Стена и Молот

Он спружинил обутыми в кроссовкиногами, выпрямился и подбежал к скале. Ломаная линия сколов, уступов, и неровных выбоин уходила от пляжа, наискосок вверх по скале. Лесенкой и назвать-то это было нельзя, но, вот, дальше шли широкие пологие выступы, почти в ряд прямой линией, затем резко скрываясь из глаз, уходили за скалу. Отсюда было не видно, скала закруглялась, и следующие ступеньки были скрыты её массивом. Коля вглядывался, примериваясь начать восхождение, и рассчитывая путь.

– Надо лезть не так. – Вдруг раздалось рядом. Коля чуть не подскочил от неожиданности. Ну, конечно, сзади тихонько подошёл Данил. Он не скрывался, просто мягкий песок глушил шаги, а Коля засмотрелся на скалу, вот и проворонил.

– Тут, на те широкие ступеньки смотреть не надо. Они как раз и приведут туда, где вчера Вероника сорвалась. Там есть другой путь. – Данил подошёл и встал рядом.

– Ну и какой? – нехотя произнёс Коля.

– Так не расскажешь, тут показывать надо. Пойдёшь за мной?

Коля кивнул на скалу, давай, мол. Данил первый полез по выступам и почти сразу добрался до широких уступов-ступеней уходящих за скалу.

– Вот, смотри! – Они стояли на первой ступени. – Глаза и ноги сами просятся пойти широким путём, но там дальше обрыв, именно в том месте, где кажется, что сейчас поднимешься выше. Обман. Гибель. Идти надо узкими уступчиками – вот. – Он вдруг показал Коле ямку в скале, куда вполне можно был поставить ногу. Она была в тени и сливалась с чернотой скалы. – А дальше, – продолжал показывать Данил, – вот туда! – Серо-бурый каменный желвак выпирал из тёмной скалы инородным предметом. – Он будто стёсан сверху, нам отсюда не видно. А вот с него уже можно почти как по лестнице пройти совсем спокойно. Там ещё площадочка есть, затем щель в скале, как раз человеку пройти, и вот за ней уже плоская вершина. Самый верх. – Данил улыбался рассказывая. – Ну что, пошли?

– Пошли. – Буркнул Коля.

Данька полез первым, показывая, куда и как ставить ноги, а Коля лез, карабкался следом и запоминал. Ага, желвак из бурой породы, действительно был, как будто срезан и на него можно было встать, даже двоим, если прижаться друг к другу. Здесь Коля остановился и немного перевёл дух, а Данька уже стоял выше.

– Вот, тут ещё две ямки небольшие, а дальше, как по проспекту. – Сказал он, развернулся к скале, и в несколько движений скрылся из глаз. Коля последовал за ним. Буквально через минуту он вышел по достаточно широким уступам на площадку и осмотрелся. Метра четыре в длину и почти столько же в ширину, прорезанная трещинами с мелкой травой и камешками, она представляла собой неправильный прямоугольник, где-то до половины окружённой скалой, а с другой половины резко обрываясь и падая отвесной стеной. Коля подошёл к краю и осторожно посмотрел вниз. Там чернели камни и, чуть поодаль, шумело море. За камнями оно было тёмного синего-зелёного цвета, там сразу начиналась глубина. Он огляделся – какая же здесь была высота? Вокруг всё было неровное, и скалы и земля, даже море изрезанное камнями и скалами, которые дальше открывались взору, казалось было неровное.

– Сколько здесь? – спросил он Данила, стоящего рядом.

– Не знаю. По ощущениям, до камней и моря, этаж четвертый, может чуть больше.

Коля кивнул, он сам примерно так и оценивал.

