Агора. Попаданцы поневоле

– Не сметь портить это, – тут он замялся, думая, как это назвать, – эту «небесную повозку»! Ничего не трогать, не резать, не ломать! Разрешаю только смотреть. Вообще, отойти на пять шагов от нее.

После его окрика воины попятились. У аппарата остались только Тит и Маркон и Гунвальд, с опаской смотрящий на начальство.

Маркон покосился на следопыта, но ничего не сказал.

Они по очереди заглядывали внутрь, оценивая и прикидывая размеры и назначение невиданной механики.

В небесной повозке было тесновато, в ней могло разместиться только два человека. На передней панели имелось несколько маленьких окошечек круглой формы, закрытых прозрачным стеклом, и странная шкала с какими-то символами. Символы и стрелки были изображены и на окошках, все это было необъяснимо и интересно.

Несмотря на приказ Маркона, как-то непроизвольно солдаты и люди Мигдония вновь приблизились к аппарату, поскольку их интерес был сильнее страха. Посыпались предположения, одно невероятнее другого. Кто-то из воинов даже высказал гипотезу, что небесная колесница ездила колесами по облакам, но, наверное, попала в какую-нибудь облачную яму и сломала одно колесо, поэтому и свалилась на землю.

– Маловероятно, – опроверг предположение Тит, помотав головой.

Один из надсмотрщиков с виллы, судя по виду парень сильный, но явно недалекий, предположил:

– А вдруг это колдовство, колдовская колесница порчу на нас наведет.

После его слов несколько человек отшатнулись от аппарата, в ужасе скрестив пальцы и хватаясь за обереги и амулеты.

Тит резко оборвал надсмотрщика и обратился к остальным:

– Это не колдовство, уберите этого дурака, это сложная механика, пока непостижимая простым людям. Вот, смотрите: здесь сидел возница, а этот рычаг, – показал он на ручку управления, – был между его ног, и он с помощью его правил этим аппаратом. Вон там внизу что-то типа ножных креплений для ног, именно этими приспособлениями возничий и заставляет парить колесницу в воздухе.

Народ взволнованно зашумел.

Тит вспомнил про змея, про то, как он скользил в небе, используя потоки ветра, и продолжил:

– Кто из вас видел, как летает орел?

– Все видели, опцион, а к чему этот вопрос? – спросил один из воинов.

– К чему? А к тому, что тогда вы должны помнить, что, набрав высоту, эта гордая птица не машет крыльями, как воробей, а парит под облаками.

– Ты хочешь сказать, что это штука, как орел? – спросил Маркон.

–Да, дружище, типа того.

– Интересно, – протянул декурион.

–Эх, сюда нашего легата или хотя бы префекта осадных орудий, вот кто бы сумел разобраться в этой штуковине, а я – жалкий недоучка, безграмотная деревенщина, ничего не смыслящий в сложной механике, – подумал Тит.

Однако несмотря на внутренние сомнения и сожаления о своей малограмотности, авторитет опциона как ученого мужа просто рос на глазах.

– А что это за окошки с какими-то буквами или рунами, как думаешь, может, это и в самом деле магические знаки? – тихо спросил Маркон.

Декурион был в душе очень суеверным человеком, но разные науки и диковинные вещи вызывали в нем глубокое уважение.

– Пока не знаю, но обязательно разберемся. Надо бы допросить возницу, да вот как, если он двух слов по-нашему связать не может.

– Попробуем расспросить. А как ты думаешь, в чем причина падения этого, как ты его там называешь, аппарата?

– Думаю, гроза, что была ночью на севере, может, молния попала или гром где-нибудь рядом ударил – вот он и спустился на землю.

– Может, это колесница богов иди небесных духов – предположил Маркон

– Да, все может быть, но сдается мне, что это все творение рук человеческих, напрямую не связанных с богами. Однако уверенности нет.

Никто из них раньше даже не предполагал, как могут выглядеть повозки богов, на фресках в храмах их изображали в виде крылатых коней и квадриг, носящихся по небу среди туч. Оно, конечно, может быть и так, как на фресках, но кто их рисовал – обычные люди. А что художники или даже жрецы знали о богах?!

Тит поймал себя на мысли о богохульстве и испугался, но сомнения оставались. Ведь перед ним был настоящий небесный аппарат, а не намалеванные на стене картинки. Может, это и есть божественное изделие.

