Нур. Дважды рождённый. Дважды король. Книга 2. По следам королей.

Две самые известные ярмарочные площади располагались в дне пути от Вис-Вала, месте весьма удачном, ибо караванщики, прибывающие с других стран, редко продавали свои товары сразу же в начале тракта. Желая получить больший куш и лучшую цену, они лишь ночевали где-нибудь в первой таверне недалеко от Вис-Вала и продолжали путь, натыкаясь на те самые две ярмарки. Назывались ярмарки просто – «Левая» и «Правая». И каждый раз все путались, какую именно называют левой, а какую правой. Ведь как понять где лево, а где право?

Уставшие от путевой жизни караванщики открывали на тракте свои лавки, нанимая недорогих строителей из мелких городов. Из-за постоянных строительств, ушлые предприниматели закупали на лесоповалах древесину, а на каменоломнях камень, и доставляли сразу к обочине тракта. Размещая не только прямо навалом вдоль дороги, но и в складах.

Так, разрастаясь в большей степени в длину и в меньшей в ширину, обрастая всё новыми и новыми домами, образовывалась фактически вторая столица Ла-Шэлль – торговая.

Тракт жил своей жизнью, яркой и весёлой. Местами грустной, местами трагичной. Там смешивались возгласы детей, и причитания их матерей, ссоры соседей по домам за то, чей забор зашёл на чью территорию и так далее. Там рождались и умирали целыми поколениями. На ярмарках и торговых площадях совершались и срывались сделки, решались судьбы новоиспечённых караванщиков, решивших связать свою жизнь с этим делом.

И если бы самый безумный из архитекторов собрался бы вырвать все те дома из земли, раскопать ярморочные поля с их повозками и лавками, а после – разместить в месте одном, то получился бы у него город, превышающий Лэр, вместе с окружающими его полями и поселениями в несколько раз.

Тракт не просто существовал, он жил. Как отдельное государство, со своими торговыми правилами и законами. Ночами, в тавернах забитых до отказа, рассказывались истории. В телегах караванщиков путниками слагались легенды и небылицы. Огни тракта виднелись даже с верхушки замка Лэр. И будь в мире этом возможность летать где-нибудь ещё, кроме наполненных белым камнем территорий Йоноранда, взлетевший в небо маг, поднимись он достаточно далеко, увидел бы огненную змею. Извиваясь и мерцая во тьме ночных болот Ла-Шэлль, она выплёскивала бы во все стороны тысячи товаров и легенд.

Но был среди товаров тех и тот, с которым расстаться было трудней всего. Обладал им каждый, держал до последнего, но, как и все, вынужден был бы продать. Едва входя на Тракт, даже истый караванщик стремился бы охватить весь оставшийся остаток дня и покуда хватит сил, кусочек ночи. И тратить время на сон, он не спешил.

Понимая, что с каждым днём передвижение по Тракту явно будет затруднено для Фарвенса, Аргус, занимавший в те года должность, название которой трудно было бы дать, ввиду большого количества абсолютно разных и часто противоположных задач, распорядился проложить дорогу отдельную. Для Короля. Название ей так и не дали, но так как пролегала она параллельно Торговому Тракту, а передвигаться по ней разрешено было лишь Фарвенсу и его свите, то в простонародье назвали ту дорогу просто – Королевский Тракт.

Но давайте же из ярких описаний Тракта вернёмся к описаниям менее ярким. В непроглядную тьму чёрных улиц. Присоединимся к единственному лучику света, что бесстрашно шагал меж чёрных указателей. К стражнику, что не струсил, не побоялся и не позвал на помощь, а сам шёл с ней наперевес.

К Дункану.

Часть пятая – Запущенное время

Исчисление Памяти Слёз.

Год семьдесят первый.

Сверкающего начищенными до блеска доспехами и щитом, а так же с наточенным клинком стражника, на улицах серых видели крайне редко. На улицах чёрных же такое зрелище и вовсе было в новинку.

Поэтому, ещё на первых серых улицах Дункан замечал множество взглядов, направленных в его сторону. Но удивляться тому он не стал, лишь покрепче сжал рукоять меча.

Асмо же прошёл там без особого внимания. Одетый в простые кожаные доспехи, исцарапанные и поношенные, он если и привлёк к себе несколько взглядов, то надолго они не задержались.

