Нур. Дважды рождённый. Дважды король. Книга 2. По следам королей.

Когда-то давно, ещё во времена вашей Войны Клинков, точнее судить не берусь, к нам в Хаш-Фатум прибыл незнакомец. И был он сказочно богат. Говорят, и я склонен этим разговорам верить, что всё его богатство растянулось вереницей телег и повозок от северного края Тур-Фар. И когда первая телега с золотом вошла в ворота Хаш-Фатума, то последняя только въезжала в пустыню! Тысячи повозок растянулись на многие дни пути! И вместе с ними шла целая армия наёмников, что те повозки охраняли.

Так вот, парнишка этот не промах, он быстро подмял тут всё под себя. А его наёмники навели порядок. И я только этому рад! Торговля теперь процветает ещё пуще, чем прежде, а город растёт с каждым днём.

Он-то и приказал построить в центре Тур-Фар, в том самом месте с аномальной жарой, кузницу. Мы назвали её «Чёрной». Пески в ней, днём раскаляются настолько, что воткнутая заготовка лезвия меча нагревается лучше, чем в самой жаркой печи из всех, что существуют в Тур-Фар. Я уверен! И разогреваются эти заготовки до самого захода солнца в течение всего дня. Ночью же там становится так же холодно, сколь жарко днём. И клинки остывают. Такая своеобразная закалка.

На переданные вами котти мне удалось добыть не только самый крепкий и редкий металл, что встречается только в недрах самых глубоких пещер Гамбона, но и арендовать место в чёрной кузнице на целых пятьдесят дней и ночей!

Ночью первой, я воткнул заготовку клинка в пески кузницы и ушёл. Заготовка пробыла там все пятьдесят дней без исключения! Металл настолько хорош, что он выдержал. Ни один другой материал не выдерживает столько периодов закалки. Даже самые крепкие сплавы превращаются в лужу на двадцатый день. Вот, что значит Гамбон. Они, конечно, те ещё уроды, но в стали разбираются.

В последнюю ночь я пришел, чтобы достать меч. И вы даже представить себе не сможете, что я увидел…

Лезвие, выдержав в песках кузницы столько циклов закалки, стало черно, как ночь! Оно было так темно, что сначала мне показалось, что я достал лишь наконечник рукояти! Но приблизив факел в непроглядной тьме ночей Тур-Фар, я увидел, как блики огня едва-едва отражаются в чёрной стали. Она почти ничего не отражает, скорее наоборот, мастер Аргус, клинок поглощает любой свет. Уследить за движением такого меча в пылу битвы не сможет ни один противник!

В то утро я возвращался с заготовкой к себе в мастерскую, но по пути, у главного оазиса в центре Хаш-Фатума я увидел толпу людей. Слишком большую толпу даже для столицы. Их что-то завлекло. Все они столпились вкруг оазиса и перешёптывались. Кто-то был в ужасе от увиденного, кто-то убеждал остальных, что это мираж. Решил посмотреть и я.

Два чёрных ворона сидели у воды и преспокойно пили!

Аргус! Вороны! Вороны исчезли после катаклизма! Их не видели уже шестьсот лет!

А тут, вот они, чёрные, как лезвие меча, что я нёс с собой.

Я наблюдал за этой парочкой недолго, но кое-что, помимо, конечно, их существования и нахождения здесь посреди пустыни, мне показалось странным. Мастер Аргус, вы можете посчитать, что разум подводит меня к старости лет, но вы ошибётесь. Никогда ещё я не был так уверен в своих чувствах. Весь мой опыт и интуиция кричали, что увиденное мною – правда.

Вороны пили, но отвлекались и каркали друг на друга. Переговаривались, словно люди! Я клянусь вам! Более того, один ворон всегда пригибал голову, когда каркал второй, будто бы принимая наказание!

И это был не мираж, мастер Аргус.

У миражей нет голосов.

Но не все были уверены так же, как и я. Кто-то из толпы бросил в них камень, дабы убедиться, что они настоящие. И вороны, обкаркав всех вокруг, улетели.

Тогда-то я и понял, как назову меч.

В телеге доставщика лежит невероятной красоты клинок – Голос Ворона.

Его лезвие так же черно, как и их перья. А особые ножны, которые я спроектировал и создал вручную специально для его невероятного размера, при изъятии меча, издают пронзительный вопль. Как крик ворона в тишине ночной пустыни!

