Первый период: обыграй меня

Дейзи К. Хартвелл

Первый период: обыграй меня

Глава 1. Джордан

Двадцать седьмое сентября

Холодный воздух пустой хоккейной арены царапает легкие и щекочет кожу под формой, будто проверяя меня на прочность. Я выигрываю вбрасывания не смотря на усталость – пальцы скользят по клюшке, хватка крепкая, лопатки сводит, но я не позволяю себе сдаться.

Мы играем три на пять в меньшинстве, и каждый рывок будто вырывает кислород из легких. Пасую Тео, стараясь выскользнуть из-под давления, и чувствую, как злость пульсирует во всем теле. Она поднимается с каждым тяжелым выдохом, с каждым скрипом коньков по льду. Мы отбиваемся, словно на рефлексах, короткими пасами обходим соперников и устремляемся к воротам Гарри. Я жду, что Тео передаст Дереку, но тот делает ложный замах у самых ворот Гарри и резко сбрасывает шайбу мне. Я едва успеваю подставить клюшку – шайба влетает в ворота, обходя Гарри. Адреналин взрывается в крови, но…

– Найт! – Эхом раздается по всей пустующей арене на семнадцать тысяч человек, заставляя нас всех остановиться еще до свистка тренера.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать кому принадлежит этот голос. От его владельца гнев во мне нарастает, еще до того, как он продолжит орать. Потому что я, блядь, знаю что будет дальше – очередной неоправданный вынос мозга.

Бенджамин Говард – главный менеджер Бостонских Орлов – появляется на скамейке запасных слишком быстро, буквально распихивая игроков и тренера, чтобы устроить мне прилюдную порку.

– Ты хотя бы без похмелья, – хмыкает Тео, проезжая мимо, когда я тяжело вздохнув качу следом.

– Семнадцатая, блять, статья, Найт, – рявкает Говард, разъяренно сжимая свой телефон, пока другой рукой цепляется за борт, чтобы не вылететь от злости на лед, – Семнадцатая за последние пять, мать твою, месяцев.

– Я…

– Нет, – перебивает он, – я говорю, ты слушаешь. Я устал от чертовых оправданий.

Как будто я собирался оправдываться. Я не был злодеем каким он меня выставлял, просто чертовски хорошо провел весну и лето. Было много вечеринок и алкоголя вне льда, было много штрафов и драк на льду – но все это шло с одним неизменным – с громкими заголовками в СМИ, за которые на вынужденных пресс-конференциях отдувался либо тренер Зальцман, либо сам Говард. Просто… в один момент все это перестало иметь какое-то значение. Я просто хотел забыться, потеряться, перестать хотя бы на один вечер быть чертовым Джорданом Найтом. Но я им был и это работало против меня.

– Очередной скандал в который ты втягиваешь всю команду, Найт! – Продолжает орать он, когда злость во мне нарастает.

Бенджамин просто пихает мне в грудь свой телефон, который я неуклюже пытаюсь удержать в хоккейных перчатках.

«Джордан Найт – капитан Бостонских Орлов – снова на пределе: всплыли кадры июньской потасовки в баре с капитаном Нью-Йоркских Рыцарей – Каем Беркли»

– Неактуальные новости, – возвращаю я ему телефон, – мы с Каем все уладили.

И я даже не вру. Да, немного повздорили и потолкались, но…

– Мне плевать на Беркли, – отзывается Говард, когда Зальцман за его спиной отпускает других в раздевалку, понимая что это точно надолго.

– Меня волнует только то, – уже хрипит от злости тот, – что из-за тебя я едва могу удержать этих ублюдков, которые готовы спонсировать команду. Им плевать на твои голы. Им важнее, чтобы их бренд не ассоциировался с твоими пьяными разборками.

– Но…

– Я не закончил. – Рявкает Бенджамин, когда тренер скрещивает руки на груди за его спиной. – Ты понимаешь, что ты ставишь под угрозу все, над чем мы работали?

– Это только сплетни, – отзывается позади меня Винс.

– С подтверждающими их кадрами?! – Теперь злость Говарда распространяется на нас всех. – Ты не стоишь тех денег, что из-за тебя теряет клуб.

– Ну уж нет, – почти хмыкает Зальцман, – Это чертова ложь.

– Правда? – Оборачивается на него Говард, – Вы все думаете что выигранный чертов кубок Стенли в прошлом сезоне может все исправить? Хрена с два! Мне плевать что он лучший снайпер в лиге, если за него не платят.

