Первый период: обыграй меня

– Вы молодцы что пришли, – улыбается Дерек, приглашая нас в беседку, где на удивление оказывается очень тепло благодаря инфракрасным обогревателям под потолком, – надеюсь, вам понравятся стейки, я сейчас тестирую новые рецепты.

– Он потрясающе готовит, – поддерживает его Винс, слегка наклоняясь ко мне, – как ты?

Я лишь едва заметно киваю, но судя по его выражению лица – он не верит мне. Что ж, я и сама то себе не верю, так что не могу его в этом винить.

Мы рассаживаемся за деревянный стол – кто-то по парам, кто-то ближе, чем стоило бы. Все скамейки здесь общие, без границ. Без зон безопасности. Я стараюсь дышать глубже, как учила себя раньше в тревожных ситуациях и немного расслабляюсь. Почти.

Очевидно, что я не вписываюсь в общий диалог. И не особо этого хочу. Мне достаточно слушать – отрывки разговоров, теплые подколки, беззлобные споры: Харпер и Винс спорят с Дереком о маринаде, Анна рассказывает мне про сад, и даже Тео со своими дотошными, слишком настойчивыми вопросами больше забавляет, чем раздражает.

Джордан же, напротив, ведет себя с поразительной легкостью. Он одновременно здесь и везде – отвечает, шутит, подыгрывает.

– Ты в порядке, Планета? – Шепчет он мне, когда его рука слишком показушно ложится на спинку скамьи позади меня.

Он едва ли касается моих голых из под майки плеч. Его дыхание обжигает кожу, раздражая этим сильнее – у него явно лучше выходит отыгрывать влюбленных.

Я чувствую, как волосы на затылке встают дыбом. Мурашки поднимаются вдоль позвоночника. Он делает это намеренно. И черт бы его побрал, у него это отлично выходит.

– Да, – шепчу ему в ответ, не смотря на него.

– Тогда будь осторожна со своим дружелюбием, еще пара минут и Тео решит, что ты с ним флиртуешь, – в его голосе появляется стальная нотка.

– Я не…

– Проблема не в тебе, Планета, – уточняет он, – Это просто Тео. И если он начнет катить к тебе свои яйца, мне придется вмешаться.

И я, черт возьми, начинаю краснеть. Это не просто неловкость. Это позорный, жаркий, обжигающий румянец, который невозможно спрятать.

– Ты что покраснела? – Тут же с ухмылкой Джордан демонстрирует свою ямочку, когда я изо всех сил стараюсь от него отмахнуться.

– Просто жарко, – вру я.

– Я и не думал что тебе нравятся грязные разговорчики, красотка, – он будто скользит ближе, втирается в мое личное пространство, понижая свой голос до неприличия, – хотя стоило бы догадаться. Это было более, чем очевидно.

– Что значит «было очевидно»? – Хмурюсь я.

– Оо, – нахально тянет он, – Винс сказал мне какие книжки вы обсуждаете с Харпер.

Я внутренне застываю.

Мои мысли моментально перескакивают к загнутым уголкам страниц с табуированными фразами, неприличными сценами и нереальными признаниями.

– Я, по крайней мере, умею читать, – фыркаю я.

– Я, по крайне мере, не краснею из-за своих предпочтений, красотка, – и он черт возьми подмигивает мне, – у всех есть темная сторона.

– Что-то я никак не могу разглядеть твою светлую, – скрещиваю я руки на груди.

– Она тебе не понравится, Планета, – все так же лыбится Найт, – она не включает в себя грязные разговоры.

– Одни плюсы, тебе не кажется? – Закатываю глаза я.

– Я предпочитаю грязные мысли, Планета, и…

Он не успевает договорить.

