Стена и Молот

Вот идёт отряд наш бравый!

Они чеканили шаг.

Левой-правой! Левой-правой!

Отбивали ногами ритм.

Мы, ребята, всем примеры!

Правой-левой! Правой-левой!

Бум-бум-бум. – стучали подносы.

Мы забыли про отбой!

Мы готовы – рвёмся в бой!

Топ-топ-топ – вторили подносам ноги ребят.

По прямой и по кривой!

Без победы не поедем мы домой!

Ой!

Все вскрикнули, подняв руки. Развернулись и пошли на второй куплет.

Ожидайте нас с победой!

Правой-левой! Правой-левой!

В самом хвосте отряда, путая левую и правую ноги, не попадая ими в такт, и жутко краснея, плелись Иоланда и Лёшка Волчанский.

Наконец они все вместе завершили круг и вернулись в строй.

– Отряд номер семь! Бравый! Похлопаем им. Молодцы! – Элеонора Робертовна сама несколько раз хлопнула в ладоши. – А следующий выход это… Отряд номер восемь! Аплодисменты.

Раздались хлопки. Коля скосил глаза на соседей. Это был Мандрыгинский отряд. Сам Мандрыгин так и не подошёл.

– Короче, давайте живо! – прошипел Ванька с табличкой. – Две минуты позора, зато потом свободны! Орите погромче.

Они нестройной толпой пошли к точке старта. Американец остался на месте.

– Наш отряд – «Вызов» – громко сказал Ванька. Худая девчонка подняла плакат.

–Челендж! – крикнули два-три голоса.

– Челендж. – пискнул кто-то следом.

Коля понял, что они должны были крикнуть вместе, но сейчас забыли и растерялись. Ванька с девчонкой шагнули вперёд и весь отряд что-то быстро, и недружно запел, иногда выкрикивая то «Вызов», то «Челендж». Кажется, на мотив Чунга-Чанги… Коля видел, что они торопятся быстрее пройти и вернуться на место. – Гад, всё-таки, Мандрыга, – подумал Коля. Бросил ребят, кандидат учёный, а им теперь в одиночку отдуваться приходится.

– Поддержим ребят! – громко прокричала в микрофон Элеонора. – Отряд номер восемь! Чунга-Чанга!

Все захлопали и засмеялись. Элеонора Робертовна опять напутала.

– Мы – «Вызов!» – с обидой крикнул кто-то из восьмого отряда. Но его никто не услышал. Все ржали, показывали пальцами и повторяли: – Чунга-чанга! – Папуасики! – Негритосики!

Следующими выпало идти Ане Коломиец. Отряд номер один. Они прошли, махая своей «Радостью» и спели тоже, что-то правильное и сиропное. Коля так не узнал мотива. Следом был объявлен отряд шесть. Колины соседи с другого боку. Это уже была Юля Коломиец, Анина сестра. Теперь в воздухе парила «Доброта», а дети, надрываясь и щурясь на солнце, пели про то, как хорошо быть добрым. Два великовозрастных паренька с пробивающимися усами, уныло тащились в конце вереницы девочек и грустно басили про свои сердца полные любви и желания поддержать слабых.

Но их не очень внимательно слушали. Все переминались от нетерпения, ожидая выхода Артёмовского отряда. Наконец микрофон радостно объявил, что следующим выступит отряд номер два. Все громко захлопали и некоторые даже засвистели, а объявленные ребята напряглись и изготовились. Артём выждал, пока закончится шум, и уныло волоча за собой по бетонной площадке древко шеста с номером отряда, понурив голову, совершенно один, поплёлся к стартовой точке. Все затаили дыхание, понимая, что вот это – оно! Началось.

Артём дошёл до конца, со вздохом выправил шест, потом посмотрев на своих ребят, заунывно позвал.

– Отря-а-а-д! Давайте пе-е-еть…

– Да, ну-у-у-у! – раздался ему в ответ такой же унылый вой.

– Ну, пли-и-из… – прорыдал Артём, умоляюще сложив руки лодочкой.