Первый чёрный указатель гласил: улица Полых чаш. Та самая основная чёрная улица, на которую был записан Асмо. Так как заканчивалась она тупиками с обеих сторон, а пересекалась лишь с тремя другими улицами поменьше, назовём их проулками, которые Дункан так же забрал для патрулирования, то, входя ровно посередине, он планировал осмотреться в обе стороны, чтобы постараться увидеть или, может быть, услышать Асмо, присоединиться к нему и пройтись по всей улице уже вдвоём.

И случилось всё именно так. Едва сапог Дункана успел увязнуть в густой грязи, основном покрытии улиц чёрных, как справа послышались глухие звуки ударов. Скользя и чуть ли не падая, принц поспешил в правый конец улицы «Полых чаш». По пути пробегая указатель «Гужевый проулок», он обратил внимание, что в его конце собирается группа личностей не менее тёмных, чем цвет указателя.

Добравшись до тупика улицы «Пустых чаш» Дункан выхватил клинок.

Не меньше шестерых неизвестных полукругом зажимали Асмо в тупике. За его спиной были развалины деревянного дома. Дверь завалена мусором и обломками гнилых половиц, треугольная крыша обвалилась внутрь дома, окна выбиты. Дом упирался в защитную стену, так что скрыться ни в нём, ни за его пределами возможности у Асмо не было. По левую и правую руку оруженосца так же были старые дома, но ещё целые, если сравнить с домом позади.

Шестеро неизвестных одеты были кто во что. У одного, непонятно откуда взявшиеся латные сапоги рыцаря Ла-Шэлль, но вместо меча кривая дубинка в руках, у второго вообще не было одежды, и был он гол по пояс, зато в руках были два блестящих кинжала.

Заканчивая спор с Горбалем и подготавливаясь к походу на чёрные улицы, затачивая клинок у городского кузнеца, Дункан задержался. Путь по большой столице, из чистых центральных улиц к улицам крайним, тоже занял порядочно времени. И добрался сюда принц пусть и вовремя, но ближе к середине вечера. К тому времени, когда сумерки позволяют личностям не менее мрачным совершать свои гнусные дела.

Ещё на бегу Дункан окинул взглядом всю шестёрку, сделав вывод, что, не смотря на численное преимущество, раскидать всех он смог бы даже в одиночку. Здесь же, ещё и Асмо. Один из бандитов стоял прямо по взгляду и закрывал своим тощим телом оруженосца, но стоило ему чуть отойти в сторону, как принц заметил, что клинок Асмо сломан. В руках он держал лишь рукоять и небольшой торчащий обрубок. По обломку, торчащему в лежавшем неподалёку трупе седьмого и рваных ранах восьмого, девятого и десятого трупов, Дункан сделал вывод, что даже сломанным клинком Асмо продолжал рубить своих врагов.

Дункан: А этот парень не промах… Не струсил и не сбежал. Он продолжает сражаться даже этим жалким подобием меча.

Заканчивал свои мысли Дункан уже в своём любимом сальто, перелетая стоявшего спиной бандита и раскалывая тому голову ударом клинка. Приземлился Дункан на одно колено прямо перед Асмо, прикрывая и себя и своего нового напарника щитом в левой руке и отводя энергию от удара вытянув правую назад.

Дункан: Хватай мой поясной кинжал!

Асмо: Нет.

Разбойник в латных сапогах: Ха! Ещё один. Наконец-то будет полный комплект!

Пятёрка оставшихся в живых бандитов медленно приближалась, сглатывая слюни ярости, скрипя зубами и хлюпая грязью под ногами. Они совсем не испугались ни убитого подельника, ни ещё одного соперника. Скорее наоборот, впали в ещё большую ярость.

Дункан: Одурел! Кинжал бери!

Асмо: Свой есть.

Дункан: Так доставай живо!

Асмо: Нет. Меч ещё цел.

Дункан: Это обрубок!

Асмо: Мне хватит и гарды.

Отодвигая рукой щит Дункана, Асмо поднял свой обломок вперёд и без сомнений кинулся прямо на всю пятёрку. От подобной смелости они засомневались в том, кто должен нападать первым. Один, что вооружён был хуже всех, и вовсе остался стоять в оцепенении. Надломленным куском Асмо широким замахом разрезал глотку первому. Переводя окончание удара на второго, он почти достал и до его шеи. Но бандит, сделав шаг назад, увернулся, поскользнулся и упал на спину, прикрывая тело щитом, который на самом деле был крышкой от бочки. И сразу же меж гнилых досок своего самодельного щита был убит мощным ударом Асмо. От такого обращения, источенный годами службы в рядах стражи меч, сломался окончательно, оставив в руках оруженосца лишь только рукоять.