С грохотом дверь беседки распахивается, впуская в помещение гул детских голосов. Четверо детей – вихрь звуков, смеха и топота. Мальчик, лет пяти, сразу бежит к Кайлу и просит попить, второй – тоже лет пяти-шести идет к Таше. А двое близнецов трех лет – мальчик и девочка с фотографий в доме – разбегаются в разные стороны. Мальчик бежит к Анне и Дереку, а девочка… прямиком в объятия Найта.

– Дядя Джордан, – смеется она, вскидывая руки вверх, чтобы он поднял ее на руки.

– Привет, принцесса, – он целует ее щеку.

Легкая щетина моего фальшивого парня заставляет девочку рассмеяться и съежиться.

Я не ожидала этого. Не от него. Не от этого дерзкого, наглого, раздражающего Найта, чьи слова как иглы под кожу.

– Я скучал по тебе.

– Я тоже скучала, но мамочка сказала, что ты сегодня придешь, – она неуверенно сжимает ладошки и с милой улыбкой, тыкает Джордана в грудь.

– И вот я здесь, – чуть сильнее прижимает он ее к себе, – хочу познакомить тебя со своей подругой. Люси – это Планета. Планета – это Люси.

– Привет, – с улыбкой машу ей я.

– А почему у тебя бордовые волосы? – Спрашивает девочка, проводя рукой по своим белокурым кудряшкам.

– Просто решила что самое время поэкспериментировать, – пожимаю плечами я.

Она продолжает рассматривать мои волосы с каким-то завораживающим восхищением – как будто я не просто новая подруга ее родителей, а сказочный персонаж, свалившийся с неба. Но за этим внезапным детским интересом следует то, к чему я явно не готова.

– Мамочка, – оборачивается девочка на Анну, насколько это возможно пока она на руках у Джордана, – я тоже хочу бордовые волосы.

И на секунду я замираю. Мозг мгновенно выстраивает всевозможные реакции родителей на эту реплику. В их идеальном мире – с идеально причесанными детьми, идеальным газоном и идеально подобранными словами – бордовые волосы их милого ребенка точно не будут чем-то желанным.

– Правда? – С интересом спрашивает ее мама, – Я думаю мы можем купить цветные мелки для волос и, когда Нова придет к нам в гости в следующий раз, вы сможете вместе покраситься, что думаешь?

Я немного выдыхаю, не сразу осознавая, что задерживала дыхание. Но даже облегчение звучит странно – будто меня не выгнали, но дали временный пропуск в чужой выверенный мир.

– Когда ты придешь в следующий раз? – Чуть смущенно оборачивается на меня Люси.

– Думаю мы сможем сделать это через пару недель, – вместо меня отвечает Джордан, когда у меня самой нет ответа, – может даже и мне покрасите прядку, верно?

Он улыбается ей так искренне, так тепло, что у меня будто что-то сдавливает в груди. Не то чтобы это было… привлекательным. Но именно таким оно и является.

Найт не должен быть таким. Не должен быть таким теплым, не должен смотреть на ребенка, как будто на своего… В смысле, это всегда мило, когда парни ладят с детьми, но то, как сейчас выглядит Джордан – этот высокий, горячий, чертовски богатый парень – делает это чем-то страшно… правильным.

Я чувствую, как смотрю на него чуть дольше, чем стоило бы. И как Люси, совершенно спокойно, остается у него на коленях до самого конца ужина. Ее кудри касаются его лонга, пока он кормит ее крошечной вилкой с тарелки со Свинкой Пеппой. Девочка даже ест овощи, только потому что Джордан крадет брокколи с моей тарелки и делает из этого целое представление. И они оба с восторгом принимаются за мое брауни с мороженым, заставляя меня оторваться от этих двоих, просто сосредотачиваясь на своей тарелки.

– Прекрати это, – хмуро бросает мне Джордан.

– Что? – Отрываюсь я, не понимая о чем он.

– Ты трахаешь это мороженное.

Мои глаза расширяются. Я моргаю. Раз. Два. Слишком быстро, чтобы скрыть, что я в полном замешательстве.

