Забери меня отсюда

– Вот, – величественно постучала мисс Рошетт ложкой по холму, обвитому улицей Генерала Хьюстона. – Мы здесь. Нападение, если я правильно поняла, что промямлил спросонья Роллинс, произошло тут. – И она прочертила длинным черенком ложки прямую линию через добрую половину города. – Вот полицейский участок… Ах, тут он ещё обозначен как казармы. Отсюда Джек Доу сбежал после приятного вечера в компании доктора Гримгроува. Куда направимся в первую очередь, леди и джентльмены?

– К реке, – заявила Уиллоу непреклонно и сощурилась, вглядываясь в карту. – Ух ты, прикольно. Не знала, что поперёк Кёнвальда столько мостов. Тринадцать чёрненьких и семь беленьких… Интересно, а почему они разным цветом закрашены?

Тина только плечами пожала.

– Кто знает. Эта карта – ровесница моего деда… К слову, кто-нибудь разузнал что-то за вчерашний день?

Пирс бросил на неё пытливый взгляд, указав на себя пальцем, и она незаметно качнула головой: странные объявления о камнях отчего-то хотелось приберечь на десерт.

Но тайные знаки и не понадобились – инициативу мгновенно перехватила мисс Рошетт.

– Я поговорила с детективом Роллинсом, – азартно начала она. – Весьма достойный молодой человек, между прочим, с уважением относится к старости… Так вот, он поведал несколько прелюбопытных новостей. Во-первых, детектива Йорка временно отстранили от расследования и запретили ему общаться с вами, мисс Мэйнард. Кому передадут дело Доу – пока не решили. Во-вторых, запись с камеры пропала. Её, впрочем, успели просмотреть несколько респектабельных офицеров, чьё мнение имеет вес, в том числе капитан Маккой.

– Маккой? – Тина нахмурилась. – Я где-то уже слышала это имя…

– Элиза Маккой приходится тётушкой Пэгги О’Райли, – охотно пояснила мисс Рошетт. – Поверьте, мисс Мэйнард, увидите их вместе – сразу поймёте, что это близкие родственницы. Капитан Маккой возглавляет участок уже пятнадцать лет – а вы ведь понимаете, какой характер надо иметь, чтобы прийти на такое место вполне ещё молодой женщиной, когда до того лет сорок его занимал сварливый вояка, к тому же слепой на один глаз… Так вот, капитан Маккой видела, как Джек Доу покидает здание. Но и часть его внутренних органов в холодильнике она видела тоже.

– Парадокс, – кривовато улыбнулся Пирс и сделал крошечный глоток лимонада. – Точнее, головоломка. Интересно, как её будут решать на бюрократическом уровне.

– Вроде бы объявили, что у Доу был сообщник, – откликнулась мисс Рошетт, и взгляд её на секунду стал стеклянным. – Я бы на их месте больше волновалась о том, что делать с сердцем. Если смерть – не конец, такие детали становятся очень важными… жизненно важными, я бы сказала.

Внезапно Тине представилось, как Джек Доу возвращается за своим сердцем в участок ночью, в фальшивом желтоватом свете, и проходит здание насквозь, как раскалённая спица – через брусок масла. И массивные двери сразу показались хрупкими, как промасленная бумага, а все в Лоундейле полицейские пистолеты – бесполезными.

Уиллоу фыркнула, утащила с бутерброда у Маркоса ломоть розовой ветчины – и хищно вцепилась зубами.

– Хлупошти, – невнятно проворчала она. Маркос оглядел осиротевший кусок хлеба, вздохнул и галантно подложил даме на тарелку. – Точнее, не глупости в том плане, что сердце – важная штука. Но я не думаю, что Доу вот прямо сразу за ним вернётся. Во-первых, он ушёл ночью, а не при свете дня. Во-вторых, он оставил своё сердце в холодильнике у этого, который доктор для трупов…

– У доктора Гримгроува, – подсказала мисс Рошетт тихонько. Глаза у неё заблестели, точно отступили наконец призраки неких неприятных воспоминаний.