С вашего позволения, я оставлю схему меча у себя в архиве. Не представляю, для какого гиганта этот меч был вами заказан, а мною создан, людей такого роста я не встречал. Но мало ли, вдруг когда да понадобится.

Ах да, и забыл добавить: меч такого размера можно было поместить лишь в заплечные ножны, никак не в поясные, ибо он волочился бы по земле. Но достать меч, взявшись за рукоять, не сможет никто. Не хватит длины никаких рук. Поэтому я вынужден был прибегнуть к хитрости. Обратите внимание, что на конце рукояти прикована цепь из десяти звеньев. Звенья я сковал сам из остатков материала клинка, так что там такая же прочная сталь. Достать меч, можно лишь ухватившись за цепь рукой и выполнив широкий замах. И никак иначе!

Так же не могу не отметить вашего мастерства! Вы верно поступили, спроектировав меч односторонним и слегка изогнутым. Для обоюдоострого не хватило бы прочности или его вес был бы неподъёмен. Кстати на счёт веса, он, конечно же, тяжёл, но не настолько, если бы был скован из обычного металла, пусть даже и лучшего. Метал с шахт Гамбона дорог не только по причине своей прочности, но и из-за чрезвычайной лёгкости. Поэтому, если воин силён, он сможет управиться даже одной рукой. Но на всякий случай я сделал рукоять двойной длины, чтобы можно было изменить хват на двуручный. Ну, и напоследок, ножны. Они настолько большие и увесистые, что ни одни ремни не выдержат. Поэтому мне пришлось немного отступить от вашей схемы. Когда я затачивал клинок, потратив на это целую неделю, хочу отметить, то образовывалась мельчайшая стружка, которую я переплавил в тончайшие нити крайне высокой прочности. Эти нити я вплёл в ремни, прошив кожу насквозь. Так что теперь, даже удар меча не разрубит их.

Надеюсь, что воин, для которого этот меч предназначен, будет его достоин!

Постскриптум. Если ваше предложение по поводу моего переезда в Шэлль ещё в силе спустя столько лет, то давайте обсудим его ещё раз. В принципе, ковать мечи единолично для целой страны – весьма почётно!

Ваш друг, Джулла Ам Сари.

Дочитав письмо и спрятав в одну из книжных полок, Аргус улыбнулся, прикоснулся к своему клинку, что уже давно не покидал ножны и обратился к нему, словно к старому другу.

Аргус: Ну что? Готов послужить мне ещё немного? Наведём здесь порядок!

Похлопав меч по ножнам, он вышел из дома по улице Весенних капель и направился к своему новому подчинённому – Искану Горбалю.

В свете лучей заходящего солнца Аргус светился ещё ярче, чем они.

И тысячи лучиков совсем не понимали, откуда здесь взялось ещё одно солнце.

Выйдя на главную улицу Роз, Аргус шёл к гарнизону замка и улыбался.

Где-то вдалеке, поднявшись на постамент, глашатай громким голосом объявлял…

Слушайте все! Слушайте все!Король говорит! Король говорит!Со дня сего!Года семьдесят первого!Памяти Слёз исчисления!Создал новую должность Король!Учредителя по делам нищеты!Ей подчиниться все должны!На должность ту назначен!Аргус Лондо!

Часть четвёртая – Первая песчинка

Исчисление Памяти Слёз.

Год семьдесят первый.

Асмо и Дункан не только подросли и окрепли, но и возмужали.

Оба были так далеки друг от друга, но одновременно и так близки. Выросший в стенах замках Лэр, не знавший ни голода, ни холода улиц принц, окружённый вниманием. И неизвестный никому мальчик, очутившийся на мокрых ступенях детского дома, прошедший по дороге изгоя, одиночки.

Их разделяло не то чтобы многое, их разделяло всё.

Но благодаря одному единственному человеку они всё же были похожи.

Как две колбы песочных часов, Дункан и Асмо были на расстоянии одного прикосновения, но всё же песчинки ещё не падали. Дункан, занимая колбу верхнюю, всё никак не мог увидеть ту жизнь внизу. Асмо же, поднимая свой взгляд вверх, видел всё, но не спешил к жизни той приближаться.

