Забери меня отсюда

Через всю библиотеку тянулась цепочка следов – отпечатков массивных милитаристских ботинок.

– Что за… Эдгар По? – глянул через её плечо Пирс, проглотив неинтеллигентно крепкое словцо. – Это что, грязь?

Дверь была распахнута настежь. Дождь всё ещё лениво моросил, и порывы ветра перехлёстывали его через порог, как шёлковую занавеску.

– Не знаю, – откликнулась Тина и наконец положила на стойку облезлый красный топорик. – Но лучше убрать это поскорее. У нас ведь были тряпка и ведро?.. И откуда у тебя топор на рабочем месте?

– С пожарного щита, – рассеянно ответил Пирс. – Тяжёлый, гладкий, самое то для пресса. Теперь думаю, может, из дома притащить что-нибудь побольше? На всякий случай.

Грязь оказалась густой, липкой и чёрной, как мазут. Она плохо оттиралась и пахла мокрой газетой пополам с ржавым металлом и дохлятиной. Тряпку Тина потом выбросила, а руки долго отмывала в реставраторской, пока не заболела кожа.

К вечеру небо немного расчистилось. От земли поднимался пар – следующий день обещал быть жарким. В розоватом закатном свете всё казалось нереальным, частью сна или фата-морганы. Горожане, одуревшие от вынужденного заточения в четырёх стенах, выбрались на улицы: парочки обсиживали мокрые скамьи, кто-то фотографировал дрожащие в паутине капли воды, кто-то – пламенеющий запад, молодые мамочки болтали по телефону и друг с другом, пока дорвавшиеся до свободы детки с гиканьем носились по игровой площадке у карусели.

У реки двое длинноногих, коротко стриженных подростков сражались в бадминтон. Воланчик улетел в воду; волна плеснула и вынесла его на берег, но, кроме Тины, никто этого не заметил.

– Кафе? Напротив участка, серьёзно? – Пирс не поверил глазам и даже остановился посреди улицы. – Я думал, ты пошутила.

– А на втором этаже живёт мисс Рошетт, дом вообще-то ей и принадлежит, – добила его Тина и потянула за рукав: – Идём. Я тебя познакомлю с самым потрясающим кофе в Лоундейле, а может, и в целом графстве.

Почти все столики были заняты – полицейскими, среди которых она узнала только великана Кида, влюблёнными, школьниками. В углу собрался целый клуб изысканных пожилых леди, возглавляемых мисс Рошетт; они так азартно резались в карты, что дрожали и звякали чашки, высокие прозрачные с латте и маленькие изящные с чаем. Парень в толстовке с капюшоном сидел на своём любимом месте, полностью погружённый в чтение кровавого детектива тридцатилетней давности с полуголой красоткой на обложке. Тина совсем было отчаялась найти свободное место, когда заметила у окна, за столом на шестерых, встрёпанную шевелюру Уиллоу.

– Привет, слушай, можно к тебе присоединиться… Оу! – Тина осеклась: из-под того же стола вынырнул Маркос, взлохмаченный и раскрасневшийся. – Ты не одна?

– У нас свидание, знакомство с родителями и урок литературы, – отстранённо ответила Уиллоу, покачивая ногой, перелистнула страницу и только потом подняла голову. – Ой, это ты! – засияла она улыбкой и подвинулась, хлопая рядом с собой по стулу. – Слушай, а у кого был такой доктор с безумной нервной сестрёнкой? В старом огромном замке? И там ещё была такая гранд-дама, хозяйка, с кучей белых кошек?

– Мервин Пик, – не задумываясь откликнулась Тина и подсела к ней. – Что делаете? Пирс, ты тоже присаживайся, тут места полно. Да, кстати, знакомься. Этот белокурый ангел – Маркос Оливейра, сын бариста и хозяина «Чёрной воды», ну а Уиллоу Саммерс ты знаешь.

– Коул Пирс, – представился реставратор, улыбаясь поверх очков. Он крепко пожал мозолистую ладонь Маркоса и поцеловал руку Уиллоу. – Меня обычно зовут просто по фамилии.