– У него, ага. Хотя легче и разумнее было бы всё своё забрать сразу, – кивнула Уиллоу в такт своим мыслям. – Значит, либо он не мог так поступить, либо не догадался. И то и другое нам на руку.

– Либо тупой, либо слабый, – пробормотал Маркос. – Лучше тогда уж тупой.

– Не хочу разрушать ваши прекрасные воздушные замки, но есть ещё один вариант, – подал голос Пирс и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. – Гм, возможно, что Джек Доу на тот момент просто не свыкся со своим новым состоянием. А вот теперь…

Кубик льда звонко треснул в лимонаде, и мисс Рошетт сцепила пальцы в замок.

– Ну, хватит, – встала Тина резко, улыбаясь, хотя радости никакой не чувствовала. – Если рассуждать логически, то поимку Доу можно оставить копам: он вернётся за сердцем и наверняка попадёт в ловушку. А я хочу показать вам кое-что другое.

Она принесла копии газетных объявлений – пухлую подборку в папке на завязках – и молча положила на стол. Карта города скрылась под ворохом дешёвой, зачернённой по краям бумаги – копировальная машина печатала грязно.

И с каждого листа щерилось одно и то же слово.

– Кто-нибудь что-нибудь слышал? – мрачно спросил Пирс. – Этот бред повторяется из года в год почти пятьдесят лет. Слишком долго для розыгрыша.

Мисс Рошетт только головой покачала, прикусив губу. Маркос откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, размышляя; глазные яблоки едва заметно двигались под веками, и смотрелось это жутковато.

– Что-то слышала, – произнесла Уиллоу таким тоном, что сразу стало ясно – врёт, вопрос только, в чём именно. – И у меня есть одна мысль… вы только не смейтесь сразу, ладно? В общем, мне кажется, что тот, кто подаёт эти объявления, сам работает в редакции. Вы смотрите, они же периодами идут. – И она принялась тасовать блёклые копии, словно карты, раскладывая поверх Лоундейла чудовищный пасьянс. – Первые восемь, самые старые, – из «Делового ежедневника». Потом пять штук – в «Болтушкиных сплетнях». И опять в «Ежедневнике». И затем в «Сплетнях»… Знаете, как будто он работал то там, то там. Потому и обратного адреса не оставлял – зачем, если он и так мог отслеживать все звонки и письма читателей?

Некоторое время царило выразительное молчание. А потом Пирс залпом осушил свой бокал с лимонадом, звучно стукнул им по столу и заявил:

– Юная леди, вы гений! – и сразу же очень естественно отодвинулся от Маркоса подальше.

– Да? – обрадовалась Уиллоу так искренне, что мальчишка воздержался от мрачных взглядов в сторону Пирса, только потянулся опять к кувшину.

– Определённо, – уверила её мисс Рошетт нежным голосом. – И почему это мы должны смеяться, скажите на милость? Мысль ведь вполне здравая, трезвая…

– …и некурящая, – закончила Тина, усмехнувшись. Она-то прекрасно знала, что причина смущения Уиллоу – список классических детективных романов в её библиотечной карточке, за последние месяцы удлинившийся втрое. – Поддерживаю – мне такое в голову не приходило, но звучит очень правдоподобно. Но сколько же лет уже должно быть человеку, который эти объявления рассылает…

– Если он человек, – задумчиво протянула девчонка.

Воцарилась могильная тишина.

«Вот так – действительно неприятные предположения никто даже не обсуждает, чтобы случайно не услышать аргументов за», – пронеслось у Тины в голове.

По самым скромным прикидкам, идти до места неокончательной смерти Джека Доу нужно было часа полтора – это притом, что мисс Рошетт вышагивала весьма бодро даже в своей классической юбке-сафари. Вылазка больше напоминала пикник, хотя и без сэндвичей в живописно прикрытых салфетками корзинках. И уже в городе, когда позади осталось около половины пути, Маркос вдруг приотстал и поравнялся с Тиной.