– Я просто ем и…

– Нет, Планета, – он слегка наклоняет голову, голос почти ленивый, но в этом есть какое-то напряжение, почти раздражение, – Ты беспощадно заставляешь моего друга страдать.

Я… я смущаюсь сильнее, чем следовало бы. Не из-за того, что он сказал – из-за того, как это прозвучало. Спокойно, но слишком прямо. Словно он и правда это чувствует.

Я не привыкла к такому. Красивые парни обычно проходят мимо меня – смотрят, улыбаются и на этом все. Они не… говорят мне такое. Не смотрят на меня с этим выражением – будто я реально способна довести кого-то до грани просто тем, что существую.

– Просто наслаждайся этим шоу, – отшучиваюсь я лукаво, продолжая есть мороженое с брауни, просто не зная как реагировать иначе.

– Оо, – хмыкает он, – я не о себе, красотка.

Почему-то это не звучит как комплимент.

– Еще две ложки и Тео кончит прямо себе в штаны, – фыркает он, но я не оборачиваюсь на парня.

– Как мило ты беспокоишься о своем друге, – стараюсь звучать беззаботно, будто я и не думала что речь идет о самом Джордане. – Прикрываешь собственные проблемы?

– Еще бы, Планета, – хмыкает он, и тянется сделать глоток воды.

А это… это определенно пугает и заставляет снова покраснеть, потому что он не убеждает меня в обратном. Ему это не нужно. Как будто ему нечего мне доказывать – настолько он уверен в себе. Потому что парни, которые действительно хороши в постели, не оправдываются.

Это негласное правило. И оно – здесь, за этим барбекю-столом, с моим фальшивым парнем и его друзьями – звучит громче, чем должно.

Я не отвечаю. Просто закатываю глаза, отпивая чай, как будто его мятный вкус сможет остудить мои мысли. Или мои щеки.

Люси слезает с колен Джордана и убегает. Я даже не успеваю выдохнуть, как…

– Мамочка, – кричит она, подбегая к Анне, – а что такое трахать?

Господь. Мгновенная тишина. Как будто кто-то вырубил звук, пока не слышатся первые смешки.

– Милая, – Анна сдерживает смешок, усаживая девочку к себе на колени, – где… где ты услышала это?

– Дядя Джордан сказал это Планете, но я не знаю что это значит, – все так же звонко сообщает девочка, оборачиваясь на нас.

Как делают, впрочем, все за этим чертовым столом, заставляя меня покраснеть. Покраснеть в миллиардный раз за это чертово барбекю. Покраснеть рядом с друзьями моего фальшивого парня.

Глава 5. Джордан

Шестое октября

Адреналин проскальзывает по всему телу, как я сейчас по льду, пока делаю последний круг и выезжаю на вбрасывание. Новый сезон, первая игра и первый период. Они всегда самые особенные, даже если ты не ждешь от них ничего нового. Хотя в глубине – все равно что-то дрожит. Как будто тело само помнит, что должно чувствовать что-то большее, чем привычную жажду победы.

Огромная арена на семнадцать тысяч человек гудит как ульи в разгар лета. Местами – ревет, местами – дышит в унисон с нашими движениями. Домашний матч. Публика наша. И ты будто бы должен чувствовать что-то вроде вдохновения. Восторга. Привилегии. Но я чувствую только пульс в горле и обостренную концентрацию. Пульс совпадает с шумом толпы, и это почти ритмично. Почти медитативно. Почти… скучно.

– Заходим с восьмерки, – киваю я Тео и остальным, занимая свою позицию.

Пальцы на клюшке сжимаются чуть сильнее, чем нужно. Шея напряжена. Вдох. Выдох. Пауза. Щелчок шайбы о лед – и я выстреливаю вперед. Мгновение – и я уже читаю соперника, как открытую книгу.

