Чужеземец против Королевства

– А Зайра все иначе воспринимает, – смеялись в ответ друзья. – У него это эхо звучит всегда.

Второй день пути в точности походил на первый. Приходилось немного менять направление, чтобы не уходить далеко от побережья. Парни жаловались на голод, по ходу жевали траву и мечтали о самом захудалом луке и стрелах, чтобы добыть дичи.

Дорога ухудшилась. Приходилось преодолевать то крутые холмы, то глубокие овраги, в которых скопившаяся вода превратилась в смердящие заросшие лужи, кишащие разнообразной живностью. Ступишь в такую лужу и провалишься по самые бедра. Вытащат, но смердеть будешь почище небезызвестной туши кита. Один такой смельчак нашелся, и это был Росс.

На одном из участков пути лес резко сдал от побережья, рассеченный каменным утесом. Лемм ждал до наступления темноты, чтобы пересечь прогалину и попасть на ту сторону холма. Задача несложная, но по темени трудно разобрать дорогу, ребята двигались осторожно, почти на ощупь. Росс силился разглядеть детали, иначе свернешь себе шею быстрее, чем успеешь позвать на помощь, но алесцийская ночь темнее задниц подземных богов. Море виделось одной черной бездной, шелестящей тихими голосами.

Сегодня ему не везло, в одно мгновение он провалился вниз, в утесе расщелина, небольшая, но остановить падение не удалось. Росс взревел, словно попавший в ловушку зверь, и скользнул в пустоту. Его крик отразился многократным эхом.

Ригоронец быстро пришел в себя, огляделся по сторонам, не видно даже собственной руки, словно в каком-то черном болоте. Он подскочил на ноги, все цело, повреждений нет. Или он уже сдох, лежит во чреве утеса со сломанной шеей, и это посмертие где-то во тьме подземных миров?

– Ты все-таки пришел, Потерянный.

От этого голоса у Росса по спине пробежали мурашки, волосы встали дыбом, в груди застыл ледяной ком, а из горла вырвался душераздирающий вопль. В этот миг в посмертии произошли изменения, темень взорвалась десятками теней, диких, безумных, прыгающих прямо на него. Он выхватил кинжал и судорожно крутил головой, пытаясь понять, что происходит.

– Заждалась я тебя, Потерянный.

Самая большая тень вновь заговорила, вспыхнули два факела, и Росса пронзил инфернальный ужас, он взревел на пределе голосовых связок.

– Росс, Росс, что там у тебя?

– Старуха страшная, как задницы подземных богов, – гаркнул тот, с трудом удерживая сердце в грудной клетке.

– Ты держись, мы тебя вытянем.

Росс, тяжело дыша, оглядел свод пещеры и обстановку. За спиной шепчущей бездной расстилалось Море бурь.

– Не надо меня вытаскивать, сами спускайтесь, поедим нормально.

– Ты поешь, Потерянный, – вновь проскрипела ведьма. – Когда ж еще случится.

Один за другим парни сползали по расщелине в капище. Росс не сдержался и жадно вонзил зубы в хлебный ком, что лежал на большом блюде близ жертвенника. Здесь же фрукты и овощи, копченая рыба и мясо, яйца, разукрашенные в причудливые цвета, кувшины с вином и скисшим молоком. Сотник снял со стены один из факелов и поводил вокруг старухи.

– Слепая она, – набитым ртом мычал Росс. – Жаль, не немая.

Старуха никак не реагировала на свет, ее глаза закрыты белой пеленой и устремлены к морю. Она маленькая, худая, сморщенная, как прошлогодняя слива, с гривой косматых седых волос, доходящих до земли, сидела возле жертвенника и почти не шевелилась. На ней грязные тряпки, скрывающие ноги и руки.

– Слепы те, кто имеет глаза. Я же хорошо тебя вижу, Потерянный.

Ригоронцы накинулись на еду, восемь мужиков проголодались так, что местным богам пришлось поделиться. Вино кислое, разбавленное, но его вкус украшает ужин. На простоквашу решился только Хлой, он одним махом заглотил целый кувшин, довольно крякнул и громко рыгнул.

– Капище местное, – оглядывался по сторонам Лемм.

– Сюда приносят жертвы морским богам, – Сецл кивнул на стены пещеры, украшенные рисунками морских чудищ с человеческими головами и рыбьими хвостами. – Просят у богов милости и хорошего улова.

– А чего хочешь ты попросить, Потерянный? – проскрипела старуха.