– Хочешь что-то сказать? – спросила она, понизив голос.

– Не-а, – нахохлился мальчишка, сунув руки в карманы. – Но скажу. Но это по-настоящему дурацкое, а не как у Уиллоу было, – предупредил он, глянув искоса. Тина ободряюще кивнула. – В общем, про камни… У нас такой слушок ходил, ну, как бы типа испытание храбрости, враньё про призраков и всё такое… Короче, в городе есть камни, которые меняют цвет, если пролить над ними кровь.

Тина нахмурилась.

– Любой камень окрасится, если облить его кровью.

– Не так, – мотнул головой Маркос. – Эти становятся красные везде, понимаешь? Насквозь. Правда, их не видел никто, – добавил он. – Но все слышали.

На краю тротуара лежал камешек; самый обычный, серый, наверняка отколовшийся от бордюра – но на секунду он предстал в ином свете и превратился в зловещий магический артефакт. Тина поджала губы и пнула его изо всех сил.

Камень перелетел через дорогу, проскочил сквозь низенькую оградку и сбил пластикового зайца с альпийской горки.

– Крутяк, сеструха, – хмыкнул Маркос. – Прямое попадание, – и, поправив биту за плечом, прибавил шагу, чтобы догнать Уиллоу.

Доу и камни, камни и Доу…

Эта мысль крутилась у Тины в голове всё то время, пока альянс слонялся по городу, не особенно спеша добраться до места преступления, – от мороженщика к мороженщику, от кафе и до кафе. С одной стороны, никакой связи между серийным убийцей и объявлениями. С другой…

«Пирс говорил: ищите любые странности, Лоундейл – достаточно маленький город, чтоб они оказались связанными между собой», – подумала она.

Такой подход выглядел логичным, но всё же чего-то не хватало, некоего промежуточного звена, которое могло объединить две жутковатые загадки в стройную систему. Что-то гибкое… вездесущее, как плесень…

…живое?

– Тин-Тин, а дальше куда?

– А? – очнулась она от размышлений и посмотрела на часы. Маленькая стрелка зависла между четырьмя и пятью, а большая натужно дёргалась, силясь перескочить на двенадцать; батарейки сели, и механизм замер – и казалось, что время остановилось тоже. – Даже не знаю… Может, к развалинам «Перевозок Брайта»?

Взгляд Пирса стал острым.

– Хочешь взглянуть на место, где тебя должны были убить?

Мисс Рошетт сидела на берегу, на толстой ивовой ветви, и обмахивалась шляпой-котелком; Уиллоу и Маркос носились по мелководью, босые, брызгали друг на друга водой, и неизвестно, кто визжал громче. Но стоило Тине закрыть глаза, и она видела другую картину: всё тот же берег, но залитый мертвенным лунным светом, изменчивое серебро реки и мёртвый Доу, лежащий в траве лицом вниз.

«Недостаточно мёртвый».

– Наверное, хочу убедиться, что ничего страшного в закопчённых кирпичах нет.

– Разрушить злое заклинание? – понимающе выгнул брови Пирс. – Что ж, почему бы и нет, – заключил он и зябко потёр свою руку от локтя до плеча. – Зря я надел рубашку с короткими рукавами. Холодает.

«Думаешь?» – хотела спросить Тина, но промолчала. Было невыносимо душно; футболка липла к спине. Только от реки тянуло свежестью – нездешней, точнее, принадлежащей другому времени суток.

Идти пришлось неожиданно долго. Мимо пустырей, где должен был бы вырасти новый квартал, если б не кризис, а потом и грандиозный коррупционный скандал с Диксоном, председателем Совета графства. Мимо зарослей полыни, розмарина и вереска – благоуханного косматого бурьяна, столь непохожего на прилизанные клумбы в центре города. Мимо развалин кинотеатра; по очередному мосту через Кёнвальд – каменному, древнему, напоминающему тот, другой, у холма. Солнце успело порядочно склониться к горизонту, и свет сделался оранжевым.