Оставался последний, совсем маленький, но важный шаг. Объединить их. Старый Аргус понимал это, он уже давно подтачивал характер принца, специально, как подтачивают сухостой деревьев. Аккуратно, постепенно, внимательно. Чтобы ствол упал именно туда, куда планирует дровосек.

Аргус постарался на славу.

И первая песчинка в часах упала вниз.

Принц получил звание рыцаря не просто так. Случилось это, когда ему исполнилось двадцать лет. Но прежде, за два года до этого события, предшествовали им события другие.

Наотрез отринув просьбы и даже требования своего короля отца, Дункан начал подниматься с самых низов. В восемнадцать лет он поступил на службу, как обычный стражник Лэр. Получил свои поношенные доспехи, тупой клинок, невзрачный щит и вышел на первое дежурство.

По просьбе Аргуса, Горбаль поставил принца в самый лёгкий дозор – на ворота гарнизона замка, но как только принц узнал об этом, то ворвался к Искану с таким скандалом, что тот в один миг решение своё изменил. Дункан самолично осмотрел карту маршрутов патрулей столицы. Лэр он знал хорошо и ещё лучше он знал самые злачные его места и самые тёмные закоулки трущоб.

Карта дополнялась списками маршрутов и имён в них.

В одном из списков он увидел название улицы, по которой боялись ходить даже рыцари. Улицу, что скрывала самых неприятных личностей, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. В старых и покосившихся хибарах с дырявыми крышами там жили и самые бедные и самые опасные. Но известна была та улица ещё и тем, что там совершались подпольные сделки чёрного рынка, где продавались краденые товары, а так же те предметы, которыми было запрещено торговать на остальных столичных рынках.

Попасть туда в патруль – считалось наказанием для любого стражника. Все старались избегать даже малейшей возможности оказаться там. Вернуться оттуда живым после ночи патруля – было везением равносильным встрече с самим Создателем, удачей поменьше – считалось прибежать к казарменному лекарю с парой ран и торчащим кинжалом из спины.

Дункан покрутил листок со списком назначенных туда стражников. Он дважды осмотрел бумагу, пытаясь убедиться в том, что действительно видит то, что видит. И не спрятан ли десяток другой имён на обратной стороне? Или, может быть, они написаны невидимыми чернилами? Но, нет.

В списке значилось всего одно имя – Асмо Лондо.

Дункан: Лондо? Однофамилец что ли? У Аргуса же вроде дочь… Ну, чтож, проверим. Эй, Горбаль, я меняю моё назначение с дозора на патруль и выбираю улицу Полых чаш, а так же заберу примыкающие к ней проулки: Гужевый, Пустых стволов и Опавших крон.

Горбаль: Но, принц. Это ведь одни из самых опасных улиц в Лэр! Если даже не самые опасные!

Дункан: Правда?

Горбаль: Конечно! Там можно встретить проходимцев всех сортов. От торгашей подделками и ядами, до убийц!

Дункан: Я удивлён вашей осведомлённостью!

Горбаль: Ещё бы, я же начальник стражи!

Дункан: Так скажите же мне, начальник стражи, правильно ли я понимаю, что на той улице опасней, чем в нейтральных территориях? И оказавшийся там стражник рискует своей жизнью куда больше, чем на любой другой улице в городе?

Горбаль: Верно! Точно! Именно так!

Дункан: Хм… Пожалуй, эти места и правда опасны.

Горбаль: Однозначно!

Дункан: Тогда, начальник стражи, слушайте приказ вашего принца! С сегодняшнего дня, с каждой из улиц, где количество стражников в патруле превышает четырёх, вы будете забирать по одному и записывать на улицу Полых чаш. Еженедельно производя смену людей!

Горбаль: Но принц…

Дункан: Два наряда на кухню вне очереди!

Горбаль: Что…?!

Дункан: Именно так вы говорите тем, кто недоволен приказами?

Горбаль: Но…

Дункан: Но не скажете, если ваш приказ выполнят? Верно?

Горбаль: Да…

Дункан: В таком случае, сколько стражников сегодня окажется на улице Полых чаш?

Горбаль: Это надобно бы посчитать…

Дункан: Я посчитаю за вас. В Лэр больше двухсот улиц, но тех, где в патруль назначаются от четырёх стражников и больше, сорок семь. Сорок семь! Включая меня и этого храбреца Асмо Лондо, сколько это? Надобно бы посчитать… А, точно! Будет сорок девять. Мммм, какое-то неполное число, не находите, начальник стражи? Не желаете ли составить нам компанию? Или же выберете кухню?