Выигрываю вбрасывание с почти машинальной точностью. Чувствую, как мышцы поддаются напряжению, как будто все тело играет на уровне инстинктов, а не желания. Пас Тео – и мы врываемся в зону.

Игра идет быстро. Как обычно. Но быстро не значит остро. Острые моменты теперь не внутри – они снаружи. Мы работаем по накатанной. Каждое движение – выверенное, чистое, почти стерильное.

У Дерека начинается стычка у борта – грязная подножка, судьи молчат, но мы не сбавляем темп. Мысль не успевает оформиться, а тело уже действует.

Мы с Тео перебрасываемся пасами. Он читает меня лучше всех, благодаря чему шайба летит на крюк. Еще один рывок – и Дерек догоняет нас, его дыхание вровень с моим. Комбинация срабатывает – шайба снова у меня, разворот, клюшка чуть смещается, мгновенный счет угла и положения вратаря – и я делаю замах.

Секунда. Пауза. Щелчок.

Шайба влетает точно в ворота Чикаго.

Домашняя арена взрывается криками и возгласами так, что пару секунд звенит в ушах. Но в груди – пустота. Только гул, как будто я стою в эпицентре взрыва, но мне все равно. Тео с Дереком и остальными из моей пятерки врезаются в меня, обрушиваются с поздравлениями, но я стою. Механически хлопаю по спинам в полуулыбке, как положено. Потому что это первый гол – потому что это правильно.

Не имеет значения – начало это сезона или финал плей-офф. Забивать приятно. Но это ощущение больше не про смысл. Не про триумф. Это скорее… выполнение задачи. Как если бы я ставил галочку в списке дел. И каждый раз, с каждым новым голом, это ощущение становится все привычнее.

Первый период заканчивается со счетом два-ноль в нашу пользу. Тело ноет, мышцы забиты, дыхание сбито. Бывало и хуже, но впереди еще два периода, а я уже жду их конца. Жду, чтобы выключиться. Чтобы снова не думать.

– Планета пришла сегодня? – С ухмылкой возникает из ниоткуда Тео, когда мы вваливаемся в раздевалку.

– Это не ее имя, – мгновенно хмурюсь я.

Это мое прозвище для нее – не их. Только я могу позлить ее так. Только я могу вызвать в ней реакцию, которая хоть как-то напоминает искренность. Потому что если она злится – значит ей не все равно. А мне нужно это ее «не все равно». Потому что иначе – я остаюсь в свой злости от этой сделке один. А я этого не вынесу.

– Ты просто…

– Вот именно, – перебиваю я Грея, перешнуровывая правый конек. – Это я. Для тебя и остальных существует ее имя.

Я почти злюсь на него за это. Вернее – злюсь точно, но не на него. На все это. На нее. На себя.

Я не знаю, пришла ли она сегодня – я не звал ее лично. Не писал. Не звонил. У меня даже нет ее номера – и это чертовски удобно. Потому что если бы он был, я бы, возможно, написал. Просто… чтобы позлить или смутить ее. Но я не хочу придавать ей значения. Давать себе слабину. Все это не по-настоящему. Даже если она чертовски горячая. Даже если мое тело взрывается от одной мысли о ней.

А она врезается в мысли, как плотно зашнурованный ботинок в лодыжку – не дает тебе дышать. Это не просто желание. Это не просто голод. Это… раздражение, что я не должен хотеть ее. Потому что все равно не смогу получить эту девушку – из-за ее условий сделки и моих принципов. Это просто физическое желание из-за долгого отсутствия секса с кем-либо. Это не должно быть чем-то сложно. Просто, очевидно, моя рука уже чертовски плохо справляется.

Потому что кроме нее самой – я ничего не хочу. Я не хочу водить ее на свидания, знакомить с семьей, дарить цветы и делать все эти милые вещи, когда ты действительно с кем-то встречаешься. Когда ты действительно что-то к кому-то испытываешь и это больше, чем просто желание кого-то трахнуть. А здесь… я просто хочу, чтобы она замолчала, когда говорит слишком невинно. Чтобы покраснела, когда слышит слово «секс». Чтобы стояла слишком близко и не замечала этого. Чтобы флиртовала так, что я терял равновесие.