– Ла-а-а-адно! – хором раздалось в ответ.

Красотка с плакатом в вытянутых руках, дефилируя, как на подиуме, грациозно пошла к Артёму. А остальные ребята, оставаясь на месте, стали резко отбивать такт ладонями. – Пам!-пам!-пам!-пам! – Все невольно подхватили этот ритм, и теперь уже вся площадка хлопала вслед выступающему отряду. Кто-то восхищённо свистел, глядя на девчонку.

– Это кто? – спрашивали рядом.

– Это Вика Зоренко из Партизанска. Клёвая, да? – отвечали ему.

А Вика Зоренко дойдя до Артёма, картинно подняла плакат и громко нараспев красиво протянула – Виннички и Пята-а-а…

– …Пухи! – оглушительно рявкнул остальной отряд, бросаясь к ним.

Они моментально выстроились и замаршировали под всем известную песенку Винни-Пуха.

– Пам-парам-парам-парам-пам-пам-пам-пам!!! Пум-пурум-пурум-пурум-пум-пум!

Артём взмахнул рукой, и они двинулись вперёд, распевая.

Хорошо живёт на свете наш отряд!

Повезло тем, кто попал к нам – будет рад!

Мы большие самородки… – они остановились, будто призадумавшись.

от Парижа до Находки… – прошли ещё несколько шагов.

Омса, лучшие колготки? – вопросительно выкрикнула Вика.

Нет! – рявкнули ей. И хором продолжили.

От Парижа до Находки – на машине и на лодке…

По приборам, по наводке!

На парковке и на сходке!

А также в лесу! на море! и в лагере!

Да!

– Пам-парам-парам-парам-пам-пам-пам-пам!!! – Опять замаршировали они. Дойдя до конца площадки, они резко развернулись.

Хорошо живёт на свете наш отряд.

Побеждает в состязаньях всех подряд!

Лучше вы нам не мешайте,

Все призы нам отдавайте.

На лошадке покатайте!

А также подарите пятьсот порций….

Мороженного! – ликующе завопили они. И сразу же вместе направились в центр площадки.

Хорошо живёт на свете наш отряд!

Повезло тем, кто попал к нам – будет рад!

«Виннички и Пятапухи» – не обидим даже мухи!

Вы свои откройте ухи!

Их держите на макухе!

И всегда в таком же духе…

Да! Да! Да!

Они вдруг бросились в разные стороны, и сразу же снова собрались в центре площадки.

– На-Всег-Да! – Закричали они, присев и махая руками. Туча мелко нарванных разноцветных бумажек взметнулась над их головами, а красивая Вика стояла в центре, картинно держа плакат высоко над головой.

Аплодировал весь лагерь. Свистели все, кто только мог свистеть. Даже Коля, удивляясь, что можно, оказывается, вот так отработать простую песенку, громко хлопал вместе со всеми. После такого феерического выступления, выходы остальных отрядов прошли как-то совсем незаметно. Кто получил самый высокий балл, никто даже не спрашивал. – Надо было Артёма последним выпускать, – с усмешкой подумал Коля. Он вдруг почувствовал тревожное неудобство, словно бы его тайком кто-то разглядывает. Он осторожно скосил глаза. На него долгим и пристальным взглядом смотрела блондинистая училка Наталья из Уссурийска.

Глава 9. Вечер добрый.

После обеда все опять захотели на пляж. Коля сразу заметил, как перекрывая подступы к скале, на пляже полукругом расположился отряд Марка. Ребята загорали, купались, но добрая половина из них постоянно бдила, периодически вскидывая голову и оглядывая пляж. – Баптистский дозор? Ну-ну, в общем правильно. – Пробормотал он, разглядывая ребят. Действительно, ждать, пока кто-нибудь опять туда полезет, не стоит. Вероничка опять, как ни в чем, ни бывало, бегала по пляжу. Иногда останавливаясь у одного отряда и слушая о чём говорят, иногда у другого, она казалось, совсем не помнила вчерашнего происшествия. Пухлая малявка Вичка опять сидела на мелководье и играла с совком и ведёрком. Юля Коломиец возилась с ней рядом и что-то рассказывала. А где остальные баптисты? Коля оглядел пляж и вдруг заметил, что теперь они расположились не особнячком, а наоборот, вытянулись в линию вдоль всего пляжа. Их вожатые бдили, никто не клевал носом. Точно, баптистский дозор. Коля усмехнулся. Ладно, это хорошо. Проблем будет меньше.