– Я больше не создаю проблем, – все же отзываюсь я, стараясь звучать холоднокровно.

– Как видишь это не помогает. – Говард снова кидает в меня убийственный взгляд. – Ничего из этого больше не имеет значения, если каждый раз ты сам роешь себе яму, в которую потом утягиваешь нас всех.

– Но…

– Сколько еще мы будем закрывать на это глаза? – Перебивает он уже Винса. – Сколько еще раз будем улаживать все дерьмо, что он оставляет после себя?

Я сжимаю кулаки, и пальцы в перчатках так и ноют от напряжения. Зальцман переводит на меня взгляд, и я вижу в его глазах больше, чем просто тренерскую усталость – там понимание, что я не всегда был таким…

Но сейчас я лишь раздражающее пятно на репутации команды.

– Мне надоело каждый раз вздрагивать от уведомлений в чертовом телефоне. – Уже выплевывает Бенджамин. – Мне надоело каждый раз выдумывать очередную чушь почему Джордан Найт снова сорвался.

Тишина накрывает нас, как ледяное покрывало. Я стою, не двигаясь, будто что-то держит меня за горло. Злость ползет по венам – холодная, липкая. Плечи будто наливаются свинцом. Дыхание становится поверхностным, а сердце стучит с каждым словом Говарда все громче.

– Еще одно грязное упоминание в СМИ, Найт, – хрипит Говард ткнув мне пальцем в грудь, – и я тебя обменяю.

Я едва сдерживаюсь чтобы не вмазать ему. Зубы скрежещут, и я чувствую, как кулаки предательски подрагивают в перчатках. Сердце уже стучит так, что кажется – оно вот-вот выпрыгнет из груди.

– Клянусь чертовой матерью, обменяю. Даже если мне придется выкупить твой блядский контракт самому.

Я чувствую, как что-то внутри меня трескается. Взгляд становится острее, дыхание тяжелее. Злость взрывается, пульсирует во мне. Кровь стучит в висках, пока глаза дергаются от напряжения.

– Мне все равно как ты будешь исправлять это. Живи на арене, перестань существовать вовсе, да хоть уйди, блядь, в монастырь. Мне плевать. Но исправь это дерьмо или мне придется исправить состав команды.

И он, блядь, уходит. Просто разворачивается и уносится прочь так же как и появился до этого. Изменилось только одно – теперь я синоним гнева и злости.

Воздух будто давит на грудь. Я стою и чувствую, как гнев захлестывает меня с головой, и это уже невозможно сдержать. Кулаки сжаты так, что костяшки ноют, в глазах темнеет, и каждое слово Говарда будто клеймо – оставляет ожог. В груди все горит, будто кто-то поджег меня изнутри, и это пламя уже не потушить.

– Он прав, Джордан. – После паузы Тренер ступает на место, где еще пару секунд назад был Говард.

Его тон усталый, разочарованный и от этого неприятнее всего.

– Я знаю, у тебя был… сложный период. Но Орлы это одна команда. Семья.

Прекрасно, блядь, только чертовой мотивационной семейной философии мне сейчас не хватало. Злость уже пульсирует во мне, будто сейчас все взорвется.

– Ты капитан и твое настроение сказывается на команде. Ты может и успокоился, но Тео продолжает гулять прямо перед началом сезона.

А я тут блять причем? Я не его мамочка. От этого только противнее. Зубы стискиваются еще сильнее.

– Парни уже делят твое место, понимая что чертов Говард не шутит.

Что-то досадное появляется во взгляде Зальцмана, как бы сильно он не пытался это скрыть.

– Тебе тоже стоит понять это, Джордан.

Тренер чуть сжимает мое плечо, после чего покидает скамейку вслед за Бенджамином.

Так на льду нас все еще остается трое – я, Винс и моя злость, которая понятия не имеет, как ей все это исправить.

Глава 2. Нова

Двадцать восьмое сентября

– Неплохо, да? – С натянутым энтузиазмом сияю я. – Квартирка конечно небольшая, но… тут есть стиральная машина!

– Она чудесная, – доносится приглушенный голос Винса из-под дивана, когда тот прикручивает очередной болт.

– Явно больше нашей с Винсем первой квартиры, – хмыкает Харпер, уводя меня на метр от дивана прямо к кухонному острову, который скорее напоминает барную стойку пусть и из белого мрамора, – поверить не могу, что ты действительно здесь.

