Зачарованная

Смотрю на гроб, где покоится Мемнон, неподвижный, как сама смерть. Кажется, он даже не дышит.

Наша связь говорит мне, что муж мой жив, но никаких признаков этого я не замечаю.

Глажу его по волосам, убираю их со лба. Моя кровь и мои слезы капают на его доспехи.

– Нет, так все не может кончиться, – шепчу я. – Мы вечны.

Чувствую, как что-то мрачное и решительное пробуждается во мне.

Мы вечны.

Если у нас отнята эта жизнь, мы обретем другую.

Эйслин – не единственная, кто готов пойти на крайние меры.

Я тоже готова.

Какие бы чары ни наложила она на Мемнона, я сотворю заклятье сильнее. Пускай оно не пробьет магию фейри, зато подомнет ее под себя.

Последние искры силы разгораются во мне.

Я могу это сделать. Ради него. Ради нас.

Я должна.

Мне лишь нужна капелька помощи.

Крепче вцепляюсь в саркофаг, собирая всю свою магию. Тело не хочет расставаться с последними бесценными крупицами силы, но я знаю, что есть и другие источники магии – это и воздух, и даже сама земля. Она уже отведала крови, которую я потеряла, и я чувствую, что она хочет еще. Она голодна.

Есть то, что управляет магией, то, что может помочь мне сотворить мощнейшее заклятье, которое мне нужно… но не даром.

Склоняю голову над саркофагом и произношу вслух:

– Взываю к любому богу, кто мне ответит: Мемнон Неукротимый уснет сном бессмертных и пробудится лишь от моей руки. Связываю свою душу этой клятвой. Даже в смерти я буду ее заложником. Бери то, что должен, и сделай по слову моему.

Несколько секунд я слышу лишь тихое потрескивание огня. И когда я уже почти уверена, что ничего не получилось, где-то вдалеке рождается глухой стон, от которого вздрагивают факелы. Стон перерастает в вой ветра, который проносится по комнате, взметая мои волосы. Ветер проходит сквозь меня, и я чувствую, как он уносит крупицы моего существа. Кровь исчезает с кожи – как и слезы со щек. Что-то темное, голодное проникает в меня сквозь раны.

И коварно вторгнувшаяся сущность, едва оказавшись во мне, начинает расти. Распространяться. Я задыхаюсь, прижимая руку к животу. Какой бы бог ни откликнулся на мою мольбу, он назвал свою цену. Я чувствую, как он пожирает то, что осталось от моей жизни.

Неземной ветер кружит по комнате, а потом исчезает, так же стремительно, как и возник. А боль, разъедающая меня изнутри, остается.

Пошатываясь, приваливаюсь к саркофагу. Смотрю на Мемнона.

Прекрасного, чудовищного Мемнона.

Вечного Мемнона.

Касаюсь его щеки, легонько глажу.

– Мы получим другую жизнь. Лучшую жизнь, – обещаю я.

Наклоняюсь над саркофагом, не обращая внимания на протестующее тело, и прижимаюсь губами к его губам. Они теплые.

Чуть отстраняюсь, нависая над ним.

– Я найду тебя, мой царь. Я твоя навеки.

Выпрямляюсь, чувствуя, как катятся из глаз горячие слезы. Все, чего я хочу, – это свернуться калачиком в этом гробу и провести последние мгновения своей жизни рядом с Мемноном. Прекрасное место, чтобы умереть.

К сожалению, если я хочу довести дело до конца, я не могу этого сделать.

Поднимаю дрожащую руку, заставляя упирающуюся магию поднять в воздух крышку гроба. Заношу ее над саркофагом и осторожно опускаю.

По щеке ползет слеза. Губы дрожат от горечи и изнеможения. Усталый взгляд падает на высеченную на крышке надпись:

Ради любви своих богов, остерегайся меня.

Мемнон Проклятый.

Ужасную эпитафию я оставляю ему: не то чтобы она не соответствовала истине – но она отпугнет, пожалуй, любого, способного ее прочесть. А если нет, то нужна защита.

При одной мысли об этом мне становится тяжело. Кладу руку на саркофаг, готовясь выдавить из себя еще каплю магии. Но когда я призываю силу, та хлещет потоком мощнее прежнего.

Дар безымянного бога?

