Прошлая жизнь

«Может быть, я лунатик?» – эта мысль промелькнула внезапно, заставив меня вздрогнуть. Всё это могло бы объяснить многое, о чём я боялся даже думать. Возможно, я совершил что-то, о чём сам не знаю, или стал жертвой чего-то, что заблокировал мой разум.

Но одно я понял с уверенностью: этот шрам был причиной моих давних проблем с мочеиспусканием. Словно запоздалая разгадка, он наконец объяснил то, что я до сих пор не мог понять.

Я долго смотрел на своё отражение, словно ожидая, что оно ответит мне на вопросы, которые разрывали мой разум. Но зеркало молчало. А вместе с ним молчало и моё прошлое.

Я долго стоял перед зеркалом в душевой, наблюдая за своим отражением. Влажные волосы прилипли к лицу, капли воды медленно стекали по щекам, оставляя прохладные дорожки. В зеркале я видел себя таким, каким нечасто бываю – уравновешенным, отдохнувшим, словно утренний дождь смыл накопившуюся усталость. Наконец, я оторвался от своего размышляющего взгляда. Решив, что пора выйти, я взял комплект одежды, оставленный для меня Смитом. Удобные штаны и мягкая футболка сели идеально, даря ощущение домашнего тепла.

Глава 3. Кровь из чашки

В гостиной царила уютная атмосфера. Там уже были Мистер Смит и Айрис. Легкий аромат свежесваренного кофе переплетался с приглушенными звуками их неспешного разговора. Они выглядели расслабленными, словно этот вечер был одним из тех, что случались часто и всегда приносили радость.

– Извините, у вас есть чай? Кофе я больше не пью, – сказал я, чуть смущенно, стараясь быть вежливым, но в то же время отклоняя предложенный напиток.

– Конечно, сейчас принесу, – ответила Айрис с теплой улыбкой и, мягко ступая, скрылась в направлении кухни, оставив меня наедине со Смитом.

Неловкое молчание длилось всего мгновение, прежде чем я решился задать вопрос, который не давал мне покоя.

– Прошу прощения за личное, но вы давно знакомы?

Мистер Смит слегка улыбнулся. В его глазах зажглись искорки доброты, которые редко увидишь в людях. Он чуть наклонился вперед, словно готовясь поделиться чем-то сокровенным.

– Мы познакомились в девятом классе, но по-настоящему близки стали только в десятом, – начал он, его голос был мягким, размеренным. – Тогда я случайно оказался рядом, когда Айрис донимал один неприятный парень. Ну, знаешь, из тех, кто любит самоутверждаться за счет других. Я заступился за нее. С тех пор мы начали общаться. Сначала просто дружили, потом – свидания… И вот теперь у нас двое детей.

Он говорил спокойно, с легкой улыбкой, но в каждом его слове звучала глубокая привязанность. История, которую он рассказал, не требовала лишних деталей, все и так было понятно. Это был не просто рассказ о прошлом, а подтверждение, что их связь проверена временем и укреплена взаимной поддержкой.

В голову внезапно пришел вопрос, который показался мне одновременно странным и немного смешным.

– Так что, вы столкнулись с Айрис случайно в девятом классе, как в тех фильмах, где девушка роняет листы, а герой помогает их собрать? – спросил я, но тут же пожалел о своих словах. Это звучало до абсурда тривиально, словно я пытался упростить их историю до уровня шаблонной сцены.

Но вместо раздражения или снисхождения Мистер Смит разразился искренним, громким смехом.

– Ну, не совсем так, но что-то в этом есть, – ответил он, весело покачав головой. Его реакция неожиданно сняла с меня напряжение, словно этот смех растворил мою неловкость.

– А вы часто вспоминаете то время? – спросил я, теперь уже всерьез заинтересованный.

– Довольно часто, – ответил он после небольшой паузы, и в его глазах появилась теплая, светлая искра. Это был взгляд человека, который бережно хранит свои воспоминания, и в то же время – человека, который по-настоящему любит.

Мгновение спустя Айрис вернулась из кухни. В ее руках была изящная фарфоровая кружка, из которой поднимался тонкий ароматный пар. Она поставила ее передо мной, одарив нежной улыбкой, от которой все мои тревоги растворились, как утренний туман под первыми лучами солнца.

– Спасибо, – произнес я, принимая горячий чай и чувствуя, как ее тепло передается через керамику прямо в мои ладони.

Я огляделся вокруг. Все вокруг дышало умиротворением. Комната, наполненная мягким светом, их голоса, которые перекликались в идеальной гармонии.