Из пятерых теперь осталось только трое. Один из них уже развернулся, чтобы дать дёру, но Асмо с такой меткостью и силой метнул ему в затылок рукоять, что оглушил. И беглец смачно упал лицом в грязь.

Атаки двух других Дункан легко отразил щитом, вспоров первому брюхо широким ударом, а второму воткнув клинок прямо в грудь.

Дункан: Славная битва! Я – Дункан, а ты, наверное, Асмо Лондо? Эй! Ты куда собрался!?

Подобрав уцелевший резак – кривой самодельный клинок, популярный у людей небогатых, ввиду простоты изготовления, Асмо уже шагал вперёд по улице, но услышав крик принца, остановился и, не оборачиваясь, ответил.

Асмо: Дальше.

Дункан: Какое дальше! Ты хотя бы спасибо сказал за своё спасение!

Когда Асмо остановился, складки его потерявшей прочность и ставшей мягкой, словно ткань, кожаной брони, перестали сминаться от движений. И только тогда принц смог заметить, что вся спина парня изрезана косыми ударами и облита стекающей и местами уже успевшей засохнуть кровью.

Асмо: Шёл бы ты в замок.

Дункан: Чего!? На..

Асмо: На плаху его!

Дункан: Что ты сказал?

Асмо: Так ты говоришь, когда недоволен?

И в этот момент, в окружении грязи и луж, вечных спутников улиц чёрных, Дункан вспомнил место похожее: задний двор детского дома по улице Роз. И сказанные там ведомые глупостью детства необдуманные слова.

Дункан: Говорил. Раньше. Сейчас я хотел сказать: на соседней улице ещё группа не меньше той, что мы раскидали.

Асмо: На какой?

Дункан: Гужевый.

Асмо: Значит мне туда.

Дункан: Нам.

Асмо: Как скажешь, принц.

Дункан: Постой. Ты собираешься сражаться с этим куском железа? Он ещё хуже, чем предыдущий!

Асмо: Горбаль дал только такой.

Дункан: Ох и задам я ему… Постой. Я понимаю, что ты воспринимаешь меня, как принца. Но забудь это. Сейчас и впредь я – стражник Лэр. И сюда пришел, чтобы навести порядок в городе. Давай объединим наши силы. Я вижу, ты неплохо владеешь клинком, не хуже меня! А твои приёмы, словно отражение моих, только с нехваткой элегантности в движении. Вдвоём мы легко одолеем любых врагов.

Толпа, что собиралась в тупике Гужевого проулка уже вываливалась на улицу Полых чаш, позвякивая кривыми и ржавыми клинками.

Асмо: Как скажешь, принц.

Дункан, подавая руку: Зови меня Дункан.

Асмо, пожимая руку принца: Как скажешь, Дункан.

Даже не смотря на то, что количество «Гужевых» бандитов было куда больше, чем количество «Полых», а именно двадцать шесть, итог той битвы был закономерен.

Асмо, закалённый ежедневной битвой с пнём и уроками грозы разбойников, а так же воспитанник последнего, изучивший досконально все известные приёмы, включая навыки битвы против превышающего числа противников – основным видом боевого искусства, обучение которому проходили все стражники и рыцари Ла-Шэлль ввиду малого количества в стране, без труда одолели бы и большую толпу.

Недолго шло сраженье.

Асмо даже после всех полученных ранений дрался так, словно совсем не боялся за свою жизнь. Он кидался сразу на троих, с разбегу отрубая головы и разрубая человека почти надвое диагональным ударом от шеи до пупка. Пусть его приёмы и были схожи с теми, которыми владеет Дункан, но отличались они какой-то топорностью и местами даже неуклюжестью. Асмо не гнушался перекатываться по грязи, проскальзывать по скользким лужам меж своих противников. И было ещё одно, что Дункан подметил сразу. Асмо совсем не использовал приёмы с прыжками и сальто. Такие выпады считались основным и наиболее эффективным способом борьбы против группы врагов. Но из-за высокого роста, Асмо не мог нормально перепрыгивать врагов. Да, его ноги были быстры и сильны, но и так же длинны. Пару раз он пытался повторить показанный Аргусом приём с прыжками и сальто, скомбинированный с веерным ударом по голове, но прыгнуть выше плеча манекена всё никак не выходило.