– Я помню, спасибо за Чосера, он смешной, – хмыкнула девчонка. – А я тут подбираю Маркосу кое-что на вечер, притащила вот про Озму, но он вообще на лету схватывает, нужно что-то покруче, Пик подойдёт. Ой, Тина, тут такие пирожные! И у них есть горячий шоколад, в маленькой такой чашечке, с перцем, прямо как у ацтеков.

– Прекрасный выбор для вечера после такого ливня, безупречный вкус, юная леди, – коварно похвалил её Пирс, вполглаза наблюдая за реакцией Маркоса. Мальчишка, впрочем, держался настолько самоуверенно, что это даже смахивало на оскорбление.

Потом появилась официантка, судя по обмену взглядами, старшая сестрёнка Маркоса. Заказывали наперебой; Пирс широким жестом предложил заплатить за всех. Всё это время Тина ощущала спиной пристальный взгляд и грешила то на бариста, то на Кида, но скоро поняла, что они тут ни при чём. Конечно, Алистер Оливейра нет-нет да и посматривал из-за стойки и даже махнул рукой однажды, но подходить не стал – видимо, решил не вмешиваться в нарождающуюся личную жизнь сына и, главное, в его литературное образование. А чернокожий коп и вовсе ушёл вскоре, забрав остатки пиццы навынос.

Иногда появлялся едва ощутимый запах фиалки – и тут же исчезал, сводя с ума своей эфемерностью.

– Ну, рассказывай, – то ли попросила, то ли приказала Уиллоу, когда ей принесли вторую порцию шоколада, и толкнула Тину в бок локтем. – Я так и не поняла вчера, что там произошло на реке. Тот мутный тип утонул? Я жажду кровавых подробностей.

Тина и рот раскрыть не успела.

– Тайны Лоундейла – и без меня? – вместо приветствия произнесла мисс Рошетт, занимая место рядом с Маркосом. – Позвольте выразить протест, господа. Начнём с того, что это место принадлежит мне, значит, и все рассказанные здесь секреты – тоже.

Уиллоу бесстыже расхохоталась:

– Ага, почти как право первой ночи!

– Вы понимаете моё положение исключительно правильно, – чопорно кивнула мисс Рошетт. В серебряной короне волос поблёскивали шпильки, украшенные прозрачными камнями, а в глазах плясали огненные черти. – Теперь продолжайте, мисс Мэйнард. Я с нетерпением жду.

Капучино горчил – но не как кофе или алкоголь, а словно его варили на терпких травах; молочная пенка почти не смягчала привкус и лопалась на языке щекочущими пузырьками. После первого же глотка голову слегка повело.

«Если бы приворотные зелья существовали, то на вкус они были бы именно такими», – пронеслась вдруг мысль.

– А что, если я скажу, что у меня сразу две истории? – произнесла Тина неожиданно для самой себя. – И одна началась четыре дня назад, и в неё я влезла сама, а другая, если верить детективу Йорку, тянется уже несколько лет, и туда меня впутали.

Зрачки Уиллоу расширились; глаза стали чёрными, блестящими, птичьими – с нечитаемым выражением и очень внимательные. Она сидела, неудобно вытянув ногу, и Маркос, судя по его позе, тоже; наверняка они касались друг друга под столом. На протяжении всего рассказа эта парочка даже не шелохнулась. Мисс Рошетт иногда вклинивалась с вопросами: «Во что был одет Доу? Точно ли пахло ивами и фиалками? Правда ли, что сердце мертвеца осталось в морге?» Но чувствовалось, что она воспринимала историю несколько отстранённо – верила и не верила одновременно. Пирс поначалу выглядел довольно спокойным, потом стал крутить и растягивать канцелярскую резинку на запястье, над ремешком часов, а под конец стянул свои кудри в куцый низкий хвостик, как делал только в реставраторской, за работой.

