Путь к Белой Веже. Сказание о Ратиборе

Глава 11. Остановка в Вышгороде

Через два дня пути они увидели на высоком правом берегу частокол Вышгорода. Для измотанного отряда это был первый островок цивилизации после диких, шепчущих берегов. Небольшой, но крепкий городок, любимая резиденция княгини Ольги в прошлом, сейчас служил важным перевалочным пунктом на пути "из варяг в греки".

Ладьи причалили к оживленной пристани. Шум, гомон, запах дыма и печеного хлеба – все это после нескольких дней гнетущей тишины казалось музыкой. Ратибор дал людям полдня на отдых. Женщины бросились к колодцам, чтобы постирать одежду и обменяться новостями, Милослав тут же нашел местную кузницу, чтобы починить уключину, треснувшую на одной из ладей.

Сам Ратибор вместе со Ставром отправился к городскому посаднику, чтобы предъявить княжескую грамоту и договориться о пополнении припасов – муки, соли и, самое главное, смолы для починки лодок.

Именно на торговой площади он их и увидел.

Они сидели на крыльце корчмы, лениво попивая пиво из больших глиняных кружек. Их было человек десять. Высокие, светловолосые, с выбритыми подбородками и длинными, заплетенными в косы усами. Они были одеты в добротную кожу и меха, а у ног их стояли огромные круглые щиты и лежали двуручные секиры, способные одним ударом разрубить пополам и человека, и его коня.

Варяги.

Наемники, идущие на службу к князю в Киев или дальше, в Миклагард, к византийскому императору.

Они не были похожи на его дружинников. В людях Ратибора, даже в бывалых, сквозила крестьянская основательность, связь с землей. В этих же не было ничего, кроме войны. Их глаза, холодные, как северное море, осматривали все вокруг с хищным, оценивающим прищуром – что можно взять, кого можно убить, с кем можно выпить. Они не были частью этого мира – они проходили сквозь него, оставляя за собой след из стали и крови.

Их оружие и доспехи были безупречны. Никакой показухи, только смертоносная функциональность. Кольчуги с коротким рукавом, стальные шлемы с наносниками, широкие мечи в простых, но прочных ножнах. Они были живым воплощением войны как ремесла.

Его отряд, стоящий у лодок, на их фоне выглядел сбродом. Добровольческое ополчение. Мужики с топорами и копьями, несколько ветеранов и зеленые юнцы, вроде Гостомысла, чья спина до сих пор была покрыта багровыми струпами от плети. Ратибор вдруг с пугающей ясностью осознал разницу. Его люди шли умирать за идею, за землю, за будущее своих детей. А эти – шли убивать за деньги. И в этом они были профессионалами.

Один из варягов, очевидно, их предводитель – огромный, с рыжей бородой и татуировкой в виде змея на бритой голове, – заметил взгляд Ратибора. Он лениво поднял свою кружку в приветственном жесте.

– Что, рус, засмотрелся? – крикнул он на ломаном славянском. – Нравится сталь? Хочешь нанять? За хорошее серебро пойдем хоть к черту в пекло!

Его товарищи громко, гортанно захохотали.

Ратибор молча кивнул в ответ и прошел мимо. Он не мог позволить себе нанять даже одного из них. Все княжеское серебро было у него в единственном сундуке, и оно предназначалось для закупки припасов на месяцы вперед.

– Северные псы, – сплюнул Ставр, когда они отошли на безопасное расстояние. – Дерутся, как боги, это правда. Но верности в них не больше, чем в весеннем льде. Сегодня он твой брат по оружию, а завтра за лишнюю гривну перережет тебе глотку во сне. Я с ними ходил. Знаю.

– Но они – сила, – тихо ответил Ратибор.