– Кажется, нам туда? – неуверенно предположила мисс Рошетт и поднесла к лицу бинокль, прокручивая колёсико. – Ох, и неприятное место…

«Перевозки Брайта» стояли на самой окраине. Не так далеко пролегало шоссе; повернёшь направо – рано или поздно попадёшь прямиком в сердце графства, налево – пересечёшь все болота, промчишься сперва сильно южнее Тейла, затем аккурат рядом с Форестом, наконец, севернее Сейнт-Джеймса – и вырулишь к морю. Казалось бы, удобное расположение для курьерской службы, однако «Перевозки Брайта» в основном занимались доставкой в пределах города, а потому место для конторы становилось не таким уж и выгодным. Дела у них не заладились с самого начала. Какое-то время они умудрялись держаться на плаву, но сейчас, после давнего пожара, о неказистом офисе напоминала только единственная полуразрушенная стена с зияющей дырой окна и груда кирпича.

Ни вереск, ни полынь, ни тем более розмарин эти развалины вниманием не почтили.

– Гм… – прокашлялась Уиллоу и упёрлась кулаками в бока. – Значит, так. Мы с Маркосом исследуем объект. Мистер Пирс прикрывает авангард. Мисс Рошетт обозревает горизонт в поисках врага, ну, и не горизонт тоже.

– А я? – спросила Тина, не испытывая ни малейшего желания приближаться к развалинам.

Уиллоу пожала плечами.

– Как хочешь. Но я бы на твоём месте без хорошей палки туда не совалась.

– Почему?

– Предчувствие.

Первым под сень полуобвалившейся стены шагнул Маркос, затем – девчонка, оставляя на пыльном асфальте следы от мокрых кроссовок. Собственный совет насчёт оружия она проигнорировала, но выглядела при этом отнюдь не беззащитной. Вблизи развалины казались отчего-то ещё меньше, самая длинная сторона была шагов пятнадцать-двадцать, но стена отбрасывала несуразно вытянутую тень – даже для низкого на закате солнца. А ещё… ещё эта тень была сплошной, словно окно забили чем-то невидимым.

– Эй, Тин-Тин, лови!

Она обернулась – и вовремя, чтобы поймать здоровенную рогатину самого что ни есть ведьминского вида.

– Ты с ума сошёл? – От неожиданности Тина рассмеялась и взвесила палку в руке. – Тяжёлая… Откуда?

Пирс показал большим пальцем за плечо, на ивовые заросли у оврага.

– Выпала на меня, когда я хотел отломить прут. Не трусь, – улыбнулся он тепло. – Эта гора кирпичей как на ладони, а нас тут целая толпа. И, готов спорить, копы ещё два дня назад тут всё обшарили в поисках улик. Так что иди и прикончи свои глупые страхи, а потом мы вместе отпразднуем победу в «Чёрной воде». Хорошо?

В груди стало тепло.

– Хорошо. А ты защищай пока мисс Рошетт.

– Но-но, юная леди, – заметила мисс Рошетт, лихо заломив котелок. – Не стоит меня недооценивать.

Тина зажала рогатину под мышкой и направилась к развалинам. Маркос успел к тому времени оббежать их кругом и теперь сосредоточенно ковырял битой груду кирпичей. Уиллоу по-обезьяньи ловко вскарабкалась по разрушенной стене и засела в проёме окна; в чернильной тени появилась прореха света, перечёркнутая человеческим силуэтом.

«Может, померещилось?»

Перед офисом когда-то была довольно большая стоянка – собственно, она и сейчас никуда не делась, асфальтированная площадка десять на двадцать метров, рассечённая множеством трещин. У выезда отчётливо чернели следы от шин, словно кто-то затормозил на большой скорости. Тина переступила их с опаской, словно переходя незримую грань… но ничего не случилось.