– Мне очень не по себе, – произнёс он, первым нарушив молчание, когда Тина договорила. – Всё это слишком напоминает сюжет фильма ужасов. – Взгляд его метнулся к плакатам с Носферату и доктором Калигари. – Беда в том, что мы оказались с неправильной стороны экрана… Да, мы все. Не знаю, что бы я подумал, если бы не видел сегодня следы в библиотеке – но я их видел. И я уверен, что, кроме нас двоих, там не было ни одного живого человека. Я с тобой, Тин-Тин.

Тина опустила глаза и уткнулась в чашку с капучино. Хотелось одновременно закрыться от всех, спрятаться – и заорать в голос. Сердце колотилось, как после часовой пробежки, от кончиков пальцев и до корней волос, от пяток и до лопаток.

Мисс Рошетт, перед тем как заговорить, выдержала паузу; взгляд её был устремлён в окно, но не в здешнюю темноту, а в какое-то очень старое «давно».

– Я живу долго, – произнесла она наконец со вздохом и машинально прикоснулась к массивному серебряному кольцу на безымянном пальце. – Восемьдесят шесть лет – солидный срок. Не поверите, но когда-то я даже участвовала в гонках по пустыне и бывала за штурвалом самолёта, маленького и лёгкого, как стрекоза… Впрочем, пустое. В моей жизни случалось всякое, но лишь две встречи я запомнила как нечто необъяснимое и притягательное в то же время, да. Первая случилась, когда мне было лет восемь или семь, словом, ещё до школы – да и до школ ли было тогда, сразу после войны? Я подружилась с девочкой по имени Таррен, и тогда она мне показалась ужасно взрослой. С ней ходили два лиса, красно-рыжий и чернобурый с проседью, крупные, как волки, или даже больше. Одного она звала «дедом» или «Валентином», а другого «дядей» – ну, или чаще «глупым колдуном»… И как-то раз, накануне того как она покинула наш город навсегда, я увидела, как эти лисы обернулись людьми. Чернобурый – высоким мужчиной благородных кровей, с сединою в волосах; красно-рыжий – прекрасным юношей в короне из золотых цветов, вот только босым. С Таррен судьба меня больше не сталкивала, но где-то в наших краях, кажется, живёт её внук или правнук. Говорят, хороший юноша.

Мисс Рошетт ненадолго замолчала вновь, а потом поцеловала серебряное кольцо – отстранённо, не отдавая себе отчёт в собственных действиях.

– Вторая встреча случилась позже, – продолжила она, с усилием моргнув, точно разгоняя пелену перед глазами. – Я гостила у своей двоюродной сестры на материке, в маленьком городе Йорстоке – вы, наверное, и не знаете такого. Там я встретила двоих – мальчика, который умел летать, и настоящего волшебника. Они путешествовали с бродячим цирком… да-да, знаю, что вы хотите сказать – наверное, это были всего лишь фокусники? Я бы согласилась, если б в прошлом году не увидела их, вдвоём, как и прежде, на городской площади – и они не постарели ни на миг.

У Тины все заготовленные слова застряли в горле. В кофейне стоял гул, звякали чашки, бурлила кофемашина – но всё это было так невероятно, невероятно далеко.

Торжественность сакрального момента испортила Уиллоу – вытянула руку и практически легла на стол, пальцами царапая противоположный край, встрёпанная и нахальная, как воронёнок.

– А сейчас – третья? – спросила она.

– Что – «третья»? – рассеянно улыбнулась мисс Рошетт, поправляя шпильки в «короне».

– Судьбоносная встреча? В сказках их всегда три.

– Возможно. – Улыбка её стала грустной. – Но тогда это означает, что конец близок.

– Не переживайте, – фыркнула Уиллоу. – В сказках про рэндалльских лисов обычно счастливый финал. А ты что думаешь? – повернулась она к Маркосу.

Тот пожал плечами.

– Ну, бабка Костас много странного рассказывала. У неё б совета спросить – это да, а я что? Но вообще детектив, который Йорк, умную фигню сказал: одной нельзя.

Тине стало смешно:

– Хочешь сказать, мне необходима защита?