– Сила, – согласился Ставр. – Но у тебя другое. У тебя – люди, которые идут не за тобой, а с тобой. И если они поверят, что ты ведешь их к их земле, они будут драться яростнее любого варяга. Ярость голодного мужика, защищающего свою семью, страшнее алчности любого наемника. Твоя задача, воевода, – просто не дать этой ярости остыть.

Они зашли в дом посадника. Ратибор говорил с ним, договаривался о зерне и смоле, но мысли его были там, на площади. Он впервые четко осознал, какой разношерстной и уязвимой силой он командует. Его армия состояла не из железа и мускулов, а из веры, страха, отчаяния и надежды. И это было одновременно его главной слабостью и его главным оружием. Чтобы победить, ему нужно было стать не просто командиром. Ему нужно было стать хранителем их надежды. Любой ценой. Даже ценой собственной души.

Когда они возвращались к ладьям с обозом, груженым припасами, варягов на крыльце уже не было. Остались только пустые кружки. Но образ этих профессиональных убийц, спокойных и уверенных в своей смертоносной силе, навсегда отпечатался в памяти Ратибора. Он понял, каких врагов ему, возможно, придется встретить там, впереди. И что его добровольческому ополчению придется противопоставить им нечто большее, чем просто сталь.

Глава 12. Забытая Деревня

Они шли уже больше недели. Днепр расширился, леса по берегам стали гуще и темнее. Отряд втянулся в монотонный ритм похода: гребля до сумерек, тревожная ночевка у костра, подъем с первыми лучами солнца. Рана на спине Гостомысла затянулась, но его взгляд оставался затравленным. Урок страха был усвоен всеми.

На исходе восьмого дня пути, когда запасы свежей воды подошли к концу, скифский разведчик Ариант, примкнувший к ним со своей небольшой группой, указал на узкую, едва заметную протоку, уходящую вглубь леса.

– Там дым, – коротко сказал он. – И тропа к воде. Жилье.

Решение было принято быстро. Семь ладей, одна за другой, свернули в протоку. Весла пришлось втянуть; воины отталкивались от низко нависающих ветвей и илистого дна шестами. Воздух здесь был стоячий, пахнущий гнилью и сыростью. Через пару сотен метров протока вывела их на небольшое озерцо, на берегу которого притулилась деревушка.

Зрелище было удручающим. Десяток почерневших от времени изб, вросших в землю, с просевшими, заросшими мхом крышами. Не было видно ни огородов, ни пасущегося скота. Лай собак не встретил их. Над одной из труб вился тонкий, немощный дымок. Деревня выглядела не просто бедной – она выглядела умирающей.

– Что-то здесь не так, – пробормотал Ставр, его рука легла на рукоять меча. – Слишком тихо.

Ратибор приказал большинству оставаться в лодках, а сам, взяв с собой Ставра, Милослава, Зоряну и десяток дружинников, сошел на берег.

Тяжелые сапоги вязли в раскисшей грязи. Их приближение не осталось незамеченным. В темных проемах дверей мелькнули бледные лица и тут же исчезли. Двери захлопнулись, изнутри звякнули тяжелые засовы. Окна были закрыты ставнями. Деревня замерла, превратившись в крепость, осажденную невидимым врагом.

Ратибор подошел к избе, над которой вился дым, и громко постучал в дверь рукоятью меча.

– Люди добрые! – крикнул он. – Мы с миром! Путники из Киева, идем вниз по реке. Воды бы нам набрать да новостей узнать!

За дверью раздался испуганный женский визг и приглушенная ругань. После долгой паузы донесся скрипучий мужской голос:

– Нету у нас воды для вас! И новостей нету! Уходите, откуда пришли, пока лихо и вас не зацепило!

– Какое лихо? – нахмурился Ратибор. – Бродники? Печенеги?

– Хуже, – ответил голос, и в нем звенел животный ужас. – Уходите! Прочь!

Дальнейшие уговоры были бесполезны. Ратибор отошел от избы, чувствуя себя в тупике. Его воины стояли, растерянно переглядываясь.

