Агора. Попаданцы поневоле

– Небогато, но для нашей задачи хватит.

– Какой задачи, у меня приказ двигаться в Лубны…

– Значит так, с этой минуты поступаешь в мое распоряжение и выполняешь мои приказы, все предыдущие приказы временно отменяются.

Кириллов обернулся к стоявшему неподалеку председателю колхоза.

– Товарищ Рыжов, вы местный житель, как думаете, пройдут по соседнему броду танки?

– Однозначно пройдут, товарищи командиры, у нас там «Сталинец» проходил, и эти пройдут, – уверенно ответил Рыжов.

– Ну и хорошо. Вот, лейтенант, товарищ Рыжов, он все дороги тут знает, и с этой минуты он ваш проводник.

Внезапно отдаленная стрельба в районе Лубен усилилась, в какофонию винтовочных выстрелов, все чаще вплетались хлопки пушек и треск тяжелых пулеметов. Заухали минометы.

– Там наши дерутся, – сжав кулаки, проговорил Смирнов, – им помощь нужна.

– Нужна здесь и в Лубнах…– Кириллов посмотрел на молодого танкиста. – Не поможешь ты ничем в Лубнах, прорвались немцы, по-видимому, большими силами, и, похоже, намечается окружение, а у тебя даже снарядов нет. В общем, собьем фашистский заслон, вырвемся из кольца и пойдем на соединение с частями РККА, а пока слушай боевую задачу.

Смирнов, слушая приказ, как-то внутренне напрягся, и Кириллову показалось, что он даже выглядеть стал старше.

–Ты со своими танками поддержишь фланговый маневр капитана Денисова, возьмешь на броню десант и в сопровождении наших кавалеристов переправишься по соседнему броду, а потом ударишь врагам во фланг, они этого явно не ждут. Как только завяжешь бой, мы атакуем здесь, – Кириллов показал в сторону противоположного берега.

– Ясно, понял, – с напускной решительностью ответил танкист. Евгений видел, что Смирнов нервничает, но старается держаться молодцом.

– Это, очевидно, его первый бой, ну ничего, справится, если что – Денисов поможет, – с этой мыслью он обернулся к комроты и сказал:

– Теперь, капитан, похоже, твой удар будет основным, а наш – вспомогательным. Кроме конников бери ещё отделение бойцов для танкового десанта, и действуйте немедля, а то дождемся фрицевской авиации, и конец нам тут.

Денисов молча кивнул

– Да, и ещё, капитан, если немцы контролируют и тот брод, в бой даже при поддержке танков не вступай. Силы распылять не станем: соберем всё в кулак здесь и ударим при поддержке танковых пушек. Ну все, как говорили раньше, с Богом. Прощаться не будем, встретимся на том берегу, удачи, мужики.

Кириллов выделил в танковый десант десять человек из роты Денисова. Капитан сам отобрал людей, назначив командовать сержанта Приходько, рослого одессита с фигурой портового грузчика, повадками урки, которого почему-то все звали Миша-моряк, и распределил бойцов по танкам.

Через несколько минут группа Денисова – два танка с десантом и импровизированный кавалерийский отряд – ушла к соседнему броду. Рядом с Денисовым, расположившись на танке и зацепившись руками за круглую башенную антенну БТ, показывал дорогу Рыжов.

Кириллов вернулся к оставленному на гребне бугра отряду и, передвигаясь где ползком, где пригнувшись, нашел Осадчука и расположившегося рядом с ним старшего политрука Кондрашова.

– Ну, как обстановка, товарищи? Как немцы?

– Пока спокойно, правда, когда танки подошли, они слегка заволновались, по-видимому, услышали шум моторов, но потом успокоились, однако бдительность похоже усилили, – доложил Осадчук.

– Хорошо, что Смирнова с его броней остановили у рощи, иначе всполошили бы фашистов до времени, – поймал себя на мысли Кириллов. Он посмотрел в сторону немцев, закончивших свои фортификационные работы.

– Я смотрю, они копать-то закончили, старшина?

–Закончили сволочи, – подтвердил Осадчук, – окопались.

– Им это не поможет, – встрял в разговор политрук, – мы со всей решимостью…

Кириллов с нескрываемым раздражением посмотрел на Кондрашова и тот осёкся.