– Чего же нам просить? – ответил довольный Лемм. – Домой бы вернуться.

– Что для тебя дом, Потерянный?

– Дом, – нахмурился сотник. – Дом – это дом, где мать меня ждет…

– Не дождется она тебя, Потерянный. Взлетит, как птица, и не вернется.

Росс сыто икнул и залил в горло остатки вина. Хорошо так, что даже лепет сумасшедшей старухи не мешает. Напугала до самого нутра, но это стоило того, чтобы наесться от пуза и наконец перестать испытывать муки голода.

– Дом – это братья, – грустно продолжил Клив.

– Братья? – рассмеялась беззубым ртом старая. – Не они тебя бросили, ты их бросил. Не они тебе нужны, ты им нужен. Не они тебя предали, ты отступил.

– Дом – это батя, – вздохнул Зайра и приложился головой к стене пещеры. – Тяжело ему одному лямку тянуть…

– Тяжело, – хрипела старуха. – Хочет он вернуть тебя, только Потерянный ты. Не найти тебя. И это хорошо.

Парни, наевшись досыта, и уставшие за целый день пути, разлеглись на камнях пещеры. Их клонило в сон, они едва обращали внимание на докучливую алесцийку. Лемм и Росс тихо перешептывались.

– Неделя, как мы покинули Сермор. И не вернулись, – заметил командор. – Представляю, как беспокоится Сеций Глад.

– Боюсь даже представить, – хмуро ответил Росс. – Уходить нужно отсюда и поскорее.

– Богиня удачи тебя привела. Она не оставила нас, Потерянный. Она с нами.

– Заткнуть бы ей рот, – буркнул Росс. – Раскаркалась, уши болят. Спать не даст.

Лемм потушил факелы, Росс снова ослеп. Вокруг не видно ничего, кроме небесных звезд.

– А ты еще не все потерял, Потерянный, – старуха почти шептала, но не угомонилась. – Но потеряешь. И что найдешь, потеряешь. Потерянный ты…

На следующий день отряд проснулся на рассвете, старой ведьмы в капище не было. В карауле стояли Хлой и Грай, но ни один не мог припомнить, когда алесцийка исчезла.

– Старая колдунья испортит все, – злился сотник.

– Кто ей поверит? – отмахнулся Клив. – Она слепая, к тому же сумасшедшая.

– Надо уходить, Лемм, – собирался Росс. – Здесь уже слишком опасно.

Отряд поднялся на утес, вошел в лес и продолжил путь на север. Сецл вновь устремился вперед, за ним тянулась колонна солдат.

Во второй половине дня лес начал редеть. То там, то здесь встречались массивные пролески. Лемм снова призвал всех соблюдать тишину, как вдруг раздался громкий вскрик Сецла. На миг все словно окаменели.

Дуант первым бросился в драку. Лемм не успел прийти в себя, как мимо него с той же легкостью пронесся Зайра. За ним к Сецлу поспешили Хлой и Клив. Росс выхватил меч и оглянулся на командора.

Никто не понимал, что происходит. Перед Россом и Леммом открылась небольшая поляна, на которой кипела схватка. Слышно только звон мечей и рев разъяренного Дуанта. Число неприятелей невелико. К тому моменту, как Лемм оказался в состоянии считать, их осталось двое, и те рухнули, подкошенные ударами Дуанта и Зайры. Все кончилось также быстро, как началось. На поляне воцарилась мертвая тишина. Росс отметил для себя, что видит всех, кроме Сецла.

– Росс, быстро оглядись вокруг, – гаркнул Лемм. – Что, гиений потрох вам в зубы, здесь произошло?

Лица солдат искажены воинственной яростью, мечи и одежда окрашены кровью, а на земле лежит четыре бездыханных тела. Дуант тяжело дышал. Он не мог говорить, а только мычал что-то невразумительное.

– Они убили Сецла, – кивнул Зайра. – Стрела попала ему в грудь.

Сецл мертв, его рубашка окрашена в алый цвет, с губ стекает багровая струйка крови. Клив держал голову погибшего друга. Хлой расположился рядом и рыдал, словно младенец.

Росс быстро оббежал роковую поляну. Вокруг ничего подозрительного, и даже если где-то оставались алесцийцы, вряд ли они затаились и спокойно смотрели, как убивают их товарищей.