Поэтому Аргус сказал своему сыну ту фразу, которой Асмо не забывал пользоваться никогда: «Помни, Асмо. Правила у поединка бывают лишь в одном случае. Когда это поединок один на один. Любое сражение с рыцарем или человеком чести. Если же против тебя стоит больше одного врага, пусть даже это будут рыцари и честнейшие из людей, то помни, твои руки развязаны. Делай все, чтобы победить»

И Асмо делал. Он с бешенной скоростью проскальзывал меж ног разбойников, пользуясь уязвимостями их захудалых кожаных доспехов, которые в первую очередь изнашивались в паху из-за трения ног и пробивал ударом вены. Он перекидывал клинок прямо на бегу из руки в руку, путая противника. Менял хват на обратный, разворачивая клинок острой частью к себе, прятал за спиной и в последний момент хлыстовым ударом бил по лицу противников. Перекатываясь по грязи, свободной рукой он захватывал её кусок и кидал в глаза врагам. Не обращал внимания Асмо и на целостность своего меча, ибо знал, что если тот сломается, то либо будет подобран чужой, либо глотки врагов будут разорваны руками и зубами.

Это был чёрный ураган из грязи и типичных рыцарских ударов, смешанный с ударами подлыми и скрытными. Отскакивая от заборов и стен домов, Асмо вытягивал руку вперёд и словно выпущенная стрела пронзал тела ошалевших от такого стиля боя бандитов.

Тактичный в своих действиях принц, обученный боевым приёмам рыцаря, почти всегда повторял одни и те же заученные удары. Прикрыться щитом, отразить, совершить контрудар и повторить. Лишь изредка разбавляя подобные связки прыжками и сальто. Дункан так же использовал и боевой устрашающий крик, которому обучали всех рыцарей и стражников. Многие срывали и восстанавливали голоса на тех тренировках десятки раз, пока крик не доходил до такого уровня, что заставлял сжиматься сердца у проходящих мимо тренировочных площадей служанок замка Лэр.

Если Дункан высчитывал каждый удар, планировал его и с идеальной техникой наносил, то Асмо делал всё наоборот. Молча и без раздумий он летал от убитого к ещё живому бандиту, нанося сильные и размашистые удары, даже не убеждаясь в смерти своих противников.

Когда двадцатый из нападавших был убит, оставшаяся часть разбежалась в страхе. Они убежали бы и раньше, но негласный кодекс воровской чести не давал им это сделать. Когда же к ним пришло понимание, что ни о какой победе здесь речи и не идёт, а те, кто бравировал понятиями того кодекса, как перед битвой так и в ней, уже мертвы, то побросав оружие, они пустились наутёк, перепрыгивая заборы и прячась в развалинах захудалых домов.

Удивительно, но в пылу второго сражения Асмо не получил ни одного ранения, в отличие от Дункана. Неудачно промахнувшись по одному из нападавших во время удара и, защищаясь щитом от второго, Дункан прикрылся от удара третьего правой рукой, что держала меч. В этот момент ржавый клинок прошёлся по наружной части ладони, пробив слабую кожаную перчатку и едва не достав глубиной пореза до всех пяти сухожилий пальцев. До кучи ещё и ремни шлема порвались, из-за чего он свалился с головы и больше не держался на ней.

Бой был окончен. И даже не переведя дыхания, Асмо собрался уходить. Но Дункан остановил его.

Дункан: Подожди. Помоги мне. Надо собрать всё оружие с этой толпы и ещё вернуться в тупик.

Асмо: Зачем?

Дункан: Затем, что страна небогата и у нас нет лишних средств, чтобы тратить их на изготовление клинков да кинжалов. Мы заберём эти и отдадим в оружейную, там кузнец разберётся, что из найденного полезно, а что на перековку.

Асмо: Там ничего не осталось.

Дункан: Осталось.

Асмо: Что же?

Дункан: Сапоги.