– Я, товарищ подполковник, провёл с бойцами беседу, и все как один…

– Тише, товарищ политрук, мы не на митинге. Немцы рядом, идите лучше на правый фланг к взводу Маринина, вы там нужнее будете, когда начнется атака. Я здесь сам как-нибудь справлюсь, идите, идите…

– Есть, идти, – обиженно ответил политработник.

Приложив к глазам бинокль, Кириллов стал изучать позицию немцев.

Между тем Денисов выслал вперед своей группы конную разведку, которая не обнаружила у брода не единой души. Прикрытый со всех сторон зарослями и изгибом реки, брод и в самом деле был крайне незаметен и выдать его присутствие могли только едва видимые следы тракторных гусениц, того самого колхозного «Сталинца», о котором говорил Рыжов.

Но железного колхозного кормильца реквизировали для нужд РККА, и теперь он либо таскал за собой орудие, либо, что скорей всего, его догоревший стальной скелет нашел свое последнее упокоение на обочине какой-нибудь дороги.

Как бы там ни было, но с помощью Рыжова и неидиоматических выражений русского языка лейтенант Смирнов хоть и очень медленно, с со всеми предосторожностями, сумел переправить танки на противоположный берег. У кавалеристов, как и ожидалось, трудностей и вовсе не возникло.

Рыжов не ошибся, буквально в ста метрах от брода едва заметный путь, ведущий от переправы, пересекал обычный проселок, шедший вдоль русла реки. Денисов уже принял было решение двигаться по нему, но председатель колхоза предложил капитану более заманчивую идею:

– Тут такое дело, товарищ командир, оно можно, конечно, по проселку им в бок ударить, а вот там, – он показал рукой на восток, – ежели по этому проселку в другую сторону крюка дать ещё с полверсты, тады на большак выйдешь, шоссе значит, по-нонешнему…

– Покороче можно, – попросил Денисов.

– Можно и покороче. Этот большак, ежли с него свернуть…

– Я понял, зайти им в тыл, – перебил председателя капитан, – интересно.

Он достал карту и быстро прикинул возможный маршрут движения.

Денисов, Смирнов и Пилипенко склонились над картой.

Идея была заманчива: выйти в тыл фрицам, в этом случае успех будет практически гарантирован, двойного удара в лоб и тыл, да ещё при явном численном превосходстве атакующих, фашисты не выдержат.

Однако оставался риск движения по большаку, что если на нем они встретят немцев, и ладно, если это будет одиночная машина или мотоцикл, не дай бог, если это будет отряд с бронетехникой, тогда вся операция окончиться провалом. Но привлекательность удара в тыл противнику возобладала.

Денисов колебался недолго.

– Тут по карте этого большака меньше двух километров будет, проскочим, а там свернем с дороги на проселок, ведущий к броду, и мы у цели.

– Да несколько минут всего-то, никто и не заметит, и если даже увидят немцы, то издалека могут принять наши машины за свои.

– Кто не рискует, тот не пьет … Это, как его? …шампанское, – вдруг неожиданно вставил Пилипенко.

Денисов удивленно посмотрел на старшину – фраза была точно не из его лексикона. Пилипенко, увидев взгляд капитана, улыбнулся и объясняюще произнес:

– Так у нас в полку, в империалистическую ещё, поручик Румянцев был, отчетливый рубака и лихой кавалерист. Вот он так все говаривал, а мы, стало быть, за ним повторяли.

– Ясно, старшина, разобьем фрицев и попьешь своего шампанского.

– На кой оно мне сдалось, товарищ капитан, кислятина эта, пробовал её разок, после войны. Я вас горилкой угощу лучше.

– Ладно, закончили разговоры о напитках. Решено, идем по большаку фашисту в тыл. Первым двигается БТ, затем т-26, за ними кавгруппа. По коням!

– Есть, – дружно ответили Смирнов и Пилипенко

– По машинам!

С этими словами Денисов и Рыжов взобрались на БТ-шку, Смирнов занял свое место в башне, приказав мехводу начать движение.

Большаком была довольно широкая наезженная грунтовка.

Они выскочили на неё, не встретив никого и ничего, что могло бы вызвать опасение. Единственными упоминаниями о войне здесь были две разбитые телеги, сброшенные с дороги, по-видимому, танком или иной тяжелой техникой и наполовину завалившаяся в кювет полуторка с прострелянным бортом – ну, если не считать, то нарастающих, то вновь стихающих звуков боя в районе Лубен.

Заветные километры по наезженному пути танки прошли быстро, под отстала только конница, бронетехника поднимала слишком много пыли и двигаться вплотную за ней у кавалеристов не было никакой возможности, как, впрочем, и желания.

