. Коридор встретил меня пустотой. Ряды дверей, старинный шкаф в углу. Справа угадывался выход, но мой взгляд привлекла другая дверь – из-за нее доносилась та самая музыка. Она звучала теперь отчетливее, мелодия словно манила меня.

Я подошел ближе, толкнул дверь, и в лицо хлынули яркие солнечные лучи. Мои глаза не сразу привыкли к свету, я зажмурился, но музыка оборвалась так же внезапно, как и началась.

– О! Ты уже проснулся? – раздался женский голос, мягкий, теплый, до боли знакомый. – И не верится, что тебя разбудил будильник. Ты же у нас такой соня!

Я замер. Знакомое тепло этих слов ударило в самое сердце. Постепенно глаза привыкли к свету, и я увидел ее.

– Н…н…неужели это ты? – выдохнул я, с трудом веря своим глазам.

Она стояла передо мной, словно видение, словно ангел, сошедший с небес.

– Мама, – прошептал я и, бросившись к ней, заключил в объятия, крепкие, полные тоски и любви. – Я так скучал…

Она обняла меня в ответ, но в ее глазах читалось недоумение.

– Мы не виделись так долго? – спросила она, ласково прижимая меня к себе.

– Да, – едва слышно ответил я, отступая, чтобы снова взглянуть на нее. Слезы подступали к глазам, но я сдерживал их, не желая разрушить этот миг.

И вдруг дверь в комнату вновь отворилась. Свет очертил мужской силуэт, и мое сердце пропустило удар.

– Доброе утро, – произнес он.

– Папа, – выдохнул я, и новые слезы радости потекли по моим щекам.

Я обнял его так же крепко, как маму, словно это был сон, который я не хотел отпускать. Но их взгляды, полные растерянности, говорили мне, что они не понимали причины моей бурной радости.

– Сынок?, что-то случилось? – спросил отец, слегка отстранившись.

Я молчал. Что я мог ответить? Почему они казались выше меня? Или это я уменьшился? Почему эта комната, их лица, даже их голоса казались такими… далекими, но в то же время такими близкими?

Вопросы рвали меня изнутри, но ответа не было.

Оказавшись в стенах родного дома, я вдруг осознал, что окружён великанами. Родители возвышались надо мной, словно величественные горы, заслоняющие небо. А я… я будто затерялся в их тени, как путник, одиноко бредущий по бескрайней пустыне.

Сердце застучало быстрее. Я поспешно направился в уборную, встал перед зеркалом и…

Долго смотрел на своё отражение, не в силах осмыслить увиденное. Я стал юнцом? Нет, это нелепо, невозможно! Меня охватил холодный ужас. Я выскочил из ванной и почти бегом добрался до своей комнаты.

На тумбочке лежал телефон – взяв его в руки, пальцы лихорадочно скользнули по экрану, я открыл календарь… и замер.

2019 год.

Перед глазами всё поплыло. Грудь сдавило ледяной рукой паники. Это шутка? Розыгрыш? Возможно, на мне грим, тщательно сделанный, чтобы омолодить лицо? Но кто и зачем устроил бы подобное?

Я прижался спиной к стене, пытаясь отдышаться.

«Сон ли это? Или, может быть, правда то, о чём говорят теории бессмертия души и квантового бессмертия? Я умер и возродился вновь, но в теле подростка?» Нет, всё слишком реально. Слишком осязаемо.

Но тогда… что это значит?

Я судорожно сглотнул, а затем пришёл к выводу, который был страшнее всех предыдущих догадок.

«Неужели всего того, что было… моей жизни до тридцати лет… не существовало вовсе?»

Колени подломились, я рухнул на пол, сжав голову руками. Висках билась лихорадочная мысль: «Неужели… неужели это был всего лишь сон? Но как такое возможно?! Всё было так чётко, так ясно! Я… я не понимаю…»

Я сидел на полу, свернувшись в позе эмбриона, не зная, что делать, как принять происходящее. И вдруг откуда-то издалека донёсся голос:

– Завтрак готов! – раздался звонкий голос матери.