Коля перевернулся и сел, глядя как радостно Волчанский плещется в море. Сразу после обеда, который проголодавшийся Лёшка поглощал с большим аппетитом, все разошлись по комнатам, надевать плавки и купальники, а этот так и остался сидеть, нахохлившись как воробей, и глядя перед собой. Коля подсел, и хотел уже, было отчитать за ночную отлучку, но что-то остановило его. Лёха хмуро глядел, ожидая взбучки.

– Чё? – спросил он, косясь исподлобья.

Но Коля вдруг спросил другое.

– А, ты чего переодеваться не идёшь? Чего не купаешься?

Лёшка отвёл взгляд и посмотрел в стол.

– А чё мне в воду лезть? Чё я там не видел?

Коля продолжал смотреть на него. А тот вдруг тихо сказал.

– У меня трусов нет.

У Коли внутри что-то дёрнулось. Вот, бывает же.

– Слушай, я, кажется, знаю, что нам сделать. Пошли. – Коля поманил его рукой, вставая. Лёшка недоверчиво посмотрел на него, всё ещё ожидая законного нагоняя за ночную отлучку и опоздание к завтраку, но всё же встал и пошёл.

– Бить будешь? – на всякий случай, спросил он.

– Надо бы, сам понимаешь. – Хмыкнул Коля.

Они вместе пришли в Колину комнату. Узбека Мансура не было, сегодня на ужин все ожидали плов, и он сосредоточенно возился у казанов под навесом. В комнате Коля достал упаковки с новой парой трусов. Они, как Коля помнил, были треугольные и плотные, так что можно было даже притвориться, что это плавки.

– Держи! – Коля сунул Лёхе в руки упаковку. – Подарок тебе от Воздушно Десантных Войск. Можешь здесь и переодеться.

– О, ништяк! – Лёха радостно принялся скидывать штаны. Коля отвернулся, глядя в окно. По дорожке вдоль женских домиков шла хорошенькая фельдшер Алина. В своём белом халатике в обтяжку, в белых кроссовочках, с белыми же носочками и докторской сумочкой через плечо, она была очень хороша. Сейчас она дойдёт до его домика и повернёт к столовой. Надо было выходить и им.

– Ну чё, оделся? – Коля повернулся к Волчанскому.

– Ага. – Волчанский стоял перед ним, застёгивая штаны и сияя. – Ништяк. – опять повторил он. – Теперь, блин, искупаюсь.

– Пошли. – Сказал Коля. Он хотел выйти сейчас, чтоб пересечься с Алиной, а та как раз подходила к их домику. Волчанский быстро обулся, и Коля запер дверь.

– Привет! – сказал Коля нагоняя фельдшера. – Тоже на пляж?

– Не тоже, а сама по себе. – Отстранённо и недвусмысленно ответила она.

– А мы все сами по себе, но только на пляж идём вместе. – Попытался улыбнуться Коля.

– Ну и идите. Вместе. С другими. – Последовал холодный ответ. Коля растерянно хлопал глазами, глядя ей в затылок. Чем это он успел насолить ей, что с ним так неласково? Или она со всеми так? Ну, не нравится он ей и ладно, зачем же, как с врагом разговаривать? Она не оборачиваясь, пошла дальше, а Коля повернул к столовой. Там уже собирались его ребята.