Зоряна медленно обошла вокруг. Она не смотрела на избы, ее взгляд был устремлен в землю, на чахлую, пожухлую траву. Она наклонилась, сорвала былинку, растерла ее в пальцах и поднесла к лицу.

– Эта земля больна, – тихо сказала она. – Здесь поселился страх. Он пропитал все – землю, воду, воздух. Он сидит в домах и гложет души людей. Это не мор и не враг с мечом. Это что-то… домашнее. Внутреннее.

В этот момент одна из ставен на соседней избе со скрипом приоткрылась. В щели показался испуганный женский глаз.

– Вы… вы не от него? – прошептала женщина.

– От кого? – спросил Ратибор, делая шаг ближе.

– От Хозяина… – пролепетала она, и тут же рядом возникла грубая мужская ладонь, зажавшая ей рот. Ставня захлопнулась.

«Хозяин». Слово повисло в мертвой тишине. Оно не звучало как имя человека. Скорее, как название болезни или проклятия.

– Ясно, – процедил Ставр. – Здесь сидит какая-то нечисть, а они ее кормят своим страхом. Сами себя в могилу загоняют.

– Мы не можем их тут бросить, – сказал Милослав, его лицо было мрачным. – Тут ведь и дети есть.

Ратибор молчал. Он смотрел на эти наглухо закрытые избы, полные отчаяния. Он пришел сюда за водой, а наткнулся на чужую, застарелую беду. По уставу похода, он должен был развернуться и уйти, не ввязываясь в местные проблемы. Но княжий наказ – "вести их, как пастырь" – звучал в ушах. И какой же он пастырь, если оставит это зачумленное стадо на съедение невидимому волку?

К тому же, его беспокоило другое. Что бы ни гнездилось в этой деревне, оно могло последовать за ними, прицепиться к их отряду. Нельзя было оставлять за спиной такую заразу.

– Зоряна, ты можешь узнать, что это? – спросил он.

Ведунья закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то, недоступному обычному слуху.

– Оно хитрое. Прячется. Сидит в тепле, вьет гнездо из чужих слез и страхов. Мне нужно подойти ближе. Мне нужен дом, который страдает больше всех.

Ее взгляд остановился на избе, откуда доносился тихий, монотонный плач ребенка. Плач, полный не детской обиды, а изматывающей, бесконечной тоски.

– Этот дом, – сказала она. – Оно там.

Ратибор кивнул. План начал складываться в его голове.

– Ставр, Милослав, со мной. Остальные – окружите избу, но близко не подходить. Если что-то пойдет не так, будьте готовы выломать дверь.

Он снова подошел к той самой избе. На этот раз он не просил.

– Именем князя Всеволода, отворяй! – прорычал он, и ударил в дверь уже не рукоятью, а тяжелым кулаком в кожаной перчатке. – Впускайте, или я выломаю эту дверь и сожгу вашу хату к чертям собачьим! Выбирайте!

За дверью послышалась паническая возня. Было ясно, что страх перед волей князя и его вооруженными людьми начал перевешивать страх перед невидимой напастью.

С протяжным скрипом тяжелый засов отодвинулся.

Глава 13. Гость в Подполе

Дверь со стоном отворилась, и на пороге возник заросший, исхудавший мужик с дикими, загнанными глазами. За его спиной, в полумраке избы, пряталась женщина, прижимавшая к груди плачущего, бледного как полотно, ребенка лет трех.

Внутри избы царил полный разор. На полу валялись спутанные, рваные комья овечьей шерсти и льна, словно кто-то в ярости кромсал их ножом. Глиняная посуда на полках была покрыта паутиной, а в воздухе стоял кислый, тоскливый запах несчастья и нестиранного белья. Источником монотонного, изводящего душу плача был именно этот ребенок.

– Что здесь происходит? – сурово спросил Ратибор, переступая порог. Ставр и Милослав вошли следом, заполнив собой почти все пространство.