– Лемм, надо убираться отсюда и как можно скорее. Клив, Хлой, отнесите Сецла к деревьям. – Росс указал в сторону, где из зарослей выглядывал растерянный Грай Ниаку. Рыбак так и не решился покинуть укромное место.

Уверенный голос Росса вернул их в реальный мир. Хлой поднял тело товарища и направился к Граю.

– Остальные идите за мной, – и Росс отправился в сторону лежащих на земле людей.

Росс склонился над мертвыми телами. Трое молодых парнишек и девушка довольно хрупкого сложения. С ними только простенькие луки и короткие ножи, которые в схватке с длинными мечами ригоронских солдат выглядели детскими игрушками. Это не солдаты, и не воины. Это местные охотники, почти дети. На них из леса вывалился весьма сомнительный малый, и они рассудили правильно, но, к сожалению, поспешно. И главное, как же метко они стреляли!

***

– О таком подарке можно только мечтать, – глаза мальчишки горели от возбуждения. – Это не просто конь. Это же победитель скачек на День битвы битв! Вихрь! И он мой!

– Голард, твой наставник, хорошо отзывался о твоих способностях и старании. Ты заслужил его, – хмыкнул отец.

– Он стоит не меньше тридцати мер золотом, – не верил своему счастью мальчишка. – Я буду за ним ухаживать. Я не отойду от него.

Девятилетний долговязый мальчишка уже наполовину свесился за ограждение выгула, не сводя восторженного взгляда с подарка.

– Арти хотел его, – зло смеялся мальчик. – Он завидует мне. Сказал, чтобы я не свернул себе шею с такого подарка.

Арти взрослый мужчина, второй по рождению сын в семье, он молод и крепок телом. У него острые черты лица, хваткий взгляд. Он настоящий воин, охотник, глаза загораются при виде оружия и лошадей. Все прочее несущественно и малоценно, не имеет значения. Но конь достался младшему.

– Только не заводи его в дом, – поморщился мужчина. – Он распугает и потопчет слуг.

– Пусть распугает и потопчет.

Отец сдержанно рассмеялся.

– Позволь ухаживать за ним людям, к которым он привык. Тебе не на пользу проводить много времени в конюшне.

– Ты и конюхов купил?

– Только тех, что при нем всегда.

– Пегоцийский жеребец! Они тоже пегоцийцы? Из западной области Алесции? Настоящие алесцийки?

Отец продолжал смеяться.

– Жаль, – поморщился мальчишка. – Я бы погонял их плеткой.

– Еще погоняешь.

Глава 4

Империя Ригорон. Южные провинции. Город Седьмой Холм.

Четырнадцать лет назад.

На улице так много народу, будто все в едином порыве покинули дома, чтобы попихаться и потолкаться в гуще себе подобных. На лицах прохожих крайнее изумление и даже возмущение, жесты людей порывисты и резки, а слова с шепота срываются на крик. Аяна нерешительно ступила на улицу и сразу растерялась. Финн, напротив, словно почуявший след зверек, приободрилась, заозиралась по сторонам и забыла не только о поручениях, но и о самой Тайре.

Центральная площадь Седьмого Холма недалеко от дома, пройтись по улице несколько шагов. Уже от крыльца видно, как возбужденные обыватели широким кольцом окружили местный столб позора. Столб находился здесь давно и особого интереса к себе никогда не привлекал. До сегодняшнего дня к нему не приблизился ни один злоумышленник, кроме в стельку пьяного посетителя местного питейного заведения.

– Финн, у нас нет времени, – сопротивлялась Аяна. – Надо разыскать Торка.

– Мы этим и занимаемся, – пропихивалась вперед девочка. – Эй, а ну-ка подвиньтесь.

Однако Торка не видно среди сотен взволнованных лиц. И даже если совсем близко подойти к столбу, его нет в толпе холминцев. Девочка упрямо тянула мать вперед, не отпускала локоть и резко выдернула женщину из плотного строя зевак. Здесь нет Торка, но есть узник, прикованный к столбу железными наручниками.

Узница, это была женщина. Или всем только казалось, что это была женщина. Правильнее будет сказать, что и женщиной в привычном понимании она не была.

Ее возраст не поддавался определению, она вообще без возраста, она Чужеземка. Высокая, крепкая, статная, узница уверенно держала свое подтянутое, сильное тело; на крепкой жилистой шее цепи, над ними хищное лицо, обострившееся от глубокого внутреннего напряжения. У нее красивая бронзовая кожа, в то время как ригоронки ценят белизну и румянец. Прямой, резко очерченный нос, широкий подбородок. Под густыми бровями, словно пламя, блестели угольно-черные глубоко посаженные глаза.