Моя лучшая подруга вся светится от счастья, вскрывая очередную коробку с моими вещами. Как оказалось – за двадцать шесть лет я обладала не таким уж и большим количеством вещей. Вся моя жизнь уместилась в десяток коробок, старенький Порш Каен 2017 года, который я не рискнула продать в Нью-Йорке. И спустя полгода терзаний, две недели сборов и шесть часов в дороге – я почти снова имела тот же доход, что и год назад. Не физически, к сожалению, просто, как только снизилась арендная плата за жилье почти в два раза, я снова могла позволить себе хоть что-то.

– Я тоже, – признаюсь я, не скрывая улыбки, – До сих пор не верится.

И пусть голос звучит слишком спокойно, внутри меня так бьется сердце, словно напоминает, что мое новое счастье пока еще с привкусом осторожности.

– Как отреагировал папа? – Ненароком спрашивает блондинка, когда я становлюсь рядом с очередной коробкой.

От этого вопроса у меня мгновенно все внутри сжимается – и я ненавижу это за секунду, но тут же проглатываю это чувство.

– Не уверена, что он вообще слушал меня, когда я сообщала ему о переезде, – уже без эмоционально пожимаю плечами я.

Не то, чтобы это было чем-то новым, чтобы задеть меня – я слишком хорошо знаю, что это не стоит даже слезинки.

– Но я написала ему, что доехала, заселилась в квартиру, что вы, ребята, помогаете мне привести здесь все в порядок и он скинул реакцию в виде большого пальца вверх, – чуть грустнее хмыкаю я.

– Иу, – морщится Харпер, – как пассивно агрессивно.

– Ты же сама мне их ставишь, – отзывается Винс все еще из под дивана.

– И это каждый раз пассивная агрессия, милый, – смеется Харпер.

– Я так скучала по вам, ребята, – признаюсь я, обнимая подругу.

– Знаю, Нова, – блондинка сильнее прижимает меня к себе, – мы тоже очень скучали. Но мы теперь в одном городе и у меня уже куча планов!

И я улыбаюсь ей, потому что это «куча планов» – как обещание того, что я больше не одна в этом странном и пугающем мире.

И она действительно не врет, когда говорит это. Потому что последующие несколько часов, что мы проводим за разбором коробок, сборкой мебели и лишь раз прерываемся на обед – моя лучшая подруга с трех лет рассказывает обо всем, что мы должны вместе сделать и куда сходить. Я даже почти заряжаюсь этим ее воодушевлением и начинаю прикидывать, что из этого смогу себе позволить в ближайшее время, пока не определюсь с работой.

И каждый раз, когда она произносит «мы», внутри меня что-то отзывается. Будто это не просто планы, а обещание реального будущего.

– А куда это? – Неуверенно хмурится Винс, вскрывая одну из последних коробок.

– Я… я не знаю, – признаюсь я, подходя ближе, – не уверена, что мне это еще нужно, но рука не поднялась выкинуть или продать.

Слова «не знаю» звучат слишком честно – и я боюсь, что они покажут мне самой, как много я потеряла за этот год.

Винс аккуратно достает несколько чемоданчиков из коробки, щелкает застежками и поднимает крышку вверх, чтобы внимательнее разглядеть содержимое. Обстановка становится слегка напряженной, и я не могу винить их в этом, когда я сама боюсь заглянуть внутрь – будто там спрятан не просто багаж, а вся моя неуверенность и прошлое, от которого я так яростно пыталась сбежать.

– Не думала вернуться? – Спрашивает друг, аккуратно рассматривая одну из основных видеокамер.

– Винс, – почти шипит на него Харпер.

– Все нормально, – уверяю я, будто если я повторю это достаточное количество раз это станет правдой, – Я… я не знаю.

Все это кажется таким чужим, таким нереальным, что я даже не решаюсь прикоснуться к прошлому физически.

– Мне этого не хватает, – правда звучит слишком громко, – как, впрочем, и денег с этого.

Ухмылка выходит натянутой, защитной, как будто если отшутиться все это перестанет быть проблемой.

– Просто… я не уверена, что спустя такой промежуток времени это все еще будет кому-то интересно.

– Конечно будет, – тут же хмурится Харпер, – в первую очередь тебе самой! А на это, на тебя и твой огонь в глазах, вернутся и все остальные.

– Я так не думаю, – пожимаю плечами я, продолжая загружать посудомойку с новой посудой, – я… уже пробовала.