В углу пляжа Семёныч с рабочим уже натянули волейбольную сетку и теперь команды играли по очереди. На пляже были не все – несколько отрядов остались на урок по английскому языку. Коля видел вчера, как ребята пытались общаться с американцем. Дело вроде шло неплохо, тот им что-то рассказывал, они переспрашивали, не понимали, путались, но потом неловкость прошла, и они часто смеялись. После ужина, с Саймоном пыталась общаться другие вожатые. Коля слышал Любкин смех. Артём, как оказалось, тоже довольно неплохо говорил по-английски. Он со своими ребятами отсутствовал – сейчас у их отряда как раз шёл урок. Не было и застенчивой вожатой Натальи, английской училки. Тут всё понятно, она помогала Саймону проводить занятие. Её отряд тоже остался в лагере на уроке.

Рядом копошились его ребята и некоторые из отряда москвича. Коля уже начал подмечать, что Андрюхины ребята, как-то сами собой, начинают расползаться по другим отрядам. Ванька Гавриленко и ещё один паренёк, Серёга кажись, что делили палатку с Трегубиным и Волчанским, негласно присоседились к их отряду. Девчонки все приклеились к Ане Коломиец. Остальные, вроде как возле Артёма крутились. Коля приподнялся на локте и посмотрел вокруг. Где они? Да разве рассмотришь тут, среди этой беготни и плескания?

Сам Мандрыгин соизволил выйти к обеду, наскоро съев первое и второе, ни с кем не разговаривая, он также быстрым шагом удалился к себе в комнату. Коля только диву давался. Ну ладно, психанул… плохо, конечно, но бывает, но дальше-то что? А работа? А ребята? Коля невольно примерял эту ситуацию к училищу – там такого просто не могло быть. Личности с такими закидонами отсеивались в первый же год обучения. Кто не смог, не понял как вести себя в коллективе, кто пытался крысятничать, чересчур качать права, или вот так вот истерить, просто покидали стены учебного заведения. Сами не выдерживали гласного или негласного отчуждения, пусть даже и по предметам шли хорошо. Кто-то бывало, начав не очень хорошо, может, не разобравшись сперва, потом, всё-таки врубался, как себя вести, а кто-то… Мысли опять перетекли на свою собственную участь. А сам-то? Интересно, как лучше поступить? Может, как есть домой к Колымскому-Львову заявиться? С солдатской простотой и прямотой. Виноват, мол, не спорю. Бейте, но не отлучайте. Никто ж не видел… Коля вздохнул. Зато слышал… Генерал так орал… Преподы набежали… И теперь Коля навроде этого Мандрыги для своих. Да уж… Нечего на других пенять, когда сам не лучше. Уж лучше б, его, правда, генерал пристрелил, чем это отлучение. И как теперь дальше жить? Лагерь закончится, и что дальше?.. Тоска.

Рядом, обсыхая на солнышке, что-то оживлённо обсуждали Пашка Елисеев, Арсений и Славка Трегубин. Коля повернул голову прислушиваясь.

– …вместе подойдём и скажем, что нефиг им с нашим отрядом тереться, пусть к себе валят. – Пашка говорил уверенно и чуть возмущённо. – У них есть свой вожатый, вот пусть к нему и дуют.

– Правильно, чё прицепились? – соглашался Савинецкий.

Славка с ними не соглашался.

– Да чё, вам жалко, что-ли? Они вон, даже с нами в одной палатке ночуют. Нормальные ребята. Я вчера болтал с ними. Они оба с Кавалерово.

– Ну и пусть валят в своё Кавалерово. Чё они к нам приклеились? – Савинецкий наморщил нос. – Ты видел их вожатого? Сосисон варёный.

– Вот пусть около него и трутся. Чунга-чанги. – Пашка уверенно кивнул. – Только тянуть не будем. Сейчас они из воды вылезут, и мы сразу подойдём. Свиридов их пасёт сейчас. Давайте вместе, и чтобы девчонки не видели…

– Отставить!!! – громко гаркнул Коля. Ребята удивлённо вскинулись на него.

– Так… – продолжил Коля, садясь на песок. – Ты! – он показал на Пашку – бегом, приведи сюда Свиридова! Быстро!