Горбаль: Но как же приказы, распределения средств по детским домам, списки на пайки, маршруты, комплектование подразделений… Кто-то должен будет их составить вместо меня.

Дункан: Так вот и займитесь этим! Иначе придётся вам выбирать не из трёх вариантов – своей работы, кухни и опасностей улицы Полых чаш, а уже из двух. И, поверьте мне, первый из них я точно исключу.

Горбаль: Слушаюсь, мой принц. Эй, Ойванон, ко мне!

Ойванлон: Ойванлон!

Горбаль: Я так и сказал!

Ойванлон: Нет, вы сказали Ойванон, а я Ойванлон.

Горбаль: Два наря… Так! Ойванлон! С доски расписания патрулей все списки сними, в нужник скинь, жопы подтирать, а ко мне за новыми вернёшься.

Ойванлон: Есть!

Дункан: Точку сбора назначьте на пересечении с улицей Багряных линий. А я, пока что, пойду, познакомлюсь с этим Асмо Лондо. Вы, кстати, не знаете, кто таков будет?

Горбаль: Как не знать-то. Аргуса сын.

Дункан: У него же только дочь!

Горбаль: Этот безродный. Усыновлён недавно.

Дункан: Не тот ли это паренёк, что здесь всю грязную работу выполнял?

Горбаль: Ну не прям уж всю…

Дункан: Всю, всю! Помню его. Высокий такой, черноволосый. И вы его на улицу Полых чаш назначили в благодарность за то, что он все мечи перетачивал так, что на ветру свистели и за то, что дерьмо за лошадями в стойлах убирал?

Горбаль: Он сам туда попросился.

Дункан: Сам? В одного?

Горбаль: Ну да…

Дункан: И вы не протестовали, как сейчас со мной? Это же сын Аргуса!

Горбаль: Не, ну ему-то страной не править…

Дункан: Как и вам, господин начальник стражи, как и вам.

В то туманное утро Дункан бодро выходил из кабинета начальника стражи гарнизона замка Лэр. Он был облачён в обычные доспехи, такие же местами побитые и исцарапанные, кривые и неудобные, как и у всех остальных стражников Лэр.

Выйдя из ворот гарнизона, он одел свой шлем, проверил, прочно ли держится щит, ухватился за рукоять поясного меча и направил шаг на улицу Полых чаш.

И любой бы, не зная, что в те потускневшие латы облачён сам принц, решил бы, что идёт обычный стражник, и оказался бы прав. Но в случае принца, его выдавала одна маленькая, но важная деталь – горящие от нетерпения навести порядок в своей столице глаза.

Как не планировал Дункан пользоваться своим положением, полученным по праву рождения, так и не планировал он оставаться в списках с большинством. Прогуливаться по чистым улицам без шлема и без ощущения опасности за своей спиной. Заскочив к городскому кузнецу, вопреки возможности посетить гарнизонного, ибо городской, пусть и брал за свою работу котти, но работал на совесть, Дункан заточил тупой меч, осмотрел клинок, сразу же подметив, что тот весьма кривоват и, расплатившись с кузнецом, без сомнений направился в глубину столичных трущоб.

Широкие улицы сменялись улицами поуже, домики из камней сменялись домиками из кривых брёвен.

Высокие заборы вокруг каждого дома всегда имели свой указатель на каждом из входов, чтобы гость столицы не заплутал, да не забрёл, куда ему не следует. Указатели, помимо названия улицы и номера дома, так же обозначались цветом. Центральная улица Роз, которая одним своим концом упиралась в главные ворота Лэр, а другим – в сто десять ступень замка, окрашивалась в белый цвет. Те улицы и бульвары, что прилегали к ней, много раз меняли цвета, пока архитекторы не остановились на цвете голубом. Проулки и тупики меж улиц тех, обычно помечали красным. Красные и голубые улицы занимали большую часть Лэр. Расходясь от центра, коим считался вход к ста десяти ступеням, улицы выглядели угловатой паутиной.