Я вздрогнул.

Медленно поднялся на ноги, заставил себя глубоко вздохнуть. Теперь всё стало на свои места. Почему родители так удивлялись моему поведению? Я не видел их больше десяти лет, а они – всего один день, перед сном.

Я ещё молод. Я не вырос. Но память… память и сознание остались прежними.

Похоже, я каким-то образом попал в прошлое.

О, небо… Это то, о чём я мечтал всю жизнь!

Да! Да! Да!

Меня захлестнула волна ликования. Я начал прыгать от радости, не в силах сдержать восторг.

В тот миг я парил на седьмом небе. Судьба явила мне свою милость, предоставив второй шанс – возможность исправить ошибки, изменить ход событий, прожить жизнь иначе. Радость, захлестнувшая меня, была подобна океанскому приливу – необъятная, всепоглощающая, она захватывала меня целиком, оставляя лишь трепещущее сердце, охваченное восторгом.

– Honey Metal? – мамин голос долетел до меня, мягкий и знакомый, будто тёплый ветер из далёкого прошлого.

Я замер. Это прозвище – маленький осколок моей детской беззаботности.

Когда-то давно отец, желая приобщить меня к своим музыкальным вкусам, показал мне старые кассеты. Среди них была одна с записями группы Honey Metal. Их музыка пленила меня с первых же аккордов, погрузив в мир звуков, где эмоции переплетались с мощными риффами и мелодичными переливами. Я переслушивал их снова и снова, пока песни не стали для меня чем-то большим, чем просто мелодии.

– Honey Metal? – снова позвала мать, и её голос, наполненный теплом, вернул меня в реальность.

– Иду! – отозвался я.

Я поспешил в гостиницу, где родители уже сидели за столом, наслаждаясь завтраком.

– Я немного задумался, – сказал я, садясь на своё место.

Передо мной красовался мой любимый завтрак – румяный, горячий тост с сыром и ветчиной. Запах был невыносимо аппетитным, и я вдруг понял, как давно не пробовал этого.

Я взял в руки горячий, хрустящий ломтик и на мгновение прикрыл глаза. Всё казалось таким простым, таким привычным… но лишь мне одному было ведомо, насколько драгоценным оказался этот момент.

С каждым новым укусом во мне вспыхивали новые, ещё более яркие ощущения. Тёплый, пряный аромат наполнял рот, пробуждая воспоминания о самых чудесных утра моей жизни. Хрустящая корочка поддавалась лёгкому нажатию зубов, уступая место нежной начинке, где сливочная мягкость сыра таяла, сплетаясь с терпким вкусом ветчины. Всё это дополнял крепкий чай – горячий, насыщенный, с лёгкими нотками бергамота. Он мягко обволакивал горло, оставляя после себя тёплый шлейф уюта. Каждый глоток смывал остатки вкуса, словно подготавливая мои рецепторы к новому наслаждению.

Но этот завтрак был чем-то большим, чем просто трапеза. Он утолял не только голод, но и наполнял меня ощущением жизни, давал редкое, почти забытое чувство умиротворения. В эти минуты мир сужался до небольшого островка, где существовали лишь тепло, вкус и покой.

Я так глубоко погрузился в наслаждение, что не сразу заметил её.

Анака – Моя сестра.

Она сидела за соседним столиком, и я не понимал, как мог не увидеть её раньше. Может, я слишком увлёкся мыслями, нахлынувшей ностальгией… а может, этот тост оказался слишком хорош, чтобы отвлекаться.

Но теперь я смотрел на неё и чувствовал, как внутри что-то дрогнуло.

Анака всегда была особенной. Сгусток чистой, искрящейся энергии – человек, чьё присутствие ощущалось даже в молчании. В ней была удивительная способность: просто находясь рядом, она могла приносить утешение и покой, а порой – пробуждать желание меняться, становиться лучше.