Найдя в куче мусора Гужевого проулка дряхлый мешок, новоиспечённые напарники сложили в него всё найденное оружие, не забыв и сапоги. Асмо попытался поднять мешок и закинуть на спину, но после сражения со второй группой бандитов, раны на его спине кровоточили ещё сильней. И Дункан, запретив ему нести эту ношу, взял её сам.

Сумерки быстро сменились ночью.Израненные и испачканные в грязи, двое шли на выход из чёрных улиц.Испуганные звуками битвы, бедняки и бездомные поглядывали на них сквозь щели в своих не менее бедных домах.И видели они зрелище такое, что было ещё более редко, чем стражник на улицах тех.Высокий и худощавый черноволосый парень, прихрамывая на левую ногу, сжимая в руках рукоять сломанного меча, но с несломленной волей, шёл по грязной дороге.Вслед за ним, взвалив на спину мешок полный звенящего внутри оружия, и стряхивая с золотых волос грязь, следовал его оруженосец – принц.

Часть шестая – Друг

Исчисление Памяти Слёз.

Год семьдесят первый.

Вежливо отказавшись от просьб, именно просьб, а не приказов, своего нового друга, коим поначалу Асмо не считал принца, посетить гарнизонного или хотя бы соборного лекаря, он свернул на одном из пересечений красных улиц, направившись к дому номер двадцать два по улице Весенних капель.

На прощание Дункан подал израненную правую руку своему новому другу, коим Дункан считал Асмо, ибо, что ещё может сблизить двух молодых парней в расцвете сил, если не отличнейшее сражение?

Асмо, помешкав, всё же пожал её в ответ.

И кровь принца смешалась с кровью изгоя.

Проводив Асмо взглядом и убедившись, что тот дошёл до дома Аргуса, Дункан взвалил мешок с оружием на спину и поднял взгляд в тёмное ночное небо. Из-за бедности страны в Ла-Шэлль экономили на всём. Экономия просачивалась во все уголки жизни людей. Это касалось и ночного освещения. Так как Фарвенс был чересчур суеверен, следуя вере в Создателя, он был противником магического освещения столицы. Поэтому освещались улицы и проулки факелами. Чтобы светить дольше, их тряпки обмазывали болотной глиной, богатой на смолу. Но, как и добыча золота в реках ближе к концу межсезонья, походы на болота так же сулили и свои опасности. И стоили такие факелы соответствующе. Одного факела с болотной смолой хватало на шесть ночей. Такие факела, в народе прозвали болотными или ещё проще – болотниками, ибо освещали они слабо, а воняли так, что запах разносился не только по той улице, где они были установлены, но отчётливо ощущался и на соседних. Чтобы факела не воровали, их прибивали гвоздями к стальному креплению возле указателей с названиями улиц.

Проверку состояния болотников выполняли ночные патрули. В целом, основываясь именно на местах установки болотников, Горбаль и строил маршруты патрулей. Да, всё именно так, он не выбирал улицы по опасности, размеру или людям живущих в тех домах, он просто расставлял и чередовал людей так, чтобы большая часть болотников была покрыта. Но, опять же, не вся. Потому что людей, как мы уже знаем, в страже не хватало. И случалось такое, что даже на одной из благополучных красных или синих улиц, либо не было патруля в эту ночь, чтобы факел тот зажечь, либо факел был украден для продажи на чёрном рынке. Чем меньше раз болотник был зажжён до своей кражи, тем больше котти за него можно было получить. Не использованный ни разу болотник уходил за пять или шесть стальных котти, но если же оставалось ему посветить ночь или даже половину, воровали и такие, то вор неудачливый смог выручить бы, в лучшем случае, один стальной или неизвестное количество деревянных котти.

И стоял Дункан как раз возле такого незажжённого факела. Запомнив название перекрёстка четырёх улиц: Весенних капель, Чистых ветров, Цветущих бутонов и Ливневых склонов, принц намеревался выяснить у Горбаля, кто был назначен в патруль. И если назначен был хоть кто-нибудь, то стражник тот или даже несколько таковых, должны будут получить взыскание. Но пройдя ещё несколько подобных перекрёстков, Дункан уже забыл тот, что запомнил сотню другую шагов назад. И от идеи своей вынужден был отказаться.

Да, по сложившейся неизвестно по какой причине традиции, улицы в Лэр кончались на первом пересечении. Поэтому стоя на таком месте, человек всегда оказывался в месте соединения четырёх улиц, а не перекрёстке из двух. Такой странный подход постоянно вносил сумятицу в планы Горбаля, а так же путал не только гостей столицы, но и её жителей.