Она… раздражающе двоякая. Не фальшивая. А противоречивая. Может смутиться от грязного разговора, но поставить тебя на место с такой ухмылкой, что ты сам чувствуешь себя школьником. Она ходит по лезвию ножа. И не падает. И это бесит.

– Она должна быть с Харпер в семейной ложе, – вместо меня отвечает Винс, усаживаясь рядом. – Кайл собирает всех в баре после игры.

– Нова тоже пойдет? – Все еще слишком воодушевленно спрашивает Тео.

– Ходишь по тонкому льду, приятель, – фыркаю я, убирая полотенце с лица.

Он не серьезен. Это же Тео. Безобидный, дружелюбный до идиотизма. Харпер называет его «золотистым ретривером» – и, возможно, она права. Но он слишком часто упоминает мою девушку. Фальшивую, да, но все же мою. Даже если она не давала ему повода. Даже если, объективно, она ни ему, ни мне ничем не обязана.

– Она мне нравится, – пожимает он плечами.

– Я это заметил, – сквозь зубы цежу я.

Он усмехается, рассчитывая на подобную реакцию.

– Нет, – качает Грей головой. – Я серьёзно. Она интересная. Я смотрел ее подкаст. Было бы круто поговорить с кем-то, кто… ну, ты понимаешь.

Он кивает в сторону – на невесту Кайла, которая снова зачем-то в нашей раздевалке, когда ее здесь быть не должно. И тогда я правда понимаю, о чем он.

На самом деле ни мне, ни Тео нет разницы кто из команды с кем встречается. Это очевидно не наше чертово дело. Но оно становится нашим, когда их втягивают в общую компанию. И это не тоже самое что Харпер, Анна или Виктория – жена тренера Зальцмана. Тут что-то неприятное. Отталкивающее. Что-то от чего ты не можешь отделаться, даже если сам не вызывался в этом участвовать.

– Я… – не хочу говорить это, но должен. – Я спрошу у нее. Если она будет не против, мы придем.

– Верный ответ, друг, – хмыкает Винс шепотом, когда Тео с восторгом возвращается за клюшкой, чтобы сменить намотку.

– Она, – начинаю я так же тихо, – пришла сегодня?

– А ты звал ее? – Винс не смотрит на меня, пока разминает колени, сидя уже на полу.

– Ты же знаешь ответ, – раздраженно закатываю глаза я.

Как будто ему действительно нужно это спрашивать. Как будто он не видит, насколько я этого избегаю. Намеренно. Осторожно.

– И в этом твоя проблема, Джордан, – хмурится мой лучший друг. – Парни себя так не ведут по отношению к девушкам.

– Реальные парни – к реальным девушкам, – напоминаю я.

Голос чуть жестче, чем хотелось бы. Потому что за этой фразой спрятана целая пропасть.

– Да, – закатывает глаза Коулман. – Реальные – точно не про вас.

– И что это, нахрен, значит? – Хмурюсь я.

Уже чувствуя, как напряжение между лопатками ползет вверх.

– Это значит, что вы как два родственника-подростка, которых попросили встать рядом для общего фото.

– Я все еще, блядь, понятия не имею, о чем ты, – сквозь зубы шиплю я.

Слишком резко. Слишком… защитно.

– Ты хоть раз видел, чтобы я обнимал чертову лавку, а не Харпер? – Морщится он так, будто я какой-то идиот. – Или кинул ее на подругу, представлять моим же друзьям? Ты весь ужин вел себя так, будто видишь ее первый раз в жизни.

– Второй, – напоминаю я.

– Значит, исправь это, Найт.

– Я не собираюсь с ней сближаться, – это не мое признание.