– Интересно дальше. Смотри. – За выступом скалы, как Данька и говорил, обнаружился проход, будто щель или проём в скале наверх. Коля увидел, что внизу дыбились каменные желваки на подобии ступеней. Он прошёл вслед за Данилом, обтирая плечами скалу, сделал последний шаг и вдруг оказался на самом верху. Большая ровная площадка, почти без неровностей – Коля присвистнул – можно было хоть вертолёт сажать, простиралась узким треугольником метров на пятнадцать и сужалась острым углом, за которым, крошась и ломаясь, уходила тонкой каменной волной дальше влево и вниз-вниз, выпирая узлами разнообразной каменной породы, в основном серой, она исчезала в разломах и трещинах, петляя и сходя на нет.

– Тем путём не пройти, хоть и может показаться, что можно. Путь только один. Тот, которым мы забрались. – Упреждая его вопрос, сказал Данька.

Коля стоял и смотрел вниз. Вид и вправду был великолепный. Глядя прямо можно было видеть море во всю ширь, не считая островов, что тонули вдалеке в бледной дымке. Слева, как на ладони был виден весь пляж, обрыв скалы за лагерем, с которого Коля чуть не свалился в первый же день, а справа была маленькая бухточка отороченная скалами и торчащими из-под воды камнями. Ещё левее, та самая искрошенная линия каменной гряды, уходившая вниз и терявшаяся в щелях и глыбах косо обломанных скал. За ними бескрайним простором зеленели лесами приморские сопки.

– Да, красиво тут. – Он подошёл к самому краю. – Высоко.

– Да. – Данька подошел, становясь рядом. – Здесь ещё выше.

Они какое-то время стояли, молча разглядывая раскинутый у их ног пейзаж. А Коля понемногу начинал чувствовать подступающее и тихо разгорающееся внутри раздражение. Чего это Данька припёрся за ним на пляж? Кто его звал? Стоит рядом, как милый друг, разве что руку на плечо не положил. Ага, ему только дай волю и попадёшь в ту же ловушку, что и отец… Ничего, с Колей этот номер не пройдёт.

– Слушай, Даня. – Коля развернулся к Данилу, который стоял рядом, глядел вдаль и тихо улыбался каким-то своим мыслям. – А зачем ты за мной на пляж пришёл?

Данил повернулся и, продолжая улыбаться сказал.

– Да вот, заметил, что ты меня заметил, но сделал вид, что не заметил. – Он сам усмехнулся своему ответу. – Поэтому решил, что раз ты сделал вид, что меня не заметил, то и я сделаю вид, что не заметил, что ты меня заметил. – Он почти смеялся, говоря.

– Ну, и на хрена? – сознательно обострил разговор Коля, закипая. Данил только вздохнул, продолжая улыбаться.

– На хрена? – Коля буравил его взглядом.

– Ну, как? – Данил сделал вид, что не заметил обидного слова. – Ты ведь на скалу бы полез…

– Ну и что?

– Ну как, «ну и что»? Ты бы застрял именно там, где вчера застряла Вероника, и кто бы тебя теперь ловил, а? – Он опять улыбнулся.

Коля почувствовал, как краснеет его лицо. До него дошло. Он чуть не заскрипел зубами от досады. Этот баптист оказался прав. Ведь всё верно, он бы именно так и сделал. Он сам полез бы на скалу, не зная броду, радостно протопал бы по широким ступеням, полез бы выше, и оказался в той же самой ловушке, что и Вероника. Только он массивнее и тяжелее девчонки. Долго ли он смог бы продержаться там? Коля всё также продолжал таращиться на Данила не зная, что ответить. Тот, однако, наслаждаться триумфом не стал, ещё раз коротко, понимающе улыбнувшись, он сказал.

– Давай спускаться.

Пока спускались, Коля взопрел от напряжения. Надо было идти очень осторожно. Один неправильный шаг грозил падением. Он шёл строго за Данилом, наступая за ним чётко след в след, камешек в камешек, уступ в уступ.