Я смотрел на неё и вдруг понял: в этот момент я наслаждался не только завтраком. Я вкушал саму жизнь – с её простыми, но бесценными радостями, с людьми, которые наполняют её смыслом, делают её настоящей.

И всё же… я забыл о ней.

О сестре.

О самом близком, самом дорогом человеке.

Эта мысль больно кольнула, оставив во мне горький привкус утраты. Но следом пришло и другое осознание: передо мной был не просто тост и чай, не просто воспоминания и уютное утро.

Передо мной был второй шанс.

Позавтракав в этом маленьком райском уголке, я направился в свою комнату и, улёгшись на кровать, задумался: с чего начать этот день в прошлом? Я никогда не задумывался о подобном. А теперь, когда у меня был этот шанс, голова вдруг опустела.

Размышления прервал стук в дверь.

– Входи, – сказал я, не вставая.

Дверь отворилась, и на пороге появился отец. Удивление мелькнуло на его лице.

– Ты ещё не надел школьную форму? – воскликнул он. – Можешь опоздать!

Я замер.

– Школьная форма? Опоздание? – переспросил я, словно эти слова не имели смысла.

– Похоже, ты забыл, что сегодня первый день учебы, – с лёгким укором произнёс отец. – Анака уже одета и ждёт тебя. Твой портфель тоже готов.

Я моргнул, позволив этим словам осесть в сознании.

«Значит, сама судьба указывает мне путь. Что ж… не стану ей противиться».

– Ждите меня в машине. Я мигом.

Когда дверь закрылась, я медленно поднялся и шагнул к шкафу.

Раздвинув створки, я вдохнул аромат, которого не чувствовал долгие годы. Это был запах ткани – лёгкая затхлость, перемешанная со свежестью мыла, едва уловимый шлейф детства.

Мой взгляд скользнул по аккуратно сложенным вещам.

Я взял в руки белую рубашку. Гладкая, хрустящая, она будто хранила в себе дыхание утренней прохлады. Я провёл пальцами по ткани, ощутив нежную шершавость, еле заметные следы от недавней стирки. Чиста, безупречна – словно специально приготовлена к началу учебного года.

Следом я достал фиолетовый галстук. Широкий, строгий. Воспоминания нахлынули, и я невольно улыбнулся: как же я мучился в детстве, завязывая этот узел, краснел, когда он получался кривым… Этот галстук был символом времени, когда я уже не был ребёнком, но ещё не стал взрослым.

Затем – чёрные брюки. Свободные, удобные, мягкие, как старые друзья.

И, наконец, пиджак. Тёмно-фиолетовый, почти чёрный, с бархатистой поверхностью. Я провёл ладонью по лацкану, ощущая его шероховатость. Этот пиджак всегда делал меня старше, увереннее. Надевая его, я переставал быть просто школьником. В нём я чувствовал себя кем-то большим.

Я начал одеваться. Белая рубашка мягко легла на плечи, галстук лёгкими движениями скользнул в привычный узел, брюки сели идеально, словно сшиты по мне заново. И, наконец, пиджак.

Я застегнул верхнюю пуговицу и взглянул в зеркало.

Отражение смотрело на меня с лёгкой полуулыбкой.

Я видел не того, кем был вчера.

Я видел себя юного.

Впервые за долгое время.

Дверь моей комнаты тихонько скрипнула, когда я вышел в полумрак коридора. Возле окна, погружённая в чтение, сидела мама. Тёплый свет утреннего солнца мягко ложился на страницы её книги, создавая иллюзию спокойствия и уюта.

Она подняла глаза, и на её лице появилась ласковая улыбка.

– Удачи, Хани Метал. С первым днём учёбы, сынок!

В её голосе звучала невысказанная забота, скрытая за лёгкой, почти игривой интонацией.

– Спасибо, мам, – ответил я, стараясь не выдать дрожь, пробежавшую по телу.