Прикусываю губу, чтобы не разрыдаться от облегчения. Разум мой затуманен болью и близостью смерти, но чары, которые я накладываю, прочны; гладкие, туго натянутые нити сияют, появляясь одна за другой, пока не накрывают всю комнату. Помещению тоже требуется защита.

Обхожу гроб, хотя ноги почти не держат меня. То омерзительное присутствие продолжает расти, иссушая меня изнутри.

Что-то толкает меня, я опускаю взгляд и вижу Ферокса. В какой-то момент мой фамильяр спустился под землю и добрел до проклятой гробницы, чтобы найти меня. Теперь он приваливается ко мне и смотрит большими, полными тревоги глазами.

Кладу руку на голову пантеры и шепчу:

– Мне так жаль. Я не хотела всего этого.

Он тычется носом в мою ладонь, словно требуя утешения. Я глажу его черную шерсть.

– Я отпускаю тебя, Ферокс. Ты не будешь связан моим проклятьем. – Я вплетаю в свои слова магию. – С моей смертью наша связь разорвется, и ты будешь свободен.

Он шипит на меня, словно я совершила что-то ужасное.

– Прости, – снова шепчу я, и горло мое сжимается. – Ты всегда был слишком хорош для меня.

Ферокс рычит – даже извинения ему не по нраву.

Бреду к стене и тяжело прислоняюсь к ней.

Магия продолжает сочиться из моих ладоней, оплетая комнату кривыми петлями.

Я изнемогаю от усилий. Все болит, все ломит. Я так устала.

Но я не могу сдаться сейчас. Не тогда, когда мне предстоит самое важное. Гонка с тем, что сидит во мне. Боги бывают порой благосклонны, но почти никогда не бывают милосердны. Особенно кровожадные. Сомневаюсь, что этот бог продлит мою жизнь дольше, чем сочтет нужным.

Ползу к лестнице, а Ферокс прижимается ко мне всем телом, не давая мне упасть, хотя, несомненно, все еще злится на меня.

– Спасибо, – выдыхаю я.

Мы с пантерой выбираемся наружу. Затянутое тучами небо куда светлее мрачного подземелья. Едва выйдя, я разворачиваюсь и поднимаю руку, заливаясь слезами. Оставить Мемнона там мне кажется предательством. Словно еще один нож вонзается в мою плоть.

Но я выпрямляюсь, собирая в кулак всю свою волю.

– Закрыть отверстие.

Каменная плита скользит ко входу в гробницу и с глухим стуком встает на место.

Ферокс угрожающе ворчит, царапая лапой камень. Я проглатываю всхлип, захлебываясь горем.

Сердце пропускает удар, замирает, но после нескольких ужасающих мгновений начинает стучать снова.

У меня почти не осталось времени на последнее заклинание. Проклятье, которое вытеснит магию Эй-слин, заменив ее моей.

Если мой отчаянный план сработает, Мемнону недостаточно просто пережить чары. Эйслин должна забыть о своей горячечной привязанности. Она не должна вернуться за ним. И тем, кто может напомнить ей о существовании Мемнона, тоже нужно стереть память.

Я думаю о солдатах, ворвавшихся во дворец, и о множестве городов, завоеванных Мемноном. Тысячи людей захотели бы убить моего спящего мужа, если бы узнали правду. Другие суперы, умеющие ходить по лей-линиям, тоже могут проникнуть сюда, чтобы покончить с царем, пока он уязвим. Одно слово, проникшее не в то ухо – и не обязательно даже в ухо Эйслин, – принесет…

Все должны забыть о моем колдуне – чтобы никто не мог прийти за ним.

Лишь у меня есть такая сила.

Коварная темная сущность ворочается внутри, смакуя последние крохи, и сердце мое вновь замирает.

Миг… два… три…

Биение вяло возобновляется.

Судорожно вдыхаю и собираю все силы, имеющиеся в моем распоряжении.

– Всем, что осталось во мне, требую, чтобы этот мир и все в нем забыли Мемнона Увагука. Пусть каждый, хранящий память о нем, потеряет ее, начиная с Эйслин.

Всю себя я вкладываю в это проклятье.

Чистейшая, необузданная сила вырывается из меня и катится по джунглям, исчезая где-то вдали. Чувствую удар, обрушившийся на первый разум. Наверное, это Эйслин. С каким-то извращенным наслаждением я размышляю о ее стертых воспоминаниях.

Она – первая, но это лишь начало.