Вот и пляж. Колю потихоньку отпускало напряжение, но он продолжал чувствовать себя неловко. Данька молча шагал рядом, только поглядывал на часы. Скоро утренний сбор вожатых. Пока шли до лагеря, смущение прошло, и снова забурлило раздражение. Данил, как будто чувствовал это, он шёл и не говорил ни слова. Только в лагере, перед тем как разойтись, он вдруг сказал.

– Кстати, Коля… Спасиботебе, что спас вчера Веронику. – Он примирительно улыбался.

– Себе оставь. – Бросил Коля, уходя в душ.

Заходя в конференц-зал, Коля притормозил у кабинета Валерия Вадимовича. Оттуда доносились взволнованные голоса. Коля прислушался: с дядей Валерой вполголоса спорила Элеонора Робертовна.

– … ну а зачем вы про Ленина песни ставите? Они сейчас-то детям, зачем нужны?

– Это наследие советской эпохи. – Сварливо отвечал ей Валера. – Это наша история, под эту песню и я когда-то в пионерлагере маршировал.

– Ну, хорошо, а про марихуану вы зачем включаете? – недоумённо вопрошала Элеонора.

– Это современная молодёжная песня. – Назидательно отвечал ей Валерий. – Ребятам нравится.

– Да, с чего вы взяли, что им нравится? Мы их тут учить должны, а не развращать. Марихуанна. Тьфу!

– А там и поётся, «не бери её»! Вы в слова-то вслушайтесь! – не сдавался он.

– Да зачем мне в слова эти гадкие вслушиваться? Вы подберите музыкальное наполнение, которое концептуально бы увязывалось с тематикой нашего лагеря. Это молодость! Юность! Задор! Свершения!

– Я именно так и делаю. У меня есть чёткая музыкально-контекстуальная концепция, и я строго придерживаюсь её.

– Да, где там концепция? У вас там мешанина какая-то! Зачем вы ребятам при въезде песню про сироту-мамонтёнка включили? Чтоб они заплакали и в маме стали проситься?

– Это для того, чтобы всколыхнуть в них глубинные детские воспоминания. О безмятежном, хорошем и добром. В этом и есть проявление концепции.

– Да ну вас! – Элеонора затопала к двери, и Коля пошёл дальше.

– И прошу вас впредь не указывать мне. – Бубнил Валерий, шагая за ней. – Я в ваши дела не лезу, вот и вы, будьте добры…

– Хорошо, если б вы ещё понимали в своём деле.

– А я говорю вам, что понимаю в своём деле.

Они вслед за Колей зашли в конференц-зал. Там уже были все, кроме поваров.

Пока они рассаживались, дверь ещё раз хлопнула и бодрым шагом вошла директриса. Она села на своё места у стола и без предисловий сразу спросила.

– Ну что, как прошёл первый день? Все придумали песни? Названия отрядам все дали?

Все согласно загалдели. С песней не вытанцовывалось только у москвича Андрюхи. Коля прислушался к его объяснению. Выходило, что ребята были какие-то не такие, не слушали, что этот Мандрыгин им говорил, и никак не могли сочинить нормальную песню. Да и название отряда у них никак не выходит, потому что, мол, название надо концептуально привязать к песне, а так как песня не выходит, то и соответственно…

– Андрей Владимирович. – Элеонора встала, обращаясь к нему. – Я вот вчера немного посмотрела, как вы с ребятами обсуждали песню, и увидела, – вы уж, извините, – что вы связали всю их инициативу, и свели на нет, все их попытки что-то создать. Постоянно говорили только вы. Так не надо делать. Вашего уровня за этот период, они всё равно не достигнут. Надо было проще поступить. Пусть они бы сочинили, а вы бы только направляли и поправляли, где надо… А к песне и название бы сочинилось само. Вы ж в педагогике не новый человек. Отпустите их, дайте им проявить себя, не давите авторитетом.

– Да я не давил. – Оправдывался москвич.

Коля сидел, слушал и думал, что всё-таки он вчера правильно поступил, когда решил ни во что не вмешиваться. Только у него это вышло само собой от отсутствия идей, а у того, наоборот, ничего не вышло от изобилия собственных. Кандидатскую пишет, надо же, а песенку не сляпал. Горе от ума, похоже.