– У вас здесь так тихо и уютно. Причем не только в доме, но и на улице. Наверное, и соседи у вас такие же, – заметил я, пытаясь выразить свое восхищение.

Смит посмотрел на меня, и его взгляд вдруг стал тяжелым, словно в глубине души всплыла болезненная тень прошлого. В его глазах мелькнула печаль, тихая и глубокая, как затянувшаяся рана.

– У нас нет соседей. Все дома поблизости пустуют, – сказал он, его голос прозвучал почти шепотом, будто он боялся потревожить хрупкую тишину, окутывающую это место.

– Вот как… А где же они? Или их изначально здесь никогда не было? – осторожно спросил я, чувствуя, как в душе загорается тревожный интерес.

Смит на миг задумался, словно решая, стоит ли мне знать правду. Его лицо потемнело, а плечи чуть поникли, будто под тяжестью воспоминаний.

– Это довольно неприятная история, – начал он, наконец, и я увидел, как в его глазах промелькнула горечь. – Урбсвин – город сложный. Он всегда был на границе с Маррландом, страной, где царят криминал, наркоторговля, оружие… и потоки мигрантов. Все это неизбежно проникало к нам через границу.

Он сделал паузу, его пальцы слегка сжали подлокотник кресла, будто он старался удержаться на плаву в водовороте воспоминаний.

– Джеймсон Крамп, бывший мэр, обещал построить стену, чтобы защитить нас от этого хаоса. Этих людей, которые, по его словам, были «тварями». Но проект провалился. Вместо этого начался хаос. Наши соседи… кто-то поддался влиянию банд, кто-то сам стал частью этого криминального мира. Другие погибли от их рук.

Смит замолчал, будто слова с трудом шли из глубины его души.

– Всех, кто был замешан в банды, посадили в тюрьму. Но что это изменило? Убийства, наркотики, грабежи… Это стало нашей реальностью. И однажды люди начали уходить. Сначала семьи, потом одиночки. Остались лишь пустые дома.

Его слова резанули, словно лезвие. Они рвали на куски ту безмятежную картину, которую я успел нарисовать о городе.

Я опустил взгляд на кружку с чаем, но вместо спокойного аромата горячего напитка почувствовал, как в моей голове оживает яркий, мучительный образ. Чай казался кипящей кровью, а в ней отражались безликие лица невинных жертв, тени их страхов и боли. Простая фарфоровая кружка вдруг стала символом кошмара, адским котлом, в котором варилась жизнь целого города.

Тишина комнаты давила. Я больше не видел уюта, который так недавно восхищал меня. Вместо него – мрачный груз страданий, тихо вписанных в стены этого дома, в каждый предмет, в каждое слово Смита.

Помолчав несколько мгновений, Мистер Смит неожиданно задал мне вопрос, которого я боялся больше всего.

– Кстати, расскажи о себе. Чем ты занимался в школе? Какие-нибудь интересные истории? У тебя был лучший друг или, может, друзья?

Его слова долетели до меня, но, казалось, отразились где-то далеко, словно эхо, звучащее в пустом пространстве. Я отключился. Мой разум погрузился в лабиринты воспоминаний, темные и извилистые, будто созданные специально для того, чтобы запутать и уничтожить.

Комната вокруг словно исчезла. Ее уютный свет сменился мрачным полумраком, похожим на вечные сумерки. Меня окутал пугающий туман, в котором витали бесформенные тени. Приглушенные голоса звучали откуда-то издалека, шептали неразборчиво, тревожно. Я чувствовал, как по коже пробегает ледяной холод, будто невидимое дыхание смерти коснулось меня.

Внезапно по комнате пронесся порыв ветра. Все вокруг пришло в движение: предметы срывались с места, кружились, как в безумном танце, и с глухим стуком ударялись о стены. Меня охватил непередаваемый страх. Меня трясло, словно я был тонущим кораблем в шторме, и каждое движение делало дыхание все труднее. Грудь сдавило, будто невидимая рука пыталась задушить меня.

Я опустил взгляд на кружку с чаем, но вместо теплого напитка увидел, как из нее льется огненная лава, ярко-красная, обжигающая. Лава стекала по моим рукам, и в мгновение от пальцев остались лишь черные, обугленные кости. Ужас застыл в моих глазах, я чувствовал, что схожу с ума.

Но тут, словно пробиваясь сквозь этот кошмар, я услышал голос Смита. Спокойный, уверенный, почти отрезвляющий.