По всему миру тысячи и тысячи людей хранят память о Мемноне – и моя магия пожрет эти воспоминания. Мемнон Неукротимый превратится в одного из многих безликих жестоких командующих легионами. Такие приходят и уходят, не задерживаясь в истории.

Представляю, как постепенно истираются петроглифы с его именем. Как перестраиваются буквы на папирусах и пергаменте, удаляя знания о Мемноне. Если же мой царь упоминается слишком часто, свиток просто сгорает.

По всем завоеванным им землям его имя исчезает, вымарывается из записей.

Я искореняю память о Мемноне, забираю ее у всех и вся.

Кричу: моя магия и та чуждая сущность пожирают меня. Годы моей жизни пролетают лихорадочным сном. Бьющая из меня энергия истончается, превращаясь в зыбкую струйку дыма.

Когда сердце спотыкается, последняя ниточка магии темнеет, сворачивается и возвращается ко мне.

Я должна держаться. Еще не конец. Чтобы все получилось, никто не должен помнить его.

Никто.

Даже я.

Магия наносит удар. Проникает в плоть, в сознание. Я сдавленно вскрикиваю, и мое сердце останавливается. Память стерта.

Глава 8

Селена

Наши дни, где-то к северу от Сан-Франциско.

Последнее воспоминание о моей предыдущей жизни бледнеет, угасая. Несколько раз моргаю и вновь вижу Мемнона. Его щеки мокры, словно он плакал, переживая прошлое, а руки на моем лице дрожат.

– Нет, – срывается с его губ короткое слово. Глаза Мемнона, опустошенные, несчастные глаза находят мои. – Нет.

В голосе его звучит надлом.

Колени Мемнона подгибаются, он роняет руки – и падает на землю.

Несколько долгих секунд я слышу лишь его тяжелое дыхание. Опустив голову, он прижимает руки к сердцу. Острый клинок боли терзает нашу связь, и я ловлю обрывки его мыслей.

…видел, как она умирала… одна… защищая меня… обессиленная… Что я наделал?

Наконец я слышу нечто среднее между всхлипом и стоном.

– Рокси, – выдыхает он, и голос его полон страдания. Он поднимает на меня взгляд – на его лице написан ужас. – Что я наделал? – повторяет он свои недавние мысли.

Бесстрастно смотрю на него сверху вниз.

– Многое, Мемнон. Слишком многое.

Он судорожно вздыхает.

– Ты умерла.

– Да.

– Ты была одна во дворце, когда они пришли… – его голос срывается, он трет глаза. – Моя мать, сестра… – Мемнон кривится и кусает губы. Мне кажется, что он вот-вот разрыдается. – Тебе пришлось пробиваться одной.

Мемнон роняет голову, прикрывает глаза рукой. Человек, который столько всего натворил и так мало чувствовал, плачет, охваченный эмоциями.

– Эйслин… ты предупреждала меня о ней. Я не слушал. Она чуть… она все разрушила. Если бы ты не… – Он судорожно вздыхает. – Если бы ты не наложила проклятье… если бы ты не отдала свою жизнь… – Голос его срывается. – Я наверняка был бы обречен на страшную участь. Но ты совершила чудо. Ты подарила нам вторую жизнь.

Я продолжаю смотреть на него. Тени на лугу Убиенной сгущаются, удлиняясь.

– Теперь я вижу все, – говорит он. – Я понимаю, что наказал ту единственную, кто пытался спасти мою несчастную жизнь. Я обращался с тобой как с врагом, я заставил тебя возненавидеть меня, я наслаждался местью. А все это время ты была моей спасительницей. – Он вскидывает лицо, его сверкающие глаза встречаются с моими. – Прости, est amage. Этого недостаточно, но прости меня. Мне так жаль.

Еще несколько секунд я изучаю его, а потом… протягиваю руку и вытираю его слезы. Под моим прикосновением он закрывает глаза, и из-под век выкатывается еще несколько слезинок.

Я всего несколько раз видела, как этот человек плачет, и от его вида – такого сломленного и такого уязвимого – у меня внутри все переворачивается.

Мемнон ловит мою руку, крепко сжимает ее.

– Я причинил тебе слишком много зла, чтобы исправить его несколькими простыми словами или поступками. Никогда, никогда я не смогу погасить свой долг пред тобой. Есть только одно, что я могу тебе предложить.