– Так, коллеги, я прошу вас помочь Андрею Владимировичу. Только быстро. Через час после завтрака у нас презентация отрядов и песен. Сейчас – Валентина Викторовна взглянула на часы, – у нас почти восемь. В ноль-ноль у нас подъём, а в восемь сорок завтрак. Итого, до десяти тридцати у вас время есть.

– Да, мы вчера за день не успели. – Бубнил москвич.

– Вы не успели, а другие прекрасно справились. – Отпарировала Элеонора. – Сегодня вам помогут, а вы мотайте на ус. Ещё раз повторяю, не надо гасить инициативу детей.

– Да, я не гасил ничего! – Мандрыгин уже начинал закипать. – Они сами нормального варианта предложить не смогли. Я весь день пытался донести до них нравственно-психологический аспект дидактического влияния музыкальных и поэтических комплексов. Теорию опосредованного воздействия. А они абсолютно, понимаете?…

– Ладно. – Рубанула ладонью директриса. – Сейчас не будем долго и нудно выяснять. Пусть все сделают выводы, а нам надо двигаться дальше. Элеонора Робертовна?

– Да. После нашей презентации отрядов, точнее начиная с неё, каждому отряду будут начисляться баллы. А в предпоследний день, то есть, за день до отъезда, мы будем подводить итоги, и поздравлять победителей. Ещё, с завтрашнего утра, мы будем проводить общую зарядку. Сегодня первое утро, так что пусть дети выспятся, привыкнут к новой обстановке, а с завтрашнего дня, завтрак будет на пятнадцать минут позже. Эти пятнадцать минут мы уделим зарядке. А проводить зарядку будет… – Она сделала загадочную паузу. Коля навострил уши, чтобы узнать, кто же будет проводить зарядку. – … А проводить зарядку будет Николай. – Закончила Элеонора Робертовна.

Коля выпрямился на стуле.

– Хорошо, Николай? – Элеонора и директриса с улыбкой смотрели на него.

– Да, можно. – Коля кивнул.

– Коля, – обратилась к нему директриса. – Встаньте, пожалуйста!

Коля поднялся, удивлённо озираясь. Все смотрели на него. Директриса поднялась со своего места и подошла к нему.

– Коля, – ещё раз повторила она. – Вы вчера просто спасли всех нас. Не только девочку. Всех нас. Позвольте вас обнять. – Она порывисто его обняла, окатив запахом тонких духов. – Спасибо. – Выдохнула она, выпуская Колю из объятий. Все вокруг захлопали. Даже «эти» несколько раз шлёпнули в ладошки.

– Вы сейчас для всех детей герой. Мы и так хотели, чтобы вы проводили зарядку, как самый физически подготовленный человек среди нас, но теперь-то особенно! Так что не откажите. – Элеонора стояла рядом и по-матерински поглаживала Колю по плечу.

– Да, согласен я, согласен.

– На десять минут, где-то. Какие-нибудь общие упражнения. Хорошо?

Коля в ответ кивал, хорошо, мол. Тут и правда, проблем особых не было. Проведёт он зарядку, это вам не стихи сочинять.

– Так, что ещё. – Элеонора обратилась ко всем. Сегодня у всех отрядов после презентаций, вступительный урок по английскому языку. Проводит Наталья и Саймон. Вот и он здесь, я вижу.

Американец, радостно скалясь, привстал и помахал рукой. При виде его у всех невольно на губах проявились сдавленные ухмылки. – Вспомнили тот крик – подумал Коля, в свою очередь, кривя рот и гася улыбку.

Ровно в восемь ноль-ноль над всем лагерем из динамиков уныло раздалось.

Не для меня придёт весна,

Не для меня Буг разойдётся,

И сердце радостно забьётся

В восторге чувств, не для меня!