– Приятель, эй! Ты в порядке?

Словно ледяная вода, его слова вернули меня в реальность. Я вздрогнул, комната вновь обрела четкость, а тени исчезли, растворившись в воздухе.

– Да… Да, я в порядке, – произнес я, стараясь взять себя в руки, хотя голос предательски дрожал. – Насчёт вопроса… Ничего интересного. Я даже… я даже ничего не помню.

Я отвел взгляд, надеясь, что он не заметит, как мое лицо стало бледным, а руки дрожат. Но Смит ничего не сказал, лишь наблюдал за мной с мягким, понимающим выражением. Его молчание словно давало мне передышку, позволяя прийти в себя, хотя туман моего прошлого все еще витал где-то неподалеку.

Недолгий покой, словно хрупкая весна, быстро сменился ледяным ветерком, который прошел сквозь комнату, оставив за собой напряжение. Айрис, словно стремясь развеять тяжелую тишину, заговорила. В ее голосе звучала ностальгия, теплая и мягкая, как солнечный луч в холодный зимний день.

– Неужели ты не помнишь? – начала она, пристально глядя на меня. – Это был такой интересный и незабываемый период. А как же Эш? Вы ведь были не разлей вода. Особенно ваш макет вулкана! Помнишь? Вы тогда заняли второе место. Эш забыл принести пульт для активации извержения, и вы оба были в шоке, что хотя бы второе место взяли. Это было так забавно…

Ее лицо озарила теплая улыбка, почти детская, полная искренности. Эта улыбка словно на миг осветила комнату, разогнав мрак.

Смит тоже улыбнулся, глядя на нее, а затем перевел взгляд на меня.

– Как ты мог забыть такую историю, мой друг? – спросил он, его голос звучал легко, почти весело. – И своего друга… Что-то случилось?

Слова Смита прозвучали неожиданно громко, словно разломили невидимую оболочку вокруг меня. Я почувствовал, как время замедлилось. Взгляд Айрис, наполненный теплом, вдруг изменился. Ее улыбка угасла, как свеча под внезапным порывом ветра. Она знала. Знала так же, как и я, что Эш пропал. Пропал бесследно, оставив только боль и вопросы без ответа.

Я замер, словно дерево, сраженное молнией. Вся комната потемнела, и я погрузился в бездну воспоминаний. Внутри меня все будто застыло. Мой взгляд стал пустым, лишенным жизни, как окошки дома, в котором давно уже никто не живет.

Мое тело предательски задрожало. Слова застряли в горле, язык не слушался. Я хотел что-то сказать, но не мог. Казалось, что даже дыхание стало невозможным.

Когда я поднял глаза, передо мной все еще были Смит и Айрис. Но между ними я увидел… его. Эша. Его силуэт был нечетким, словно вытканным из тумана. Безликий, бесформенный, он двигался ко мне медленно, будто прокладывал путь через вязкую тьму.

Это был не просто призрак прошлого. Я понял, что это нечто большее, страшное и живое. Не воспоминание, а нечто гораздо сильнее, чем мой разум мог бы вынести.

Комната погрузилась в тьму, словно мир вокруг исчез, оставив меня один на один с призраком Эша. Ноги словно приросли к полу, каждая попытка пошевелиться была тщетной. Он стоял напротив, вытягивая руку в мою сторону, его силуэт мерцал, будто созданный из тени и тумана.

Дыхание перехватило. Невидимая рука сжала мою грудь, лишая воздуха. Каждый вдох давался с мучительным усилием, но Эш продолжал приближаться. Его прикосновение к моему плечу было ледяным, будто сама смерть коснулась меня.

– Я жду тебя, мой друг. Скоро мы увидимся, – прошептал он, его голос был холодным и пустым, как зимний ветер, несущий обрывки забытого сна.

Резкий толчок вырвал меня из этого кошмара. Я вскочил, ощутив, как сердце гулко бьется в груди. Его слова все еще звучали у меня в ушах, звеня зловещим эхом.

– Нет! Нет! НЕТ! Прошу, закроем эту тему! – выкрикнул я, хватая ртом воздух, мои руки дрожали, а тело словно налилось свинцом.

Смит вмиг оказался рядом, его голос звучал тревожно, но мягко:

– Успокойся. Тебе плохо? Мне вызвать скорую?

Я замотал головой, стараясь унять дрожь.

– Нет… не надо. Все хорошо, – произнес я, хотя ни в словах, ни в голосе не было уверенности.