Перед поворотом на проселок Денисов приказал остановиться и подождать всадников Пилипенко, после чего комроты в последние минуты перед атакой поставил каждому отделению и экипажу свою задачу. Прежде всего, танки должны были стремительным ударом-огнем и броней уничтожить артиллерийскую позицию и бронетехнику противника, а затем при поддержке пехоты танковый десант и спешившиеся кавалеристы – подавить огнем пулеметные точки немцев, тем самым обеспечив успех атаки отряда Кириллова. Отдельное задание, ранее оговоренное с Кирилловым, получили бойцы под командой сержанта Приходько, их задачей было уничтожение или захват рации, укрытой в БТРе.

Всё это заняло не больше минуты, каждый и так знал, что делать и сейчас это было самое главное.

Ну, а дальше все было почти как песне «гремя огнем, сверкая блеском стали»! Танки устремились по проселку с максимально возможной скоростью. Теперь всё решали секунды. За русских была неожиданность и численный перевес.

Роковой слабостью немецкой позиции было то, что вся она была построена в расчёте на удар со стороны брода и никак не предполагала круговую оборону, тем более от атакующих с тыла танков.

Когда передовая машина лейтенанта Смирнова выскочила из-за поворота в ста метрах от немецкой траншеи, фрицы приняли её за одну из своих, возможно, посланных им в помощь с какой-нибудь целью.

Через несколько секунд они осознали свою ошибку, но было слишком поздно. С танков соскочил десант и открыл шквальный ружейно-пулеметный огонь.

Тем временем БТ таранным ударом сбил с дороги грузовик Opel Blitz, спрятанный за кустами и ранее не замеченный с противоположного берега. Грузовик завалился на бок, танк же с короткой остановки открыл огонь по расчету противотанковой пушки. Прислуга пыталась спастись в артиллерийском капонире и даже развернуть в сторону неожиданно возникшего врага орудие, но их усилия оказались тщетны – прилетевшая с противоположного берега минометная мина разметала расчет и повредила трофейную сорокапятку.

К ужасу немцев из кустов напротив по ним ударили длинными очередями несколько пулеметов, заухали минометы, и в апогее с матом и криками «ура» к броду хлынула русская пехота. Автоматический огонь русских не давал возможности прицельно вести стрельбу по наступающим, комья земли и песка от минометных разрывов тоже не прибавили гитлеровцам оптимизма.

Однако надо отдать должное противнику, они очень быстро приходили в себя. Атакующих брод встретил огнь хорошо замаскированного прибрежными корягами и ранее не обнаруженного пулемета. Второй пулемет бил из окопа на холме. Ещё не добежавшие до воды бойцы инстинктивно падали и вжимались в землю, стараясь найти хоть маленькую неровность, кочку, корягу, прибрежный бугорок – иллюзию безопасности, но большинство ее просто не находило, оставаясь лежать и погибать на открытом пятачке у проклятой переправы под огнем немецких МГ.

Кириллов, наступавший в передовой цепи, бессильно скрипел зубами. Пуля сбила с головы фуражку, и он упал, повинуясь безотчетному, животному чувству самосохранения. Ему удалось укрыться за телом убитого несколько секунд назад красноармейца. Он лежал не в силах поднять голову и ощущал, как пули, сочно шмякая, впивались в уже мертвую плоть павшего бойца, ставшего его укрытием.

Евгений Николаевич не заметил, как прикрываясь где жалкими складками ландшафта, где телами убитых товарищей, к нему подполз Осадчук.

Кириллову стало стыдно за свое бездействие, и он уже собирался упереться рукой в землю, готовый подняться и идти в атаку на пулеметы.

– Не дури, командир, – грубо, в сердцах и совсем не по уставу обратился к нему старшина, потом, спохватившись, поправился. – Вы нам живой нужны, у Вас задание, а тут погибнешь зазря. Пулеметы подавить нужно, иначе кранты. Пока наши на том берегу с немчурой разбираются, они нас тут всех положит, суки.

Кириллов быстро пришел в себя, лихорадочно огляделся и заорал, что было силы:

– Рота, по пулеметам, по корягам, огонь. Огонь из всех стволов.