Караванщик или торговец новый, блуждая по переулкам в поисках нужного ему склада или лавки, часто вынужден был спрашивать у прохожих путь назад. И услышать он мог что-нибудь вроде: «А, вам нужно на Центральную? Тогда идите дальше по этой улице, сверните на Гобеленовую, потом на Колокольную, ой, нет, на Колокольной не сворачивайте, там дом построили и теперь тупик, идите дальше по Гобеленовой, там на Колесницкую, а дальше уж и рукой подать до Караванной с выходом на Центральную»

Проходя по красным и синим улицам, намереваясь выйти на Центральную, а после – в ворота гарнизона замка, Дункан поднимал свой взгляд в звёздное небо. Благодаря редко расставленным ночным факелам, огни ночной столицы не перебивали сияние звёзд. От усталости и поднятого вверх взгляда, голова Дункана то и дело начинала кружиться. Либо то кружились звёзды в своём небесном танце, празднуя вместе с принцем его первую победу в роли стражника. Выяснять не будем, пусть ответ затеряется среди теней ночных улиц.

Но взамен узнаем мы другое. Если вопрос кружились ли звёзды остался без ответа, то вот что кружилось в голове принца, догадаться будет несложно.

Пожимая руку Асмо, Дункан впервые на деле применил ту черту характера, что оставлена была Аргусом. Так, первая встреча безродного одиночки и всеми любимого принца показала каждому: как бы не были темны их столь разные жизненные пути, оба вовсе не одиноки на улицах этого мира.

Лишь ощущая эти мысли, но, не докапываясь до их сути из-за усталости, принц медленно пошёл к выходу на Центральную.

Часть седьмая – Любовь под сухостоем

Исчисление Памяти Слёз.

Год семьдесят второй.

Год семьдесят первый сменился незаметно семьдесят вторым.

Знакомство двух новых друзей, за десятками походов по чёрным улицам, также незаметно превратилось в дружбу.

Утром очередного дня Дункан проснулся, как обычно, от стука в дверь своих покоев.

Кухарка принесла поднос с едой. Даже зная, что принц предпочитает перекусить прямо на кухне, она приносила завтрак каждый раз к дверям его комнаты. Ибо Фарвенс был недоволен, что его сын не соблюдает приличия поведения принца.

Собравшись уже опять шутливо побранить девушку, принц задумался. Планов на сегодня слишком много, чтобы тратить время на кухню. Поэтому, поблагодарив кухарку, он всё же забрал поднос, отдав девушке сладкую булку и игриво подмигнув. Перекусил, оделся в облачение стражника и направился к человеку, которому принц уже порядком поднадоел с момента, как стал стражником.

К Искану Горбалю.

Войдя без стука в его кабинет в здании гарнизона, Дункан застал Горбаля, как обычно, за рабочим столом в окружении бумаг и пятен чернил на руках.

Дункан: Так, Горбаль. Слушайте мои приказы. Исполнить в точности, отчитаетесь лично!

Горбаль: Слушаю.

Дункан: Первое, доспехи стражи крайне неудобны. Ремни наплечников натирают подмышки и в паху, потому что используется кожа одного дубления, без отмачивания в лошадиной моче. Этим, что некому заняться?

Горбаль: Все люди заняты, мой принц.

Дункан: И рыцари?

Горбаль: Но негоже же рыцарям в моче лошадиной пачкаться!

Дункан: Теперь гоже. Я регулярно видел, как они там прохлаждаются в тени, кстати, недалеко от тех же конюшен. Так что теперь в список их обязанностей будет добавлено отмачивание стяжных ремней в лошадиной моче. Кому не понравится, пойдут вон из рыцарских званий. Оно, в первую очередь, несёт не хвастовство, а знак того, что этот человек отдал клятву за страну. И если стражники будут вечно отвлекаться на то, чтобы почесать подмышки или свои яйца, то их глаза реже будут смотреть за порядком. Рыцари носят доспехи латные, там тоже есть ремни, но они обиты мягкими тканями с подкладкой и у них таких проблем нет. Если завтра же не начнётся работа по отмачиванию ремней, то я прикажу заменить мягкие подтяжки рыцарских лат на такие же, что носит стража.