Чары, любовь и прочие неприятности. Рассказы слушателей курса Ирины Котовой «Ромфант для начинающих». Книга 1

К церкви бежал весь деревенский люд, тащили иконы, чуров домашних, и добро, и кур, и собак, кто-то прихватил кота-мышелова, спасая пушистого от стихии. Внутри народу набилось, что лишний раз не вздохнуть. Некрас протолкался к отцу, старосте нашей деревни.

– Да с чего началось непотребство такое? Чем прогневали мы Чёрную гору? – воздевал он руки к церковному куполу, а остальные пытались молиться, неумело, путая старое с новым.

– С того, что Огнеслава приглянулась царю, – громко крикнул народу Некрас. – Свататься вздумал, чешуйчатый гад, вот и запугивает народ. Заморочил красну девицу, приворожил, да любушка моя ни в какую, только моей быть желает!

Тишина воцарилась, тягучая, страшная. Потом кто-то крикнул, надрывно, горестно так, будто небо упало, завыл да запричитал. Мама дала волю чувствам, упала бы на пол, да некуда было. Некрас же подобрался к Егорке и показал мне нож.

– Мы не отдадим Огнеславу, отец? Не пойдёшь за Змея, краса моя?

– А как иначе деревню спасти? – с ответной издёвкой бросила я. – Вы решайте всем миром, но я скажу «да», коль такова моя доля.

– Твоя доля – с Некрасом счастливой быть! – жалко всхлипнула мама.

Я махнула рукой и ушла на крыльцо. Пусть ругаются, спорят, решаются. Душно с ними, неволя одна да зависть людская чёрная.

Так стояла я, дышала дождём, грустно смотрела, как наша деревня превращается в мутное озеро. А потом приметила лодочку, легко скользящую по волнам. Вот застыло судёнышко, и фигура гребца склонилась над чем-то, полускрытым водой. С натугой подтянула на борт. Снова толкнулась шестом от земли, направляя лодочку к церкви, исхитряясь при этом шептать-колдовать, умолять разверзшиеся небеса.

Я фыркнула, признав старуху Беляну: вот уж воистину в воде не потонет! А та догребла, причалила к церкви, втащила на ступеньку тяжёлый ларец. Тот самый, что Кална собрал для родни. Подарки царя змеиного!

– Ужо ругаются? – подивилась Беляна, прислушавшись к шуму в церкви. – Даже ларец с дарами не вскрыв? Даже сватов не дождавшись?

– Так Некрас бунтует, – вздохнула я, потирая порез на шее.

– Ясно. Самой-то не страшно? Или веришь, что спасёт добрый молодец?

– Смотря кого добрым считать.

Помолчали, разглядывая ларец.

– Не обманывайся, девонька, он злобен бывает, такой, что порой ночами не спишь. Я сама ведь невестой была, просватанной в Чёрную гору. Выбрали меня среди прочих девиц, пригнанных на поляну. Приодели, отпели да отправили Змею.

– И ты выжила?

– Разве ж то жизнь? Я и не нужна была Змею, взял по обычаю да забыл, вроде как дань никчёмную. Только я пришла в гору не просто так, наученная старостой и родней. Змея в покои не допускала, помогала, как следовало, по хозяйству. А сама выведывала, где что хранится. И когда впал в спячку змеиный царь, насобирала в мешок самоцветов, украшений дорогих, злата-серебра, и попыталась срубить Змею голову. Позабыла, что каменная у него чешуя, он и не проснулся, так, шуркнул во сне. А я кинулась прочь из горы, волоча драгоценный мешок. Замёрзла б в лесу, как иные беглянки, да только ждали меня, жгли костры, колдуна призвали, чтоб снял заклятье.

Целой деревней строили планы, всю зиму оружие покупали, чтоб пробраться в гору и Змея убить. Ждали, что сам войною придёт, а он даже мараться не стал. Приоткрыл только дверку в загробный мир, и оттуда к нам полезло такое, что забыть не удастся, как ни молись. Они выжрали всю деревню, выпили досуха, души забрали. Лишь меня в живых оставили, по приказу Змея. В наказание за предательство.

Кто-то всхлипнул. Я обернулась. Оказалось, пока говорила Беляна, дверь открылась, из церкви выбрался староста, с ним Некрас, мои родители, бабы с детьми, из-за них выглядывали рослые парни, шёпотом передавали страшный сказ по цепочке.

Беляна хмыкнула, пнула ларец:

– Вот дары подземного государя, охраняющего мир от нечисти. Вот желанная Змею девица с обручьем серебряным на руке. Это дар царя и слово его. Будут в деревне покой и достаток, если девицу добром отдадим. Обряд проведу, память подскажет, все нужные заклятья скажу-отпою. Ну а коли решите играть со Змеем… Здесь я вам не помощница, добрые люди, второй раз хоронить поселян не стану.

– Мы согласны! – огладил бороду староста, уверенный, что его услышат. – Пусть забирает девицу Змей, лишь бы дождь прекратился и вода сошла.

Небо дрогнуло и прояснилось. На водной глади блеснуло солнце.

Договор с Кала Нагом, Великим Полозом, был заключён.

* * *

– Тридцать два кольца обовьются вкруг чела белоснежного, женским волосом соединённые во славу Велеса, на утеху Змея, владыки подводного и подземного…

Тяжёлый покров давил голову, пригибал её к самым коленям. Совсем скоро отсижу положенный срок, и повезут меня в гору, на выданье жениху.

Кална, милый, дождись меня. Не убей никого, не сгуби! Защити моих близких, змеиный царь!

Скрипнула дверь в предбаннике. Потянуло вечерним холодом.

Любопытно, кто такой смелый, что не страшится разрушить обряд?

– Огнеслава, Лавушка, слышишь меня?

Я резко встала под покрывалом, прижалась спиной к стене. Аглашка!

– Лавушка, незачем нам сражаться, некого больше делить! Тебе – царь змеиный, а мне – Некрас. Доверься мне, бежать тебе надо!

Я качнула головой и вздохнула:

– От Калны не побегу. Некрас проболтался про предсказания, что начертаны на бересте. Он пробрался к Беляне и все их прочёл, ну и выбрал меня, на беду всей деревне. Думаю, ты ему назначалась, привела бы парня к любви и достатку…

– Только он зачеркнул нашу судьбу, – печально вздохнула Аглая. – Выбрал долю попроще, чтоб сразу всё. А так не бывает, Лавушка. Вот и платит безумием по счетам. Но что мне сделать с израненным сердцем: кровью сочится, обидой, а любит! Такой подлой стала, жутко становится…

Тут она рухнула на колени, простёрлась, как перед иконой церковной:

– Лавушка, я и пред ним виновата! Это ведь я нашептала царю, дары принесла, умолила, чтоб вместо полоза дом Некраса сторожила злая гадюка! Думала, как увидят твои, кто охраняет дом жениха, сразу от свадьбы откажутся. А на деле вон как случилось, злом да обманом счастья не взять!

Из-за двери в предбанник крикнул Егорка:

– Девицы, что вы так долго? Лава, я подслушал, что люди толкуют. Не хотят отдавать тебя Калне. Скоро сбегутся сюда и запрут, лишь бы ему не досталась.

– У Некраса есть зачарованный меч! – подскочила с колен Аглашка. – В городе за злато купил. Сама видела: камни рубит, будто колоду трухлявую! Он хочет вызвать Змея на бой, а сельчанам сулит все богатства горы. Мать твоя маслица в огонь подливает, воет, в ноги людям кидается, не желает доченьку отдавать!

– Они вместо тебя поведут Некраса, скроют под покрывалом. А когда Змей расслабится, руку подаст, тут-то его мечом и зарубят.

Егорка ещё что-то кричал, не смея войти в предбанник, а я уже скинула покрывало, оставаясь в свадебном ярком наряде, с кольцами, заплетёнными вкруг головы. Дурная примета – лицо открывать, но куда уж дурнее-то, добрые люди?

Ладно Некрас, но мама… За что? Почему нельзя просто поверить, что старшая дочь нашла своё счастье, чем бы оно ни аукнулось? Почему нельзя с миром её отпустить?

– Сестрица, родная, выручи Калну! – жалобно хлюпнул носом Егорка. – Он добрый, спас меня от медведя!

– Мы раздобыли коня. Ты скачи, а мы эту баньку спалим. Пусть все кинутся тушить да тебя спасать, выиграем время, подруга.

Она помолчала, доставая огниво. Попросила с невольной дрожью:

– Если сможешь, убереги Некраса, пусть увечный, больной, лишь бы живой. На него падёт Змеев гнев!

Я вырвалась из бани, вскочила в седло и погнала в галоп жеребца, в темноте, не разбирая дороги, в сторону Шуршащего леса.

А сзади разгоралось чадное пламя, и Егорка бежал обратно в деревню, завывая:

– Сестрица, спасите сестрицу! Баня горит! Пожар!

Колокол на церкви ударил в набат.

Я успела в тот самый миг, когда в ярких закатных лучах малой группой сельчан выводили «невесту» к самой кромке Шуршащего леса. Рядом стояли мать и отец, недовольно сжимавший губы, точно заставили строгого батюшку поступиться верой и совестью, убедили отказаться от данного слова. Сестрица тоже стояла в толпе, в стороне от багряного покрывала, что скрывало лицо и фигуру Некраса. Тут были староста и кузнец, лихие молодцы – друзья Некраса. Самые сильные люди деревни, вооружённые кистенями да вилами, топорами, ножами – кто что схватил.

А напротив стоял мой возлюбленный Кална, обычный парень, проворный, смешливый. Рядом с ним из травы возвышались другие обитатели Чёрной горы. Полулюди, полузмеи, сильные воины, готовые биться за государя и за невесту Полоза.

Некрас под покрывалом готовил меч, чтоб решить вопрос единым ударом и оставить армию без полководца. Да только Кална не спешил подходить, с усмешкой оглядывая толпу.

– Ну, что же медлишь, змеиный царь? – не выдержал староста, подал голос. – Вот невеста твоя ненаглядная. То деревню топил, то смотреть не желаешь. Передумал? Так мы пойдём по домам.

Кална в ответ лишь рассмеялся:

– А скажи-ка мне, Огнеслава, что я сказывал тебе про змей?

Покрывало дёрнулось, но смолчало. Выдававший себя за невесту Некрас не мог даже солгать, мол, забыла уже, чтоб не выдать подмену голосом.

– А я сказывал: змей по стуку сердца узнает своего человека.

Горечь отразилась на подвижном лице, брови нахмурились, рот скривился:

– Я услышу её и за границей леса, да только нет среди вас Огнеславы.

Некрас в ярости сорвал покрывало, запыхтел, злобно глядя на Калну:

– Верно учуял, нежить подгорная. Я тебя вызываю на честный бой, потому как обещана мне Огнеслава!

Кална гневно повёл головой:

– Как же ты надоел, человече! Придумал себе судьбу золотую и всех губишь ради фантазии. Вижу, придётся тебя убить, а потом разговаривать с уцелевшими.

Он окутался туманом и обернулся, сделавшись вдруг выше горы. Я поняла, что в тот горький час, когда приходила прощаться, Кална меня пощадил, не выдал истинных размеров Змея.

Но сейчас над толпой возвышалось чудовище: голова – что скала, клыки как утёсы, ударит лишь раз – и деревни нет. Рядом с ним меч Некраса казался булавкой, не способной проткнуть даже бабочку.

Все попятились, и тут же раздался крик:

– Баня горит, а там Огнеслава!

Кална дёрнулся на звук, развернулся, чутко вслушиваясь в заполошный набат. И в этот миг Некрас сделал выпад, разрубил чешую на подвижном теле, окропил алой кровью лесную траву.

– Нет! – отчаянно крикнула я, зная, что всё равно не услышат – в нарастающей панике, в криках и визге, в толчее, образовавшейся от того, что напуганные мама с отцом стали пробиваться обратно в деревню, ломая ряды сельчан.

Но Кална услышал, узнал, по голосу или по стуку сердца, уклонился от нового удара меча, царапнувшего по чешуе. Некрас тоже услышал, устремился ко мне, чтоб заслониться, будто щитом, да только Змей оказался быстрее. Он метнулся, обвил меня кольцами, укрывая от прочего мира, подхватил и вознёс над толпой, бережно, будто пушинку. Усадил на изгибе могучего тела, точно на лавочке у калитки, поднёс поближе к огромному глазу, будто хотел убедиться, что я невредима и не объята огнём. Я прижалась к страшенной его голове и с пугающей высоты разглядела поле, и реку, и нашу деревню с новой церковью на холме, и горящую баню, и капище. А ещё – весь Шуршащий лес, озеро и поляну, и дальше – проход в Чёрную гору, что обещала стать домом.

Хвост змеиного царя подсёк ноги Некрасу, выбил меч из дрожащей руки. Парень рухнул навзничь, а славный клинок взлетел в тёмное небо серебряной молнией, чтоб, упав обратно, пронзить безумца, запятнавшего его поступком неправедным. Острая сталь прошила живот, заставила Некраса захрипеть от боли, хвост Змея дёрнулся для удара…

– Пощади его, Кална! – взмолилась я. – Осталась в деревне одна девица, которой он слаще жизни. Вдруг да сможет вернуть парню разум?

– Договорилисссь, – прошептал Чёрный Змей и понёс меня прочь из деревни, сквозь Шуршащий лес в недра горы.

На опушке змеелюди швыряли каменья – яхонты и диаманты, смарагды, злато и серебро – всё, чем богата гора – будто сеяли зерна в пашню. И певуче прославляли царя.

Говорили потом, что в единую ночь на окраине леса проросли деревья, закрывая проходы, как частоколом. Не проникнуть с тех пор в Шуршащий лес, разве что гад проползёт чешуйчатый в поисках лучшей доли.

А ещё говорили, что через год обезумевшие от беспокойства сельчане выискивали по окрестным лесам тело девицы с проеденным животом и змеиными скорлупами во чреве. Да только ничего не нашли.

Когда Кална вышел из второй спячки, я ждала его в тронном зале, и по ступеням ползал младенец, оглашая гору безудержным плачем от того, что не мог забраться повыше и обмусолить отцовский трон.

Если быть человеком и любить по-людски, разве может у вас народиться чудовище? Всяк получит лишь то, что отмеряно. Коли зла не несёшь, не вернётся в обратку. Ведь недаром пращуры завещали: как аукнется, так и откликнется.

Арина Бенитез.

МЕЖДУ НАМИ ПОРЧА

– Брунгильда! Брунгильда, а ну проснись! – раздалось у девушки прямо в голове. – Проснись, накорми меня и не смей снова пропустить «Свежее утро»!

«Амарантус – несносный кот! Никогда не даёт мне выспаться!» – подумала она и отправила чёрному прихвостню ментальный пинок: «Выгоню!»

– Не выгонишь! Иначе твоя мечта о тихой старости и сорока кошках окончится на мне! Я, можно сказать, основоположник твоего кошачьего приюта! Соучредитель и глава кошачьего ведомства! – не останавливался он. – И если ты не включишь мне телек прямо сейчас, то я уволюсь! И перед уходом перегрызу все провода, перекопаю землю во всех твоих травах-вонючках и отмечу особо въедливым знаком качества какой-нибудь труднодоступный угол сеновала!

От такого кощунства и наглости молодая ведьма даже открыла глаза:

– Это! Сушильня! – крикнула она и, на ощупь схватив подушку, кинула её в сторону вредного животного. – И угораздило меня с тобой связаться, Ам!

«А всё мои благие намерения, доброе сердце и одобренный ведомственный грант на открытие „Специализированного места проживания магических существ разумного порядка, лишившихся кормильца“», – продолжала бухтеть про себя Брунгильда Бруха, дипломированная ведьма и новая хозяйка фамильяра Амарантуса.

Нет бы до глубоких седин занималась своим чаем, всё больше пользы людям! Кому успокоительного, кому живительного, кому в другой мир проводительного! В смысле, сопроводительного! Ой! То есть открывающего энергетический канал для связи с другим миром. Но нет! Золотой рубеж жизни в косу, бес в ребро, как говорится! Как стукнуло тридцать пять, так захотелось послужить магмиру не словом, а большим делом! Сглазил, что ли, кто-то? В каком-то бреду написала эту заявку и забыла про неё. Кто ж знал, что пригодится? И вот. Вляпалась! Теперь каждое утро побудка для просмотра крайне важных новостей. И что ему там в этом «свежем утре» надо?

– Брунгильда! – заголосила соседка на всю улицу. Прекрасная темнокожая дородная женщина, которая никогда слова поперёк не говорила, а наоборот, только «милая моя» и «красавица наша» ко всем обращалась. Но и на старуху бывает проруха.

– Твой кошак опять украл моё молоко с крыльца! Ну сколько можно! И как только умудряется?!

– Сеньора Мириам, я вам куплю новое, или возьмите моё, – пропела ведьма ласковым голосом, открыв окно.

– Так и твоё вылакал! Одни пустые коробки валяются! Сдала бы ты его, где взяла! Сил нет это терпеть!

Дом Брунгильды Брухи имел два этажа и мансарду-оранжерею. Небольшую чайную для работы с клиентами и хозяйственные зоны на первом этаже, жилые комнаты на втором и её вечное пристанище – кабинет на самом верху под стеклянной крышей.

– Оно бы всё ррравно скисло на жаре! Ты с кррровати не встанешь раньше солнца! А мне на пользу! Я растущий организм! – мурлыкал Амарантус в голове ведьмы.

– Ам, не наглей! – сказала она, спускаясь по тёмной лестнице на первый этаж в просторный холл с уютным чайным пространством, наполненным мягкими подушками, низкими столиками и шёлковыми коврами. Сквозь неплотно закрытые деревянные жалюзи только начали пробиваться первые рассветные лучи. – Ты прекрасно знаешь, что у меня крыльцо зачаровано от кражи, порчи предметов и температурных перепадов! И мне кажется, что пора поменять настройки защиты! Если мы останемся без помощи Мириам по хозяйству, то пол подметать будешь ты! Хвостом!

Открыв окна, Ильда впустила утренний воздух в дом и включила коту телевизор на кухне.

«Посчитают ли меня сумасшедшей ведьмой, которой пора на магкомиссию, если я скажу, что купила его для кота?»

Она ласково пробежала пальцами по хрупким фарфоровым пиалкам, смахнула шерстинку с чайного стола и немного взгрустнула: «Эх, Катарина! Куда ж тебя занесла твоя ведьмачья жизнь и почему Амарантус остался без тебя? Почему на последнем задании ты была одна? Зачем так рисковала? Что заставило тебя нарушить устав? Прошёл уже месяц с момента твоего развоплощения, но ответов так мне никто не дал. Дали только не в меру наглого кота…»

Сеньорита Бруха, как звали её соседи, не была меланхоличной особой и предпочитала действовать, потому она вздохнула, взяла телефон в руки, быстро оформила скоростную ведьмовскую доставку молока для соседки и пошла к ней завтракать.

* * *

– Ильда, деточка, помнишь, я как-то рассказывала тебе про сеньору Оливию Боске? Так вот, я её вчера встретила на овощном развале! Там были такие прекрасные фрезии в цветочной лавке, я сразу купила пятнадцать штук!

За все десять лет жизни в Баия-Легба Брунгильда так привыкла узнавать все городские новости от своей соседки и помощницы по хозяйству, сеньоры Мириам, что уже сама с нетерпением ждала свежих сплетен, жгучего кофе и домашней выпечки на завтрак. «Мама бы, конечно, такой подход не одобрила, – думала она, с наслаждением вдыхая яркий аромат напитка. – Ни сдобный завтрак, ни пустую болтовню».

– И что сеньора Оливия? – спросила ведьма.

– О! Это самое интересное! Она, как увидела меня, сразу сказала, что моя аура стала темнее и её духи говорят, что мне необходимо поставить по всему дому вазы с белыми фрезиями, минимум пятнадцать штук! И через пять дней отнести их на кладбище. Ты знаешь что-нибудь об этом?

– Ммммм… – протянула Ильда. – Да, я помню, что в ритуалистике Южного континента живые цветы часто используются для очищения домов, омовения тел и снятия порчи.

– Порчи! – воскликнула Мириам и схватилась за сердце. – Я так и знала! Я чувствовала! Ведь не просто так то у сумки, полной продуктов, оторвутся лямки, то запнусь на ровном месте, то сяду не в тот трамвай и уеду на другой конец города! Со мной такого раньше никогда не случалось! Точно кто-то сглазил или порчу наслал. Что ж теперь делать, девочка моя? Куда ж идти-то?

– Мириам, для начала выпей свой кофе. Потом сходи в Магуправление и дальше следуй их инструкциям. Всё обязательно наладится. И ритуал с цветами закончи! Если начала и уже цветы везде поставила, то, значит, ты следовала указаниям духов сеньоры Оливии. Прерывать ритуалы ни в коем случае нельзя, иначе энергия пойдёт так, как угодно ей, а не тебе. У нас в студенческие годы девочка одна на экзамен ритуал сделала, но не закончила его, загуляла до утра, и всё…

– Что? Всё? Совсем? – расширившимися от ужаса глазами сеньора смотрела на Брунгильду.

– Ага. Совсем не сдала сессию. Благо ума хватило рассказать профессорам. Они действие ритуала смогли поправить. А то вообще не закончила бы университет.

– Ох, Праматерь, настрадалась бедняжка! – перекрестилась сострадательная женщина. – Я на кладбище ритуальные цветочки из дома обязательно отнесу. Да и с тобой не страшно! Ты ведь поможешь, если что не так пойдёт?

Немного припугнув впечатлительную соседку (для профилактики, а то из-за такой самодеятельности потом спецотряд Магконтроля вызывают), Брунгильда кивнула и допила остатки божественного напитка, без которого утро, окрашенное ранним пробуждением и руганью кота, не могло быть прекрасным.

Наскоро попрощавшись, она поспешила домой. Пока слушала рассказ соседки, ей стало очевидным, что и у неё то свет отключится, то ступенька проломится, то веткой стекло в мансарде выбьет. Всё это не так было бы страшно, если бы не произошло за последний месяц и события не наносили всё больший урон с каждым днём. Не далее чем вчера, готовя рыбу, она уронила нож. И если бы Амарантус не укусил её за палец в этот момент, требуя себе самый жирный кусок, то нож вошёл бы прямо в свод стопы.

* * *

Брунгильда спешила. Она практически бежала по каменным садовым дорожкам от соседского дома к своему. Ни благоухающие розы, ни вопли фамильяра о том, что он снова голоден, не отвлекали её от тревожных мыслей.

Пока она открывала входную дверь, пересекала гостиную и чайную залу, отпихивала кота с дороги, поднималась по ступеням на третий этаж, открывала дверь в тёмную кладовку, пока с верхней полки доставала пыльную коробку – с каждым шагом в её голове соединялись, словно части витража, события последнего месяца. Порча. На ней порча. Осознание было страшным. Нет, в ведьмачьем ремесле порча – дело нормальное. Недаром в Магконтроле есть целые отряды по устранению последствий сглазов, проклятий и порч, выявлению злоумышленников. Но только не в её случае! Как бы ни было смешно, но именно в этом плане она особенная, а вот в других – обычная. Дело в том, что её род древний, северный. И в сути своей у всех её кровных родственников есть встроенная защита от темных влияний. Потому как на заре развития магии, во время войн за власть именно род Бруха был тем, кто их создал. Сейчас, конечно, всё изменилось. Но надо обладать явным намерением умереть, чтобы работать в чёрную против любого из рода Брухи.

Это и наводило больше всего страха. Брунгильда, листая конспекты и старые книги, ища свечи, мел, кости и бутыльки с разным неприятным содержимым, которыми снабдила мама перед отъездом, перебирала все возможные варианты: «Кто-то решил развязать войну против рода? Или это я нажила врагов, сама того не заметив? Случайность? Нет, случайные атаки, рикошеты, обратки на меня не действуют. Так что же?»

– Стоп. Без паники. Возьми. Себя. В руки. Ты Бруха или нет? Для начала убедись тремя способами, что это действительно порча! А уж потом будем стыдливо звонить домой и паниковать, – сказала самой себе Брунгильда строгим голосом.

Произнеся эту тираду с мамиными интонациями, Ильда тепло улыбнулась: «А раньше такой тон меня злил, теперь вот нет лучше способа, чтобы собраться».

Успокоив ум лёгким выговором в родительском стиле, дипломированная ведьма Брунгильда Бруха принялась за работу, которая лучше всего получалась у всей её родни – чёрную магию.

* * *

– Эй, ведьма, ты чего в кладовке зарылась? Кормить меня обедом собираешься? – в сознание Ильды ввинчивалось встревоженное бормотание кота. – Ты хоть не померла? Я к другой ведьме не хочу, а вдруг она ещё хуже, чем ты, будет?

Фамильяр стоял на пороге и не мог войти в тёмную комнату не столько из-за испещрённого меловыми знаками пола, а из-за едкого и горького дыма, который вырвался в открывшуюся дверь, словно столетний запертый призрак.

Чуть проморгавшись, Амарантус смог увидеть в свете догорающих свечей всю жуткую красоту работы чёрного мага. Это было страшно и завораживающе. Тяжёлая энергия смерти смешалась с жаждой жизни, волей ведьмы и таинством колдовства. Жёлтые глаза кота блестели азартом и предвкушением, а чёрная шерсть вздыбилась и тут же опала. В комнате было душно, дымно, пахло воском и жжёными травами.

Брунгильда лежала на полу посреди огромного мелового креста. Её длинная белая коса была полностью распущена, и пряди странными узорами дополняли чуть светящиеся символы, штрихи и стрелы на тёмном паркете. От глаз исходило зеленоватое сияние, пронизывающее нежную кожу закрытых век. На ней была лишь белая ритуальная сорочка, ставшая продолжением мраморного тела. Эту странную гармонию нарушали лишь чёрные и зелёные разводы на измазанных кровью и зельями стопах и кистях рук.

– Дуррррааа! – закричал кот. – Дуррраааааа! Тебе три раза проверить было мало? Помереть захотела не от порчи, а от истощения сил?

Амарантус одним прыжком от порога взлетел на полку в распахнутом шкафу и вытолкал мордой большую бутыль. Немного примерившись, он пихнул лапой склянку, и та полетела лежащей ведьме прямо в лицо. Удивительным образом (расчёт, математика!) она перевернулась в воздухе, и прозрачная жидкость выплеснулась на лицо Брунгильды за мгновение до того, как удар донышком по лбу заставил её открыть глаза.

– Если помирать собралась, так прррредупреждать надо, – зло мяучил кот. – Ты вроде барышня не нервная, чего ррраспсиховалась-то?

– Ам?

– Нет! Голос небес! Чего натворила-то, а? Я понять не могу. Сколько ррритуалов за ррраз сделала?

– Ам, у меня порча. Уже месяц.