Однако личность небесного возницы у него вызывала не меньше вопросов, чем сама крылатая машина.

Маркон предвосхитил мысли Тита по поводу воздушного пришельца.

– Слушай, опцион, а что ты думаешь по поводу этого парня, что прилетел на ней? На бога он никак не похож, одежда на нем необычная, а так – человек как человек.

– Да, ты прав, Маркон, он не бог. Бог бы ногу не повредил и не хромал, как смертный, но как знать, может, он сын бога и обычной женщины. Эдакий такой небесный бастард, такое может быть.

– Да, пожалуй, – протянул декурион, – небесный ублюдок, хм, а иначе как объяснить, почему ему разрешили летать по небу. Ведь на небе люди не живут, это край богов и духов воздуха. Кто бы смертному доверил такой аппарат? Слушай, а может он его украл у них?

– У кого у них? У богов что ли? Маркон, ты думай, что говоришь.

– Скорей всего, этому парню помогли сделать ее какие-нибудь демиурги или кто-то из небожителей, а другие боги разгневались и сбросили его на землю, но убивать не стали, потому что родственник.

– Значит, все-таки бастард – наполовину бог, а наполовину человек? Да, такое бывает, слышал я от сказителей и не раз, – протянул Маркон, – только вот от каких небожителей он происходит, вдруг от враждебных?

От этой мысли у декуриона жалобно засосало под ложечкой, а сам он непроизвольно покрылся потом.

– Надо с ним поговорить, по крайней мере попытаться, – сказал Тит, и они направились к пришельцу.

Тот сидел на траве и пытался объясниться с хлопотавшим над его ногой коновалом и парой стоящих рядом с ним слуг с виллы, со страхом рассматривавших его.

Тит подошел к парню и попытался заговорить с ним:

– Тит Лупо, опцион, – стукнув себя в грудь, представился Тит.

Маркон тоже представился подобным образом.

Пришелец, опершись на плечо одного из слуг, стараясь не напрягать больную ногу, встал и представился в ответ, стукнув себя кулаком в грудь:

– Никифоров Павел, пилот, – затем порывшись в складках своего странного наряда, вытащил маленькую книжицу в кожаной обложке.

– Хм, имя-то у тебя вполне человеческое – Никифор Павел, а языка нашего не понимаешь, странно. Из каких интересно краев тебя занесло, приятель, неужели ты родич богов. Пилот, говоришь, кормчий значит. Хм, ну оно и понятно, что кормчий. Только вот чей? – произнес вслух Тит.

С этими словами он открыл книжицу, данную ему пришельцем, и сильно удивился – на невиданной доселе никому узорчатой бумаге была миниатюра с изображением владельца.

– Прямо как живой! – воскликнул изумленный Маркон, взглянув на искусно выполненный портрет.

– Тонкая работа, это сколько же денег надо заплатить, чтоб художник так искусно написал? – откуда-то из-за плеча раздался голос Мигдония.

– Да, видел я миниатюры, но вот чтоб такие… – Тит от удивления почесал подбородок.

Однако ещё большее удивление у них вызвала миниатюра с изображением Никифора Павла на пластинке, похожей на тонкую гибкую кость неведомого животного, покрытого то ли лаком, то ли эмалью. На пластинке вместе с портретом был текст, часть которого можно было прочитать без труда, в отличии от надписей на книжице, начертанными неведомыми письменами, похожими частью на греческий, частью на пунический алфавит, их то Тит точно разобрать не мог.

Текст на пластинке гласил NIKIFOROV PAVEL, остальное Тит не очень понял, но пока это было и не важно. Без этих текстов вопросов хватало.

Тит улыбнулся Никифору Павлу, показывая свое дружелюбие. Подобие улыбки, больше похожее на звериный оскал, своим искалеченным лицом изобразил и Маркон, похлопав пришельца по плечу.

– Загадок ты задал нам, Никифор, за год не разгадаешь, ну да ладно, начальство приедет – будем разбираться.

Затем, обернувшись ко всем присутствующим, громко и четко произнес:

– Я, опцион Тит Лупо, помощник командира пограничного форта «Медвежий коготь», беру этого человека, пилота Никифора Павла, – тут он на секунду осекся.