Это факт. Холодный. Рациональный. Единственный способ держать все это под контролем.

– Тогда дождись, когда ее по-настоящему уведет у тебя Тео, или – что случится раньше – Говард обменяет тебя из-за очередной статьи с твоим именем. И там не будет ни слова о ваших реально-фальшивых отношениях с ДеМарс.

Он прав. И это чертовски бесит.

– Ты знаешь мой послужной список, – выдыхаю я глубже, чувствуя, как легкие ноют от нехватки воздуха. – Я понятия не имею, как быть в отношениях и что нужно делать. По крайней мере – для публики.

– Просто, – Винс на секунду задумывается. – Представь, что она – как продление подписки на жизнь. Тебе нужно посмотреть на нее или коснуться в ближайшие две минуты, чтобы остаться живым.

Он кивает, будто это логично. Будто это вовсе не смертельно для меня.

– Настолько ты должен быть одержим ею. Чем лучше она будет себя чувствовать – тем лучше будет и тебе, поверь мне.

Коулман произносит это спокойно. Почти скучно. Как будто говорит не про женщину, которая засела под кожей, а про технику броска. Просто и четко. Как вода прозрачная. Небо синее.

– Я, – начинаю неуверенно и это раздражает больше всего. – Не думаю, что это сработает.

– Если ты продолжишь быть придурком – да, – хмыкает Винс. – Нова чудесная девушка, и ты…

Он не успевает договорить. И я не знаю – к счастью это или нет. Как минимум, мы перестали говорить о ней. Как максимум – пришло время второго периода.

Я тяжело выдыхаю, будто это действительно поможет вытолкнуть из себя все ненужное, и поднимаюсь со скамьи, чтобы наконец закончить этот чертов матч.

Второй и третий периоды оказываются хлопотнее первого. Чикаго все еще не забили ни одного гола, но и мы, блядь, так и не сдвинулись с двух.

Это злость. Настойчивая, холодная, капающая на затылок, как вода из крана, который не закрыт до конца. Я напрягаюсь, стараюсь, толкаю себя вперед, но чувствую, как все становится липким, вязким – как будто лед под ногами замедляет каждое движение.

До конца матча остается минута. Мы уже победили. Это очевидно. Но мне… этого недостаточно. Как будто я не сказал, не сделал, не доказал. Как будто где-то глубоко внутри осталось что-то непрожитое. И это давит. Физически. Морально. Пока все вокруг уже улыбаются и расслабляются, я будто застрял на паузе.

Последнее вбрасывание. Скорее всего – мое. Судьи вылавливают шайбу, выброшенную за пределы льда. Я машинально делаю раскатку, чтобы снять напряжение. Тело работает по инерции.

И вдруг… Винс в воротах смеется.

Причем не просто усмехается – он буквально складывается пополам от смеха. Его плечи дрожат, и он едва машет мне рукой, подзывая.

Я не уверен, хочу ли знать причину. Но все равно качусь ближе.

– Она, – все так же сквозь смех говорит он, – она лучшая, Джордан.

– Кто? – Не понимаю я.

Хотя, судя по реакции тела, оно уже знает ответ.

– Твоя девушка, друг, – Винс едва стоит на ногах.

– Моя кто? – Хмурюсь я, как будто это слово – табу.

– Нова. Она бесподобна.

Я не поднимаю взгляд сразу. Не потому что не могу. А потому что почти не хочу видеть кого-то в семейной ложе, кто на самом деле мне не принадлежит. Даже случайно.

Но все равно делаю это. Не резко. Не сразу. Будто просто оглядываю арену. Будто проверяю лед. И блядь… я тоже смеюсь.

Непроизвольно. Слишком искренне. Слишком… по-настоящему. Потому что в этом вся она. Та, кто не боится сделать шаг – не в мою сторону, а против меня. Та, кто выворачивает все наизнанку, даже не подозревая этого.