– Оно… оно здесь… – пролепетал хозяин, тыча дрожащим пальцем в угол за печью. – По ночам выходит… Покоя от него нет.

– Кто "оно"? – нахмурился Милослав, его рука легла на рукоять топора.

– Баба говорила – кикимора, – прошептала женщина, качая ребенка, который не унимался. – Жена домового, нелюдимая. Пришла с болота. Поселилась у нас.

Пока мужчины пытались вытянуть из перепуганных хозяев хоть какие-то подробности, Зоряна уже действовала. Она не обращала внимания на людей. Она обходила избу, медленно, словно охотничья собака, идущая по следу. Она принюхивалась к воздуху, проводила пальцами по стенам, заглядывала в темные углы.

– Оно не злое, – вдруг сказала она, остановившись посреди избы. – Не убивает, не калечит. Оно – тоскливое. Несчастное. И своим несчастьем заражает все вокруг.

Она подошла к колыбели, стоявшей у печи. Колыбель была пуста, но на маленьком тюфячке, набитом соломой, лежал крошечный, сплетенный из гнилой травы и волос, венок.

– Вот его метка, – Зоряна указала на венок. – Оно выбрало вашего младенца. Не чтобы убить. Чтобы убаюкать. Убаюкать навсегда. Высасывает из него жизнь, как солнце – росу. Поэтому он и плачет без умолку. Его душа борется.

Хозяйка избы зарыдала в голос, прижимая дитя еще крепче.

Зоряна продолжала осмотр. Она обошла вокруг печи, потом остановилась у деревянного люка, ведущего в подпол. Она опустилась на колени и приложила ухо к доскам. Все замерли, наблюдая за ней.

– Там, – коротко сказала она, выпрямляясь. – Гнездо в подполе. В самом сыром и темном углу. Оно не любит света и шума. Прячется днем, а ночью выходит хозяйничать.

– Так давай я его топором! – рыкнул Милослав, делая шаг к люку.

– Нельзя, – остановила его Зоряна. – Убьешь ее – накличешь гнев домового и всех духов этого дома. Изба сгниет за год. Нужно выгнать. Показать, что ей здесь не рады. Что здесь есть другой, настоящий хозяин.

– Как? – спросил Ратибор.

Зоряна окинула взглядом убогое жилище. Ее взгляд остановился на прялке, стоящей в углу. Шерсть на ней была спутана в один большой, грязный колтун.

– Это ее любимая забава, – пояснила ведунья. – Путать пряжу, рвать нити. Она ненавидит порядок, ненавидит созидание. Мы должны сделать то, что она ненавидит больше всего. И прогнать ее звуком, которого она боится.

Она повернулась к хозяевам избы.

– Муж, у тебя есть курица?

– Есть… одна осталась… – пробормотал тот.

– Режь. И неси сюда. Пусть кровь капнет на порог и в каждый угол. Это знак старой жертвы, знак владения.

Потом она посмотрела на женщину.

– А ты, хозяйка, бери самую чистую шерсть, что у тебя осталась. Садись за прялку и пряди. Пряди ровную, крепкую нить. Не отвлекайся ни на что. Даже если услышишь плач, шепот или стук – пряди. Твоя нить – это нить жизни твоего дитя.

Затем ее взгляд нашел Милослава.

– Кузнец. Мне нужен твой огонь и твой металл. Вынеси свою наковальню на порог. И бей по ней молотом. Громко. Ровно. Без остановки. Кикимора боится звона чистого железа больше, чем грома Перуна. Этот звук разрывает ее тоскливую паутину.

И наконец, она посмотрела на Ратибора.

– А ты, воевода, будешь стоять у открытого люка. С мечом. Не для того, чтобы рубить. А чтобы показать силу. Чтобы она знала, что если не уйдет по-хорошему, придет сталь. Ты – страж.