– Может, и не человека вовсе, а все же полубога, – подумал он, – нет, пусть будет человек, – и продолжил:

– Беру под свою защиту и покровительство до приезда моего командира центуриона Эмилия Цессия Лонга или до его распоряжений. Также беру под охрану и этот небесный аппарат.

– Маркон, распорядись послать гонца в форт.

Неожиданно из-за плеча вылез Мигдоний:

–Уже сделано, мой господин, я только что послал к господину Дионисию своего надсмотрщика Цербера, но сначала он оповестит начальника гарнизона, это как раз по дороге.

Тит презрительно посмотрел на управляющего и сказал:

– Во-первых, это не твоего ума дело, милейший, извещать военные власти, а во-вторых, в кампании с тобой хорошо только навоз есть.

– Это почему же? – удивленно спросил Мигдоний.

– Потому что ты ешь быстро.

Солдаты громко рассмеялись, не сдержали ухмылку даже слуги с виллы, и Мигдоний, зло покосившись на них, отошел в сторону.

Маркон дал распоряжение одному из своих людей, и тот, вскочив на лошадь, поскакал в сторону форта.

Отослав гонца, Маркон и Тит оставили пост у небесного аппарата со строжайшим наказом никого не допускать к ней и ничего не трогать. Сами же с остальными воинами, погрузив в повозку Мигдония Никифора Павла, отбыли на виллу Дионисия.

Тит также потребовал управляющего заменить пастушков – очевидцев происшедшего, мальчишки был ему нужны для допроса.

Мигдоний согласился, ему самому хотелось побольше узнать о падении «птицы», поэтому без разговоров заменил пастухов своими надсмотрщиками, поручив им следить за стадом, а пастушки, неожиданно получившие кратковременную перемену в своей беспросветной жизни, побежали за конем Тита.

На вилле

Прибыв на виллу Дионисия, Цессий Лонг выслушал доклад опциона и одобрил действия своих людей.

Затем, не отвлекаясь на приглашения Мигдония, он незамедлительно в сопровождении Маркона, Тита и Юлия Каста направился к месту посадки воздушного аппарата. После осмотра неведомой конструкции и некоторых пояснений Тита центурион был крайне взволнован.

– Срочно возвращаемся в поместье и допрашиваем всех свидетелей падения или приземления этой штуковины. Ты, Каст, все подробно записываешь, не пропуская деталей.

– Понял, командир, ничего не пропущу, – с готовностью ответил Юлий Каст.

Центурион кивнул и продолжил:

– Затем пробуем разговорить этого кормчего, как там его?

– Никифор Павел, пилот.

– Вот-вот, этого пилота.

– Тяжеловато будет, командир, -заметил Тит, – он, похоже, по-нашему почти не бельмеса.

– У нас другого выхода нет, что ты предлагаешь?

– Отправить его в Сегастику к наместнику от греха подальше, пускай с ним там разбираются. Там ученые мужи и чиновники, а наше дело воевать, – высказал свою позицию Маркон.

– Погоди, отправим, конечно, куда мы денемся? Только прежде нам нужно составить грамотный сопроводительный доклад о наших действиях, – и, секунду помедлив, добавил, – ведь, что скрывать-то, нам и самим интересно, кого нам боги принесли.

С последним аргументом согласились все присутствующие.

– Всё, заканчиваем разговоры, вперед! – скомандовал командир гарнизона «Медвежьего когтя» и тронул коня.

Они на полном скаку влетели во двор поместья и, бросив поводья конюхам, сразу прошли в контору управляющего. Там их уже ждал Мигдоний.

Центурион без прелюдий сразу перешел к делу:

– Ты разместил небесного возницу? Этого… как его, тьфу ты пропасть, Никифора Павла? Он, говорят, ранен.

– Да, я поселил его в гостевом крыле дома, над его ногой хлопочет наш коновал. Хочешь посмотреть, господин?

–Нет, потом, пока я хочу допросить всех свидетелей падения этого аппарата. Всех, кто, что видел?

– Непосредственно видели только мальчишки-пастухи, мой господин.

– Вот и веди их сюда, – приказал центурион.

Вскоре во двор виллы надсмотрщики пригнали трех свидетелей приземления. Их заводили по одному в контору управляющего.