С трудом поднявшись, я сел обратно на стул. Тишина окутала нас, как густой туман, тяжелый и давящий. Мы долго сидели, молча, словно каждый из нас боялся разрушить зыбкое равновесие между реальностью и тем, что только что произошло.

Но тишина была невыносима. Она словно висела над головой могильным камнем, давила на грудь и мешала думать. Я чувствовал, как холодный пот стекает по спине. Смит и Айрис осторожно оставили меня одного, будто чувствуя, что их присутствие только усугубляет мое состояние.

Я сидел перед остывшей кружкой чая, теперь напоминавшей символ пустоты, что заполнила мою душу. Их забота, их доброта казались мне сейчас не более чем театральным жестом, неспособным унять бурю, бушующую внутри.

Сил терпеть больше не осталось. Я поднялся, стремясь сбежать от этой удушающей тишины, от самого себя.

В соседней комнате, где сушилась моя одежда, я медленно надевал рабочий костюм. Казалось, это была не просто одежда, а броня, которой я надеялся оградить себя от этого мира, от их взглядов, полных сожаления, от их слов, что звучали бы, как пустое утешение. Они ничего не знали, ничего не могли понять. Как можно осознать то, что спрятано глубоко внутри, то, что не имеет формы, не поддается объяснению?

Когда я вернулся в гостиную, их лица встретили меня немым ожиданием. Смит стоял у окна, его силуэт резко выделялся на фоне неба, будто тень, вырезанная из серого света. Айрис сидела на диване, напряженно сжав руки в кулаки. Ее взгляд, лишенный теплоты, будто ожидал чего-то неизбежного.

– Ты уже уходишь? – спросил Смит, его голос прозвучал неожиданно мягко, как будто я нарушил какой-то невидимый договор, который он не успел озвучить.

Я ответил резко, почти бросив слова, как камни в стекло:

– Разве это не очевидно? Я ошибся, приняв это место за убежище. Я думал, что найду здесь хоть каплю покоя, но оказался только глубже в своей боли. За одежду и душ спасибо, долг верну, если это так важно. Но я ухожу. И, надеюсь, больше никогда сюда не вернусь.

Айрис опустила глаза, ее кулаки разжались, а Смит слегка повернул голову, но продолжил смотреть в окно, как будто мои слова были не для него, а для чего-то там, за стеклом.

Я отвернулся, чтобы не видеть их лиц, и шагнул к двери. Ключевые слова уже были сказаны, а молчание, повисшее в комнате, было тяжелее любого ответа.

Смит застыл, словно молния парализовала его на месте. Он не мог поверить в услышанное, не мог осознать, что именно сломало меня, что заставило отвернуться от их доброты и тепла. Его взгляд пытался проникнуть в глубину моих глаз, словно ища там ответы, но натолкнулся на бездну – на пустоту, которая теперь была моим единственным спутником.

Айрис не выдержала. Ее голос разорвал тишину, как грозовой раскат. Слова, сорвавшиеся с ее губ, били по мне, словно осколки разбитого стекла, острые и болезненные.

– Как ты смеешь говорить с нами таким тоном в нашем доме? Ты – муха! Жалкая, ничтожная муха! Неудивительно, что твой единственный и лучший друг пропал без вести. Может, это даже к лучшему! Ты не заслуживаешь друзей, счастья, любви. Ты просто завидуешь всем вокруг, потому что сам – никчемный неудачник. Именно поэтому в школе тебя так и называли!

Ее слова вонзились в меня, словно кинжал, каждый удар попадал точно в цель. В них не было ни жалости, ни сочувствия, лишь холодное, расчетливое желание ранить, уничтожить. Она не просто задевала мои чувства, она топтала их, словно хотела полностью стереть меня с лица земли.

Гнев взорвался во мне, как пламя, вырвавшееся из-за плотины. Он хлынул в голову, в руки, в грудь, захлестнув все остальное. Кулаки сжались так сильно, что пальцы впились в ладони, оставляя болезненные следы. Кровь стучала в висках, обжигая, кипя. Мне стало все равно – на их дом, на их жалость, на их доброту, которая теперь казалась мне фальшивой.

Передо мной была только она. Она, эта низкая тварь с круглыми очками и злым оскалом. Она, которая посмела унизить меня и оскорбить память о моем друге. Эша, которого я потерял. Эша, чье отсутствие резало по моей душе каждый день, оставляя открытые, гноящиеся раны.

– Замолчи, – прошипел я, чувствуя, как гнев вытесняет остатки разума. – Просто замолчи, Айрис. Ты понятия не имеешь, что такое боль.