Ничего не произошло и потом, когда она начала медленно обходить развалины посолонь и под ногами захрустели обломки. Вблизи это место не выглядело таким зловещим и безжизненным. Кое-где между камней пробивались розетки одуванчиков, самых упрямых цветов на свете. По массивному фрагменту стены, вдоль бороздки раствора между кирпичами, полз большой зеленовато-бронзовый жук. Ближе к северному от дороги краю, под офисом, вероятно, располагался подвал – по крайней мере, осталась часть лестницы, внизу то ли обрушившейся, то ли заваленной. Тина присела рядом с дырой и ткнула рогатиной в груду камней в глубине.

– Солнце садится, – громко сказала Уиллоу. – Надо возвращаться.

И в этот самый момент внизу что-то зашевелилось.

Тина вскрикнула, отпрыгивая; осознала почти сразу, что существо у лестницы неопасное, маленькое, но инстинкты оказались сильнее. Они заставили её броситься вбок, уходя из тени, поближе к остальным. Маркос быстро и бесшумно рванул наперерез, очутившись между ней и той тварью из подвала. Уиллоу, держась за стену, вытянулась в окне, как дозорный, и выкрикнула:

– Крысы!

Они прыснули из подвала в разные стороны – десяток, не меньше. Тина успела подумать, что сейчас вот-вот грохнется в обморок, но глаза, наоборот, стали видеть чётче, а в руках появилась сила.

Тина очень-очень ясно видела, как Маркос размахивается битой, сосредоточенно, коротко, – и бьёт; как верещащий комок плоти отлетает в темноту; как ещё одна крыса, большая, грязно-серая, тощая, несётся к ней…

«Почти что гольф».

Тина заехала палкой крысе точно в бок – а ощущения были такие, словно по пятикилограммовому тюку с ватой попала. Тварь мягкой игрушкой проехала по кирпичам, а затем развернулась и медленно-медленно поползла обратно.

Дыхание перехватило.

«Что за?..»

– Дай сюда!

Уиллоу возникла как чёрт из коробки и выдернула у Тины из рук ивовую палку. Бесстрашно выпрыгнула вперёд, обращая на крыс не больше внимания, чем на просыпанную картошку из «Ямми», – и резко воткнула палку в остатки фундамента, в окаменелую землю, в кирпичи…

…ивовая рогатина вошла почти на полруки.

Уиллоу с усилием разжала пальцы и отступила. Палка торчала криво, как осиротевший флагшток.

Крысы исчезли.

– Что это было? – пробормотала Тина, рефлекторно отступая на шаг. Маркос невозмутимо осматривал свою биту; на обломках гвоздей отчётливо виднелась тёмная кровь. – Галлюцинации, нет?

– Да не похоже, – тихо ответила Уиллоу, вытерла лоб и с омерзением посмотрела на собственную руку. – Мне нужно в душ, срочно. Я бы и в реку сунулась, но Кёнвальд не поймёт.

– А… палка? – Тина осторожно коснулась рогатины. Ивовая кора казалась влажной и будто бы пульсирующей.

– Забудь, ладно? – Уиллоу хлопнула её по плечу. – Не надо было забираться сюда вечером, вот и всё. В следующий раз придём утром.

Девчонка развернулась и, слегка прихрамывая, направилась к дороге. Тина последовала за ней – и почти сразу заметила, что с Пирсом что-то не то: он присел, закатав штанину, и осматривал собственную лодыжку.

– Меня укусила крыса, – мрачно объявил он ещё издалека. – Ну, я хотя бы рассчитался с ней – пинком… Интересно, у меня теперь будет бешенство? Или чума? А если у неё трупный яд на клыках? У крыс вообще есть клыки?