Верный своей мудрёной, и понятной только ему, концепции, дядя Валера будил детей.

Повара суетились, накрывая на стол. Мансур расставлял большие пиалы с нарезанными огурцами и помидорами. Вчерашний рабочий выносил дышащие паром кастрюли с кашей и ставил их на столы. Тётя Тая звенела тарелками. Сторож Игорь Семёныч курил сидя на ступеньке у своей конуры.

– Слышь, Саня! – орал он второму рабочему. – Под такую песню в гроб ложить надо! А этот дурик, дитёв будит!

Хорошенькая фельдшер Алина ходила между домиков и поторапливала сонных девчонок. Коля невольно засмотрелся на неё. Невысокая, стройная как куколка, в белом халатике, с сумкой на боку, она так и приковывала Колины взгляды.

Не для меня, красой цветя,

Алина встретит в поле лето;

Не слышать мне её привета,

Она вздохнёт – не для меня!

Коля ошалело перевёл взгляд с женской фигуры на динамик. Такое прямое попадание было уже слишком. Алина и вправду на него не смотрела, и вчера проявила к нему, прямо таки показное безразличие. Коля пошёл вытаскивать из палаток пацанов. А с Алиной надо будет попытаться ещё, может и для него улыбнётся и вздохнёт разок. Он дошёл до палатки, и с облегчением увидел, что все ребята были на месте. Трегубин и Волчанский ночевали в одной секции с двумя ребятами из отряда москвича Андрея, а Свиридов, Елисеев, Савинецкий и Журкин вместе – в другой. Трегубин, привычно хмуря лобик со сна, уже выглядывал из палатки.

– Чё это за песня такая печальная? – спросил он.

– С отбоем перепутали, наверное. – Ответил кто-то из Андрюхиных пацанов.

Коля заглянул внутрь. Волчанский спал как убитый, и вставать, кажется, не собирался.

– Всю ночь где-то лазил. – Недовольно пробурчал второй парень из отряда москвича, шелестя пакетом с зубной щёткой и пастой. – Потом, в темноте по моим ногам оттоптался, гад. Лежит вон, сигаретами воняет.

Коля засунул голову глубже в палатку, и в нос ощутимо ударило табаком и перегаром.

*****

За завтраком уже привычно помолились баптисты. Коля увидел, что некоторые ребята из их отрядов тоже вставали. Однако. Его отряд дружно работал ложками, и он сам не отставал от них. Почти все были в сборе. Немного опоздала Иоланда, да и Волчанского поднять Коле не удалось. Точнее, удалось бы, но Коля не стал прибегать к тяжёлым мерам и насильно поднимать его – пускай себе, спит. Так от него проблем меньше. Он уже интуитивно ухватывал суть, что значит быть вожатым. Направлять, одобрять, и не сдерживать инициативу. А в остальном – по распорядку. Сначала Коля, конечно, вскипел, вбитые за пять лет рефлексы требовали поднять спящего Лёху за шиворот и погнать на завтрак, но Коля вовремя остановился. Какой толк поднимать сейчас Волчанского? Это в казарме бы его подняли, и не спросили бы, а потом погнали бы на утренний кросс. Если надо, то и пинками. А здесь зачем? Пусть завтрак пропустит. Будет ему урок. Надо будет потом потолковать с ним наедине, и за курение и за ночные отлучки. Где тут можно ночью лазить?

За крайним столом слышалось тихое, быстрое обсуждение. Как Коля и думал, помочь москвичу Мандрыгину поручили Артёму. Артём что-то торопливо втолковывал ему, а тот возражал. Артём опять настаивал.

– Да вот, твои же ребята предлагали. Это отлично подойдёт. И мелодия всем знакома…

– Не подойдёт это, я говорю, – кипятился Андрей. – Я ж тебе объясняю, что тут понятийный ряд не коррелирует с общей концепцией.