Маркос переглянулся с Уиллоу; та едва заметно кивнула.

Ресницы у него были длинные, светлые, кукольные.

– Нужна, – серьёзно ответил он. – Ты не отказывайся. Бабка Костас говорила, что когда Оливейра научится владеть ножом, то даже Смерть при встрече с ним будет здороваться и с уважением приподнимать цилиндр. А я умею. Так что я в твоей банде.

– Это не банда, а альянс, – наставительно подняла палец девчонка. – Прекрасной принцессе из древней баш-ни угрожает злое чудовище. И для её защиты заключают союз четверо героев: разбойник с отравленным клинком, храбрая книжная ведьма, заклинающая деревья, мудрая королева, которая знакома с другими монархами

и прочими влиятельными особами, и волшебник, чьи знания неисчислимы. Правда, рыцаря и дракона не хватает, – задумалась она. – Но ничего. Сказка не терпит пустоты, они появятся, никуда не денутся.

Тина вспомнила реку и мелькнувшее в глубине серебристое нечто – и содрогнулась.

– А без драконов и прочих монстров никак?

Уиллоу посмотрела на неё искоса:

– Разумеется, нет. И как ты будешь изничтожать вражеское чудовище, если своего нет?

– Э-э… Пойду-ка я попрошу ещё что-нибудь попить у Оливейры, – попыталась в шутку уйти от ответа Тина, но девчонка схватила её за рукав; с облупившимся чёрным лаком на коротких ногтях, пальцы немного напоминали птичьи когти.

– Погоди! Я не договорила. Насчёт реки… в общем, мне есть что добавить насчёт утопленниц и прочей нечисти. Кажется, я знаю, в кого ты вляпалась.

Тина так и села. На плечи навалилась дикая тяжесть. В дальнем углу зала мигнула лампочка и потускнела; Оливейра обернулся и, указывая на неё пальцем, крикнул кому-то на кухне – коротко, на незнакомом языке.

– Статистика по Кёнвальду ненамного хуже любой другой реки с омутами и холодными родниками, – с едва ощутимым укором заметил Пирс, ободряюще прикоснувшись к Тининому локтю. – Да, Кёнвальд – капризная речка, можно сказать, леди с норовом, но по большому счёту не вреднее нашей Аманды.

Уиллоу вдруг совершенно по-девичьи хлопнула ресницами – и заливисто рассмеялась; успокоиться не могла долго, минуты две по меньшей мере.

– Ой, да вам-то откуда знать, – вздохнула она, вытирая выступившие слёзы. – Это я – безотцовщина, можно сказать, живу или в библиотеке, или у реки вот. Раньше, когда совсем маленькая была, чаще ошивалась именно у реки. Столько всего наслушалась – ужас. Воды у Кёнвальда тёмные, жуткие, наверно, поэтому к нему часто приходят порыдать. Жалуются: лучше сдохнуть, чем так жить, не могу больше и так далее. Ну, и всплывают потом ниже по течению. Какая просьба – такой результат. А я… я тоже была дура, конечно. Подошла, села под мостом и говорю: «Давай поиграем?»

– А… дальше? – Тина облизнула губы.

Снова померещился пристальный взгляд в спину, только обернуться сейчас не было никаких сил.

Уиллоу дёрнула уголком губ – не то нервно, не то усмехаясь.

– Да неважно. Что было, то было. Но одно я знаю точно: Кёнвальд – не «леди». Но и не джентльмен, увы нам всем. Честно говоря, он просто засранец.

С тихим «чпок» лопнула злосчастная лампочка в противоположном конце зала. Оливейра выругался и, обтирая руки о фартук, обошёл стойку. А в горле у Тины пересохло по-настоящему.

– Я отлучусь, ненадолго, правда. Попрошу воды, что ли, – растерянно произнесла она, поднимаясь.

На сей раз её никто не остановил; между лопаток точно горел отпечаток призрачной руки.

