Первый период: обыграй меня

Дейзи К. Хартвелл

Первый период: обыграй меня

Глава 1

Двадцать седьмое сентября

Холодный воздух пустой хоккейной арены царапает легкие и щекочет кожу под формой, будто проверяя меня на прочность. Я выигрываю вбрасывания не смотря на усталость – пальцы скользят по клюшке, хватка крепкая, лопатки сводит, но я не позволяю себе сдаться.

Мы играем три на пять в меньшинстве, и каждый рывок будто вырывает кислород из легких. Пасую Тео, стараясь выскользнуть из-под давления, и чувствую, как злость пульсирует во всем теле. Она поднимается с каждым тяжелым выдохом, с каждым скрипом коньков по льду. Мы отбиваемся, словно на рефлексах, короткими пасами обходим соперников и устремляемся к воротам Гарри. Я жду, что Тео передаст Дереку, но тот делает ложный замах у самых ворот Гарри и резко сбрасывает шайбу мне. Я едва успеваю подставить клюшку – шайба влетает в ворота, обходя Гарри. Адреналин взрывается в крови, но…

– Найт! – Эхом раздается по всей пустующей арене на семнадцать тысяч человек, заставляя нас всех остановиться еще до свистка тренера.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать кому принадлежит этот голос. От его владельца гнев во мне нарастает, еще до того, как он продолжит орать. Потому что я, блядь, знаю что будет дальше – очередной неоправданный вынос мозга.

Бенджамин Говард – главный менеджер Бостонских Орлов – появляется на скамейке запасных слишком быстро, буквально распихивая игроков и тренера, чтобы устроить мне прилюдную порку.

– Ты хотя бы без похмелья, – хмыкает Тео, проезжая мимо, когда я тяжело вздохнув качу следом.

– Семнадцатая, блять, статья, Найт, – рявкает Говард, разъяренно сжимая свой телефон, пока другой рукой цепляется за борт, чтобы не вылететь от злости на лед, – Семнадцатая за последние пять, мать твою, месяцев.

– Я…

– Нет, – перебивает он, – я говорю, ты слушаешь. Я устал от чертовых оправданий.

Как будто я собирался оправдываться. Я не был злодеем каким он меня выставлял, просто чертовски хорошо провел весну и лето. Было много вечеринок и алкоголя вне льда, было много штрафов и драк на льду – но все это шло с одним неизменным – с громкими заголовками в СМИ, за которые на вынужденных пресс-конференциях отдувался либо тренер Зальцман, либо сам Говард. Просто… в один момент все это перестало иметь какое-то значение. Я просто хотел забыться, потеряться, перестать хотя бы на один вечер быть чертовым Джорданом Найтом. Но я им был и это работало против меня.

– Очередной скандал в который ты втягиваешь всю команду, Найт! – Продолжает орать он, когда злость во мне нарастает.

Бенджамин просто пихает мне в грудь свой телефон, который я неуклюже пытаюсь удержать в хоккейных перчатках.

«Джордан Найт – капитан Бостонских Орлов – снова на пределе: всплыли кадры июньской потасовки в баре с капитаном Нью-Йоркских Рыцарей – Каем Беркли»

– Неактуальные новости, – возвращаю я ему телефон, – мы с Каем все уладили.

И я даже не вру. Да, немного повздорили и потолкались, но…

– Мне плевать на Беркли, – отзывается Говард, когда Зальцман за его спиной отпускает других в раздевалку, понимая что это точно надолго.

– Меня волнует только то, – уже хрипит от злости тот, – что из-за тебя я едва могу удержать этих ублюдков, которые готовы спонсировать команду. Им плевать на твои голы. Им важнее, чтобы их бренд не ассоциировался с твоими пьяными разборками.

– Но…

– Я не закончил. – Рявкает Бенджамин, когда тренер скрещивает руки на груди за его спиной. – Ты понимаешь, что ты ставишь под угрозу все, над чем мы работали?

– Это только сплетни, – отзывается позади меня Винс.

– С подтверждающими их кадрами?! – Теперь злость Говарда распространяется на нас всех. – Ты не стоишь тех денег, что из-за тебя теряет клуб.