Но она не замолкла. Её лицо исказила злорадная улыбка, как будто ей нравилось видеть, как я разрываюсь на части.

Голос в моей голове стал настойчивее, словно чужой шепот прорвался сквозь стены моего разума: «Ответь ей. Ну же, чего ты ждешь?» Он звучал так уверенно, так требовательно, и одновременно с этим казался пугающе знакомым, почти родным.

Да пошла ты на х##, тварь! – Взорвался я, слова слетали с губ, словно раскалённые угли. Ты что, совсем берега попутала? Как ты смеешь поминать Эша своим вонючим ртом?! Нос свой суёшь куда не просят, крыса обооссанная!

Айрис резко отшатнулась, но я продолжал, не в силах остановиться, поднимая голос всё выше, словно пытаясь перекричать внутреннюю боль:

Ты называешь меня мухой? А ты кто? Паразит, который питается чужими страданиями! Ты смеешь упоминать Эша только для того, чтобы пнуть меня, добить, как последний трусливый шакал!

Ты знала, знала, как мне больно от его пропажи, и всё равно упоминала о нём, чтобы снова ранить! Ты ничем не отличаешься от тех хулиганов, что всегда издевались надо мной! Такая же бездушная мерзавка, наслаждающаяся чужими страданиями!

Айрис замерла, её лицо побелело, но я уже не мог остановиться.

– А знаешь, кому действительно не повезло? Мистеру Смиту, который вынужден терпеть такую злобную, вонючую крысу, как ты!

Моя ярость, словно ураган, не знала границ. И прежде чем я успел осознать свои действия, рука сама сжалась вокруг кружки.

ААААА! Закричал я, и с размаху бросил кружку в её сторону.

Кружка разбилась о стену, чай брызнул в стороны, растекаясь по стене и полу, как багровые пятна крови. Осколки с мелодичным звоном разлетелись в разные стороны, как отражение моего внутреннего хаоса.

Айрис вскрикнула и закрыла голову руками, её лицо застыло в маске страха. Смит, стоявший неподалёку, неподвижно смотрел на разбитую кружку, словно не веря в происходящее. Затем его взгляд медленно поднялся на меня. Его глаза горели диким гневом, в них не осталось и следа прежней мягкости.

ВОН ОТСЮДА! – проревел он, и прежде чем я успел осмыслить его слова, он схватил меня за воротник. Его руки были сильными, хватка железной. Я не сопротивлялся.

Он вытащил меня наружу, будто выбрасывал мусор, и швырнул на холодную землю. Я упал, ощущая жесткость камней под собой, но боль была ничтожной по сравнению с той, что разрывала мою душу.

Смит, глядя на меня сверху вниз, тяжело дышал, его грудь вздымалась от ярости.

Больше никогда не возвращайся.

Его слова звучали как приговор. И в этом моменте, под холодным небом, я вдруг понял: в этом доме для меня больше нет места.

Я всё ещё не мог прийти в себя после сказанных слов и брошенной кружки. Упав на землю, я внезапно осознал, насколько далеко всё зашло. Мистер Смит возвышался надо мной, словно сама смерть, стиснувшая косу в ожидании момента забрать мою душу. Его силуэт казался мрачной статуей – грозным и неумолимым. Я лежал, ошеломлённый случившимся, внезапно осознавая, что мой конец может наступить здесь и сейчас.

Его взгляд был холодным, немилосердным, и в нём пылал не просто гнев. Это было что-то большее – жгучее желание стереть меня с лица земли. Инстинктивно я протянул руку, словно этот жест мог хоть на мгновение остановить его ярость, отогнать неизбежное.

– Прошу, мистер Смит, я… я не хотел… – голос мой дрожал, слова срывались, как обломки корабля в бушующем море. – Всё вышло на порыве ярости, я не контролировал себя! Я… только сейчас понял, что наделал. Простите меня, пожалуйста. Я прошу прощения у вас, у вашей жены… за всё, что натворил. Я не хотел этого.

Молчание. Невыносимая, давящая тишина. Мистер Смит не проронил ни слова, лишь смотрел на меня сверху вниз с непроницаемым лицом. Но, заглянув в его глаза, я вдруг увидел что-то новое. Это было не сострадание, не прощение, но намёк на внутреннюю борьбу. В глубине его взгляда мелькнуло нечто – крупица сомнения или, может быть, подавленной боли.