Пашка, тараща глаза, послушно побежал к морю. Остальные затихли выжидательно глядя. А Коля ждал и думал, как лучше поступить. Раздалось торопливое топанье, и рядом приземлились Лёшка Свиридов и Павел.

– Так. Двигайте ближе. – Сказал Коля. Ребята пододвинулись под тень зонта. – Значит, слушайте сюда. У нас на первом курсе такой случай был. Скажем так, из другого отряда в наш отряд, пацана одного перевели. У него там со своими отношения не заладились. Чего-то там обозлились все на него. Перевели к нам, в общем… А мы тоже его принимать не хотели. Чего его к нам? Зачем он нам нужен? Не зря его, видимо, там кусали. Ну и мы начали было его покусывать. А в нашем отряде парень был отличный, Рокот прозвище. Он собрал нас и говорит, – Это мы что, как в курятнике? Новенького обязательно заклевать надо? – Мы призадумались и перестали того дёргать. А со временем разобрались, что он отличный парень, и я с ним очень подружился. Вот так. Тоже Пашкой зовут, кстати. – Он взглянул на Елисеева. Тот смотрел не моргая.

– Смысл ясен? – спросил он ребят.

– Ясен. – Вместе ответили они.

– Мы с вами не в курятнике, да и сами не куры, вроде… Те не виноваты, что у них с вожатым так вышло. Они-то причём? Их наоборот поддержать надо. Если хотят быть с нами, то пусть будут. Пусть увидят, что у нас дружные ребята. Самые лучшие. Тем более, что в одной палатке ночуете. Понятно?

– Да, мы поняли. – Ответил за всех Паша. Он смущённо хмурился. Остальные кивали.

– Просто вы у нас один такой. – Это сказала Лена Бабич. – Она, оказывается, неслышно подошла и сидела рядом, слушая. – Такой… – повторила она, застенчиво улыбаясь.

– В общем, дружите… и с ребятами, и с девчонками. Может, ещё в жизни пересекаться будете. Увидите, что трудно, помогите, понятно? У меня всё. – Коля встал и пошёл к морю. Вовремя. К ним уже подходила Надя Клименко, а за ней топали мокрые Ваня и Серёга из Мандрыгинского отряда.

Коля не спеша поплыл вперёд, на глубину. Ребята заревновали, что ж бывает. Где-то, даже хорошо. И хорошо, что вовремя вмешался. Мысли об училище опять сдавили сердце. Он рассказал ребятам чистую правду. Пашка Зимин был сам из Владикавказа. У кого-то из ребят пропали дедовские командирские часы, и их владелец, почему-то подумал на Пашку. А когда тот растерялся от внезапного обвинения, эта растерянность была принята за доказательство вины. Произошла перебранка, потом драка. Пашка расшиб тому нос. За того вступился друг и Пашка отхватил в той потасовке. Потом, через несколько дней была ещё одна драка. Зиму, уже чуть ли не в открытую, называли крысой, а тот злился и норовил каждый раз дать в морду. И как-то вышло, что все ополчились против него. Сам Зимин не жаловался, не скулил, но озлоблялся всё больше и больше. Как уж там преподы этот вопрос выяснили, Коля не знал, но Зиму в итоге определили к ним. Слух о том, что к ним перевели «крысу» моментально пролетел среди ребят. Пашку встретили таким же враждебным недоверием, как и там, откуда он ушёл. Придирки и ядовитые намёки начались почти сразу. Коля и сам сразу невзлюбил Зимина на общей волне, не сомневаясь, что дыма без огня не бывает. Он помнил, как Рокот зашёл в комнату для занятий, где они все, собравшись, ожидали начала урока, и ни на кого не глядя, произнёс в пространство: – «У нас как в курятнике. Нового надо заклевать. Желательно насмерть». Все затихли, соображая. А Рокот сел на своё место, и принялся шуршать конспектами, как ни в чём не бывало. Ребята Рокота уважали, к нему прислушались, и Зимина дёргать перестали. А со временем обмялись и оттаяли. Точнее, разобрались. Когда учишься и живёшь с человеком под одной крышей, вместе носишься по пересечённой местности и прыгаешь с парашютом, нутро человека раскрывается. Видно было, что Зима не крыса. Отличный парень оказался. Колин лучший друг. А потом вышло совсем смешно. Курсант тот, хозяин часов, съездил домой и вернулся с ними на руке. Вспомнил, что это папашка к нему приезжал, кормил в машине мамкиными пирожками, а дурень этот часы свои снял, положил где-то рядом, да так и не надел. Забыл. Отец тоже не заметил и уехал с часами. Вот так и вышло всё наружу. Он так и ходил с этими раритетными часами на руке и все делали вид, что ничего не случилось. Перед Зиминым так никто и не извинился.