Замок Лэр находился почти вплотную к окружающей столицу стене и был воздвигнут на Осколке – весьма приличных размеров куске скалы, взявшейся просто из ниоткуда посреди болотистых лугов и лесов Ла-Шэлль. По факту, это была единственная высокая точка во всей стране. Подобающе названию, Осколок тот был действительно похож на большой кусок скалы, отломленный неизвестно когда и неизвестно кем. Своим тупым концом он впивался в землю, а острым в небо. Ходили слухи, да что уж там, самый популярный из тех слухов, со временем превратился в не менее популярную легенду. И гласила она то, что на самом деле Осколок вовсе не кусок скалы, ибо ну как он мог очутиться здесь, посреди полей, в почти месяце пути от единственных гор в Ла-Шэлль – перевала Шепчущей? На самом же деле, Осколок – это действительно осколок, но не горы, а пролетавшей когда-то очень давно, во времена до катаклизма, кометы. Приметив с высоты своего полёта столь необычный мир, она решила оставить в нём свой след, на память, и сбросила небольшой кусочек вниз. Упал же он прямо в сердце не существовавшей ещё тогда Ла-Шэлль.

В облачные дни, располагаясь на самом острие Осколка, Фарвенс мог выйти на свой полукруглый балкон и посмотреть вниз, не увидев ничего кроме белой поверхности облаков. Этот факт его не устраивал, ибо, не видя жителей своей страны и её полей, он зачастую, чем ближе была старость, поддавался дуновениям меланхолии.

Аргус, заметив мрачное настроение своего лучшего друга, уже давно предложил перенести покои короля куда-нибудь пониже, но единственным, подходящим по размерам и достойным правителя помещением, был военный зал. Но Фарвенс наотрез отказывался производить такой обмен, ибо с окон военного зала, выходящих уже на сторону Лэр, видно было и выход к будущему месту строительства Разделителя, мысли о возведении которого уже давно витали в голове Фарвенса вместе с облаками его спальни. Да и к тому же он считал, что планировать военные и стратегические цели развития страны, не видя из окон ту самую страну, примета плохая. Фарвенс вообще был весьма суеверен. И были тому причины, множество. Крылись они глубоко в судьбе всеми любимого короля, его жизни, нить которой должна была оборваться множество раз, но по счастливым, а, может быть, и спланированным самим Создателем обстоятельствам, всё же оставалась цела. В благодарность за исход событий прошлых времён, Фарвенс регулярно посещал собор Лэр и, не смотря на общую бедность страны, дотошно следил за наступлением различных религиозных празднований, а так же тщательно организовывал их.

Так что, окна, как и полукруглый балкон его спальни, как не старались ни Аргус, ни командующие рыцари, ни даже сам Дункан, остались там, где и были. Выходом на северо-восток, на снежные склоны перевала Шепчущей горы.

Замок Лэр вообще был единственной крепостью отличающейся как от крепостей столиц других стран, так и от всех замков и крепостей вообще в мире. Единственный в своём роде, построенный на склонах Осколка, он вмещал всё необходимое для своего существования на прорубленных ещё Асмо Лэрдоном туннельных проходах, ступенях и небольших плато: кухни, склады, жилые помещения придворных работников, тренировочные залы, покои короля и даже небольшой сад. Гарнизон, казармы стражи, стойла, кузница и конница прилегали к основанию Осколка, ибо доставлять тяжёлую руду, да спускать лошадей по крутым ступеням было бы идеей глупой.

Окружён был замок стеной с одними единственными вратами, рядом с которыми, в комнате начальника стражи жил и работал Горбаль.

С обратной стороны, под тенью создаваемой острой частью Осколка, который, свойственно своему названию пронзал небеса и был наклонён под углом, прятался любимый Фарвенсом сад, спускаться к которому раньше было затруднительно, ведь приходилось преодолевать сто десять ступеней. Чем старее становился Фарвенс, тем сложней ему давался сначала подъём обратно, а после и спуск вниз. И смекалистый Амри, который по совместительству с должностью главного алхимика Ла-Шэлль, ещё и увлекался проектированием и механикой, соорудил подъёмник, способный с помощью хитрых движений противовесов и канатов, опускаться и подниматься прямо в центр сада. Фарвенсу очень понравилось новое устройство, чего нельзя было сказать, о его жене – королеве Ла-Шэлль, Фийи Минеаль.

Подъем и спуск с такой высоты в деревянной клетке пугал ее, и она часто отказывалась, выбирая путь пешком, не забывая каждый раз и побеспокоиться за своего любимого мужа. Но спроектированный Амри механизм работал без нареканий.