На открытых трибунах, между сиденьями, чертовски огромный, от руки нарисованный, плакат:

«Ты знаешь, как заставить всех выкрикивать твое имя, #15! Сделай это еще раз!»

Я чувствую, как губы раздвигаются в ухмылке. Это почти азарт. Вызов. Это что-то теплое под ребрами, что выжигает изнутри усталость и тупую апатию, с которой я живу последние месяцы. Потому что она знает, как задеть. Как раззадорить. Как заставить меня снова что-то почувствовать.

Я качу на вбрасывание. Молча даю Тео знак, и он сразу все понимает. Комбинация стара, как мир, но четкая. Надежная.

Я намеренно проигрываю вбрасывание. Шайба летит в сторону, но мы это предусмотрели. Через два паса – она уже снова у Дерека. Он держит ее ровно столько, сколько нужно, чтобы я оказался в нужной точке. Я не оглядываюсь. Просто вхожу в чужую зону, уклоняясь от двух защитников Чикаго. Ноги действуют на автомате, я будто затылком чувствую, где находится Тео. Он отдает пас в нужную мне точку.

Я перехватываю шайбу на крюке и не сбавляя темп, просто проезжаю мимо вратаря Чикаго, хлестким движением отправляя третью шайбу в сетку.

И толпа действительно начинает выкрикивать мое имя. Громче, чем обычно. Правильнее. Сильнее. Как будто это уже не просто звук, а… доказательство.

Но я чувствую, как на секунду все вокруг становится тише. Чище. Острее. Как будто я – почти живой. Почти по-настоящему. Впервые за долгое время.

Глава 6. Нова

Восьмое октября

– Подожди, подожди, – Тео едва может говорить сквозь смех, пока Харпер и Винс действительно смеются так, будто не видели это вживую, – ты хочешь сказать, что дротик буквально прилетел тебе в колено?

– Во-первых, – хмыкаю я, указывая на друзей, – я их предупреждала, что не умею играть в дартс. А во-вторых, я не виновата, что дротики слишком тяжелые для меня, чтобы вовремя их отпустить.

И я даже не вру. Я действительно была плоха в том, чтобы попадать в цель, если это не стрельба из оружия. Может, дело в зрении – линзы хоть и подобраны правильно, но временами будто занавешивают реальность легкой дымкой. Может, в слабых кистях, в отсутствии уверенности в моменте. Но эта история всегда вызывает смех – и помогает мне расслабиться в новых компаниях. Даже если я вижу этих людей уже третий раз за две недели, мне все еще нужно позволение на расслабление.

Сегодня – второй домашний матч Бостонских Орлов, который они снова выиграли. И уже по какой-то негласной для меня традиции все собрались после него в баре.

Прошлый раз, два дня назад, был… терпимым. Все были на эмоциях, уставшими, поэтому мы почти не пересекались. Девочки – я, Харпер, Анна и Грейс – болтали обо всем подряд, остальные – не особо стремились в наш круг. И это было удобно.

Сегодня – совсем другое. Сегодня здесь почти вся команда, их родные, друзья. Бар переполнен. Все разбились на группы. И хотя это должно было означать меньше общих разговоров – все обернулось тем, что Джордан сидит буквально в нескольких сантиметрах от меня.

Раздраженный. Тихий. Отстраненный. Напряженный до абсурда.

Они же выиграли матч. Почему он выглядит так, будто проиграл?

– Это было четыре года назад, – как будто оправдывается Харпер.

– Ох, милая, – хмыкаю я, – скажи это моему шраму на коленке.

– Тебе нужен реванш, – продолжает Винс, ближе притягивая к себе жену, чтобы оставить поцелуй на ее виске.

– Определенно нет, – морщусь с улыбкой. – Мои кисти все еще недостаточно натренированы.

– Правда? – Слишком хитро улыбается Дерек, и я уже заранее знаю – это плохой знак. – Уверен, Джордан сможет помочь тебе в разработке кистей.