Ее облачение состояло из штанов, сшитых из светлой мягкой кожи, и туники без рукавов. На ногах прочные кожаные сапоги, перетянутые ремнями. И нет платья! Ее руки, плечи, шея оголены, недопустимое кощунство.

Она была по-своему прекрасна!

Ее тело излучало здоровую хищную мощь. Под упругой кожей нет дряблого жира, лишь упругие мышцы, затянутые в корсет сухожилий. Красивые длинные ноги, плоский крепкий живот, развитые плечи и руки. Узница смотрела сквозь толпу тяжелым величественным взглядом, словно на стаю ворон, которую разгонишь, поведя одной бровью.

Что же видела она вокруг? Ригоронок, женщин в объемных платьях, опасающихся поднять накидку с головы, чтобы ее рассмотреть. Ригоронцев, которые бросали в нее мусор и ругательства. Для них она чужеземка, существо иного мира, преступница, посягнувшая на их миропорядок, миропонимание.

В ответ на оскорбления лицо женщины оставалось сурово-непроницаемым. Казалось, она глуха и слепа ко всему происходящему. Она стояла, не опуская головы, не отводя взгляда, подобно каменной статуе, которую изваял творец, установил в центре города и оставил на обозрение толпы как нечто чуждое, а значит безобразное.

Так жители города увидели алесцийку южных земель.

Так вот он, восьмой всадник ночного отряда!

Финн внимательно рассмотрела женщину и не нашла в том ничего интересного. Всего лишь диковина, в лавке пряники куда интересней.

– Мам, алесцийка это плохо? Что она сделала? – Финн замерла на полуслове, мать ее не слушала.

Аяна стояла, не шевелясь, с откинутой накидкой, взор ее не отрывался от Чужеземки. Сегодня таких немало, всяк спешит рассмотреть иномирянку, представить, откуда у нее такая золотистая кожа – она не скрывается от солнца, ходит без накидки? – и почему так плохо убраны волосы – небрежно лежат по плечам и спине. Но Аяна смотрела иначе. Что не так, ребенок разобрать не мог, но она увидела глаза больного человека, которому сообщили, что лекарство есть.

– Мама, вернись уже. Нет Торка. Может я съем его обед, чтобы не пропал?

Наваждение спало, Аяна очнулась и посмотрела на дочь затуманенным взором.

– Ох, Финн, мы так задержались.

Отпихиваясь локтями, они прорвали кольцо ротозеев и поспешили обойти столб с другой стороны. Аяна решительно шагала впереди, огрызалась на недовольных и смеялась при встрече со знакомыми.

– Мам, ты забыла надеть накидку.

– В самом деле? – улыбнулась та.

Нет, не загадочно и меланхолично, не задумчиво и безразлично, она просто улыбнулась, потому что ей стало смешно. Аяна уверенно обошла площадь, подошла к местному стражу, велела передать Торку Орсу небольшой сверток и с гордо поднятой непокрытой головой прошагала по площади к дому.

На кухне разгорелось обсуждение алесцийской темы и ее влияния на бедного Торка, который едет служить к Пограничным горам. Казалось, все хорошо понимают, кто такая алесцийка, но в точности никто не мог сказать, кто же она такая. Как к месту пришлись мифы и легенды, наросшие за столетия вокруг алесцийского народа. Тут были и дикие нравы, и детоубийство, и кровососание, и прочие омерзительные подробности, которые с трудом подходили к более чем человечному образу стоящей на площади узницы. Финн слушала, развесив уши, и под шумок азартно жевала, пока взрослые увлечены темой, гораздо более интересной, чем ее манеры.

Саму девочку тема интересовала только в том ключе, что Тайра в условиях многозадачности теряла бдительность, Брэда перестала гонять ее по пустякам и так убедительно набрасывала новые страшилки. Аяна притом отмалчивалась, но это привычное состоянии матери, она снова стала чужой и далекой. Лишь один раз Финн успела вставить свое меткое слова, но ее никто не принял во внимание.

– А я слышала, – заговорщически шептала служанка, – что мужей у них нет. Они могут их менять и выбирать новых. Каждый год.

– Чаще, чем мне платья? – размышляла Финн. – А старых мужей не заставляют донашивать?

На этом месте, девочка получила грозный взгляд Тайры и поспешила ретироваться, незаметно прихватив с собой мясную нарезку.