– Ну уж нет, – почти хмыкает Зальцман, – Это чертова ложь.

– Правда? – Оборачивается на него Говард, – Вы все думаете что выигранный чертов кубок Стенли в прошлом сезоне может все исправить? Хрена с два! Мне плевать что он лучший снайпер в лиге, если за него не платят.

– Я больше не создаю проблем, – все же отзываюсь я, стараясь звучать холоднокровно.

– Как видишь это не помогает. – Говард снова кидает в меня убийственный взгляд. – Ничего из этого больше не имеет значения, если каждый раз ты сам роешь себе яму, в которую потом утягиваешь нас всех.

– Но…

– Сколько еще мы будем закрывать на это глаза? – Перебивает он уже Винса. – Сколько еще раз будем улаживать все дерьмо, что он оставляет после себя?

Я сжимаю кулаки, и пальцы в перчатках так и ноют от напряжения. Зальцман переводит на меня взгляд, и я вижу в его глазах больше, чем просто тренерскую усталость – там понимание, что я не всегда был таким…

Но сейчас я лишь раздражающее пятно на репутации команды.

– Мне надоело каждый раз вздрагивать от уведомлений в чертовом телефоне. – Уже выплевывает Бенджамин. – Мне надоело каждый раз выдумывать очередную чушь почему Джордан Найт снова сорвался.

Тишина накрывает нас, как ледяное покрывало. Я стою, не двигаясь, будто что-то держит меня за горло. Злость ползет по венам – холодная, липкая. Плечи будто наливаются свинцом. Дыхание становится поверхностным, а сердце стучит с каждым словом Говарда все громче.

– Еще одно грязное упоминание в СМИ, Найт, – хрипит Говард ткнув мне пальцем в грудь, – и я тебя обменяю.

Я едва сдерживаюсь чтобы не вмазать ему. Зубы скрежещут, и я чувствую, как кулаки предательски подрагивают в перчатках. Сердце уже стучит так, что кажется – оно вот-вот выпрыгнет из груди.

– Клянусь чертовой матерью, обменяю. Даже если мне придется выкупить твой блядский контракт самому.

Я чувствую, как что-то внутри меня трескается. Взгляд становится острее, дыхание тяжелее. Злость взрывается, пульсирует во мне. Кровь стучит в висках, пока глаза дергаются от напряжения.

– Мне все равно как ты будешь исправлять это. Живи на арене, перестань существовать вовсе, да хоть уйди, блядь, в монастырь. Мне плевать. Но исправь это дерьмо или мне придется исправить состав команды.

И он, блядь, уходит. Просто разворачивается и уносится прочь так же как и появился до этого. Изменилось только одно – теперь я синоним гнева и злости.

Воздух будто давит на грудь. Я стою и чувствую, как гнев захлестывает меня с головой, и это уже невозможно сдержать. Кулаки сжаты так, что костяшки ноют, в глазах темнеет, и каждое слово Говарда будто клеймо – оставляет ожог. В груди все горит, будто кто-то поджег меня изнутри, и это пламя уже не потушить.

– Он прав, Джордан. – После паузы Тренер ступает на место, где еще пару секунд назад был Говард.

Его тон усталый, разочарованный и от этого неприятнее всего.

– Я знаю, у тебя был… сложный период. Но Орлы это одна команда. Семья.

Прекрасно, блядь, только чертовой мотивационной семейной философии мне сейчас не хватало. Злость уже пульсирует во мне, будто сейчас все взорвется.

– Ты капитан и твое настроение сказывается на команде. Ты может и успокоился, но Тео продолжает гулять прямо перед началом сезона.

А я тут блять причем? Я не его мамочка. От этого только противнее. Зубы стискиваются еще сильнее.

– Парни уже делят твое место, понимая что чертов Говард не шутит.

Что-то досадное появляется во взгляде Зальцмана, как бы сильно он не пытался это скрыть.

– Тебе тоже стоит понять это, Джордан.

Тренер чуть сжимает мое плечо, после чего покидает скамейку вслед за Бенджамином.

Так на льду нас все еще остается трое – я, Винс и моя злость, которая понятия не имеет, как ей все это исправить.