Девушка, которая подменила Оливейру на месте бариста, к просьбе отнеслась с пониманием, однако попросила вернуться за столик и подождать минуту. Тина деревянно кивнула и, почти не глядя по сторонам, попыталась пройти на своё место, но практически сразу налетела на человека и едва не упала. На пол шмякнулась книжка с полуголой красоткой на обложке.

– О, поосторожнее, – вкрадчиво, с насмешкой произнёс парень, подхватывая Тину и не позволяя ей снести свободный столик.

– Спасибо, – от души поблагодарила она, оглядывая своего спасителя – толстовка с низко надвинутым капюшоном, острый подбородок, светлая кожа, сильные, но по-женски изящные руки…

А потом он поцеловал её.

По-взрослому, нагло, словно имел полное право и вокруг никого не было – или все оглохли и ослепли, и он знал это совершенно точно, а потому мог неторопливо покусывать губы, ласкать языком – и заставлять её прогибаться в спине, и запускать холодную руку под рубашку, прикасаясь между лопаток, в точности там, где тогда.

Когда он отстранился, она с трудом могла различить, где пол, а где потолок; всё кружилось, плыло, дрожало в запахе фиалок, в ивовой горечи, в непроглядно-тёмной речной глубине.

– Считай, что это моё «спасибо» – за кофе и за приглашение, – шепнул он Тине на ухо. И добавил, словно издеваясь, ещё тише: – Давай поиграем?

…Тина возненавидела себя – потому что едва не сказала «да».

Глава 6

Камни

Он ускользнул прочь так же естественно, как течёт река. Вот прохладные пальцы вычерчивают линию от затылка до шеи, пересчитывают позвонки – а через секунду тёмно-серая толстовка мелькает в другом конце зала, и капюшон скрывает лицо так, что только и видно подбородок и горло, и звонкий, но одновременно вкрадчивый голос спрашивает, мистическим образом перекрывая все шумы:

– Помощь не нужна?

На мгновение Тина зажмурилась сильно, до боли, пытаясь прогнать блаженную золотую муть, и даже не сразу поняла, к кому обратился тот, из Кёнвальда… Нет, не так.

Кёнвальд.

Имя ему подходило настолько, что больше напоминало прозвище. Работая в библиотеке, Тина невольно вбирала в себя уйму бесполезных сведений и, разумеется, знала, что означает этот гидроним: он родился от соединения двух старых-старых корней, «кённа» и «вальд», «дерзкий» и «владыка». Но только сейчас ей пришло в голову, что реку, пусть и своенравную, так вряд ли назвали бы. А вот человека… не человека… словом, засранца-из-реки – запросто.

Оливейра что-то ответил ему, неразборчиво, но экспрессивно. Кёнвальд…

Не додумав, не досмотрев, Тина резко выдохнула, прижимая руки к горящим щекам: имя, даже произнесённое про себя, пробуждало тёплое, тянущее чувство глубоко внутри, словно интимный шёпот на ухо.

«Да когда же это кончится?!»

…Кёнвальд махнул рукой, протиснулся к двери – и исчез. Никто ничего не заметил – ни посетители, ни хозяин «Чёрной воды», ни Пирс, явно слишком увлечённый беседой с мисс Рошетт. И только Уиллоу, вытянувшаяся, как струна, злющая, уж слишком выразительно взвешивала в правой руке ботинок.

– Ты видела? – обречённо спросила Тина, присаживаясь рядом с ней.

Девчонка хищно обвела взглядом кофейню, убедилась, что кидаться обувью не в кого, и плюхнулась на диван.

– Я охренела, – призналась она откровенно. – А то бы съездила ему по роже. Ничего, в следующий раз он меня врасплох не застанет, гарантирую. А ты чего, проспал всё, что ли? – обернулась она к Маркосу.

Тот плечами пожал:

– У нас можно целоваться. Если особо друг друга не лапать.

Уиллоу извернулась и пнула его под столом; Маркос в долгу не остался. Заплясали чашки. Пирс наконец вынырнул из пучины светского трёпа:

– Что за шум… Ох, чёрт, Тин-Тин, что с тобой случилось?