Первым завели Примуса. Парень сильно оробел, он в своей жизни никогда не видел столько важных людей сразу и никогда не был в конторе вилика. Примус все время затравленно озирался и с опаской смотрел на Мигдония. На вопросы отвечал сбивчиво. Из рассказа Примуса центурион в общих чертах понял, что произошло утром на пастбище, но деталей повествование пастушонка не добавило, к тому же и без того бестолковый рассказ мальчишки окончательно испортил Мигдоний.

Услышав историю с собакой, которая бросалась на пилота, а затем, поджав хвост, неожиданно сбежала, Мигдоний захотел, видимо, показать значимость своего присутствия на допросе и строго спросил:

– Негодяй, как ты смел травить свободного человека собакой? Знаешь ли ты, что тебе будет за это? Так вот, знай, тебя подвесят на кресте, вместе с беглым бунтовщиком Торном.

После его слов мальчишка затрясся, как осиновый лист, он умолял присутствующих пощадить его, оправдываясь, что он из всех своих сил сдерживал собаку.

Центуриону надоели оправдания насмерть запуганного пастуха и он, ударив жезлом по столу, потребовал продолжение рассказа.

– Никто тебя не распнет, прекрати свои завывания и продолжай.

Однако это не улучшило дело, и без того не блестящая речь несчастного Примуса стала ещё более немногословной и тусклой.

Цессий Лонг, поняв, что толку от него не будет, решил отпустить парня.

Мигдоний же не унимался: он приказал высечь раба и запереть его на ночь в колодки.

– Ты ещё дешево отделался, скотина, запомни мою доброту, грязный ублюдок.

Центурион с презрением покосился на управляющего и предложил ему привести следующего мальчишку, а потом добавил:

– А сам ты иди, знаешь – куда? В общем, займись хозяйственными делами, понял? Убирайся, а то мое терпение не безгранично.

Управляющий прислал очередного мальчишку, а сам свалил от греха подальше.

Цессий Лонг допросил и остальных пастухов, но от младших толку было ещё меньше, чем от Примуса.

– С этими все ясно, общую картину нам обрисовали, Каст, ты все записал?

– Да, командир.

– Позови этого придурка управляющего, и пусть ведет нас к пилоту.

***

Павел лежал на низкой кушетке в хорошо освещённой, просторной комнате. Ему помогли раздеться и аккуратно уложили вещи во что-то, отдаленно напоминающее то ли сундук, то ли комод, стоявший рядом с постелью. Лекарь, или кто он там у них, здоровый ражий мужик с руками лопатами, которыми наверно можно гнуть подковы, довольно бесцеремонно, но в то же время аккуратно осмотрел его ногу. Затем намазал какой-то вонючей мазью и наложил повязку. После его манипуляций боль ушла, остался лишь небольшой отек.

Когда эскулап закончил, в комнату вошла женщина средних лет в грубошерстной тунике и поставила на столик подле ложа Павла поднос с едой и кувшин, похоже, с вином, если судить по запаху. Потом она жестами показала на шнурок, висевший над постелью, и продемонстрировала его работу – при подергивании за стеной раздавался звон колокольчика.

Павел кивнул и жестами поблагодарил служанку. В ответ та лишь подернула плечами, поклонилась и вышла.

Пилот остался один. Он с неподдельным интересом осматривал выделенное ему помещёние. В комнате из мебели, кроме кушетки, низенького обеденного стола и резного сундука, были ещё пара красивых табуретов с причудливо изогнутыми ножками и большой бронзовый светильник.

– Судя по всему, сей осветительный прибор работает на масле, -прикинул Павел, – странно бы было ожидать здесь электричество. Хотя он где-то читал, что в древности знали о нем и использовали по крайней мере в гальванических процессах, но сейчас это было совсем не важно. Намного важнее было другое – выяснить где он? Как можно вернуться назад или, в самом худшем случае, выжить здесь и интегрироваться в местное общество. Ему нужно было чем-то удивить и заинтересовать местных туземцев, иначе он пропал. Нужно использовать все его, увы небогатые, познания в науке и технике применительно к здешним реалиям. То, что этот мир жесток к слабым и не прощает ошибок, Павел уже догадался.

Он бросил взгляд на блюдо с едой, на нем лежали фрукты: груши, смоква, яблоки и виноград, а также плоды, напоминающие персики. Помимо этого, был пшеничный хлеб, яйца и тонко нарезанное мясо.