Все еще стоя на коленях, Мемнон вынимает из висящих у него на боку ножен кинжал с золотой рукоятью. Я напрягаюсь. Ладонь жжет при воспоминании о том, как этот самый клинок вспорол вчера ночью мою плоть, когда я дала нерушимую клятву.

Мемнон протягивает ко мне уже зажившую ладонь и в мгновение ока режет ее снова.

– Что ты делаешь? – вскрикиваю я.

Его дымные глаза не отрываются от моих.

– Кровью скреплю, – произносит он, – костью сломлю. Аишь через смерть наконец отступлю.

Мой рот сам собой приоткрывается от удивления.

С деревьев вокруг нас взлетают птицы, а Мемнон заканчивает:

– Бидело солнце, видит луна: с этого мига – твой раб навсегда. Воля моя пусть вернется мне вновь, в сердце твоем когда вспыхнет любовь.

Глава 9

В ужасе смотрю на его окровавленную руку.

Он не просто просит прощения. Он предлагает мне связь.

Я мало что знаю о связях, кроме того, что некоторые предначертаны, некоторые выбирают, а мы с Мемноном уже связаны.

Но, если я не ослышалась, он преподносит мне еще одну, даруя мне контроль над своей… свободой воли?

Сердце мое бешено колотится. Я надеялась на его помощь, но это – нечто гораздо большее. Если колдун будет привязан ко мне, ему буквально придется исполнять мои приказы.

Мемнон смотрит на меня – спокойно, я бы даже сказала, расчетливо, ожидая ответа. Его кровь капает на траву, и я вижу, что он все осознает. Могущественный, мстительный Мемнон, уничтожавший целые армии своей магией, передает контроль над собой мне.

Он хочет привязать меня как можно крепче. Это всего лишь еще один способ. Даже поражение он использует в своих интересах. И еще – это его условие…

«Воля моя пусть вернется мне вновь, в сердце твоем когда вспыхнет любовь».

Если я влюблюсь в него, связь разорвется.

Я смотрю на его руку, размышляя, раздумывая…

Глупо было бы думать, что Мемнона можно приручить, но я тут обнаружила, что и сама не совсем та, кем привыкла себя считать.

Мне нужна помощь, мне нужна сила. У Мемнона есть и то и другое.

Решимость расправляет мне плечи, выпрямляет спину. Я опускаюсь на колени перед ним, беру клинок. Моя магия уже разворачивается, течет из меня, дымные побеги тянутся к капающей крови Мемнона.

Глубоко вдыхаю и, не давая себе передумать, провожу лезвием по ладони, морщась, когда кинжал вспарывает кожу в одном и том же месте второй раз за два Дня.

Тянусь к руке Мемнона, но останавливаюсь, не коснувшись его.

– Это не значит, что я простила тебя, – предупреждаю я.

– Я возвращаю долг. Прощения не требуется.

Нахмурившись, наконец сжимаю его руку.

Когда наша кровь соприкасается, силы с шипением оживают, струятся меж сомкнутых ладоней, обвивают, оплетают нас.

В небе кружат птицы: черные силуэты на темнеющем небе.

Роняю клинок Мемнона, когда его магия входит в меня через рану, ползет вверх по моей руке, добирается до груди, и втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как чужая сила укореняется под ребрами.

Как только его магия обустраивается, Мемнон высвобождает еще одну волну силы. Порез на моей ладони стремительно затягивается.

Отпускаю его руку, провожу пальцем по целехонькой ладони, размазывая остатки крови.

Мемнон садится на корточки, положив руки на колени. Несколько секунд он молча наблюдает за мной. А я не могу смотреть на него. Теперь я контролирую человека – мою собственную родственную душу. Стыд расцветает во мне буйным цветом. Мне не следовало соглашаться.

– Проверь, Императрица, – мягко говорит он. – Заставь меня выполнить любое свое требование.

Во мне нарастает страх, ведь против установления именно такой связи я сражалась всего пару недель назад. Именно от такой судьбы я спасла девочку-оборотня.

А Мемнон предложил мне связь добровольно. Разве я не этого хотела?

Наконец поднимаю глаза на Мемнона, игнорируя его грустный, удивленный и все-таки оценивающий взгляд.

– Ударь меня ножом, – небрежно роняю я, не сопровождая слова никакой магией. Часть меня уверена, что приказ не сработает.