И в этот момент я чувствую, как слова застревают где-то в горле. Они режут воздух так сильно, что женатая пара моих друзей мгновенно оборачиваются на меня, чтобы убедиться действительно ли я сказала это.

– Что? – Хмурится Винс.

– Когда? – Одновременно с ним тоже самое делает Харпер.

– Неделю назад, – киваю я, делая вид, что мы говорим не о моей чертовой карьере, а о погоде.

Но даже это не помогает – потому что правда всегда режет, а я пока только учусь с ней жить.

– Но мне даже не пришло уведомление! – Как будто оправдывается Харпер.

– Я знаю, – пожимаю плечами я, – я просто…

Не могу подобрать нужных слов, чтобы объяснить все это. Я не хочу скидывать на друзей свои проблемы – они итак все еще в шоке, что я решилась на переезд из Нью-Йорка, хоть и не признают этого вслух. Достаточно их суеты и особенного внимания, за которое мне итак стыдно.

Я не собиралась переезжать в Бостон намеренно, мне просто нужно было сбежать из Нью-Йорка и когда я в первый раз призналась в этом Харпер – она на протяжении шести месяцев присылала мне варианты квартир с таким энтузиазмом, будто переезд – это новый виток нашей жизни, а не моя капитуляция. Винс тем временем обзванивал автосервисы, чтобы те проверили мою машину, словно хотел быть уверен, что я действительно приеду.

И когда я наконец сдалась – выбрала Бостон вместо Сиэтла— Харпер принялась скупать мебель зная мои вкусы, Винс скидывать подробные маршруты по какой трассе мне безопаснее доехать и вызвался сам собрать мою мебель, которая пару недель хранилась в гараже их огромного особняка. Мне казалось, что они хотят видеть меня не только в своих сообщениях и звонках, а здесь, рядом, дышащей одним воздухом с ними.

Мы с Харпер были неразлучны до восемнадцати лет, пока она не уехала в колледж и не встретила Винса. Коулман сразу стал мне как старший брат, идеальный для нее и, со временем, незаменимый для меня. Нас не смущало расстояние в дружбе – они жили в Лос-Анджелесе, Вашингтоне и уже три года в Бостоне, пока все это время я не покидала Нью-Йорк. И все же мы всегда находили способ быть рядом. По праздникам, в доме родителей Харпер, или на выездных матчах Винса. Я действительно не могла мечтать о лучших друзьях, которые даже спустя годы оставались самыми настоящими.

– Ты ведь не отменила мою подписку, верно? – Как будто заранее обижается на меня Харпер.

– Нет, конечно нет, – мгновенно оправдываюсь я, наваливаясь на барную стойку.

Мне требуется глубоко вдохнуть, чтобы наконец признаться в очередном своем провале.

– Я использовала пробный период, – я едва ли смотрю друзьям в глаза, – тысяча новых человек, кто понятия не имеет кто я такая. Просто опубликовала одно видео из черновиков, которые хранила все это время и… ничего. Ни одного комментария: ни хорошего, ни плохого. Никакого интереса к нему или гостю, а это на секундочку участница того телешоу… ну про пары на острове… и я просто… снова скрыла то видео.

– Но почему ты не прислала ссылку? – Сильнее хмурится Харпер, вставая у бара напротив меня. – Ты же знаешь я бы оставила комментарий, отправила бы Винсу и…

– Вот именно, – качаю я головой, – максимум три комментария от тебя, Винса и второго твоего аккаунта. Это больше никому не интересно. Никто не будет смотреть то, что давно изжило себя, а менять формат… это не то, что я хочу.

Тишина сваливается на нас так, будто не я виновата в этом и становится такой густой, что я слышу собственное дыхание.

– Я подумаю как привлечь новую аудиторию, – делюсь я своими планами, – в смысле, бесплатно, очевидно. Старые знакомые теперь выставляют мне счет за отметку в социальных сетях, а реклама… пока мне не по карману.

Я замечаю, как Винс и Харпер одновременно хотят что-то сказать – предложить занять денег, я полагаю. Но оба так же мгновенно отказываются от этой идеи, зная, как я отреагирую. Слишком много гордости и слишком мало желания снова быть в долгу.

– Я что нибудь придумаю. – Я говорю скорее себе чем им, стараясь отмахнуться от всего этого и снова вернуться к фальшивому энтузиазму. – Может найду здесь какую-нибудь работу монтажором на первое время.