– Бли-и-ин, Андрюха, – застонал Артём, – ты это в кандидатской своей писать так будешь. А здесь надо просто, типа шутки и прикола. Кто тут твою корреляцию смотреть будет. Тебе предлагают отличный вариант, чего ты упираешься?

– Артём-Артём! – Москвич ребром ладони бил по столу, расходясь всё больше и больше. – Самое трудное, это профессионалу работать с непрофессиональными людьми. Ты, человек без образования, ты не можешь понять сути, и лезешь со своими глупыми советами. А подход должен быть проработан, понимаешь? Про-ра-бо-тан! Концептуально. А не «тяп-ляп» и побежали! Где тут отражён базисный подход педагогической теории? Артём, ты тоже меня учишь, как и остальные, а сам даже понятийным аппаратом не владеешь. Ты мне про зависимость эфективности процесса воспитания с его результативностью, что-нибудь сказать можешь?

Он шумел всё сильнее, расходясь не на шутку. Коля видел, как к спорщикам тихонько подошёл Данька.

– Тише, тише. Остынь. – Даня легко похлопал Андрея по плечу. Тот задёргал плечом, сбрасывая руку и недовольно кривясь.

– Андрей, на вас ребята смотрят. Зачем эти разборки. Тише.

– Затем, что тут никто не понимает ничего. Непрофессиональные люди учат профессионалов. – Упрямо шипел Мандрыгин.

– Тебе, как суп нашей тети Таи? Вкусный был? Так вот она вообще не профессионал. Никаких поварских курсов не заканчивала. И дипломов не писала. Однако суп все едят и хвалят.

– Ну и?

– Ну и не горячись. Отложи теории пока. Давай, поближе к людям… Ты ребятам нужен своим.

– Ага, сравнил педагогику с супом. Ума-то хватило! Поучились бы с моё, для начала! – Андрей рывком встал из-за стола и быстрыми порывистыми шагами ушёл из столовой.

Артём с Данилом смотрели ему вслед.

– Трудно объяснить слепому, какого цвета небо, – задумчиво сказал Данил.

– Надо же, а вроде нормальным казался. Бывают же такие люди, из всего проблему сделают. – Артём почесал голову и повернулся к Даньке. – И чего теперь делать будем?

– Не знаю, но мне думается, что если так дальше пойдёт, то придётся его отряд расформировывать и по остальным раскидывать. Ладно, пусть Валентина Викторовна с Элеонорой разбираются. Ты это… сходи в его отряд, пусть напишут то, что собирались. Ободри их там…

Коля тоже был озадачен. Он ел кашу и не мог понять этого Мандрыгина. Чего он так разнервничался? Взял, ушёл. А дальше, что? А его отряд? Коля покрутил головой. Ну и ну. Он снова уткнулся в тарелку. Каши было много. Он положил себе ещё добавки, и вздохнул прислушиваясь. Над лагерем опять рыдал над своей печальной судьбой горбун Квазимодо.

Глава 8. День добрый.

Названия отрядов у баптистов веселили глаз и подкупали своей простотой и непосредственностью. «Радость», «Доброта», «Звёздочки», «Юность», «Дружба» и тому подобное. Коля улыбался рассматривая. Чувствовалась надёжная рука вожатых. – Детский сад «Ромашка», блин, – хмыкнул он, разглядывая дальше. Сам он и его отряд стояли под табличкой «Бравый». Рядом, как и на построении, стоял отряд москвича, только без вожатого. Хмурый Ванька Гавриленко, тот самый, которому Волчанский ночью ноги отдавил, топтался, держа табличку с номером отряда. Сразу за ним стояла худенькая, по-подростковому нескладная девочка в синих брючках и кепочке и держала наспех сляпанный плакат со странным названием отряда. «Вызов» – гласил плакат по-русски, А ниже, уже по-английски, было написано: Challenge. Коля нахмурил лоб, вспоминая слово. Это, кажется, значит, что «вызов», в смысле – вызов на бой. А не вызов неотложки, например. За осиротевшим отрядом тихо встал американец. Не то, чтобы как вожатый, но так… присутствовал. Наверное, он им этот «челлендж» и предложил. Вызов судьбы, типа. Ну, а на безрыбье, и сторож Семёныч в качестве вожатого сгодится…