Расследование было окончено. Враг был найден и изучен. Это была не битва, а ритуал. Изгнание. Битва не за землю и не за золото, а за одну маленькую избу и одну крошечную, угасающую детскую душу. Ратибор кивнул, принимая свою роль в этом странном действе. Он вытащил меч из ножен. Холодная сталь тускло блеснула в полумраке избы.

Глава 14. Изгнание

Деревня, до этого замершая в страхе, пришла в движение. Люди Ратибора, повинуясь его приказу, молча наблюдали со стороны. Они видели, как хозяин избы, бледный, но решительный, выполнил указание Зоряны. Кровь забитой курицы, темная и густая, окропила порог и углы дома, запечатывая его древним знаком владения.

Затем началось главное.

Милослав, кряхтя, вытащил из лодки свою походную наковальню и установил ее прямо перед входом в избу. Он взял свой самый большой молот – тот, которым правил оси для телег. В его руках он не казался тяжелым. Кузнец стоял, как воплощение древнего бога-творца, повелителя огня и металла.

Внутри избы хозяйка, утерев слезы, села за прялку. Ее руки дрожали, но она взяла белоснежный клочок шерсти и начала прясть. Колесо завертелось с тихим, умиротворяющим жужжанием. Она не смотрела по сторонам, ее взгляд был прикован к рождающейся на веретене тонкой, крепкой нити. Нити жизни.

Ратибор встал у открытого люка в подпол. Он не стал вынимать меч полностью, лишь положил руку на рукоять. Оттуда, из темноты, пахнуло сырой землей, плесенью и чем-то еще – неуловимым запахом тоски и одиночества. Он был стражем, границей между миром людей и миром теней.

Зоряна стояла в центре избы, с закрытыми глазами, раскинув руки в стороны. Она была осью, вокруг которой вращалось все действо.

– Начинайте! – ее голос прозвучал как команда к началу сражения.

Милослав глубоко вздохнул и ударил молотом по наковальне.

ДЗИННННЬ!

Чистый, оглушительный звон прокатился по деревне, ударил по ушам, заставил вздрогнуть. Он был совершенно чужеродным в этой тихой, сонной заводи. Он был звуком порядка, творения, человеческой воли, бросающей вызов первобытному хаосу.

ДЗИННННЬ!

Милослав бил размеренно, как бьется огромное железное сердце. Каждый удар отгонял тишину и мрак.

Внутри избы прялка жужжала все быстрее, нить наматывалась на веретено, ровная и прочная. А плач ребенка, который до этого не умолкал ни на минуту, вдруг стал тише. Он перешел в тихое, жалобное хныканье.

И тут из подпола донесся звук.

Сначала это был тихий скрежет, словно кто-то царапал доски длинными ногтями. Потом раздался тонкий, жалобный писк, похожий на писк крысенка, которому прищемили хвост. Ратибор почувствовал, как по его спине пробежал холодок, а волосы на затылке встали дыбом. Он крепче сжал рукоять меча.

ДЗИННННЬ!

Удар молота снаружи заставил вздрогнуть пол под ногами.

Писк из подпола стал громче, переходя в злобное шипение. Послышался треск – словно в ярости ломали сухие ветки. Ребенок в руках матери снова заплакал, но уже не так безнадежно.

Зоряна начала говорить. Это был не напев и не заговор, а спокойный, увещевающий монолог, словно она говорила с упрямым, непослушным ребенком.

– Уходи, незваная. Уходи, неприкаянная. Это не твой дом. Твой дом – в топи, в болоте, под корягой. Здесь – живые. Здесь – огонь в печи и смех дитяти. Здесь прядут крепкую нить, а не саван из паутины. Здесь куют сталь, а не ржавчину. Слышишь?

ДЗИННННЬ!

– Этот дом принадлежит им! Вот знак крови на пороге! Вот хозяйка за прялкой! Вот хозяин у огня! Вот страж с мечом! Тебе здесь нет места. Уходи! Иди своей тропой, не путай чужие. Иди в тишину, иди во мрак, иди туда, где нет звона железа и плача живых! Уходи!