– То есть весь вопрос только в аудитории? – Слегка хмурится Винс, все еще разглядывая видео камеру в своих руках.

– В аудитории, – киваю я, загибая первый палец, – в рекламодателях и привлечении гостей. Если год назад имя Нова ДеМарс имело какой-то вес и я без проблем могла договориться об интервью с какой-нибудь знаменитостью из А-листа, то вчера я получила семь отказов от небольших инфлюенсеров и начинающих артистов.

Я хвастаюсь тремя загнутыми пальцами и сама же отмахиваюсь от них, чувствуя себя идиоткой.

– Всех почему-то за год перестали волновать приобретенные душевные травмы, благотворительность и поддержка других людей, – начиная раздражаться, закатываю я глаза.

– Хорошо, – то ли хмуро, то ли дергано отзывается Винс, ступая ближе, оставляя видео камеру на барной стойке. – Всего три пункта верно?

Я неуверенно киваю.

– Аудитория, рекламодатели, знаменитые гости, – повторяет мои слова Коулман.

Его глаза бегают между мной, Харпер и камерой, будто он придумывает гениальнейший план по захвату мира, складывая все по кусочкам:

– Это… это же легко.

– Ага, – хмыкаю я, – пятиминутное дело, только призову дьявола, чтобы заключить с ним сделку.

– Не нужно, – хмыкает Винс, – это лишнее. Зачем нам кто-то посторонний, когда у нас есть свой собственный, верно?

– Нам? – Хмурится Харпер.

– Свой собственный? – Тоже самое, одновременно с ней, делаю я.

– Да, – сдается Винс с легкой, не уверенной ухмылкой, скрещивая руки на груди, – только вот я не уверен кто из вас двоих в итоге продаст свою душу другому.

Глава 3. Джордан

Двадцать девятое сентября

– Так ты знаешь что ей нужно? – Дергаю я плечами, отпуская Далласа с поводка, как только мы заходим в дом Винса и Харпер.

Я все еще стараюсь привести дыхание в норму после часовой пробежки с Коулманом, когда вхожу в кухню-гостиную, куда по привычке убегает мой далматинец. В груди приятно тянет от усталости, мышцы все еще гудят, и в голове, наконец, почти тихо.

– Если это по поводу…

– Привет, – слишком уж радушный для девяти утра отзывается женский голос.

Останавливаюсь. Не из вежливости – скорее из инстинкта. Голос яркий, уверенный, как искра по сухому дереву.

– Я Нова.

У девушки загорелая кожа, четкие скулы и большие карие глаза. Волосы – темно-бордовые, в идеальных локонах, распущены ниже лопаток. На руках – мелкие татуировки, почти незаметные, будто сделаны наспех. Лицо правильное, симметричное – из тех, что легко запомнить и сложно забыть. И все бы ничего, но у нее этот взгляд… Уверенный. Знающий. И это раздражает. Потому что таких взглядов я не терплю. Особенно когда они принадлежат слишком красивым девушкам, которых мне, по всем правилам, лучше бы игнорировать.

Она протягивает руку, улыбаясь так, будто я – ее старый друг.

Только этого мне еще не хватало.

– Извини, красотка, – перебиваю ее я, не касаясь ее ладони.

Обхожу бар, как минное поле, направляясь к раковине, чтобы наполнить миску Далласу. Харпер купила ее специально для него, потому что мы оба часто тут бываем.

– Сегодня без автографов. Фан-встреча была вчера, – бросаю я легко, но с ядом, так, на всякий случай.

– Джордан, – закатывает глаза Винс, – извини его, он понятия не имеет как общаться с красивыми девушками.

Ее бровь еле заметно дергается, и я ловлю это движение. Слишком быстро. Слишком остро. Она не просто красивая. Она знает, как действует на других. И меня это начинает не просто раздражать. Меня это… неправильно заводит.

– Поэтому…

– Так о чем Харпер хотела поговорить? – Меняю я тему, пока красотка не вставила свой комментарий.

Миска с водой оказывается на полу с привычной точностью, как будто ей тут самое место.

– Если она думает, что это я стащил ее любимый пудинг на прошлой неделе…

Я открываю ящик с приборами, будто это моя собственная кухня, выуживая маленькую ложку и тянусь к холодильнику.

– Это точно был не я, – хмыкаю я, доставая очередной пудинг.