– Случилось, – пробормотала Тина, обмахиваясь салфеткой. – И я сама думаю, что это было такое.

Мисс Рошетт и бровью не повела, но молча вытащила из сумочки зеркало и протянула Тине. Отражение подкинуло пару неприятных сюрпризов: щёки, оказывается, пылали так, что с другого конца зала видно, а губы выглядели неприлично искусанными.

«Он меня словно пометил, – промелькнула неприятная мысль. – Только штамп на лбу не поставил».

– Иногда следует проявить деликатность, – заметила мисс Рошетт, забирая зеркальце. – Уточню только. Это был он? Тот, кто услышал твою просьбу, произнесённую у реки, и откликнулся?

– Кёнвальд, – первой успела ответить Уиллоу и тяжело вздохнула, утыкаясь в скрещённые на столе руки. – Это какая-то чума на оба наши дома, а ещё на тот, вон тот и четыре развалюхи на окраине. Вот представьте себе: жуткая жара, духота, тело распаренное, джинсы к заднице липнут, и вот вы с разбегу прыгаете в реку, такую красивую, алчете освежающей прохлады… А вода ни черта не прохладная. Она убийственно ледяная. Что первое придёт в голову? Ну, вот запомните слова и ощущения, потому что это и есть Кёнвальд.

Пирс вдруг улыбнулся:

– Ты его ругаешь, но не похоже, что ты его боишься.

Новый вздох Уиллоу скорее напоминал стон умирающего от чахотки.

– Ой, да было б кого. Но я уже лет десять пытаюсь понять: как можно быть таким добрым, хорошим, умным – и в то же время такой… таким… таким Кёнвальдом. И ты не бойся, – повернула она голову и искоса посмотрела на Тину. – Я бы на твоём месте больше беспокоилась о том, втором.

Подошла официантка и поставила на стол стакан воды со льдом; стекло запотело, а льдинки толкались и трескались с суховатым, костяным звуком.

Тело охватил озноб. Тина рефлекторно стиснула край столешницы.

– Ты имеешь в виду Джека Доу?

– Угу, – мрачно согласилась Уиллоу. – Проблема в том, что мы о нём почти ничего не знаем.

– Вообще-то мы знаем довольно много, – возразил Пирс, задумчиво переплетая пальцы перед лицом. – Джек Доу родом не из Лоундейла, его подозревают в серийных убийствах. Он умён, ловок, хорошо развит физически, возможно, у него несколько сообщников… Вот, так сказать, материалистические факты о нём. С необъяснимыми, но неоспоримыми сложнее, но давайте попробуем упорядочить информацию. – И он принялся загибать пальцы. – Во-первых, если верить заключению судмедэксперта, Доу был мёртв уже две недели. Невероятно, потому что трупный запах – не совсем то, что трудно заметить.

Мисс Рошетт величественно подняла руку, призывая к молчанию.

– Отважусь предположить, что здесь возможны два варианта. Либо мистер Доу обладает способностью скрывать своё состояние, либо его тело сильно изменилось за малое время. Детектив Роллинс оставался на берегу и затем сопровождал машину с телом мистера Доу, если мне не изменяет память, – кивнула она самой себе. – Да, именно так и было. Детектив Роллинс не любит и не может завтракать рано утром, поэтому обязательно появляется у нас здесь около одиннадцати часов. Пожалуй, переброшусь с ним завтра словечком, не откажет ведь он безобидной любопытной старушке, которая дружна с его тёщей.

В зале резко стало светлее – Оливейра наконец совладал с заклинившим цоколем и вставил новую лампочку. Пирс рассмеялся, хоть и немного принуждённо:

– Похоже на угрозу, мисс Рошетт. С нетерпением буду ждать результатов разведки. Что ж, раз «во-первых» относительно прояснилось, переходим к необъяснимому и туманному «во-вторых». Джек Доу ушёл из морга после вскрытия – невероятно, но факт. Не то чтобы я не доверял детективу Йорку… Но он не мог преувеличить? Хотя бы насчёт записей с камеры наблюдения?