С последним словом она топнула ногой.

Из подпола раздался пронзительный, полный обиды и злости, визг. Ратибор увидел, как в темноте люка на мгновение метнулась какая-то тень – маленькая, скрюченная, похожая на спутанный комок грязной пакли. Она метнулась к самому дальнему, темному углу избы, просочилась сквозь щель между гнилыми бревнами и исчезла.

И в тот же миг все стихло.

Звон молота замер. Жужжание прялки прекратилось. И самое главное – перестал плакать ребенок. Он тихо всхлипнул и прижался к материнской груди, его дыхание стало ровным и глубоким. Он засыпал. Впервые за много недель – здоровым, спокойным сном.

Воздух в избе словно очистился. Ушел кислый запах тоски, ушло давящее ощущение безнадежности.

Хозяева смотрели то на своего уснувшего сына, то на Зоряну с благоговейным ужасом и безмерной благодарностью.

Ратибор медленно выдохнул и отнял руку от меча. Он не нанес ни одного удара, не пролил ни капли крови. Но он чувствовал себя так, словно только что вышел из тяжелой битвы. Он посмотрел на Милослава, стоявшего на пороге с молотом в руке, на Зоряну, тяжело опершуюся о стол, и понял простую, но важную вещь. Иногда самый главный бой выигрывается не мечом. Иногда его выигрывают звон наковальни, жужжание прялки и твердое слово, сказанное в нужный час. Это был еще один урок, который он усвоил на этом долгом пути.

Глава 15. Благодарность и Слухи

Когда солнце начало клониться к закату, забытая деревня преобразилась. Страх, месяцами висевший над ней, как грозовая туча, рассеялся. Скрипя, отворялись двери изб. На порогах появлялись люди – сначала опасливо, затем все смелее. Они смотрели на избу, из которой изгнали кикимору, на огромного кузнеца у наковальни, на воинов Ратибора, на ведунью, и в их глазах было недоверие, сменяющееся изумлением и, наконец, безграничной благодарностью.

Хозяин исцеленного дома, чье имя оказалось Остап, вынес Ратибору на старом деревянном блюде все, что у него было: половину круга сыра, краюху хлеба и глиняный кувшин с молоком. Его жена, укачав спящего сына, низко поклонилась Зоряне, пытаясь поцеловать край ее рубахи, но ведунья мягко ее остановила.

– Не мне кланяйтесь, а духам вашего дома, что приняли вас обратно, – тихо сказала она.

Новость о чудесном изгнании разнеслась по деревне мгновенно. Люди, которые еще утром встречали отряд Ратибора враждебностью и страхом, теперь наперебой спешили выказать свою признательность. Это была благодарность бедняков, но она была искренней. Женщины несли из погребов кто склянку с солеными грибами, кто мешочек сушеных яблок. Мужики притащили несколько свежих лещей, пойманных в озере, и помогли воинам Ратибора набрать в бочки чистой родниковой воды.

Вечером у костров, которые на этот раз горели ярко и весело, царило необычное оживление. Жители деревни сидели вместе с воинами, деля с ними скудный ужин и расспрашивая о Киеве и дальних землях. Впервые за долгое время в деревне звучал смех.

Ратибор сидел у главного костра рядом со старостой деревни – седым, морщинистым стариком по имени Родим. Он долго молчал, раскуривая трубку и внимательно разглядывая Ратибора.

– Сто лет тут живем, а такого не видали, – наконец сказал он, выпустив облако дыма. – Князья и дружины мимо хаживали, дани собирали, а до нашей беды никому и дела не было. Ты первый, воевода, кто не прошел мимо. Спасибо тебе. От всех нас.

– Мы не могли иначе, – просто ответил Ратибор.