– Нужно подкрепиться, силы ещё понадобятся, – подумал и принялся за еду.

Поглощая пищу, Павел начал анализировать:

– На вопрос «каким образом я попал сюда и смогу ли выбраться назад», у меня ответа нет, пока нет, по крайней мере. Стало быть, задаваться им не время, – размышлял он.

– Однако, что мы имеем, пока все не так уж плохо. Не разбился в урагане, дотянул самолет и сел почти целым. Мной заинтересовались местные, отношение нормальное, по крайней мере пока, оказали медицинскую помощь, кормят, поют, а могли бы и прибить с перепуга или заковать и бросить в тюрьму. Впрочем, как знать: может, впереди и тюрьма ждет, лучше не зарекаться. Сейчас задача номер один – это местный язык, его нужно быстрее осваивать, именно он ключ для адаптации в этом мире. Научусь говорить и смогу найти себе место под солнцем.

Он начал мысленно просматривать всех людей, с которыми так или иначе столкнулся за сегодняшний день, начиная от мальчишек-рабов, до Тита Лупо и его солдат.

– Интересно, это Древний Рим или что? Какой у них год? А вдруг это параллельная реальность? Вопросов куча, а вот ответов ни одного. Ладно, это узнаем позже, а пока, как говорится, будем жить – будем посмотреть.

Он сделал себе подобие бутерброда и начал есть, не прерывая размышлений:

– Сейчас лучше подумать, как строить отношения с этими людьми, с Титом Лупо, Мигдонием и с кем там ещё, с этим звероподобным одноглазым воином, не помню, как его зовут. Так, положим, с Мигдонием, этим жирным коротышкой со злыми, и вечно бегающими глазами, все ясно – он управляющий данного поместья. Его тут бояться все рабы, но, похоже, что у Тита Лупо его персона не вызывает большого уважения, – тут мысли Павла перекинулись на личность самого Тита.

– А сам этот Тит командовал солдатами, как он там себя назвал, опцион. Опцион – это что? Звание, ранг, должность?

Из учебников истории Древнего Мира Павел знал только центуриона – это римский капитан, командир сотни воинов. Он хорошо помнил картинку с его изображением – такой колоритный мужик в доспехах и в шлеме с красным гребнем.

Каково же было удивление Павла, когда дверь без стука открылась и на пороге материализовалась картинка из учебника.

В дверях стоял рослый, чуть начинающий полнеть мужик средних лет в шлеме с красным поперечным гребнем. За его спиной Павел увидел уже знакомых ему: Тита Лупо и возвышавшегося над ним одноглазого воина с обезображенным лицом. Замыкали эту делегацию молодой худощавый парень в форме легионера с каким -то деревянным ящиком под мышкой, ну, и вездесущий Мигдоний.

Павел привстал с кушетки и попытался приветствовать гостей.

– Добрый день, господа, – сказал он по-русски, но потом вдруг вспомнил прочитанное в исторических романах или увиденное им в пеплумах приветствие:

– Аве! – воскликнул он и, стукнув себя в грудь, выбросил вперед руку.

Посетители слегка опешили от удивления. Центурион, что-то сказал присутствующим, кивнув на Павла, потом приблизился к нему и представился.

– Эго, центурион Цессий Эмилий Лонг, працептореум кастелиум Ursi Clvus.

Павел понял, что перед ним центурион и он тут старший, в общем – местная шишка.

– Что он там сказал? Працепториум – это что такое? Кастелиум, что-то знакомое, ааа… точно: на английском кастел – это замок, значит, кастелиум – замок или крепость. Тогда, может, прецепториум – это начальник или командир, а была не была представлюсь тоже, – подумал Павел и представился:

– Никифоров Павел, пилот, працепториум аэроплан.

Русское слово «самолет» Павел специально заменил на английский аналог, так как в нем была греческая частица «аэро» – воздух, ну, а командиром назвался для солидности. Впрочем, пусть и с известной натяжкой, но это было правдой.

Центурион с удивлением переглянулся со своими людьми и что-то произнес, в их диалоге несколько раз повторились слова «аэро» и «планум». Тит Лупо что-то говорил в ответ, а одноглазый кивал.

Видя некоторую заминку, Павел решил брать инициативу в свои руки и жестом предложил вошедшим сесть.