И если до смерти своей любимой жены, Фарвенс всё же немного волновался за свою судьбу, то после – полностью утратил страх высоты, приобретя всем известную привычку изредка, но всё же поддаваться меланхолии облаков.

В день безоблачный Фарвенс ещё мог разглядеть с высоты замка красные и голубые улицы, но вот увидеть то, что происходило на улицах чёрных и серых, он не мог. Да и никто не смог бы. Пусть на серых улицах, что граничили с красными, чаще всего сновали бедняки да бездомные и царил, пусть и слабый, но всё же порядок. То вот на чёрных, творились вещи такие, о которых говорить не принято было в обществе. И события те, из-за которых стражники Лэр не стремились записываться в патруль. Граничили чёрные улицы с основными защитными стенами Лэр, зачастую упираясь в них. Даже не смотря на то, что, как в стенах тех, испещрённых по примеру Икоса, проходами и комнатами, обитала стража, так и на их поверхностях несли дежурство рыцари и разведчики, личности, обитающие на улицах чёрных, ни первых, ни вторых не боялись.

Ибо те коридоры и комнаты внутрь города выхода не имели. Очутиться внутри стен можно было, лишь войдя в два основных входа у главных ворот столицы, выбрав любой, потому что, потратив добрую половину дня, вошедший в один вход, всегда выйдет из другого, пройдя по кругу.

Строя Лэр, Асмо Лэрдон старался, как только мог, подбирая поверхность. Но захватить кусочек болотистых земель, всё же пришлось. Ибо когда прибыл он в те далёкие времени к Осколку, то существовавшее у его подножия поселение уже занимало часть болот. Поэтому, возводя круглую стену, пришлось захватить и те проблемные участки. Но старания Лэрдона были тщетны, потому что в будущем даже той захваченной стенами территории не хватило. И сейчас, спустя почти два столетия, те кто стремился обосноваться в столице и не находили удачи купить дом внутри стен, возводили свой за ними. Так Лэр разрастался на три из четырёх сторон. С севера, востока и юга он был окружён такими вот неудачливыми поселенцами и их домами, а так же полями колосков, пусть и скудных, и иными, выпасными или стояночными, коими назывались те поля, земле которых давали отдохнуть один год, прежде чем выращивать там колоски.

Единственное место, назвать которое поселением было бы трудно – это Торговый Тракт, по совместительству, единственная и основная мощёная камнем дорога, что вела в Лэр. Начало своё она брала на границе нейтральных территорий и Ла-Шэлль, у всем известного Вис-Вала.

Вдоль тракта всегда можно было найти ночлег, еду, да конюха для ухода за уставшими в пути лошадьми. Такие таверны, кабаки и конюшни строились всеми кому не лень прямо впритык к дороге тракта, благо была она широка и вмещала в себя, наверное, телег десять, а если потесниться, то и все пятнадцать. Разбавлялись те здания, поначалу, образующимися в пустотах, рынками и ярмарками, а после, ближе к Лэр и дорогам-ответвлениям к другим поселениям и городам Ла-Шэлль, небольшими группами маленьких одноэтажных домиков несложной постройки. Там жили те самые кабатчики, тавернщики да конюхи. Официального названия такие поселения не имели, да и не следила стража за ними, не было необходимости. Понимая важность Тракта, Фарвенс уже давно распорядился направить туда чуть ли не четверть всей своей армии для патрулирования.

Поэтому, в основном на развилках уходящих вглубь лесов, болот и колосковых полей, можно было увидеть и башню дозора, где стражники несли свою службу, меняясь дважды в месяц.

Проходя впервые по Тракту, караванщик юный, дивился бы насколько хорошо мощёное покрытие дороги, и не смог бы устоять, чтобы не остановиться в каком-нибудь трактире, да на ярморочной площади. Как первые, так и вторые, стараясь выделиться из гущи остальных, таких же ярмарок да зданий, выдумывали, что только могли. То таверна называлась что-нибудь вроде «Ночуй-переночуй», то ярмарочные ворота украшались плетениями цветов и опавших веток, а их названия были одно круче дорого. Упираясь одним забором к другому, можно было увидеть две ярмарки разных названий. Какая-нибудь «Солнечная» и «Закатная» или «Весёлая» и «Пешхунская», смысла названия последней, кстати, никто не знал, да и не стремился узнать.