Аккуратно вскрываю его, втыкая ложку… Но не успеваю даже набрать его содержимое, как дверь холодильника врезается в меня и вмиг – моя добыча уже в руках Харпер.

– Конечно не ты, Джордан, – закатывает глаза она и подходит к мужу о чем-то пошушукаться.

– Я не виноват, что ты скупаешь их все в ближайшем Коско, – хмурюсь я, заново доставая ложки и пудинги, – когда я приезжаю за продуктами в конце недели их уже нет. Ни одной пачки.

– Может потому что они не из Коско? – Хмыкает подруга.

– Держи, красотка, – зачем-то ставлю я перед бордововолосой один из пудингов, – ты должна это попробовать.

Сажусь через стул. Не рядом. Но и не далеко. Достаточно, чтобы чувствовать аромат ее кокосовых духов – сладких, но с какой-то перчинкой. Как она сама.

– Так вы уже познакомились? – Щебечет Харпер, а это уже плохой знак.

– Сложно назвать это так, – пожимает плечами незнакомка, бордовыми коготками цепляясь за ложку с пудингом.

– Поэтому предлагаю начать сначала, – Винс становится нервознее, облокачиваясь на мраморную столешницу и я уже напрягаюсь следом.

– Джордан, – он кивает на меня, затем на девушку, – Это Нова ДеМарс – подруга семьи.

Блять, надеюсь это не очередное сводническое дерьмо, которое устраивала моя тетя, считая, что мне необходима подружка.

– Нова, это Джордан Найт и…

– Вау, – без энтузиазма перебиваю его я, – я даже не помню последний раз, когда нуждался в представлении.

Но, кажется, ее это не смущает. Наоборот. Она слегка наклоняет голову, прищуривается, будто изучает экспонат в музее. Или жертву. Ее волосы касаются ключиц, когда она выглядит… словно флиртует. Не то, чтобы я удивлен.

– Извини, – слишком уж хитро тянет незнакомка, – Я новенькая в городе и, к сожалению, не имею собственного списка всех самовлюбленных придурков, чтобы знать их в лицо.

Ее пухлые губы произносят это слишком сладко, чтобы я вообще понял смысл ее слов. Они медленные, уверенные, почти вызывающие.

– Хотя, о, погляди, теперь ты первый в этом списке.

И ее хитрая ухмылка тут же исчезает, она закатывает глаза и возвращается к своему пудингу. Без кокетства, без притворства, без реального флирта – вот теперь я, мать твою, удивлен. И определенно начинаю раздражаться.

– Ты…

– Я предлагаю вернуться к разговору, – перебивает меня Винс.

– Да, пока все не стало слишком плохо, – шепотом кривится Харпер.

– Что происходит? – Хмурится девушка.

– Я знаю как решить все ваши проблемы, – слишком уж восторженно заявляет Коулман.

– У меня нет проблем, – одновременно отзываемся мы с красоткой.

– Ну, – хмыкает Харпер, – стадия отрицания. Принятие не так уж и далеко.

– Короче, – начинает Винс после секундной паузы, – я ваш самый гениальный друг в истории.

Это уже нехорошо звучит. Под ложечкой мгновенно становится неприятно пусто – такое чувство, что что-то назревает, и ты уже знаешь, что тебе это не понравится. Но все равно слушаешь. Потому что выхода нет.

– Так уж вышло, что ты, Джордан, – он чуть склоняется на стойку, будто для пущего драматизма, – накосячил. Слишком сильно и громко.

Блять, он же не начнет очередную тираду в стиле Говарда?!

Я непроизвольно клацаю пальцами – раздражение заползает под кожу и свербит где-то под ребрами.

– А ты, Нова, – Винс чуть склоняется ближе к девушке, – слишком долго была в затишье. Так или иначе это проблематично для вас обоих, только если… не уравновесить все это.

У нас что тут, кружок групповой терапии в духе «давайте поделимся своими травмами»?

– О чем ты, мать твою? – Начинаю злиться я.

Слова вырываются резко, с металлом. Я даже не стараюсь смягчить тон – и так очевидно, что раздражение уже захлестнуло меня.

– О том, – Коулман явно подбирает слова, – что вы были бы идеальной парой.

– Чего? – Хмурюсь я, пока девушка через стул от меня начинает смеяться. – Не-а, ни за что.

– По твоему, – красотка все еще смеется, но уже с ноткой нервозности, – моя жизнь похожа на чертов ромком?

– Это же не по настоящему, – защищает мужа Харпер.