Мемнон бледнеет.

– Селена, – протестующе восклицает он.

Но рука его уже тянется к отброшенному кинжалу.

Смутно осознаю, что это моя магия вынуждает его действовать, но не вижу оранжевых клубов. Все происходит внутри него.

Вздергиваю подбородок.

– Прямо в сердце.

– Нет.

Но пальцы его уже сомкнулись на рукояти клинка, а тело качнулось ко мне. В глазах Мемнона паника, я чувствую ее отзвуки через нашу прежнюю связь.

Одна его рука ложится на мой затылок. Другую он отводит назад.

Он дрожит. Молит:

– Пожалуйста…

И бьет. Кинжал нацелен точно в сердце.

– Стоп.

Клинок застывает на волосок от моей груди. Мемнон тяжело дышит, его руки ходят ходуном.

Только сейчас я осознаю, что меня тоже трясет. До этого момента я, наверное, по-настоящему не верила, что связующее заклятье работает.

– Убери нож, – тихо говорю я. – Ты не зарежешь меня – ни сегодня, ни в любой другой день. Или ночь.

О Богиня, я променяла потерю памяти на новое осложнение: необходимость точно подбирать слова.

Мемнон стирает с клинка кровь и вставляет его в ножны. Он все еще дышит с трудом.

– Я не хочу за тебя замуж, – сообщаю я.

Неисполненная клятва продолжает терзать мое тело, выкручивая суставы.

Колдун мешкает. Его явно раздирают противоречия.

– Это нерушимая клятва, est amage.

– Ни к чему называть меня так.

Он стискивает зубы.

– Так прикажи мне прекратить.

Мы долго смотрим друг на друга.

Наконец я выдыхаю.

– Ладно, если нельзя отменить клятву, тогда поработаем над другой ее частью.

Как там было сформулировано?

«Как только позволят обстоятельства», – подсказывает мне Мемнон по нашей связи.

Бросаю на него взгляд:

– Я хочу, чтобы эти «обстоятельства» заключались в том, что мы полюбим друг друга.

С этим я смогу смириться.

Глаза его вспыхивают. Ну да, Мемнон, наверное, считает, что уж это-то у него уже в кармане.

– Или, – добавляю я, – если хочешь, мы можем просто пожениться… – искра надежды вспыхивает в глазах колдуна, – а потом тут же развестись.

Искра гаснет.

Я улыбаюсь. А что, мне нравится.

Мемнон неохотно кивает.

– Мы могли бы дать еще одну клятву, но давай посмотрим, может, магия просто приспособится к новому смыслу условий.

Он закрывает глаза, сосредотачиваясь на клятве. Помедлив секунду, я следую его примеру.

«Мы поженимся, как только позволят обстоятельства, и обстоятельства эти таковы, что мы должны полюбить друг друга». Повторяю снова и снова, пока не начинаю верить. Недомогание, мучившее меня весь день, постепенно отступает.

Когда я открываю глаза, Мемнон смотрит на меня – с любопытством, наклонив к плечу голову, кривовато улыбаясь уголком рта.

– Ну как, тебе лучше? – спрашивает он.

Кивнув, сажусь на корточки в высокой траве.

– Думаю, сработало. А клятва… повлияла и на тебя?

Мемнон резко кивает.

– Я был под ее воздействием, точно так же, как и ты. Сейчас я не чувствую дискомфорта, но если он вернется, нам придется дать другую клятву.

Или пожениться. Я знаю, что Мемнон достаточно умен, чтобы не предлагать этого. По крайней мере вслух.

Он продолжает изучать меня все с тем же странным выражением лица, на котором смешались изумление, любопытство и капля тревоги, и я отчего-то чувствую себя неловко.

Заправляю за ухо непослушную прядь и спрашиваю:

– О чем ты думаешь?

Взгляд Мемнона тверд.

– О том, что давно должен был отдать тебе контроль над собой. – Он умолкает, и я думаю, что продолжения не последует, однако, после долгой паузы, с губ его срывается: – Еще я снова прокручиваю в голове твой последний день – последний день Роксиланы, – Мемнон хмурится, – пытаясь скрыть, как медленно задыхаюсь от собственной боли.

Закончив, он морщится. Пускай мы и связаны, раньше у Мемнона были свои секреты.

Ну да, раньше.

