Агора. Попаданцы поневоле

– Каких ещё приблудных? – удивленно спросил Кириллов.

– Да этих, азиятов, то ли киргизов, то чи монголов, я в их них кровях не разбираюсь. Мне командир приказал взять их с собой, чтоб коней реквизированных для армии перегнали, а половина коней, почитай, при авианалете сгинула, только вот пятьдесят пять голов и осталось. Так из этих чабанов только один по-русски мал-мала балакать может, а другие только на своем тарабарском наречии. Азияты…

– С людьми и транспортом ясно, что с оружием?

– Восемь винтовок и мой наган, ездовым оружия не положено, но вот выпросил у начальства и им пару стволов, только вот с патронами, правда, туговато.

Быстро подсчитав личный состав, Кириллов пришел к неутешительному выводу, что в возможном и весьма вероятном боестолкновении рассчитывать ему придется, в лучшем случае, только на два взвода обстрелянных бойцов. Один взвод из роты Денисова и его взвод охраны войск НКВД. Остальных можно использовать весьма ограниченно, и это, не говоря о том, что без малого четверть отряда представляют из себя откровенный балласт, если не в плане мобильности, то в плане вооружения и подготовки точно. Однако выбора не было.

Приняв на себя командование отрядом, Кириллов назначил своим временным заместителем капитана Денисова, комиссаром автоматически становился старший политрук Кондрашов, начальника штаба назначать не стали, так как долгое существование данного подразделения не предусматривалось. После предполагаемого прорыва, если такой потребуется, и соединения с частями РККА Кириллов предполагал оставить отряд под командованием комроты Денисова, а сам со своими людьми из войск НКВД выполнять возложенное на него задание.

Распределив обязанности, Кириллов решил сформировать группу конной разведки, для этого он приказал Пилипенко:

– Старшина, приведи-ка мне своего азиата, что по-русски говорить может, и найди мне пару бойцов, хорошо умеющих управляться с лошадьми.

– А чего их искать, товарищ подполковник? Я с империалистической в драгунах, всю гражданскую у товарища Буденного прошел в первой конной…

– Отлично, старшина, я понял, кто ещё может, только учтите – седел нет.

– Да у меня половина народа из деревни, – вставил Патрикеев, – в ночное все ходили, даже я могу.

– Товарищ младший лейтенант, Вы должны взводом командовать, а не на кобыле гарцевать, пришлите в распоряжение старшины Пилипенко толкового бойца с оружием.

– Есть, прислать.

Командиры быстро наметили маршрут движения и определили места в колонне для каждого подразделения.

К броду вел небольшой проселок, петляющий между невысоких, густо поросшим кустарником холмов и чахлых рощ, протянувшихся вдоль заболоченного берега реки.

Передовым дозором на рысях шла группа Пилипенко. Сам старшина и двое бойцов: Максуд Джумбаев – рослый киргиз, хороший охотник и наездник, сносно говоривший по-русски, и крепкий жилистый казак Максим Одинёв. Все трое были прирожденными конниками, прекрасно чувствующими лошадей.

Пилипенко получил от комроты армейский бинокль и должен был следить за обстановкой. Осадчий оставался при нем для связи.

За дозором на трех грузовиках шел взвод из обстрелянных и наиболее опытных бойцов капитана Денисова, усиленный отделением чекистов под командой лейтенанта Игнатьева. С ними напросился и старший политрук Кондрашов, заявив, что место комиссара в передовом отряде. Кириллов не возражал.

Потом двигалась основная группа в составе: неполный взвод войск НКВД и мотострелков. За ними следовали военные строители, а дальше – машины Вяземского со своим оборудованием и хозяйство типографии. Замыкали колонну сильно отставшие от основных сил обозники и перегоняемый напарниками Джумбаева табун лошадей.

Сам Кириллов пересел с «эмки» в кабину тентованного грузовика, в котором везли ящики с золотом, положив на колени ППД-40.

Штокман остался в «эмке» с Ляскиным.

Оценщик немного позабавил Кириллова, попросив у него винтовку:

– Товарищ подполковник, бойцы говорят, что может быть бой. Я убедительно прошу Вас выдать мне более эффективное оружие, а то с ним как-то не с руки…

С этими словами он раскрыл потрепанный кожаный саквояж и достал оттуда завернутый в тряпицу наган. На удивленно вопросительный взгляд Кириллова Штокман ответил:

– А как Вы думали? Такой груз везем, вот товарищи и выдали инкассаторский, и разрешение имеется, могу показать.