Дела взрослых совершенно неинтересная штука, непонятно, почему они всякий раз делают из всего тайну. Например, о королевстве Алесция она знала достаточно много из учебников Титта, и ничего крамольного в том не нашла. Ну, есть где-то за Пограничными горами королевство, в котором королевскую власть могут принимать только женщины. И есть у них своя армия, и даже флот, что в корне не подходит Империи Ригорон. Что с того? Тут вот, целая тарелка колбасных обрезков.

«Твой ли нос пихать в такие книжки?» – обязательно скажет Тайра. – «Тебе замуж идти, а ты с супругом будешь поддерживать разговор о тактике ведения войны?»

О чем же еще, если в домашней библиотеке книги только о том, в учебниках Титта чуть простым языком, но тоже об этом, в пособиях Торка целые трактаты о войне и способах умерщвления противника. И разговоры, которые отлично прослушиваются сквозь замочную скважину, снова о тактике на поле боя и вариантах обороны. Скука смертная, но ничего иного девочка в этом доме не слышала. Означенный выше супруг просто обречен прослушать лекцию о боевых маневрах в первую же брачную ночь. Как альтернатива, сплетни на кухне, но на самом пикантном месте ее за ухо выдворяют за дверь, заткнув полотенцем скважину.

Титт, как муха на тарелку, тут же образовался рядом. С ним, к слову, никаких происшествий по части уха и замочных скважин не происходит, напротив, его насильно пытаются внедрить в самый эпицентр разговоров о тактике и стратегии боя, но тот уже с первых минут своего участия начинает зевать и ерзать, сопеть, ковыряться в дырке ботинка, что угодно, кроме того, чтобы проявить наследственную склонность к смертоубийству и ненависти к врагам Ригорона. Вот и сейчас тот вырвался из цепких объятий отцовского боевого опыта, и уже трется рядом с сестрой, удерживая подмышкой макет боевого корабля, полученного в подарок от Торка.

– А я знаю, зачем алесцийку оставили здесь, в городе, – чавкал тот, и чтобы Финн не успела отвертеться от столь заманчивой темы для обсуждения, сразу продолжил: – Ее казнят на Праздник встречи двух солнц вместо привычного чучела.

– С чего бы, – девочка вырвала остатки колбасы из рук брата и набила полный рот, негодуя на прихлебателя.

– Торк рассказал, ее везли в Свидарг, чтобы сдать в бойцовые школы. А она в пути людей покалечила, вот они к нам и заехали.

Девочка насторожилась, но припомнила, что на узнице у столба толща железных цепей и браслетов, и сразу успокоилась.

– А зачем они везли ее в бойцовые школы?

– Ты что, Финн, это же так интересно! На аренах столицы выступают разные бойцы. Бдыщ-виу. Алесцийка среди них была бы к месту, – и мальчик изобразил, как именно, та раскидала бы своих противников прямо его макетом корабля.

– Пф… а зачем она покалечила людей?

Титт растерянно пожал плечами, он не знает, но готов предложить свою версию:

– Тренировалась, – выпучил тот глаза.

– А за что ее казнят?

Очевидно, мальчик не знает и этого, но фантазия всегда придет на помощь:

– А может она колдунья, и они поняли, что не довезут ее.

Финн понятливо кивнула. Если колдунья, пусть жгут, она первая бросит в пленницу поленом.

– Титт, а кто такие Дэвони? – интересовалась она о наболевшем.

– Почему ты спрашиваешь? – если уж разговор миновал бойцовые школы и колдунью, Титт сразу потерял интерес и вернулся к привычному занятию – изучению своего корабля.

– Они хотят отрезать мне нос.

– Пф… а ты отрежь им, – предложил брат и сразу загорелся идеей. – Кстати, Финн, у тех заезжих гостей целый склад разного оружия. И ножи есть. Можем залезть в окно, посмотреть.

Легенда Праздника встречи двух солнц проста и незамысловата. Люди перестали чтить богов, но не перестали пользоваться изобилием, которое им создали боги. И тогда начались кары и испытания, но что бы не делали боги, Солнце спасало людей и одаривало их щедрыми дарами. Боги забрали пищу, но Солнце пригрело, и выросла пища. Боги наслали ветра, дожди и снег, но Солнце растопило лед. Боги наслали моры и болезни, но под Солнцем выросли лечебные плоды. Боги послали засуху, но Солнце призвало облака и пошел дождь. Тогда боги разделили само Солнце, и стало одно светить зимой, а второе летом, и к равновесию придет только тогда, когда воссоединятся обе части. А до того…

А до того люди празднуют дни равноденствия двух солнц. Праздник уходит корнями во времена Объединенных Княжеств, когда летнему и зимнему светилу, как двум разным божествам, приносились кровавые жертвы, а само празднество перерастало в жестокую и порочную мешанину традиций и обрядов.