Я направился к выходу, ощущая на себе её тёплый взгляд.

Покинув родной дом, я вдохнул прохладный утренний воздух. Он был свежим, чистым, наполненным лёгкой влажностью – напоминанием о ночном дожде. На стоянке у подъезда уже ждала машина. Отец сидел за рулём, Анака терпеливо ждала на заднем сиденье.

Когда я сел в машину, двигатель ровно заурчал, и мы тронулись в путь.

Глава 6. Свет гаснет?…Или…

По дороге я внимательно вглядывался в город, словно видел его впервые. Хотя, возможно, так оно и было. За все эти годы Урбсвин нисколько не изменился. Экономический застой и кризис оставили на нём свой след: облупленные стены старых зданий, потрескавшийся асфальт, пустые витрины магазинов, в которых когда-то кипела жизнь. Людям едва хватало денег на пропитание и крышу над головой, но при этом они не выглядели бедными. Они просто жили – так, как умели.

Мой взгляд скользил по городской инфраструктуре. Урбсвин, как и прежде, оставался «ни рыбой ни мясом» – слишком развитым, чтобы называться провинцией, но недостаточно процветающим, чтобы быть мегаполисом. Я никогда не бывал в других городах, а потому не мог сравнивать, но знал одно: Урбсвин был большим. Почти две тысячи квадратных километров, включая городские поселения и близлежащие сёла.

Справа мелькнула река – Серебристая Долина. Своё название она получила благодаря удивительному явлению: солнечные лучи, падая на её поверхность, рассыпались на тысячи мерцающих бликов, создавая иллюзию жидкого серебра, особенно прекрасную на закате.

А чуть дальше начинался Дремучий лес. Густой, величественный, он был украшением нашего края, местом, где можно было раствориться в тишине и забыться среди вековых деревьев. Многие приезжали сюда ради кемпинга, но это была лишь малая, безопасная его часть. Настоящий же Дремучий лес начинался там, где заканчивались туристические тропы.

Там начинались непроходимые болота.

Школьный двор встретил нас всё тем же привычным, неизменным обликом. Казалось, что время здесь застыло: тот же потрескавшийся асфальт, те же школьные клумбы с поникшими цветами, тот же старый забор, за которым начиналась дорога в мир взрослой жизни.

– С первым днём, дети! Удачной учёбы! – пожелал нам отец, тепло улыбаясь.

– Спасибо! – ответили мы с Анакой в унисон.

Отец одобрительно кивнул и, прежде чем уехать, добавил:

– Помоги сестре с портфелем и отведи её в класс, сынок.

– Хорошо, – послушно кивнул я, взяв в руки тяжёлый портфель сестры.

Машина мягко тронулась с места и скрылась за поворотом. Я повернулся к сестре, но… её уже не было рядом.

– Анака? – позвал я, оглядываясь по сторонам.

Пусто. Сердце сжалось от тревоги. Ещё мгновение назад она стояла здесь, а теперь словно растворилась в воздухе. Мир на секунду пошатнулся, оставляя меня в растерянности. Но внезапно я заметил её – она мчалась к школе, ловко лавируя среди учеников.

– Чёрт, почему она такая быстрая?! – выругался я про себя и, крепче сжав в руках её розовый портфель, бросился вслед за ней.

Со стороны это, вероятно, выглядело забавно: я, изо всех сил стараясь не отставать, несусь через двор, размахивая девчачьим рюкзаком.

– АНАКА! – выкрикнул я, надеясь, что она услышит.

Но она уже скрылась за школьными дверями. Я тоже вбежал внутрь, лавируя между спешащими учениками, пока, наконец, не заметил её – она догнала своих друзей и остановилась, весело болтая с ними.

Я резко затормозил рядом, тяжело дыша. В груди колотилось сердце, лёгкие горели огнём.

– Фух… давно я так не бегал, – промелькнуло в голове.

– Анака, больше так не делай, – выдохнул я, протягивая ей рюкзак.