Кириллов подавил улыбку и постарался без иронии ответить, что у него нет лишних винтовок, а при первом удобном случае он подарит Соломону Моисеевичу кобуру для револьвера, что бы тот не мучился с саквояжем.

А вообще им было не до шуток.

Нужный их отряду брод находился примерно в пяти километрах от взорванного моста, когда до него, по словам Рыжова, оставалось не более полверсты, Кириллов приказал остановиться.

Колонна, обогнув невысокий холм или скорее пригорок, сильно поросший ивняком и кустами, укрылась за его склоном.

Возвышенность имела подковообразную форму, что позволяло спрятаться от взглядов вражеских наблюдателей, если таковые имелись. Проселок, ведущий к броду, проходил вдоль всего холма, огибая его, и упирался в реку, где, собственно, и была переправа. С другой стороны дороги от возвышенности начинались густой ракитник, переходивший в тростниковые заросли. Заболоченные берега позволяли подойти вплотную к реке только в одном узком месте.

Посланная вперед конная разведка, достигнув основания склона, спешилась и, взобравшись на холм, скрылась в густых кустах.

Кириллов встал на подножку машины и с нетерпением смотрел в бинокль на заросли где скрылись разведчики.

Вскоре показалась один из них.

Сначала пригибаясь, потом спустившись с холма и встав в полный рост, он быстро вскочил на коня и поскакал в сторону колонны. Это был Одинёв.

Наблюдая за действиями казака, Кириллов понял, что встречи с противником избежать не удастся, и оказался прав.

Подъехав к Кириллову, Одинёв ловко, по кошачьи спрыгнул с лошади и козырнув доложил:

– Немцы, товарищ командир, до взвода, усилены танком и противотанковой пушкой. Танк легкий, кажись, чешский, нам на инструктаже такие на картинках показывали. Пушка, кстати, наша сорокопятка трофейная, на флангах у них есть два пулемета и, кроме того, за кустарником виднеется ещё какая-то техника, то ли грузовик, то ли транспортер, не разобрать с нашего берега. Старшина Пилипенко с Джумбаевым остались наблюдать и ждут ваших распоряжений.

Через десять минут практически всё командование отрядом, за исключением лейтенанта Игнатьева, сменившего Кириллова для охраны драгоценного груза, вооружившись немногочисленными биноклями лежало в кустах на вершине пригорка и наблюдало за складывающейся обстановкой.

Собственно говоря, бинокли по большому счету и не требовались, ну если только разглядеть какие-нибудь детали, укрывшиеся от невооруженного взгляда.

Буквально в трех сотнях метрах, на соседнем берегу реки, лихорадочно окапывались немцы. Почва в этом месте была песчаная и легко поддавалась лопате, поэтому гитлеровцы без труда уже успели подготовить взводный опорный пункт. Немецкая пехота грамотно использовала складки местности: пологий холм и заболоченную низину в пойме реки. Немцы отрыли небольшой капонир для трофейной пушки и с энтузиазмом копали окоп для танка под командованием какого-то хлыща с погонами лейтенанта.

– Когда же они успели, сволочи, – зло прошипел Кондрашов.

– Умеючи много времени не надо, а они умеют, этого не отнимешь, – пожевывая травинку, ответил Денисов.

Политрук раздраженно посмотрел на капитана, но промолчал.

Кириллову было сейчас не до препираний о достоинствах и умениях противника, поэтому отрезал:

– Обсуждать немецкие достоинства и недостатки потом будем. Капитан, лучше отметь один из пулеметов на правом фланге, второй -укрытый в кустах слева на холме.

– Вижу, – сказал Денисов, пулеметчики прикрывают работающих. Кроме этого, мне вон тот завал не нравится, что слева от брода, я бы там тоже пулемет поставил.

Сквозь тростник просматривалась изрядная куча из какого-то выброшенного на берег топляка и коряг.

– Отметим, – кивнул Кириллов

Кириллов согласился с Денисовым, подумав, о том, что, если бы он сам держал оборону на том берегу, то, наверняка, использовал бы эти чертовы коряги для пулеметного гнезда.

– Товарищ подполковник, – обратился к Кириллову старшина Пилипенко, – посмотрите слева за кустами, там у них бронетранспортер: когда он морду высунул, я его приметил, потом он опять назад сдал.

– Хреново, – пробормотал Кириллов.

С учетом практически подготовленной оборонительной позиции да ещё при наличии бронетехники, пушки и пулеметов у противника атака с ходу в лоб была самоубийственной, а если учитывать узость дефиле, то становилось совсем кисло.

Неожиданно наблюдавшего в бинокль Кириллова кто-то легонько тронул за плечо – это был Джумбаев.

– Товарищ командир, слышите, – прошептал он, – мотор шумит, сюда едет.

Слух охотника не подвел киргиза.

В звяканье лопаток и лающий говор солдат врага влился треск работающего двигателя, видимо, мотоцикла. С немецкой стороны реки по проселку к позиции окапывающихся фашистов приближался мотоцикл с коляской. На нем ехали двое: водитель – немецкий ефрейтор с характерными угольниками на рукавах солдат солдатом, в общем, ничего примечательного, а вот второй субъект заслуживал к себе намного больше внимания. Этот тип был одет в форму советского майора войск НКВД.

Мотоцикл подъехал прямо к позиции немцев, «майор» соскочил с мотоцикла и подошел к немецкому лейтенанту, тот козырнул подошедшему и пожал ему руку как старому знакомому. Потом они о чем-то заговорили, при этом майор показывал рукой то в направлении взорванного моста, то в сторону противоположного берега, лейтенант что-то отвечал, но о чем был разговор, естественно, услышать было невозможно.

– Товарищ подполковник, это же тот самый майор, который нам приказал ждать у моста, Сука, предатель, е…ый, гад, – злобно прохрипел старшина Пилипенко, – попадись ты мне, курва, легко не сдох бы.

– Тихо, старшина, – прервал его Кириллов, – он, по всей видимости, не предатель, а диверсант. У них тут целые группы действуют из особого полка Бранденбург 800, в них немцы из Прибалтики, украинские националисты, недобитки разные- хитрый и опасный враг.

Тем временем псевдомайор что-то коротко приказал ефрейтору, тот полез в коляску и достал оттуда армейскую радиостанцию Telefunken и ещё какую-то коробку, диверсант рукой показал в сторону скрытого бронетранспортера, и ефрейтор с радиостанцией в руках быстро пошагал к нему. Вскоре он вернулся, и бранденбуржец, простившись с лейтенантом, прыгнул на мотоцикл, после чего это трехколесное произведение сумрачного немецкого гения, подняв небольшое облако пыли, скрылось за пригорком.

– Теперь мы знаем, что ко всему прочему у них ещё и рация имеется, – с горечью произнес капитан Денисов, – в случае чего резервы подтянут.

– Может, и не подтянут, – возразил ему старший политрук Кондрашов, – слышите стрельбу? Это в районе Лубен, там бой идет, наши дерутся, наверное, остановили их, может, сейчас Красная армия подойдёт и ударят…

– Вы сами то верите в то, что говорите, товарищ политрук. В Лубнах, по моим сведениям, войск нет, только пограничники, рота НКВД да истребительный отряд, они долго не продержатся, – парировал политработника капитан Денисов.

– Откуда вы знаете? Может…

– Замолчите оба, – приказал Кириллов, – лучше давайте думать, что делать будем.

– А что тут думать?! Все силы в кулак, и под прикрытием минометов и плотного пулеметного огня вперед, в атаку, форсируем реку и собьем их с бугра. Нам бы только реку перейти, – запальчиво начал Кондрашов.

– Точно, так из всех пулеметов вдарим, что головы поднять не смогут, тут-то мы и атакуем, – поддержал его командир взвода из роты Денисова лейтенант Маринин.

Капитан Денисов после этих слов просто взбесился. Он тихо, но с ожесточением произнес:

– Да вы и до реки-то дойти не успеете, стратеги хреновы, только людей зря положите. Вы узость дефиле видели? Форсировать реку по колено в воде под огнем пулеметов и двух орудийных стволов -это чистая авантюра.

– Вы не учитываете моральный фактор, у нас большевистское сознание…– кипятился Кондрашов.

– Ты своим сознанием собрался танк уничтожить, политрук, или одним большевистским порывом смять арт-позицию и пулеметы? Это только в твоем боевом листке, наверное, всё легко. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

– Вы забываетесь, капитан, – прошипел политработник, – как выберемся, я сигнализирую куда следует о ваших пораженческих настроениях…

– Выберись сначала, гнида… Навидался я таких под Уманью… Черт с тобой, можешь сдохнуть сам, коли жизнь не дорога, но людей я тебе бессмысленно губить не позволю.

Кириллов резко прервал их спор, буквально зашипев от ярости.

– Молчать всем. Вас политрук я услышал. Что ты предлагаешь, капитан?

– А что тут предлагать? Атаковать нужно – это факт – и как можно быстрее, но не бездумно, не нахрапом. Ждать нельзя, с воздуха мы как на ладони, но даже это не главное: немцы скоро подтянут пехоту, укрепят оборону здесь и в других местах, к тому же организуют внешнее кольцо окружения и тогда – конец, мышь не проскочит; я такое уже видел. Атаковать нужно, но кроме просто лобовой атаки, определенно обреченной на поражение, необходим маневр мобильной конной группы во фланг немцев, что отвлечет часть их сил и позволит пусть с большими потерями, но переправиться через реку основному отряду. Призрачный, но все же шанс. Переправляться группе флангового удара надо по соседнему броду, если он, конечно, тоже не контролируется немцами.

– Конечно, и это авантюра, – подумал Кириллов, – но все же лучше, чем просто лобовая атака, – их Евгений Николаевич уже навидался в самом начале войны и хорошо знал их последствия.

– Ну что же, это мысль, – проговорил Кириллов, – по крайней мере хоть что-то.

Он посмотрел на Денисова и кивнул:

– Добро, возьмешь Пилипенко, тридцать человек на лошадях, ну, и три ручных пулемета. Отвлечешь их, может, чего и склеится. Я с Кондрашовым и остальными ударю в лоб. Как только завяжешь бой, мы атакуем через брод.

– Ещё какие-нибудь предложения у кого-нибудь есть?

– Минометами попробуем подавить пулеметчиков и прислугу орудия, – вставил свое мнение ещё один лейтенант из роты Денисова. Это был молчаливый мужчина средних лет с тронутыми сединой усами – лейтенант Кузьмин.

– А смогут твои расчеты точно мины положить? – спросил Кириллов.

– Большого опыта у них нет, но мы попробуем, сам корректировать буду, я срочную минометчиком был, навык имею.

– Ладно, – Кириллов повернулся к Пилипенко, – ну, а тебе с капитаном, старшина. Удачи! Не подведите.

– Будьте спокойны, товарищ подполковник, не подведем, а удача нам потребуется, это точно.

– Всё, совет закончен. Денисов, выступаешь со своими через пятнадцать минут, возьмешь с собой Рыжова, он дорогу покажет. И вот ещё что: если на втором броде – немцы, в бой не вступаешь и возвращаешься.

– Есть, не ввязываться и возвращаться.

– Так, всем остальным скрытно занимать позиции на склоне пригорка, себя не обнаруживать, пулеметным расчетам на гребень, командирам нарезать сектора обстрела и разобрать цели. Минометчикам приготовиться и подготовить боеприпасы, ездовым и водителям оставаться при лошадях и машинах и без нужды не высовываться.

Затем повернувшись к доктору добавил:

– Военврач Вяземский, развернуть медпункт по приему раненых.

– Политработникам находиться в наступающей цепи.

– Об этом можно было не упоминать, – несколько обиженно произнес Кондрашов. – Вы что сомневаетесь в нашем мужестве?

– Я не сомневаюсь, просто напоминаю, – ответил Кириллов. – И ещё не надо, товарищ старший политрук, ходить за мной хвостом, я не нуждаюсь в опеке и поддержке. Я бы рекомендовал Вам обойти каждый взвод, каждое отделение и поднять боевой дух бойцов, так сказать показать направляющую и руководящую роль большевистской партии, о которой вы там Денисова просвещали.

– Есть, поднять боевой дух, – с плохо скрываемым раздражением ответил Кондрашов и, пригибаясь, скрылся в зарослях.

Отдав последние распоряжения, Кириллов быстрым шагом пошел к машинам взвода НКВД, где его ждал лейтенант Игнатьев.

– Отойдем, лейтенант, и вы, старшина, – обратился он к стоящему рядом Осадчуку.

Кириллов, если не считать Штокмана, был единственным человеком в отряде, который знал, что собой представляет спецгруз.

До сего момента он не собирался посвящать кого бы то ни было в тайну опечатанных ящиков, однако в силу сложившихся обстоятельств он вынужден был довериться этим людям.

Лейтенант Игнатьев встретил новость с каменным, почти ничего не выражающим лицом.

Во-первых, он о чем-то подобном догадывался, в конце июня он доставлял поездом груз типа этого – церковную утварь и какое-то реквизированное польское имущество. Во-вторых, за время службы он привык ничему не удивляться и четко выполнять инструкции и приказы. Золото или не золото, сопровождение материальных ценностей или конвоирование спецконтингента – это служба, и её надо выполнять, невзирая ни на что. Так что он стоял и молча слушал Кириллова.

Аналогично вел себя и старшина Осадчук: тоже молча слушал капитана госбезопасности, лишь изредка кивая в такт его словам.

– Я рассказал все вам, поскольку очень вероятно, что атака не удастся и мы не прорвемся, и я не смогу выполнить приказ руководства, поэтому, если я погибну, а отряд не пробьется, вам предстоит в срочном порядке, тайно затопить ящики в болоте и запомнить место. Груз не должен ни при каких обстоятельствах попасть к немцам, и вы не должны также попасть в плен. В крайнем случае, в общем, последнюю пулю…

– Предпочитаю гранату, уходить надо громко, с оркестром, – горько ухмыльнулся Игнатьев.

Кириллов пропустил его горькую усмешку мимо ушей и продолжил.

– И вот ещё Штокман, оценщик, знает о содержании груза, и он тоже не должен попасть к фашистам.

– Не волнуйтесь, командир, – сказал Осадчук,– я за этим прослежу – живым он к ним не попадет.

– Не попадем ни мы, ни он, – подтвердил Игнатьев.

– Теперь другой вариант: прорваться удастся, но я погибну в бою, тогда ты, Игнатьев, возьмешь документы в моей планшетке и доставишь груз по адресату. В случае гибели лейтенанта доставка на тебе, старшина.

– Есть! Есть доставить, -ответили они.

– А теперь слушайте боевой приказ: вы остаетесь при грузе и ни на шаг от него не отходите ни сейчас, ни во время боя. Сейчас я пришлю к вам Штокмана.

– То есть как? Товарищ подполковник, все идут в бой, а мы с обозниками в тылу? Я – командир взвода, мои ребята под пули, а я… Тем более ваша жизнь ценнее моей для дела, у вас приказ командования, вы должны жить.

– Закончил, лейтенант? А теперь слушай меня: я не могу остаться, я людей возглавил и не могу обмануть их доверие, если меня не будет в цепи наступающих, упадет моральный дух, и атака захлебнется не начавшись. Так что иного выбора нет. Выполнять приказ, лейтенант Игнатьев.

– Есть, выполнять, – упавшим голосом ответил тот.

– Товарищ подполковник, разрешите мне с Вами, у Вас каждый человек с боевым опытом на счету. Я там больше пригожусь, а здесь товарищ лейтенант один справиться, – попросил Осадчук.

– Ладно, старшина, людей, обстрелянных не хватает, временно примешь взвод.

– Есть, принять, – бодро ответил старшина, подбросив руку к фуражке.

– Хорошие парни, – подумал Кириллов, – вот Осадчук радуется, как ребенок, будто на праздник идет, а не на смерть. С такими людьми мы войну ни за что не проиграем, – и на душе Кириллова стало чуточку спокойнее.

Когда Евгений вернулся к отряду, командиры уже поставили боевую задачу своим подчиненным, и бойцы начали скрытно занимать позиции на пригорке.

Водители и ездовые отогнали весь транспорт метров на триста и укрылись в небольшой роще и поросшем негустым кустарником неглубоком овраге. При машине с драгоценным грузом остались трое: лейтенант Игнатьев, сержант Ляскин, вооруженные автоматами ППД-40, и оценщик Штокман.

Денисов тем временем уже собрал свою группу из тридцати человек в основном из его роты, а также туда вошли Пилипенко, Осадчий и киргизы. Бойцов НКВД Кириллов оставил при себе, они должны были составить костяк основного отряда в лобовой атаке.

В воздухе явно витали нервозность и ожидание неизбежного – все готовились к бою.

Казалось бы, ничто уже не способно сорвать или, хотя бы серьезно, скорректировать планы людей, готовящихся к решительному шагу, но война как проявление жизни во всей ее неприглядности и обостренности иногда готовила и приятные сюрпризы.

По дороге к броду, гремя траками, поднимая небольшое облако пыли и вызывая панику у первых их заметивших обозников, шли танки.

Поначалу Кириллов, услышав вдалеке крики людей и приближающийся лязг гусениц, собирался занять круговую оборону и готовиться к последней в своей жизни схватке. Однако каково же было его удивление, граничащее с непередаваемой радостью, когда он разглядел в первой бронемашине знакомый силуэт БТ-5 с характерной поручневой антенной и следовавший за ним чуть в отдалении т-26.

Люки танков были открыты, и это свидетельствовало о том, что танкисты не опасались нападения.

Танки затормозили у рощицы, где укрылся транспорт отряда. Кириллов увидел, как с башни передовой машины соскочил танкист и как к нему подбежала фигурка в фуражке – Игнатьев. Они обменялись приветствием. Лейтенант что-то говорил танкисту, показывая на их позиции, после чего человек в черном танковом комбинезоне кивнул и в сопровождении сержанта Ляскина быстрым шагом, почти бегом, направился в сторону Кириллова.

Кириллов и Денисов раздвинули кустарник и направились навстречу танкисту.

– Откуда здесь наши танки, – с недоумением произнес Денисов.

– Откуда – не знаю, но скажу точно, капитан, похоже, наши планы немного меняются, – с нескрываемой радостью и облегчением ответил Кириллов.

– Похоже на то, и дай-то бог, чтоб задача стала попроще, – согласился с чекистом командир роты.

Поравнявшись со старшими командирами, танкист, сделав последние несколько шагов похожими на строевой шаг и отдав честь, представился:

– Лейтенант Смирнов, командир взвода 12 танкового батальона, приданного 87 стрелковой дивизии. Имею приказ следовать в Лубны в распоряжение 94 погранкомендатуры с целью усиления гарнизона города и отражения возможного прорыва противника, – с этими словами танкист расстегнул комбинезон и извлек из кармана командирское удостоверение и предписание.

Лейтенант был совсем молодым мальчишкой – среднего роста, худощавый, с сильно загоревшим, перепачканным машинной смазкой лицом и выразительными голубыми глазами.

– Вольно, лейтенант, не тянитесь, мы не на параде, – мельком посмотрев документы Смирнова и приказав Ляскину прислать Рыжова, Кириллов спросил:

– Как Вы здесь оказались, и откуда эти танки, 87-я, насколько я знаю, входит в состав 37 армии и сейчас дерется под Киевом?

Лейтенант снял танкошлем, вытер мокрый от пота лоб и кратко изложил свою историю.

Ещё три дня назад лейтенант Смирнов, командир танкового взвода легких танков БТ, в составе своего батальона следовал эшелоном в Киев в распоряжение 37 армии. Три дня назад на очередном перегоне эшелон попал под бомбежку, и батальон понес очень большие потери, потеряв до половины своих танков и более трети личного состава.

– Эти две машины, – он махнул рукой в сторону рощи, – были повреждены, у БТ-шки была разбита маска орудия, а у 26-го были проблемы с опорным катком и пробитие бакелитового бензобака. Только чудом не загорелся, – вытирая пот со лба, пояснил лейтенант, – в общем, досталось нам на орехи, кое-как дотащились до станции, а там как-никак подходящие рем. мастерские. Комбат приказал мне отремонтировать эти машины, а после догонять батальон своим ходом.

– Отремонтировали, и почему не догнали своих? – спросил Кириллов.

– Отремонтировать сразу не получилось, возились долго. Все мощности мастерских были задействованы на ремонт бронепоезда, тоже поврежденного пикировщиками. Два дня возились своими силами, кое-как подлатали технику и хотели догонять батальон, а тут новый приказ от командования – двигаться на Лубны для усиления, якобы, немцы прорвались.

– А как нас нашли?

Смирнов пояснил, что, в отличии от Кириллова, не доехал до моста, какие-то местные жители сказали, мол, моста уже нет, а колонна наших войск ушла на юг, в объезд. После этого Смирнов свернул на проселок и бросился ее догонять.

– В каком состоянии танки, лейтенант? – спросил Кириллов.

– В нормальном, товарищ подполковник, к бою готовы. Однако снарядов очень мало, сказали, что боеприпасами в Лубнах пополнят. У меня только три бронебойных и десять осколочных, у 26 и того меньше: одна болванка и пяток шрапнели.