Его услышали. Поначалу в разнобой, потом дружнее по врагу ударили сразу два дегтяря и Максим, сосредоточенные на левом фланге. К пулеметчикам присоединились залегшие с ним у брода пехотинцы и чекисты из взвода Игнатьева, и пусть не все они нашли в себе решимость поднять голову от земли, значительная их часть всё же начала вести прицельную стрельбу по огневым точкам немцев. В перестук пулеметных очередей стали вписываться хлесткие винтовочные выстрелы и трескотня ППД.

Внезапно над окопом на холме, где работал второй пулемет немцев, встал небольшой столб разрыва, и МГач заткнулся, не стрелял и пулемет за корягами.

– Попали, конец сволочи, – послышался голос лейтенанта Маринина.

Кириллов не был так уверен, по крайней мере, за пулемет в корягах.

– Осадчук, бери отделение, перейдешь брод и укроешься вон за той поваленной ракитой и топляком, прикроешь нас, если что, а пока будешь переправляться, мы прикроем тебя. Давай.

Но Осадчук не успел выполнить приказ, за спиной Кириллова раздался крик политрука Кондрашова:

– Рота, в атаку! – заорал комиссар. – За Родину! За Сталина!

Он поднялся и, размахивая пистолетом, пошел вперед, за ним последовал лейтенант Маринин с винтовкой наперевес, и уже успели встать несколько бойцов.

Несогласованность действий политрука с его планом злила Кириллова, но дело было сделано, рота стала подниматься.

Кириллов сжал до белизны в костяшках ППД и тоже начал вставать, но какое-то звериное чутье заставило его остановить свой взгляд на проклятых корягах и поваленных стволах деревьев слева от брода. Кириллову показалось неясное, едва различимое шевеление, едва заметный слабый отсвет, и он заорал, не узнавая свой голос:

– Ложись, рота, ложись!

Казавшийся подавленным пулемет ожил и, изрыгая из себя длинные очереди, выкосил тех, кто замешкался и не успел залечь, а затем с неумолимой методичностью принялся за остальных.

Первым погиб Кондрашов, пули пробили его грудь на вылет сразу в двух местах, его тело навзничь упало неподалеку от места, где лежал Кириллов. Рядом с ним умирал лейтенант Маринин, он то стонал, то храпел, пуская кровавые пузыри полуоткрытым ртом.

– Огонь, огонь по пулемету! – кричал Кириллов и бил длинными очередями из своего ППД. Но его команда, похоже, была лишней, бойцы и так вовсю стреляли по корягам, однако проклятый МГ, словно заговоренный, отвечал им злыми, правда, на этот раз короткими очередями.

– Осадчук, пошли человека к Кузьмину пусть закидает минами эту сволочь, он что там не видит, что мы голову поднять не можем. Куда он там к черту стреляет, у него одни перелеты.

– Есть, – ответил старшина; он приказал кому-то, и боец пополз к минометчикам.

Вскоре он вернулся:

– Товарищ командир, лейтенант Кузьмин ранен, шальной пулей зацепило, – по кавказскому акценту Кириллов узнал одного из бойцов взвода Игнатьева, кажется, ефрейтора Манвеляна, – а остальные не знают толком куда стрелять.

– Б..ть, раскудрить эту жизнь, – матерился капитан ГБ. Атака захлебывалась.

– Осадчук, попробуй корректировать огонь минометчиков сам, там у них ещё сержант был с виду толковый. Может получиться.

Вся надежда оставалась на группу Денисова и танкистов Смирнова.

Пока основной отряд был задержан у брода немецкими пулеметчиками, Денисов вел бой с заслоном немцев, которые сумели, кое-как развернуть свою оборону фронтом на восток и попытались отразить неожиданное нападение.

Фашисткий «чех» Т-38 «Прага», тут Одинёв не ошибся в марке танка, развернул башню в сторону противника и начал отстреливаться, одновременно задом вылезая из капонира, для прикрытия его маневра немцы использовали дымовые шашки. Ко всему прочему у гитлеровцев было достаточно пулеметов, кроме двух МГ, сдержавших атаку брода, у них было ещё два, которыми они встретили бойцов Пилипенко и танковый десант.

БТ Смирнова метким выстрелом подавил один из пулеметов, тот что бил по атакующим с гребня холма, после чего завязал ожесточенную танковую дуэль с «чехом». Из-за дымовой завесы, поднятой пыли и плохой видимости противникам не удавалось поразить друг друга, к тому же, помня о малом количестве снарядов, Смирнов должен был бить наверняка. У немца такой проблемы, по-видимому, не было, его 37 мм пушка выплевывала снаряд за снарядом, правда, пока без особого успеха. Единственной удачей фашиста можно было считать попадание вскользь по поручной антенне БТ, теперь она, наполовину оторванная, бесполезно свисала с танковой башни.

Немец попытался под прикрытием дыма зайти во фланг Смирнову, и ему это почти удалось, но, то ли в горячке боя, то ли полагаясь на свое умение, фрицы забыли о Т-26 и переоценили свои силы.

Т-26 с короткой остановки единственным остававшимся у него бронебойным снарядом поразил Ханомаг, разворотив ему оба борта насквозь. Двух контуженных и ошалевших от страха гитлеровцев, пытавшихся выпрыгнуть из БТР, без труда добили бойцы Пилипенко, двигавшиеся за танком и использующие его броню как щит. К сожалению, в Ханомаге они не обнаружили никаких следов рации. Не было в БТР и оружия – по всей видимости он уже побывал в бою, на лобовом листе и капоте явно были видны отметины от пуль и осколков, а крепление переднего пулемета вместе со щитком было оторвано.

Это и объясняло, почему немцы не использовали его в обороне. Не задерживаясь у подбитого БТР, двадцать шестой пошел дальше, расстреляв из пулемета трех выскочивших на него из зарослей гитлеровцев. Он, словно дикий зверь, проламывая кусты, почти выбрался из зарослей, намереваясь обстрелять оставшимися осколочными снарядами позиции немецкой пехоты, как сбоку из-за жидкой дымовой завесы прямо на него вынырнул немецкий танк.

Советские танкисты среагировали быстро: заряжающий дослал снаряд, и через секунду грохнула 45 мм башенное орудие. Расстояние было небольшим, и снаряд угодил в лобовую проекцию «Праги», но что могла сделать шрапнель вражескому танку? Свинцовый горох застучал по клепаной броне «чеха», видимо, немецкий экипаж пережил несколько крайне неприятных секунд, однако очень быстро пришел в себя.

Ответный выстрел немца не заставил себя ждать, бронебойный снаряд почти в упор угодил в башню двадцать шестого, убив командовавшего танком сержанта и оторвав ноги заряжающего, казалось бы, всё- с русскими покончено, но к ужасу немцев мехвод советского танка, чудом оставшийся в живых, повел свою машину на таран. Немцы видели, что уже не успевают выстрелить и не успеют уйти. Водитель «чеха» от отчаяния попробовал дать задний ход, но расстояние продолжало сокращаться, неумолимый, как сама смерть, горящий русский танк был уже в мертвой зоне обстрела. Т-26 со страшным скрежетом врезался в немецкий панцер, раздался грохот, и обе навеки потерявшие ход машины намертво застыли на склоне. Один из опорных катков германского танка был выбит, гусеница сорвана, кое-где вылетели заклепки. У искореженного двадцать шестого слетела с погона разбитая башня, деформировалась и смялась передняя часть. Русский танк горел, объятый бензиновым пламенем, превратившись в крематорий для своего героического экипажа.

Тем временем из немецкой машины попытались вылезти танкисты, но это им сделать не удалось: выстрелами из трехлинеек и ДП подоспевшие бойцы Пилипенко и танкодесантники убили одного из гитлеровцев, заставив остальных укрыться в чреве искалеченного панцера.

Улучив момент один из бойцов, взобрался на уже обездвиженный т 38 и засунул в деформированный таранным ударом люк гранату. После этого, стрелой соскочив с обреченного танка, укрылся в мелком овражке. Через несколько секунд грянул мощный взрыв, внутри бронированной коробки сдетонировали боеприпасы.

«Чех» в мгновение превратился в огненный шар, после чего от него оторвалась башня и, подброшенная исполинской силой взрыва, отлетела на два десятка метров. С бронетехникой немецкого заслона было все кончено.

Танковый таран и подрыв «чеха» стали переломным моментом схватки за брод, БТ Смирнова вместе с отделением пехоты прорвался к самым немецким позициям и в упор расстрелял ещё одно пулеметное гнездо. В это же время танковому десанту удалось закидать гранатами окопы гитлеровцев.

Денисов с автоматом в руках в сопровождении нескольких бойцов ворвался во вражескую траншею. Завязалась ожесточенная рукопашная схватка.

С другой стороны, используя немецкую дымовую завесу против самих же немцев, ударили бойцы Пилипенко и Миши-моряка.

В ход пошли штыки и приклады, ножи и кулаки, зубы и ногти.

Русский мат с вкраплениями тюркских ругательств переплетался с немецкой бранью, предсмертные хрипы умирающих тонули в зверином, нечеловеческом рыке и воплях дерущихся. Многие из фашистов были убиты осколками гранат или расстреляны из танкового пулемета БТ в самом начале атаки, ещё больше было раненых и контуженных, но те, кто уцелел, оказывали ожесточенное сопротивление. Рассчитывать на милость победителя им не приходилось, очевидно, что русские пленных брать не станут. Отступать германцам тоже было некуда, они дрались уже не за жизнь, а в попытке взять со своего врага кровавую цену повыше.

На Денисова навалился мордатый немецкий унтер, попытавшийся ударить капитана штыком. Денисову удалось отбить немецкую винтовку своим ППД и самому, используя приклад автомата, двинуть немца в лицо, капитан явственно слышал, как хрустнула переносица, и кровь залила оскаленную гримасой боли физиономию фашиста. Рядом с нечеловеческим остервенением дрались его бойцы, то тут, то там в клочьях сместившийся в их сторону дымовой завесы вспыхивали рукопашные схватки, и иногда гремели хлопки пистолетных выстрелов. Денисов бросился на помощь молодому парнишке из его отряда, которого душил рыжий немец, парень лихорадочно пытался ослабить хватку фашиста, но сил ему явно недоставало. Капитан уже было занес над немцем свой ППД, приклад которого он использовал как дубину, но из-за поворота траншеи скользнула тень в разорванной гимнастерке, на долю секунды застыла, оценивая обстановку, и бросилась на немца. Через мгновение рыжий гитлеровец медленно оседал на дно окопа, пуская кровавую пену из рта.

– Этот, кажись, здесь последний, товарищ капитан, – заметив Денисова, как-то буднично произнес боец, только что заколовший фашиста. В нем Денисов узнал Мишу-моряка.

– Да, кажется здесь все, траншея чистая, там Пилипенко, похоже, пулеметчиками ещё занимается.

– Да, мы заткнули последний пулемет, тот что в корягах был, вон и наши уже переправляются.

Денисов увидел, как с противоположного берега по колено в воде брод переходят красноармейцы во главе с Кирилловым.

Капитан глубоко вздохнул, почувствовав, как схлынуло нервное напряжение последних минут, и ощутил предательскую дрожь в руках – так с ним часто бывало после боя. Он с толикой зависти смотрел на то, как сержант Приходько, Миша-одессит, будто ни в чем не бывало, невозмутимо вытирал о полы кителя убитого им немца финский нож.

Пока бойцы зачищали немецкую траншею, люди Пилипенко обнаружили рацию и пытавшегося вызывать помощь немецкого радиста. Старшина не понял, удалось ли немцам связаться со своими, но то, что этот сеанс радиосвязи стал для них последним, он знал наверняка, после очереди из ДП в упор – не выживают.

Тем временем Джумбаев сквозь клочки дыма разглядел внизу склона холма вражеский МГ, прятавшийся за наваленным топляком, и двух немцев, пытавшихся вести огонь по бойцам Кириллова.

Вскинув винтовку и почти не целясь, степной охотник с первого же выстрела снял пулеметчика. Второй номер пулемета, увидев убитого в спину товарища, не стал дожидаться своей судьбы и нырнул под корягу, посланная в него пуля только расщепила ствол. Немец, используя коряги и топляк как щит, змеей уползал в сторону камыша, надеясь спастись в нем. Ещё немного, и ему удалось бы. Заметив его, Пилипенко тоже открыл огонь, увы, безрезультатно.

– Стреляй, Джумбаев, стреляй, родной, уйдет гнида.

Но пули либо чавкали в грязи рядом с гитлеровцем, либо застревали в топляке.

Ещё секунда, вторая и он бы ушел, но счастье внезапно изменило германцу, он крайне неудачно зацепился голенищем сапога за торчащий из коряги сучок, и это задержало его движение. Задержало буквально на секунду, но именно этой секунды хватило Джумбаеву. Пуля вошла немцу точно между лопаток, чуть повыше Y-образной портупеи, он дернулся и затих.

– Схоже, этот последним був, – заметил Пилипенко, вытирая вспотевший лоб рукавом гимнастерки. Старшина всякий раз при сильном волнении переходил на смесь русского и ридной мовы.