– Ты… ты… – его голос дрогнул, оборвавшись. Словно слова застряли где-то в глубине горла, отравляя его изнутри. Мистер Смит закрыл глаза.

Я видел, как его плечи едва заметно вздрогнули, как в его лице застыла мучительная борьба. Это была не просто ярость, это была боль – неизмеримая, всепоглощающая боль, от которой он едва держался. Он поднял голову, медленно открывая глаза, и я увидел в них то, что ледяной ком страха в моей груди не ожидал увидеть: пустоту. Не было больше гнева, лишь мрачная, опустошающая тишина, будто вся энергия его существования покинула тело.

Он смотрел на меня, но словно видел не меня, а что-то далёкое, недостижимое. Он не знал, как жить дальше, как справиться с этой невыносимой тяжестью. И всё же в этом взгляде я уловил другое – едва заметное желание понять, найти в себе силы простить.

Я поднялся на ноги, будто только что вырвавшись из дурного сна. Шатаясь, я сделал несколько шагов к Айрис. Голова гудела, а мысли путались, но мне нужно было что-то сказать, хоть как-то объясниться.

– Прости, – мой голос прозвучал хрипло, будто я пережил страшную бурю. – Я был не в себе. Разбил кружку… Сам не понимаю, что на меня нашло. Прошу прощения за этот… за всю эту ситуацию. За моральный и материальный ущерб. Я просто… свихнулся. А потом… потом ты назвала меня мухой, как в школе. Это вывело меня из себя.

Айрис смотрела на меня так, словно я говорил на каком-то чужом, ей незнакомом языке. В её взгляде застыло искреннее недоумение.

– Какая муха? О чём ты вообще? – спросила она, медленно качая головой.

Я замер, пытаясь осознать её реакцию. Может, это какая-то игра? Или они решили выставить меня сумасшедшим? Я сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает вдоль позвоночника.

– Ты же назвала меня мухой… – пробормотал я, глядя прямо ей в глаза, в которых не было ни капли насмешки. – И ещё… сказала пару неприятных вещей. После этого я… сорвался.

Айрис всё так же стояла неподвижно, словно статуя, застывшая в полной растерянности. Её лицо ничего не выражало, кроме искреннего непонимания.

– Ничего подобного она не говорила, – вмешался мистер Смит. Его голос был ровным и спокойным, но в глазах я уловил тревогу. Он смотрел на меня с явным беспокойством, словно пытаясь разгадать моё состояние. – Айрис просто хотела узнать, что с тобой случилось. Может, у тебя проблемы? Мы хотели помочь.

Слова мистера Смита звучали странно, словно чужеродный шум, пробивающийся сквозь туман в моей голове. Что-то во мне дрогнуло, но я не был готов это признать. Я смотрел на них, на их лица, которые не выражали злобы или осуждения, и чувствовал, как внутри всё рушится.

Мир вокруг меня поплыл, утратил очертания, словно реальность растаяла в дымке странного сна. Я чувствовал себя потерянным, как будто всё, что произошло несколько минут назад, было частью какого-то абсурдного кошмара, из которого я никак не мог вырваться.

– Что происходит? – прошептал я, глядя на свои руки, будто они принадлежали не мне, а кому-то другому. Взгляд скользнул к лицам мистера Смита и Айрис, и я вдруг ощутил их отчуждённость, будто они были незнакомцами, далёкими, чуждыми. – Может, это сон?

Я надеялся. Отчаянно надеялся, что скоро проснусь, что этот кошмар рассеется вместе с утренним светом. Но реальность не отпускала, давила своей неотвратимостью.

Смирение и стыд, подобно тяжелому грузу, заполнили меня. Я осознавал, что натворил, и не мог найти себе оправдания. Мои плечи поникли, и голос задрожал.

– Прости… – слова прозвучали тихо, обращённые к Смиту. – Мне очень жаль. Я… я явно не из тех людей, с кем стоило связываться. Моя беда, мой проклятый характер – всё это разрушает не только мою жизнь, но теперь задевает и вас.

Я остановился, собираясь с мыслями, прежде чем продолжить:

– Несмотря на то, что я… бесполезный кусок дерьма, вы приняли меня как друга. Особенно вы, Смит, – я посмотрел на него, и в моём взгляде было больше благодарности, чем я мог выразить словами. – Вы всегда меня выручали. Вытаскивали из самых мерзких ситуаций, где, казалось, уже не было выхода. И даже сейчас… На вашем месте, я бы убил этого скота. Убил и спрятал где-нибудь в заброшенных домах.