По контрасту с освещённым залом темнота за окном казалась совершенно непроглядной.

– Проверить его слова мы никак не можем, – пожала плечами Тина, подавляя нервную дрожь. Сидеть с как-бы-друзьями в обычной кофейне, беспечно обсуждать речных духов и ходячих мертвецов, словно капризы погоды, – всё это отдавало ночным кошмаром, сюрреалистичным, однако неотличимым от яви. – Неделю назад я бы решила, что он меня разыгрывает. Но сейчас лучше поверю – просто для того, чтобы потом возвращение Доу не стало неприятным сюрпризом. Безопаснее быть… готовой к худшему.

– Куда уж неприятнее, – буркнула Уиллоу. – Толку-то от готовности? Если он запросто бродит по городу без сердца, то вряд ли ему повредит ещё пара дырок в теле. Я подозреваю, что единственное безопасное место в Лоундейле – речное дно. Только нас туда, к сожалению, не позовут. А если попросить у Кёнвальда убежище, он может понять всё немного не так. Есть желающие утопиться? Не, что, правда никого? – Она изобразила удивление. – Ну, тогда попробуем уладить проблемы самостоятельно.

Тина сглотнула. Стакан незаметно опустел, и горло опять пересохло; вода становилась навязчивой идеей.

– А он… он мог бы справиться с Доу?

– Наверное, – неопределённо качнула головой девчонка и наклонила пальцем свою чашку; край накренялся ниже, ниже, пока на белой бумажной салфетке не появилось некрасивое коричневое пятно. – Смотря что такое этот ваш Доу.

Пирс следил за пятном как заворожённый.

– Ничего хорошего, если судить по тому, какие он оставляет следы.

– Думаешь, в библиотеке Доу нашлёпал? – спросила Тина тихо, хотя в глубине души сама не сомневалась в ответе.

Пирс только плечами пожал.

– Ну, я предположил бы…

– Здесь что, нет ни одного мужчины?

Вопрос прозвучал настолько жёстко, что в первую секунду никто и не понял, что произнёс его Маркос.

– Прошу прощения?.. – натянуто улыбнулся Пирс, всем своим видом предлагая продолжать.

Но белобрысого мальчишку это нисколько не смутило.

– Настоящий мужчина должен дело делать, а не рассуждать, – ответил он по-взрослому, болтая трубочкой в молочном коктейле. – Ну, то есть рассуждать тоже надо, если он не дурак или типа того. Но не вместо дела, а заодно. Чего болтать, если можно сходить к реке, где умер Доу?

– А толку? – живо откликнулась Уиллоу. – Его уже там нет. И хорошо, кстати, что нет, лично я не очень представляю, что сказать ему при встрече. Вариант заорать и кинуть кроссовкой не прокатит, это ж не Кёнвальд.

– У меня есть нож.

– О, ну, это, конечно, многое меняет, – ласково-ласково ответила она. Маркос прикусил трубочку и захлюпал молочным коктейлем так шумно, что наконец стал выглядеть на свой реальный возраст. – Но вообще-то я за. Нет ничего глупее, чем сидеть по домам, трястись и ждать. Так что давайте-ка в субботу устроим рейд по округе. А до тех пор будем собирать информацию. Слухи всякие, городские легенды. Не с неба же свалился этот Доу со своими чудесными привычками – гулять по городу после вскрытия, людей убивать.

На том и порешили. Маркос, правда, почти всё оставшееся время дулся совершенно по-детски и иногда изрекал что-то глубокомысленное, явно заимствованное у старших и, как ему, вероятно, казалось, язвительное. Но Уиллоу только хохотала – и парировала любые выпады с такой лёгкостью, словно играла в пинг-понг с дошкольником. Мисс Рошетт наблюдала за военными действиями с лёгкой полуулыбкой, а Пирс, памятуя о том, что его не посчитали «настоящим мужчиной», тоже коварно помалкивал в чашку из-под шоколада. Наконец Маркос обернулся к Тине, широко распахнув честные-честные голубые глаза.