Сам праздник начинался с вечера. Огромные столы расставляли прямо на центральной площади. Здесь музыканты, бродячие артисты, ярмарки и развлечения. Считается, что полученные в праздничную ночь дары исходят от самих солнц. Финн успела усомнилась в правоте этого утверждения, поскольку дары ей доставались скучные, часто подержанные, либо потерявшие надобность. А то, о чем мечталось целый год, так и оставалось мечтами, даже если ты напоминаешь об этом по несколько раз на дню.

В этом году Наместник Седьмого Холма задумал провести праздник не совсем обычно. Вместо сожжения теленка в духе времен Объединенных Княжеств он предложит праздничной толпе сожжение алесцийки. Вне зависимости от того, как и зачем она попала в Ригорон, женщина являлась представителем иного мира, чуждого, враждебного, неприемлемого. Она пришла из южной страны, она как нельзя лучше символизирует умирающее летнее светило. Иная судьба не лучше. Она погибла бы на аренах Свидарга в неравной схватке с воинами бойцовых школ Ригорона.

До праздника четыре дня, в доме Орсов домашние закончили уборку зала после торжественного ужина. Брэда плохо себя чувствовала, уставшая Тайра удалилась на покой.

Мальчишки во главе с Торком наметили загородную прогулку с пикником, чтобы на лоне природы предаться своим любимым мужским забавам. Навязчивые просьбы Финн взять ее с собой, а также клятвенные обещания не мешаться под ногами, не возымели действие. Девочка обиженно поджала губы.

– Это из-за того случая, когда я обмазалась малиновым вареньем и выбежала из кустов, будто раненная стрелой насмерть? А у тебя случился этот… как его?

– Разрыв сердца. Нет, – хмыкнул Торк.

– Значит, из-за того, что я громко хрюкнула, когда смеялась над тем, как Титт порвал стрелой штаны на самом интересном месте?

– Нет.

– Значит, Ной мне мстит за тот случай на пикнике, когда я засунула ему между хлебцами дохлую лягушку?

– Нет, Финн.

– Из-за того, что в прошлый раз Ной наступил в лошадиную лепешку, а я так гоготала, что у меня из носа вылетела…

– Финн, на этот раз ты останешься дома.

– Из-за Титта? Он не может простить мне тот случай, когда я…

– Вовсе нет.

– Тогда я не понимаю.

– Финн, ты совсем взрослая, а девицам нечего делать, когда мужчины хотят побыть вместе. Тебе пора привыкать к этому. Тебе пора становиться взрослой девушкой.

– Вы же со скуки умрете без меня.

Торк нахмурился.

– Как-нибудь справимся.

– Я ошибаюсь, или ты сейчас на Тайру похож? Она тоже учит меня манерам, и твердит, что не положено делать воспитанной девочке.

– Воспитанные девочки, как все женщины, остаются дома, – и брат ушел, оставив сестру в совершенной растерянности.

Финн застала мать во внутреннем дворе и не замедлила пожаловаться на горькую участь.

– Просто, они боялись, что я буду смеяться, как неумело Титт и Ной управляются с оружием. А я бы громко не смеялась. Но теперь, при первом удобном случае буду хохотать так, что они лопнут от стыда.

– Мне очень жаль, детка.

– Это все Ной. Он никогда не хотел брать меня с собой. Потому что я мешаю ему метко стрелять по мишеням. И вовсе нет. Стреляет он скверно, потому что неумеха, а не потому, что во время выстрела я могу сделать вот так, – и девочка пронзительно завизжала.

Аяна поморщилась, чуть потерла ухо и погладила забияку по макушке.

– Детка, пикник не самое важное в жизни.

– Что может быть важнее корзинки для пикника? Там еды на целый день, меня на диету посадили, а я есть хочу…

Мать лукаво улыбнулась.

– Вместо корзинки для пикника ты можешь получить нечто большее. Например, сходить в гости к дяде Лагу и там…

– Без разрешения? – заговорщически оглянулась девочка. – Но если узнают? Нам нельзя ходить в кузню.