Вечерело. Подул ветерок и на небе стали появляться тучки. Коля поёжился и надел футболку, кажется, хорошая погодка заканчивается. Сегодня за обедом кто-то говорил, что завтра будет пасмурно. Его отряд увлечённо играл в пляжный волейбол. Тонкая Иоланда, на удивление, играла очень хорошо. Коля видел, как развевались её волосы, после каждого удара по мячу. Новые ребята играли бок о бок с Колиными, и это было здорово. Женька-ёжик куда-то ушмыгал. Переодеваться, наверное. Один Волчанский всё купался и купался. Изредка прибегая и обсыхая на горячем песке, он опять бежал купаться, вознаграждая себя за вчерашний «сухой» день. По всему пляжу народ начинал собираться, переодеваться и уже первые зелёно-розовые цепочки людей потянулись к лагерю. Коля взглянул на часы – надо было собирать своих, скоро ужин. Плов.

Из моря выбежал детдомовец Лёха и блаженно растянулся на песке. – Ништяк! – опять сказал он.

– Слышь, Лёха! – позвал его Коля. Наверное, пришла пора спросить про ночную отлучку.

– Чё? – тот поднял голову из песка.

– Подгреби-ка поближе.

– Ага. – Волчанский смотрел радостно, весь в восторге от купания. «Большой уже, а ещё ребёнок», подумал Коля.

– Лёха, вот скажи мне, ты, где ты всю ночь шлялся? А?

– А чё? – Тот загадочно улыбнулся жёлтыми зубами.

– Да, я твой вожатый, если чё. – в тон ему ответил Коля. – Мож, поделишься?

– По-братски? – всё так же, смотря с хитрецой, уточнил Лёха.

– А как же ещё?

– А не вкинешь?

– Чего?

– Ну, не настучишь дяде Жене, там, или директрисе?

– Не, не сдам, а сам настучать по шее могу. Ну, давай, колись.

– Я в Находку ездил. – Хихикнул Волчанский.

– Чего?! – Коля подумал, что ослышался. – В Находку? В город?

– Да, а чё?

– А-а, как… Как ты туда добрался-то? – Коля удивлённо смотрел на него.

– А чё, трудно, что ли? Ноги в руки и до трассы. А там попуткой. – Лёха объяснял ему как несмышлёнышу.

– А там ты чего делал?

– Да, в бар какой-то завалил. К мужикам там подъехал, мол, туда-сюда, детдомовский, пама-жи-ите люди добрые, налейте выпить-закусить. Вот.

– И чё, налили? – ошарашенно спросил Коля.

– Да. И налили и накормили, и за жизнь поболтали и… – он остановился.

– И чё ещё?

– И денег дали. – Прыснул Волчанский.

Коля ошалело глядел на него. А тот только посмеивался, экий ты, мол, наивный.

– А назад-то как?

– Да, они же до лагеря и отвезли. Пьяные. Ну, до поворота. А дальше я сам. Вот.

Коля смотрел на него, переваривая. Ему не хотелось даже ругать этого детдомовского Лёху. Он просто был очень удивлён. Запросто так из лесных дебрей смотался в город, погулял всласть и нормально так, вернулся обратно. Делов-то… И чего теперь с ним дальше делать? По шее дать? Да, что ему эти тумаки? Он и так уж два раза отхватил здесь. Припугнуть, может? А чем? Да и не хочется… Вот он, улыбается. Уже не по-мерзки, а по-человечески. Первый раз искренно радуется морю.