Как назло, в комнате было только два табурета, но центурион что-то требовательно сказал Мигдонию, показывая ему жезлом на недостаток мебели, и тот моментально скрылся за дверью. Послышались его крики и суетливая беготня слуг, после чего в помещёние принесли недостающие табуреты и даже небольшое бюро, которое поставили перед худощавым легионером с деревянным ящиком под мышкой.

Когда слуги удалились, а гости или, наверное, правильней будет сказать, хозяева расселись и с интересом уставились на Павла, он понял, что настала минута завладеть инициативой, когда необходимо удивить присутствующих, произведя на них неизгладимое впечатление. Павел заранее продумал этот шаг, предполагая, что встреча подобно этой неизбежна. Он неспешно под любопытствующими взглядами присутствующих достал из куртки смартфон и включил его.

Простейшая манипуляция с этим вполне заурядным для его века устройством произвела на окружающих впечатление, чуда. Ярко загоревшийся экран и простенькая мелодия привлекли внимание аборигенов, но главный сюрприз ждал местную публику впереди. В смартфоне Павла, помимо прочего, было записано несколько клипов и фрагментов из художественных фильмов со сценами воздушных боев. Один из них он и включил зрителям, это был отрывок из фильма «Перл Харбор» со сценой боя английских истребителей с птенцами Геринга в битве за Британию, за этим отрывком последовала пара клипов про асов первой мировой и ещё что-то в этом роде.

Сказать, что присутствующие были в шоке от увиденного, это не сказать ничего. Челюсть центуриона отвисла, и он, не произнося ни слова, сидел с открытым ртом, уставившись в экран смартфона. Остальные были не лучше: прибывшие были подобны маленьким детям из диких племен Амазонии, впервые увидевшим мультфильм. Наблюдая за их реакцией, Павел прокрутил ещё несколько клипов и выключил смартфон, экономя заряд аккумулятора.

Когда экран погас, несколько секунд стояла гробовая тишина, нарушенная лишь сопением Мигдония, ему было хуже всех видно, но он понял, что пропустил самое интересное. Его сопение явно раздражало центуриона, и офицер грозно гаркнул на управляющего, после чего тот поспешно удалился.

Павлу безусловно удалось произвести неизгладимое впечатление на окружающих, однако попытки Цессия Эмилия наладить дальнейший диалог с небесным кормчим явно не клеились, натыкаясь на непроходимый лингвистический барьер.

***

Мысли Эмилия Цессия Лонга путались от увиденного, он был поражен настолько, что не сразу смог сформулировать свое отношение к происшедшему. Одно было для него ясно, что человек, сидящий сейчас перед ним, пришелец из другого, доселе неведомого ему мира, связанного по всей видимости с какими-то сверхъестественными и, быть может, даже божественными силами. Этой мысли придерживались и его спутники. На вопрос, что кто думает по этому поводу, неожиданно для всех высказался не имевший права голоса на данном совете Юлий Каст:

– Командир, прошу прощения за то, что лезу, быть может, не в свое дело… – ординарец замялся.

– Говори, если начал, не мямли, – грубовато подбодрил его центурион.

– Я думаю, – продолжил Каст, – что вчера вечером над нами не было никакой бури или урагана. Это была такая воздушная битва этих, – он кивнул на Павла, – аэропланов, ведомых демиургами и их служителями, типа этого. На титана или бога он точно не тянет, но, видимо, служит у них. Он, наверное, сражался и был сбит, машина- то у него повреждена, вот и сел где попало.

– Может, и так, -сказал Маркон, – пожалуй, Юлий, ты прав. Тогда из этого можно сделать вывод, что если он упал, то его могут хватится и начать искать…

– То есть ты хочешь сказать, что за ним могут прилететь такие же, -задумчиво промолвил центурион, – чтобы спасти его и забрать на небо. Час от часу не легче.

– Спасти или добить, если его хозяева проиграли, – добавил Тит Лупо.

– И то и другое может иметь для нас самые неприятные последствия. От него надо избавляться, пусть о его судьбе думает наместник. Необходимо срочно, не теряя времени, уведомить власти в столице провинции и отправить пришельца к ним со всем должным уважением, конечно. Пусть решают его судьбу.

– А как быть с этим … эээ… аэро…, черт ты пропасть, язык сломаешь, – в сердцах сплюнул Маркон, – аэропланом, будь он не ладен.