– Знаю, – кивнул старик. – Потому и скажу то, что другим не говорю. Путь ваш лежит вниз по реке, а там вас ждет лихо похуже любой кикиморы.

Староста наклонился ближе, его голос понизился до шепота, хотя вокруг и так все притихли, прислушиваясь.

– Бродники.

Одно это слово заставило даже бывалых воинов напрячься. Бродники были речной чумой. Это не были степняки-кочевники, которые приходили, грабили и уходили. Бродники были своими. Русичи, изгои, беглые преступники, отчаявшиеся мужики, сбившиеся в безжалостные ватаги. Они знали реку, как свои пять пальцев, знали все протоки, все острова, все удобные для засады места. Они были призраками Днепра.

– Их предводитель – некто Семипалый, – продолжал Родим. – Говорят, лютый зверь, а не человек. Не щадит никого – ни купцов, ни простых рыбаков. За гривну серебра матери родной горло перережет. У них несколько легких лодок-долбленок, быстрых, как щуки. Нападают внезапно, из камышей, закидывают крючьями, и пока ты опомнишься, они уже у тебя на палубе.

Ставр, до этого молча чистивший нож, поднял голову.

– Мы не купцы. У нас на бортах щиты, а в руках мечи.

– Знаю, воин, – вздохнул староста. – Но их много. И они голодны. А у вас – большой отряд. Семь лодок. Они издалека вас увидят. Подумают, что идет богатый караван. Они не станут разбираться, воины вы или нет. Они увидят добычу. Увидят женщин, увидят припасы.

Мрачная тишина повисла над костром. Рассказ старика наполнил ночь новой, более осязаемой угрозой. Одно дело – сражаться с нечистью при помощи ритуалов и заклинаний. Совсем другое – готовиться к схватке с безжалостными и хитрыми людьми, которые говорят с тобой на одном языке.

– Где их логово? – спросил Ратибор.

– Никто не знает, – покачал головой Родим. – Говорят, где-то в плавнях, в лабиринте островов и проток за Каневом. Найти их – все равно что иголку в стоге сена. Они сами находят тех, кого хотят.

Староста поднялся, его старые кости хрустнули.

– Мы вам дадим все, что можем. Но лучший мой совет – держитесь середины реки. Не подходите к берегам без нужды. И ставьте караулы вдвое зорче. Они – тени. Появятся, когда их совсем не ждешь.

Он ушел, оставив Ратибора и его людей наедине с этой тревогой. Отряд получил благодарность и припасы. Но вместе с ними он получил и предупреждение. Благодарность согревала душу. Но предупреждение леденило кровь. Впереди их ждал новый враг. И этот враг был человеком. А человек, как знал Ратибор, часто бывает страшнее любого чудовища.

Глава 16. Леший Хозяин

После ухода из гостеприимной, но бедной деревни отряд шел несколько дней без происшествий. Предупреждение о бродниках заставило Ратибора усилить бдительность. Ладьи держались строго середины реки, а ночные стоянки устраивались на открытых, хорошо просматриваемых песчаных косах. Но запасы мяса подходили к концу. Вяленая говядина и рыба приелись, а дети начинали капризничать, требуя горячей, свежей похлебки.

На исходе третьего дня они увидели на левом берегу густой, старый бор. Сосны и дубы-великаны подступали к самой воде, обещая богатую добычу. После короткого совета было решено рискнуть. Ладьи причалили к берегу. Большинство людей остались у воды, а Ратибор, взяв с собой Ставра, Милослава, скифа Арианта, который был непревзойденным следопытом, и еще пятерых лучших охотников, углубился в лес.

Сначала все шло хорошо. Лес был полон жизни. Вскоре Ариант заметил свежие следы крупного оленя. Движимые азартом, охотники пошли по следу, углубляясь все дальше и дальше от реки. Они были опытными людьми, привыкшими к лесу, и каждый из них делал зарубки на деревьях, чтобы не сбиться с пути.