– Скоро узнаем. – Мисс Рошетт, бледная как полотно, однако совершенно спокойная, положила ему руку на плечо. – Я вызвала два такси. На одном мы с вами, мистер Пирс, отправимся в больницу, а другое развезёт по домам мисс Мэйнард, мисс Саммерс и мистера Оливейру. И – нет, возражения не принимаются, леди и джентльмены. Спорить не советую, я не в духе.

Никто, впрочем, и не собирался.

Машины прибыли быстро, в течение пятнадцати минут. За рулём Тининого такси оказалась женщина – брюнетка средних лет с жизнерадостными хвостиками, как у школьницы. Это почему-то успокоило – в то, что сообщником Доу может быть такая особа, верилось с трудом. Вела она осторожно, пожалуй, даже слишком, и к дому-с-репутацией подъехала уже в глубоких сумерках.

– Береги себя, ладно? – высунулась Уиллоу из окна, провожая Тину взглядом.

– Договорились, – улыбнулась она и махнула на прощание рукой.

Машина отъехала. Тина углубилась в сад, зябко поводя плечами; замечание Пирса оказалось пророческим – к вечеру сильно похолодало, и особенно это чувствовалось на контрасте с полуденной жарой. Ключи в кармане джинсов были тёплыми; они сами просились в руку, словно торопя…

За спиной, у перекошенного почтового ящика, послышался шорох.

Оглядываться Тина не стала – резко стартанула и со спринтерской скоростью понеслась по дорожке, привычно пригибаясь там, где ветви вишен слишком сильно наклонялись к земле. Позади слышались топот и скрежет – да такой, словно мчалась по пятам бойцовая собака с железными когтями. Взлетев на порог, Тина отпихнула в сторону ветки – «Откуда они взялись?» – и воткнула ключ в скважину. Провернула, нажала на ручку, ввалилась в холл, хлопнула ладонью по выключателю, резко задвинула щеколду – и сползла на пол.

Снаружи что-то слабо царапалось, но не в дверь, а словно бы поодаль, за крыльцом. Кошки пялились с безопасного расстояния – кто с лестницы, кто со шляпной полки, и только Геката бродила из угла в угол, выгнув спину и вздыбив шерсть.

«Надолго же хватило моей выдержки и решения быть храброй».

Тина подтянула колени к груди, обнимая, и уткнулась в них лбом.

– Прости, Кёнвальд, – прошептала она и сморгнула влагу в уголках глаз. – Кажется, свидания сегодня не получится. Если хочешь – приходи сам.

Шорохи снаружи стихли.

Геката перестала злобно таращиться – и распласталась по паркету, перекатываясь на спину.

…а потом в дверь постучали – трижды, сильно и требовательно.

Глава 8

Кёнвальд

«Прямо как в сказке».

В глубине души Тина почти не удивилась. Третья попытка подружиться с рекой, три удара дверным кольцом – это было так канонично, что даже немного ирреально. Классический литературный опыт подсказывал единственно верное решение: молчать и притворяться, что ничего не происходит, пока не сделан ещё роковой шаг в жадную трясину приключений.

Вместо этого Тина глубоко вздохнула и негромко спросила, полуобернувшись:

– И как я узнаю, что это именно ты?

– Э-э, м-м-м… – ответил снаружи голос, весьма приятный, но преисполненный замешательства. – Спасибо за кофе, это было очень кстати. И у тебя родинка между лопатками, а на груди…

Из горла у Тины вырвалось какое-то кошачье шипение. Она подскочила, защёлкала замками и задвижками, распахнула дверь – и высунулась в темноту, пылая праведным гневом. Темнота предусмотрительно отступила, поднимая руки:

– Ты же сама просила доказательств, так зачем злиться? Между прочим, я мог бы войти и без приглашения, так что цени мою деликатность.

«Кажется, я понимаю, почему у Уиллоу рука сама тянется к тяжёлым предметам, когда речь заходит о реке», – подумала Тина, а потом наконец увидела гостя…

«…или он позволил себя увидеть?»