Честно говоря, мне не очень-то хотелось услышать это. Бессердечный, жестокий и коварный Мемнон куда привлекательнее. Вот пускай таким и останется – теперь, когда мы заключили соглашение.

– Все нормально, – говорю я небрежно. – Я жива.

Но Мемнон потерял мать и сестру, и, в отличие от меня, они не вернутся. Ему придется свыкнуться с этим.

Откашливаюсь, прочищая горло, желая увести разговор от прошлого.

– Я не хочу, чтобы ты когда-либо причинял вред моим друзьям, – заявляю я.

Мемнон прищуривается.

– Этот приказ тебе придется уточнить. Есть нюансы.

У меня сразу возникает инстинктивное желание поспорить с ним, но приходится признать, что он прав. Я только что показала ему тех, кого он считал друзьями и кто предал его. Я сражалась с ними, и если бы я не имела права причинить им вред, то давно была бы уже мертва.

– Ты не причинишь вред моим друзьям, если на то нет веской причины, – вношу я поправку.

Черт, Мемнон определенно получил обходные пути. Ладно. Доработаю приказ позже.

Глубоко вдыхаю.

– Так, теперь, когда ты знаешь, что произошло между нами, я хочу поговорить о другой причине, по которой позвала тебя сюда.

О настоящей причине.

Он ждет, небрежно сложив руки на коленях, наблюдая за мной.

– Не так давно ты сказал мне, что у меня есть враги.

Мемнон продолжает смотреть на меня.

– Да.

Думаю о записке с угрозами, оставленной в моем дневнике.

– Ведьмы, которые преследовали меня в ту ночь, когда я спасла девочку-оборотня и когда ты поделился со мной силой, – они все еще рядом?

Мемнон мрачнеет.

– Не все.

Верно. Потому что кто-то из них определенно откинул коньки в ту ночь – трудами меня, Мемнона и Нерона.

Ладно, по крайней мере он знает, о чем я.

– Кроме того, есть еще убитые ведьмы, – продолжаю я. – Те, чьи смерти ты повесил на меня. – Я не хотела, чтобы в голосе моем звучала горечь, но тут уж ничего не поделаешь. Боюсь, от этой обиды мне не избавиться еще долго, несмотря на все усилия Мемнона оплатить долг. – Это два разных дела, но я связана с ними обоими. И я знаю, что ты осведомлен об этих убийствах лучше меня.

Он молчит, но взгляд его острее кинжала.

– Я хочу, чтобы ты помог мне выяснить все возможное и об убийствах ведьм, и о колдовских кругах. А еще хочу, чтобы ты помог все это прекратить.

Это ведь будет справедливо, если Мемнон, навлекший на меня все эти неприятности, поможет разобраться и разрешить их.

Высказав свои желания, я напрягаюсь. Будь на месте Мемнона кто-то другой, он наверняка посмеялся бы надо мной. Я не детектив, но даже будь им, загадки-то отнюдь не из обычных.

Но для Мемнона я не просто Селена, студентка Ковена с проблемами с памятью. Я еще и Роксилана, царица народа воинов, соправительница империи. Заниматься смертельно опасными делами для меня естественно. Почти так же естественно, как и для Мемнона.

Губы его растягиваются в кровожадной, довольной улыбке.

– Я могу это сделать, моя царица.

Глава 10

Он собирается помочь мне. Я не обязана выходить за него, и он собирается помочь мне.

С каким же облегчением я выдыхаю!

Вижу, что ему очень хочется прикоснуться ко мне, обнять меня. В его глазах пустота, и на лице начинает проступать сожаление.

Думаю, до него наконец доходит, что он облажался. По-настоящему, сильно облажался.

Мемнон встает, протягивает мне руку:

– Мне нужно многое сказать тебе, и, полагаю, тебе будет удобнее выслушать все это в своей комнате.

Я позволяю ему помочь мне подняться, отметив, что он задержал мою руку в своей секундой дольше необходимого.

– А там безопасно обсуждать все эти темы?

За последние недели меня столько раз разводили, что я превратилась в параноика.

– Нет, – отвечает Мемнон.

Но, к счастью для нас, – продолжает он по нашей связи, – мы можем общаться и таким образом.

Что ж, справедливо.

Смотрю на него еще пару секунд, потом нехотя направляюсь к общежитию. На опушке Мемнон нагоняет меня.

– