За гранью тишины

Холодные дома, запах сигарет, слипающиеся от усталости глаза. Он обходил каждую улицу и шел до тех пор, пока небо не светлело, воздух не наполнялся свежестью, а роса не начинала капать с крыш и деревьев.

Когда же он наконец находил брата, тот спотыкался о собственные ноги, и казалось, будто запах никотина навечно впитался в каждую клеточку его тела и никакой душ уже не спасет.

Иногда он находил его на крыше старой многоэтажки, где тот курил, свесив ноги в пустоту. Иногда в подвале какого-нибудь обветшалого дома, среди пустых бутылок и чужих голосов. Иногда в переулке, облокотившегося о стену, с затуманенными глазами и растерянной улыбкой.

"Все хорошо, малыш. Я уже почти все собрал. Мы уйдем отсюда, обещаю".

Эти слова когда-то были для Спенса смыслом жизни. Эти слова когда-то держали его на плаву.

Но утро всегда разбивало их в пыль.

Спенс затаскивал брата в дом и, стараясь не делать лишних звуков и движений, ждал в гостиной до вечера следующего дня, пока Джейк немного не придет в себя. Спенс знал, что тот с лучезарной улыбкой выйдет из своей комнаты, как ни в чем не бывало потреплет брата по голове, взъерошив тому волосы, потом соберется и пойдет на работу в продуктовый на соседней улице, лишь для того, чтобы через пару дней снова исчезнуть и спустить все деньги на наркоту и алкоголь. А потом он будет твердить, что они выберутся отсюда.

А потом – снова, снова, снова.

Снова сигаретный дым. Снова пустые глаза. Снова разбитые мечты, которые Джейк так отчаянно пытался продать самому себе.

Их детство было непростым. Отец, потерявший работу и утонувший в алкоголе, приходил домой только для того, чтобы сорвать зло на своих сыновьях. Мать, измученная постоянными скандалами, ушла, оставив братьев на произвол судьбы. Она не выдержала, но Джейк клялся, что они справятся. Он часто говорил, что никогда не станет таким, как отец, что защитит Спенса и сделает все, чтобы тот жил лучше.

Клятвы рассыпались в прах, как старые бумаги, сгоревшие в огне. Спенсер знал, что брата тянуло вниз – он помнил, как в его взгляде исчезало что-то живое, как дыхание становилось тяжелым и прерывистым, а запах дешевого табака будто въелся в кожу – знакомый до боли, как проклятие, но он все равно хватался за него, как утопающий.

Джейк все чаще возвращался домой с пустыми глазами и запахом, который стал знакомым и отвратительным одновременно. С каждым месяцем, а затем и годом, он сам верил в свои обещания все меньше и меньше, пока и вовсе не пошел по стопам родителей.

Спенсер помнил те редкие моменты тишины, когда они с Джейком сидели на полу в маленькой кухне, слушая далекие сирены за окном. Тогда Джейк рассказывал о мечтах: купить дом подальше от города, найти работу, где его будут уважать, дать Спенсу возможность учиться. Эти мечты были якорем, который удерживал их на плаву. Однако время показало, что реальность сильнее мечтаний.

Но даже когда Джейк начал брать деньги у людей, которых следовало избегать, даже когда темные круги под глазами стали частью его лица, даже когда его "мы справимся" стало звучать как мантра, лишенная смысла… Спенсер верил.

Забота о брате стала единственной целью, которая была в жизни Спенса. Он был готов бесконечно бродить по улицам и искать его, затаскивать домой и верить в каждое слово, которые брат рассказывал о светлом будущем, лишь бы не оставаться одному.

Когда со временем из привычной рутины Джейка стал выпадать пункт с работой, Спенс сам устроился на работу и с нетерпением ждал возвращения домой, чтобы услышать гордость в голосе брата, когда тот произносил заветное, "Молодец, малыш. Ты уже почти все собрал", и никто никогда не знал, что именно значит это "все"

Но в одно утро все изменилось.

В очередной раз затащив брата в дом, Спенс уложил его в кровать, услышал привычное "все хорошо", и брат провалился в сон. Когда Спенс проснулся утром, Джейка уже ушел навсегда. Спенс стоял, глядя на него. Желтоватый свет солнца падал на безжизненное лицо Джейка, и в этом было что-то извращенно жестокое.

Он не мог вдохнуть. Воздух застрял где-то в груди. Он сделал шаг вперед и вдруг мир схлопнулся. Гул. Шум в ушах. Все стало размытым. Только одно он слышал ясно – свое собственное дыхание. Оно было громким. Оно было неправильным. Оно было единственным звуком в комнате, потому что Джейк больше не дышал. Он понял, что накануне вечером брат соврал ему в последний раз, и то оказалась самая большая ложь из всех. От оставил после себя звенящую пустоту и старое кольцо, которое чудом не выменял на дозу.

Впервые все действительно не было хорошо. Все было настолько плохо, что и представить невозможно. Он остался один, не зная куда себя деть и что делать со своей жизнью. Некого было спасать, не за кем было следить, некого было искать.

Годы шли, но утро оставалось для него пыткой.

Он возненавидел солнце, потому что оно осветило смерть брата. Возненавидел сигаретный дым, потому что он был впитан в кожу Джейка. Возненавидел обещания, потому что они никогда не сбывались.

Спенсер жил, но не ощущал жизни.

Работа. Дом. Сон. Работа. Дом. Сон. Ничего не менялось. Ничего не имело значения.

Но все изменилось в тот момент, когда в его жизни вновь появилась худощавая фигура, которая всем своим видом кричала о помощи.

Уилл.

Одинокий. Напуганный. Затравленный.

Человек, который пытался убедить себя, что ему никто не нужен, но каждый его жест, каждый взгляд вопили об обратном.

Спенсер смотрел на него и видел Джейка. Но Уилл – не Джейк.

Джейк говорил, что выберется. Уилл даже не пытается в это поверить. Джейк лгал себе. Уилл… просто не видит смысла в борьбе. И все же – он еще здесь. Он не ушел. Он не сдался.

И Спенсер тоже не собирался сдаваться.

Вот только сейчас с каждым шагом в сторону Уилла жалость Спенсера сменялась на злость, от понимания, с каким идиотом он имеет дело. Он больше не был тем доверчивым мальчишкой, готовым верить обещаниям и терпеть ложь. Он был человеком, который на собственных ошибках выучил главное: спасение – это не слова, а действия. Теперь он боролся не только за Уилла, но и за самого себя. За то, чтобы наконец перестать быть пленником прошлого и обрести силу двигаться вперед. За то, чтобы не остаться снова один.

Глава 5

Звук ревущей бензопилы заглушал все вокруг. Уилл держал ее так уверенно, будто инструмент был продолжением его самого. Щепки и опилки вихрем разлетались в воздухе, оседая на его одежде и волосах. Он сосредоточенно работал, словно ничего больше не существовало. Уилл даже не заметил Спенсера, пока тот не подошел и не начал активно жестикулировать, пытаясь перекричать рев инструмента.

– …идиота кусок! – Голос Спенса пробился сквозь шум в тот момент, когда Уилл наконец остановил пилу.

Он едва успел перевести дыхание, как перед ним уже стояло багровое от злости лицо друга.

– И тебе доброе утро. – Ухмыльнулся Уилл, отводя взгляд, но Спенсер не улыбнулся.

– Что ты, черт возьми, тут делаешь?! – Голос его был сдавленным, но внутри чувствовалась настоящая ярость.

– Работал, пока ты не решил посоревноваться в громкости с бензопилой, – спокойно ответил Уилл.

– Ха. Смешно, – сарказм был настолько едким, что Уилл почти физически ощутил, как он режет его кожу. – Я отстраняю тебя от работы, пока ты не приведешь себя в нормальное состояние. Если его вообще можно нормальным назвать.

Он сказал это ровно – как выстрел, как приговор. Уилл едва заметно вздрогнул. Он попытался натянуть улыбку, но руки предательски задрожали, и он спрятал их за спиной, чтобы Спенс не увидел.

– Расслабься, ладно? Все хорошо. – А голос внутри смеялся.

Актер из Уилла никудышный, он старался как мог, но он не знал сколько еще сможет держать себя в руках.

– Вчера мне так не показалось, – мужчина в характерной ему манере прищурился и ткнул пальцем в грудь Уилла, словно намеревался пробить ее насквозь.

– Кстати об этом, какого хрена ты у меня дома забыл? – Ловко перевел тему Уилл.

– Кстати об этом, почему не ответил на звонки? – Передразнивал тот.

Голос Спенса звучал так, словно он готовился разорвать его на части, но Уилл почувствовал, как замирает от смущения. Он вспомнил о телефоне, разбитом в порыве паники, но теперь это казалось далеким, будто все случилось с кем-то другим.

– Ну не отвечал и что? Это не повод врываться ко мне домой. В следующий раз, не знаю, письмо отправь, дождись утра. Как-нибудь предупреди заранее о своих визитах.

Когда понял, что уже не справляется с волнением, Уилл отставил инструмент и пошел в сторону склада, в надежде, что Спенсер просто отстанет от него, но его ждало разочарование. Тот пошел за ним и продолжил свой, казалось, допрос.

– И давно у тебя это началось?

– Началось что? – равнодушно уточнил Уилл, хотя прекрасно понимал о чем он.

– ЭТО! Твое долбаное безумие, Уилл. – слишком громко повторил Спенс, привлекая внимание людей вокруг, а затем понизив голос добавил. – Или может тебе еще и память отшибло?

Слишком громко.

Слишком резко.

Слишком опасно.

– Да хватит, – Уилл остановился и резко развернулся к другу. – Чего ты пристал? Все со мной нормально, может "это" всегда было, просто я тебе не рассказывал, тебе откуда знать?

– Брось, Уилл, мы не первый день знакомы… – мужчина смягчился и в его взгляде на миг проскользнула обида.

Уиллу стало тошно, он врал единственному близкому человеку и сам не понимал почему. Он тяжело вздохнул, будто в попытке выдохнуть из себя все безумие.

– Ты прав. Прости, я…

Он хотел сказать правду. Он был готов сказать правду.

Но тут его взгляд зацепился за дымку опилок позади Спенса. Там стояла тварь. Ее безобразное тело извивалось, кожа вспучивалась с каждым ее вздохом, глаза горели мертвенным зеленым светом.

"Молчи! – слова вспыхнули в его сознании, полные почти панической ярости. – Не говори ему, он ведь не поймет, скажет, что ты сумасшедший."

Уилл нахмурил брови и тряхнул головой, но монстр никуда не делся.

– Ты…что? Договаривай. – Спенсер оглянулся пытаясь понять на что отвлекся Уилл. – Что такое?

– Я не… – "Нам же здорово вместе, а он разочаруется, сдаст тебя в психушку, ты опять станешь подопытной крысой", не затыкалось чудовище – …не о чем беспокоиться, все в порядке. У меня обед, я домой пойду.

"Опять? Почему опять?"

Он быстро ушел, не дождавшись ответа Спенсера.

Парень ворвался в дом словно ураган и захлопнул за собой дверь, хотя прекрасно понимал, что для той штуки, что его преследовала, дверь вовсе не помеха. Он прислонился к ней спиной и стал медленно сползать на пол. Уилл еще раз посмотрел на подрагивающие пальцы и зарылся ими в волосы обреченно опустив голову на колени. Он тяжело дышал и чувствовал как очередной приступ паники настигает его.

– Нет, нет, нет, нет, не сейчас! – горячо прошептал он себе, когда пламя паники начало подниматься из пепла ужаса. Сильно зажмурившись в последний раз, он оттолкнулся от двери и пошел на кухню.

Он достал из шкафчика тот самый стакан с трещиной – тот, что всегда стоял на одном месте – и наполни его водой. Уилл почему-то пил только из него. Казалось, пока он цел, все еще можно удержать в руках, хотя бы иллюзию покоя, но как только он поднес его к губам услышал позади мерзкий булькающий смех.

"О, вода, целительный напиток, не так ли?"

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять кому принадлежат слова. Уилл сжал стакан в руке так, что костяшки пальцев побелели, а затем яростно кинул его в раковину. В этот раз он не выдержал и разбился на тысячи осколков. И не только стакан. Он обречено уперся руками в столешницу и, все еще не оборачиваясь, заговорил севшим голосом.

– Что тебе от меня нужно? Моя жизнь ничтожна, тебе уже нечего с меня взять. Оставь меня в покое, что бы ты ни искал, у меня этого нет!

"Ах, Олли, какой же ты глупый, ты так ничего и не понял"

Уилл всем своим существом чувствовал как та мерзость приближается к нему, а вскоре ощутил костлявые пальцы на своих плечах. Чудовище медленно развернуло его лицом к себе, и холодное дыхание обдало щеку. По позвоночнику пробежал ледяной укол, дыхание перехватило, а пальцы на ногах невольно сжались. Уилл застыл, не в силах даже моргнуть, словно сама смерть дышала ему в лицо.

"Ты так ничего и не понял, – повторило оно и цокнуло языком, – а я ведь говорил, а ты не слушал. – Укоризненно покачало головой. – Я ничего не делал, это все ты."

И произнося эти слова чудовище стало приобретать нормальный цвет кожи. Уилл видел, как пузыри на коже твари лопаются, оставляя за собой гладкую, человеческую кожу. Видел, как ее лицо, словно жидкость, медленно принимает форму его собственного. Но самое страшное – он чувствовал это. Чувствовал, как воздух вокруг становится другим. Как холодная, мертвая аура существа с каждым мигом все больше напоминала его самого.

"Ты сам причина всех своих несчастий."

Уилл не мог вымолвить ни слова, он смотрел на точную свою копию оцепенев от ужаса и, как ему казалось, от осознания, что существо попало в точку. Он просто был не достоин той жизни, которая у него была. Уилл не умел, не знал как ее жить.

"Ты ведь знаешь к чему все идет, так зачем сопротивляться? От этого не убежать." – сказала копия Уилла и в следующее мгновение исчезло, оставив парня одного в звенящей тишине.

Стук в дверь ворвался в раздумья Уилла и вернул его к реальности. Он поплелся к двери и открыл ее заранее зная кого за ней увидит.

– Ты куда убежал? Мы разговаривали.

– Спенс, просто оставь меня в покое, это так сложно? Ты чего ко мне пристал? Можешь больше не строить из себя героя. – злость закипала в Уилле перекрывая собой всякие намеки на угрызения совести.

– Я же волнуюсь, придурок. – Поникшим голосом ответил Спенсер и в его взгляде Уилл увидел разочарование.

– Оставь. Меня. В покое. – сказав это, Уилл захлопнул дверь перед лицом друга и прислонился к ней лбом, молясь, чтобы тот просто ушел.

Он хорошо знал, что потом долго придется выслушивать недовольное бормотание Спенсера, до тех пор, пока не придумает убедительное оправдание (все что угодно, кроме правды), а тот в очередной раз его простит, просто потому что он такой.

Мысли в голове роем клубились сводя с ума, хотя Уилл не был уверен, что уже не сошел. Ему нужна была тишина, нужно было отвлечься. Он злился. Злился на себя, на Спенсера, на ту дрянь, которая то появлялась, то исчезала. Его злило все на свете. Он почувствовал как в горле застрял ком, а по щекам покатились горячие слезы. Уилл не понимал почему плакал, от обиды, от злости, от отчаяния, а может из-за всего сразу.

Он яростно ударил кулаком в дверь. Глухой удар. Костяшки вспыхнули болью, но он ее не почувствовал, не хотел чувствовать. Однако тело выдавало его, от боли в руке по позвоночнику пробежала дрожь, а ком в горле только стал больше. Он резко вдохнул прежде чем обернуться оттого, что вновь почувствовал чужое присутствие за спиной.

– Иди к черту!

Скрипучий смех нарушил мертвенную тишину дома заполняя собой каждый уголок.

"Мы уже там. Знаешь, раньше ты был дружелюбнее"

– Раньше? – Уилл недоверчиво прищурился и слегка наклонил голову набок.

"Ой-ой, не стоило мне этого говорить. Кажется, кое-кто ничего не помнит." – существо, которое вновь обрело облик безобразного нечто приблизилось к Уиллу вплотную обдав холодным дыханием щеку.

По спине парня пробежали мурашки, но он не шелохнулся, продолжая смотреть перед собой. Существо наклонилось к его уху и с особым наслаждением прошептало – "Давай я тебе напомню."

В то же мгновение Уилл рухнул на колени обхватив голову руками и жмуря глаза. Вокруг все стало темнее, границы его существования сжались, как корсет, сжимающий грудную клетку. Виски вспыхнули болью. Резко. Как будто что-то внутри черепа лопнуло. Мир качнулся. Свет – вспышка. Шум. Темнота. Он видел образы. Лица. Двери. Свет. И тут же – провал. Пустота.

***

Мальчик стоял прислонившись грудью к стене и украдкой наблюдая за родителями сидевшими за столом в гостиной. Мама устало уткнулась лицом в ладони, а ее плечи сотрясали беззвучные рыдания. Рядом с ней сидел отец и нежно поглаживал по спине нашептывая ей обещания, что все будет хорошо. Он почувствовал укол вины и инстинктивно дотронулся до повязок на запястьях, но в следующую же секунду поморщился ощутив жжение под ними и еле сдержался, чтобы не зашипеть от боли. Это жжение было как клеймо, не только напоминание, но и наказание. Он не знал, стыд ли это, страх ли или просто остаток боли, который все еще держал его в реальности.

Он не знал как все это произошло и как он докатился до такого. Не помнил толком как оказался заперт в ванной комнате с ножом в руках, не помнил как поднес лезвие к запястью и как решился на отчаянный поступок.

В тот момент это казалось правильным решением, единственным решением. В голове были лишь смутные воспоминания о том, как ОНО заставило его схватить нож пока никого не было дома, как убеждало, что это было лучшим решением и именно этого все от него ждут, а еще о том, как он плакал понимая, что оно говорить правду.

А затем все события слились в одно большое пятно; отец выбивает дверь в ванной и осколки дерева разлетаются повсюду, мальчик лежит на холодном полу прислонившись к ванне, что приятно холодила висок, в глазах темные пятна, дыхание сбилось, руки онемели, но на душе невероятное умиротворение и покой, даже темное пятно в углу комнаты уже не вызывает никаких эмоций. Воздух в ванной был плотным, теплым, наполненным тяжелым запахом железа. Кровь стекала по запястью, и в местах, где она касалась кожи, казалось, будто остается ледяной шрам. Плитка под ногами была холодной. Страшно холодной. Но в этом была странная, притягательная легкость.

Мать за спиной папы кричит и истерично пытается что-то объяснить по телефону, папа выносит его на руках. Вот он уже в больнице, врач зашивает раны, капельницы, пиканье приборов, психотерапевт…и вот он уже едет домой в машине родителей, а в голове туман. Гробовая тишина в салоне давит сильнее повязок на запястьях и хочется кричать или хотя бы открыть окно, чтобы хоть какие-то звуки разрушили это напряжение.

– Это я виновата. – всхлипывает мама, еще сильнее опуская голову, будто пытаясь скрыться от всего мира.

– Нет, Анна, ты тут ни при чем и ты это знаешь.

– Артур, он чуть не умер, он лежал на полу и истекал кровью. Они ведь говорили, что это подростковое. Все эти психологи утверждали одно и то же, а я им так легко поверила. Я должна была догадаться, должна была знать, что это … безумие ему передастся. Это все из-за меня. – Вновь повторила она выдыхая остатки воздуха из легких, прежде чем прерывисто вдохнуть.

Отец хмуро покачал головой и потянул руку к маминому подбородку заставляя ее встретиться с ним взглядом.

– Милая, мы знали, что это возможно и мы вместе приняли решение взять на себя все риски. Я был рядом тогда и я рядом сейчас. Ты с этим справилась и он сможет. Мы пройдем через это все вместе.

– С этим невозможно справиться, Артур. Я просто… я не знаю…– мамина грудь снова затряслась в рыданиях и она уткнулась в папино плечо пока тот тщетно пытался успокоить ее.

Он в последний раз взглянул на родителей и почувствовал как вина опухолью разрастается в груди, а затем тихо скрылся у себя в комнате.

Картины вихрем закружились в его голове. Последние обрывки воспоминаний ускользали из его памяти словно призраки, как призыв, на который он не мог ответить. Воспоминания… он точно знал, что то были они, утерянные кусочки его прошлой жизни, которые он и не надеялся вернуть. Ему казалось, что стены начинают сжиматься. Воздух в комнате стал душным. Его собственная память теперь была врагом. Если он не может доверять даже себе… то кому?

"О, смотрите-ка, кто-то мамочку и папочку вспомнил. Как неловко, ты доставил им столько хлопот."

Уилл вздрогнул от неожиданности услышав голос рядом с собой.

– Что ты несешь? – выдохнул он, чувствуя, как сердце пытается вырваться из груди. – Что это было? – Его голос дрожал, он едва собирал мысли в кучу, пульсирующая боль будто вбивалась в виски молотком. – Они говорили, что родители отдали меня. Что они меня оставили.

"Не знаю, Олли, ты мне скажи, – хихикнул голос, растягивая слова, словно пробуя их на язык. – Это ведь твои воспоминания, не мои"

Уилл вскинул голову, но в комнате опять было пусто. Только тень под потолком шевельнулась и тут же замерла. Чудовище вновь растворилось в воздухе как чертов джин.

Это был первый раз, когда Уилл понял, что ему еще предстоит узнать о себе больше, чем он когда-либо мог представить. И только теперь он осознавал, что не уверен, готов ли он к этим откровениям. Словно напоследок он поднял одну руку к глазам, а другой задумчиво провел пальцами по светлым шрамам на запястье.

Превозмогая боль, он поднялся с пола и доковылял до кухни. Уилл знал, что не должен, но это было легче, чем думать. Он достал из холодильника пару банок пива, которые, до этого дня, он хранил там для Спенсера. Ему нужно было что-то, что хотя бы на мгновение вытолкнет из головы все, что было связано с ним самим, с его мыслями и с его демонами.

Он сделал первый глоток. Кислая жидкость разлилась по горлу. Он зажмурился, чувствуя, как внутри что-то протестует.

Но он продолжил.

Глоток.

Еще один.

Еще…

Пусть эта дрянь прожжет его изнутри. Может, тогда от него останется хоть что-то. Он пил молча, выпивая банку за банкой, пока последние капли не исчезли.

Когда дома пиво закончилось, он направился в ближайший магазин. Не испытывая ни малейшего желания думать, что он делает, Уилл пополнил свои запасы.

"Никаких чудовищ. Только я и моя пустота."

Вернувшись домой, он плюхнулся на диван, и на мгновение ощутил странное облегчение, спокойствие, которое он так долго не мог найти. В доме царила тишина. В голове – пустота.

Никаких темных фигур, никаких голосов, только звук его собственного дыхания. В первый раз за долгое время Уилл по-настоящему остался один, и этот покой был сродни благословению, как последняя надежда на передышку. Ему лишь хотелось как можно дольше удержать это эфемерное чувство.

И на следующий день повторил все по новой. Так продолжалось день за днем, пока привычка не стала его единственным укрытием от всего, что оставалось за пределами этой жестокой, но стабильной тишины.

***

Уже неделю Спенсер, по привычке, стоял, прислонившись к капоту своего грузовика, ожидая Уилла и хоть каких-то объяснений. Он нервно перебирал ключи, постукивая ими по холодному металлу, бросал быстрые взгляды на часы и теребил кольцо на пальце, потертое, как его собственные клятвы выжить после Джейка.

Ожидание тянуло нервы, словно струны, готовые лопнуть. Он приезжал за полтора часа до смены и оставался ещё час после, цепляясь за надежду, что вот-вот мелькнет знакомый силуэт. Но Уилл не появлялся. Каждый раз Спенсер уезжал с тяжестью в груди, будто оставлял за собой не просто пустую дорогу, а часть себя, которую не мог вернуть.

Мысли о долге выдергивали его из оцепенения. Он отправлялся выполнять обязанности, но мысленно возвращался к Уиллу, и он не знал чего в этих мыслях больше: злости или беспокойства. е годы, когда он жил один, заглушая боль работой, научили его держать всё под контролем, но теперь этот контроль ускользал, как песок сквозь пальцы.

Позже, во время обеда, он снова ждал. Вокруг слышался привычный шум: стук ложек, смех коллег, разговоры. Но все это казалось ему чужим и раздражающим. Нервы Спенсера были натянуты до такой степени, что каждый звук казался ударом. Они уже начали сдавать настолько, что он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не встать опрокинув стул, а вместе с тем и стол. Беспокойство давно вытеснила злость, разраставшаяся с каждой минутой, пока не заполнила всё его существо.

Остаток дня Спенсер провёл, едва слушая подчинённых, роняя инструменты и бросая взгляды на грузовик, словно тот мог увезти его от этого томления. Не выдержав, он бросил дела на час раньше, игнорируя укол совести. Он заработал право уйти, когда захочет, выгрыз это право годами, когда после Джейка строил жизнь из осколков. Сев в машину, он уже прокручивал в голове все возможные сценарии; как начинает барабанить в дверь, пока перед ним не появляется недовольное лицо Уилла, как врывается без стука и словно ураган сносит все на своем пути, как начинает высказывать все, что думает… но в вихре одолевающих его эмоций и мыслей, где-то в глубине сознания, куда он старался не заглядывать и делал вид, что там нет ничего, Спенсер допускал мысль, что с его другом могло что-то случится.

Дом стоял мрачный и безмолвный, словно укрытый завесой заброшенности. Мужчина вышел из машины полный решимости, но сделав несколько шагов по дорожке к дому и видя выключенный свет в окнах, забыл обо всем, что намеревался сказать и сделать. Он слабо постучал в дверь, хриплым от волнения голосом произнес: "Уилл?" Тишина поглотила его слова, как бездонная яма.