Сначала ей показалось, что она смотрит в небо. Такое небо, которое бывает над бескрайней водой – над уснувшим океаном; над глубокой водой – над омутом; над водой, когда солнца нет, но свет льётся откуда-то изнутри, издали, отовсюду одновременно. Синий – безжалостный цвет, спокойный, изменчивый, завораживающий, синий-синий-синий…

Тина заставила себя сделать глубокий вздох, затем ещё один и ещё.

Глаза его были квинтэссенцией цвета, и на всё остальное красок попросту не хватило. Волосы густые, прямые, но белёсые и паутинно тонкие – почти младенческие. Ресницы тоже густые, опускающиеся от собственной тяжести, но едва ли не прозрачные; кожа, не тронутая ни загаром, ни румянцем; обескровленные губы. В нём не было ничего плавного – острый подбородок, острый нос, даже зубы, мелковатые и ровные, казались очень острыми. Он стоял на пороге, стиснув кулаки в карманах серой толстовки, застывший от напряжения – и с безупречно спокойным взглядом. Глубокий капюшон лежал на плечах, как складки плаща у героев со старых иллюстраций.

Если Кёнвальд и напоминал реку, то зимнюю, промёрзшую до самого дна, с источником колдовского света, скрытым подо льдом.

– Ну, что? Ты меня здесь всю ночь продержишь?

Он шагнул на порог, и волшебство рассеялось. Тина прыснула в кулак и отвернулась: грозный дух реки оказался ниже её на полголовы.

«Так вот что Уиллоу имела в виду».

– Значит, очаровательный хрупкий блондин, который уже и не надеется подрасти?

Кёнвальд нахлобучил капюшон, немного прибавив себе роста, и проскользнул мимо Тины в дом, бормоча:

– «Ты не похож на воина», – говорили они. «У тебя не растёт борода», – говорили они. «Ты занимаешься колдовством, что мужчине не подобает», «У тебя нет вассалов», «И приятелей при дворе у тебя нет», «Отцу моему ты не нравишься»… Ты правда думаешь, что скажешь мне что-то новое, Тина Мэйнард?

На секунду в голове засвербела мысль, что злить могущественного хозяина реки как-то нехорошо, но почти сразу исчезла. Он бурчал себе под нос, горбился, угрюмо расхаживал по холлу, трогал без спросу вещи и кошек – но глаза у него улыбались. Так, словно жили сами по себе – или говорили правду, в отличие от уст.

– М-м… Мы можем обсудить варианты за чашкой кофе и канапе с оливками.

Он развернулся на пятке и резко подался к ней, глядя из-под капюшона.

– Вот такого правда не говорили.

Тина замерла, чувствуя, что опять проваливается в синее. Законы гравитации исказились, осталась одна точка притяжения…

Моргнуть получилось только с опустошающим усилием.

– Значит, ты не злишься, Кёнвальд?

– Кённа или Кён. «Кёнвальд» – скорее титул.

– Ты не злишься, Кён?

– Нет, – нахально ухмыльнулся он. – Сделать меня немного смешным – это твой способ не влюбиться сразу и по уши, Тина Мэйнард. Я не возражаю, так даже интереснее. Торопиться некуда. – Он встал на мыски и прошептал ей на ухо. – И кофе я тоже терпеливо подожду, пока ты будешь смывать с себя пот, грязь, облачаться в лучшие одежды – или что там принято делать, чтобы произвести впечатление?

Лицо вспыхнуло.

«Вот мерзавец!»

Она замахнулась для пощёчины, но Кёнвальд со смехом перехватил её руку и легко поцеловал запястье, уклонился от второго удара – и, словно так и надо, по-хозяйски направился на кухню. Оставшись наедине с Гекатой, Тина осторожно принюхалась к футболке и поморщилась: после целого дня на жаре, сражения с крысами и финального спринта душ бы точно не помешал.