– Слышь, Лёха. А чё дальше-то делать будем?

– А чего?

– Ну, ты и дальше, вот так вот, гулять будешь? – Наверное, лучше было попытаться договориться. – Мне же нагорит из-за тебя.

– Да всё будет нормально, не ссы? – Лёха довольно хохотнул.

Коля моментально дал ему подзатыльник. Голова Волчанского качнулась вперёд, и он чуть не клюнул лицом в песок.

– Сам не ссы. – серьёзно сказал Коля.

– Понял, не дурак. – Лёха потёр затылок. – Ну, я, это… типа больше не буду.

– Не будь. – Коля кивнул. «Или предупреди, хотя бы», хотел добавить он, но сдержался.

К ним, закончив игру, уже шли их ребята. Пора было идти в лагерь.

Плов был очень вкусный. Мансур-ака постарался на славу. И, что было особенно здорово, его было много. Коля ел вторую порцию. Приходил Мандрыгин. Молча навалил себе плова на тарелку и так же молча ушёл. Коля проводил его взглядом, чувствуя, как в нём начинает закипать злость. Этот москвич сам загнал себя в глупое положение и сейчас типа на всех обиделся. Ну, тогда бы и голодал в гордом одиночестве. И чего он дальше собирается делать? Будет весь заезд так сидеть, выходя только за едой? Дурак учёный. Ладно, пусть у директрисы и Элеоноры голова болит об этом. Он привычно пробежался взглядом по головам ребят. Все были на месте и оживлённо общаясь, работали ложками. Женька-ёжик уже объелся и сидел, икая и пуча глазки. А Волчанский, сидя с другого Колиного боку, продолжал усиленно жевать. Он, после их откровенного разговора на пляже, как бы уже претендовал на закадычного друга, и теперь наоборот, держался близко. Когда они подходили к лагерю, Лёха, загадочно глядя на Колю, вдруг прошептал.

– Слышь, Колян. – Он немного передразнивал Колину манеру.

– Чего? – Коля выплыл из своих грустных мыслей.

– Хошь, скажу чего?

– Ну.

Волчанский оглянувшись на идущих спереди и сзади, ребят, прошептал.

– Я ночью в лагере, кое-кого видел.

– Кого?

– Да я почём знаю. Ходил кто-то весь в чёрном, и фонариком в бабские окна светил.

– В какие ещё «бабские»? – Не понял Коля.

– Ну, в женские, где девчонки спят. Мужик какой-то, сам весь в чёрном… ходит тихонько так. Если бы не фонарик, то я бы и не заметил его. Я притормозил такой, не понял типа. А он так – раз, и фонарик выключит, потом к другому домику подойдёт, раз – и включит, смотрит туда чего-то.

– Может вожатый был? – Коля удивлённо слушал Волчанского.

– Не знаю, только зачем вожатому так прятаться?

– Не окликнул?

– Да не, оно мне надо? Да и… чего-то ссыкотно стало. Какой-то он… не знаю. Опасный. Короче, очко у меня сыграло.

– А чего сразу не сказал? – удивлённо спросил Коля, переваривая услышанное.

– Да, как, ты чё? Здрасьте, я тут пьяненький в четыре утра пришёл… и типа дядю страшного видел. Так, что-ли?

– А не почудилось тебе, с пьяных глаз-то?

– Да я не сильно-то пьяный был. До лагеря ж добрался, через забор перелез, палатку свою нашёл. Я ж только отблеск света от фонаря заметил, и прокрался посмотреть. Вот и увидел.

Они уже заходили в лагерь. Коля шёл и думал, как всё это понимать. И надо ли вообще этому придавать какое-то значение. Может это сторож Семёныч ходил? Так это вроде его прямая обязанность, он же сторож. Тогда всё объясняется. И всего делов-то.