– Спасибо, братик! – беззаботно улыбнулась она.

Я перевёл взгляд на её друзей. Они странно смотрели на меня – то ли удивлённые, то ли сдерживающие смех. И только теперь я осознал, как, должно быть, нелепо выглядел, запыхавшийся, с растрёпанными волосами, всё ещё сжимая в руках этот розовый портфель.

– Привет, – коротко бросил я, чувствуя, как в груди поднимается лёгкое смущение.

И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл.

Поднимаясь по лестнице, я услышал пронзительный звонок – сигнал к началу урока. В груди вспыхнула паника: я забыл, где находится мой класс, и, скорее всего, опоздаю!

Тревога охватила меня, и я, не разбирая дороги, бросился вперёд. В страхе заглядывал в окна и двери, цеплялся взглядом за любые знакомые лица, но, похоже, удача в этот день прошла мимо. Коридоры тянулись бесконечным лабиринтом, а каждая пройденная секунда только усугубляла ощущение беспомощности.

Я почти сдался, когда краем глаза заметил движение. Кто-то крался по коридору, стараясь слиться с тенями, но выглядел настолько подозрительно, что сразу привлёк моё внимание.

Не раздумывая, я ускорил шаг и окликнул незнакомца:

– Привет, не подскажешь, где находится мой класс? Я что-то заплутал и уже опаздываю.

Фигура передо мной замерла. Затем, неохотно обернувшись, произнесла с ноткой раздражения:

– Верь мне, братан, мне тоже этого не хочется.

Я почувствовал, как внутри всё обрывается. Время замерло, воздух стал гуще, а реальность внезапно дала трещину. Мне казалось, что я вижу призрак, что мир играет со мной злую шутку.

Но это лицо я узнал бы из тысячи.

– Эш… – мой голос прозвучал сдавленно, почти охрипло.

Я шагнул вперёд и обнял его, желая убедиться, что он настоящий, что это не мираж, не фантом.

– Тише, нас могут заметить! – Эш резко отстранился, оглядываясь. – С чего такая радость? Неужели соскучился за лето?

Я отступил, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Как мне сказать ему? Как объяснить, что в моей реальности он был объявлен без вести пропавшим, что я уже почти смирился с тем, что больше никогда его не увижу?

– Д-да… точно. Прости. Просто… по тебе скучал. Давно тебя не видел.

Эш хмыкнул и хлопнул меня по плечу.

– Ну что поделать, Кейн, я тоже скучал. Но сейчас не время для сантиментов – мы опаздываем.

Я моргнул, пытаясь осознать происходящее.

– Точно! Я как раз собирался спросить у тебя, где наш класс.

– Ты сегодня явно не в себе, – Эш покосился на меня с подозрением. – Обычно это я у тебя спрашиваю, куда идти, а ты изображаешь знатока, который знает всё на свете. Теперь, похоже, роли поменялись.

Он махнул рукой вперёд.

– Наш класс. 101-й. Прямо перед нами.

Я уставился на дверь. В груди творилось что-то странное: тревога смешивалась с азартом.

– Не знаю, что со мной, но что-то явно необычное происходит… И мне это нравится.

– Главное, чтобы тебе нравилось, – усмехнулся Эш. – Заходим?

Я посмотрел на него – живого, настоящего, улыбающегося.

– Если получим наказание, то только вместе.

Эш рассмеялся:

– Вот это я понимаю! Помнишь!

Мы переглянулись, и я впервые за долгое время почувствовал, что всё идёт так, как должно. Мы шагнули внутрь.

– Здравствуйте, профессор Джекерстоун. Простите нас за опоздание в первый же день учебы. Нам очень стыдно, – виновато произнёс Эш, склонив голову.

Но я заметил, как его губы предательски дёрнулись в сдерживаемой улыбке. Что его так развеселило? Я недоумённо посмотрел на него, но, не найдя ответа, повернулся к профессору.