Ну а Артёмкин отряд сразу бросался в глаза своим оригинальным названием. Сам Артём стоял впереди и с таинственным видом опирался на шест «отряд 2», а рядом с ним стояла очень красивая фигуристая девочка лет семнадцати и, улыбаясь, держала плакат, который гласил: «Виннички и Пятапухи». Да, Артём не был бы Артёмом, если бы не отчебучил что-нибудь такого. Его подопечные, стояли позади него и давились от смеха, предвкушая свой выход. Ребята из других отрядов бросали заинтригованные взгляды и на все лады читали их название. Презентация ещё не началась, а психологический перевес уже сильно склонялся на сторону 2-го отряда. Артёмовские ребята это чувствовали и с затаённым превосходством поглядывали на других.

Вот встали, как вчера на линейке директриса и Элеонора. Даже повара и сторож Семёныч подошли поближе, наблюдая. Презентация отрядов – это было интересно. Смолкли динамики, которые голосом Джона Ленона пели про «Еллоу Субмарин»… Учитывая особое видение дяди Валеры, то и эта песня для начала торжества, смотрелась неплохо, а то мог бы и вправду колыбельную включить. Коля успел заметить, как к ним, осматривая по ходу пустые столы столовой, подошёл Волчанский.

Элеонора объявила в микрофон про баллы и конкурсы и, не мешкая, по жребию, потянула номер отряда из сложенных бумажек в коробочке.

– Честь первым презентовать свой отряд, а также название и песню, получает отряд номер….

Все затаили дыхание.

– Четырнадцать! – громко объявила в микрофон Элеонора Робертовна. Коля пробежался взглядом по рядам. Это был отряд Веронички и той самой вожатой из Брянска, как там, бишь, её… Все захлопали в ладоши глядя на них.

– Четырнадцатый! Ваш выход! – торжественно объявила Элеонора.

Вожатая в длинной юбке, держа маленькую Вичку за руку, вышла к точке старта, за ней дружно выкатился её отряд. Сразу за вожатой, улыбаясь сколотым зубом и краснея царапиной на носу, то отставая, то забегая вперёд, семенила Вероника. В руках она держала плакат с надписью «Вместе». Коля заметил, что в основном там были девочки, а мальчишек было всего трое, а нет… четверо. Вот он, ещё один мелкий, топает с ними. Это значит у парней в основном пацаны, а у девушек вожатых перевес был в сторону девчонок.

Быть всем вместе, это радость!

Помогать друг другу!

С нашей песнею весёлой

Мы пройдём по кругу.

Мы поможет, тем, кто рядом,

И плечо подставим.

А того, кто загрустил.

В горе не оставим.

Сделав круг, они развернулись, и второй раз, пропев свои нехитрые стихи, возвратились на своё место.

– Отряд номер четырнадцать! «Вместе!» Ваши аплодисменты! – Бодро крикнула в микрофон Элеонора.

Раздались громкие хлопки. Причём сами баптисты в ладоши не хлопали, хлопали только дети из их отрядов.

– Следующий выход… – Элеонора опять протянула эффектную паузу. – Отряд номер семь!

Коля вздрогнул. Он повернулся к своим и кивнул, мол, действуем, как договаривались. Они все вместе вышли к точке старта. Всё было почти как на показательных выступлениях и на праздниках в училище. Коля топнул ногой, и все ребята за одно движение встали по парам.

– Отря-а-а-д! – Громко протянул он. В это время ребята вытащили из-под футболок, заранее взятые на кухне, под самое честное слово, подносы.

– Бравый! – вразнобой, зато громко, рявкнули они. И забарабанили в подносы.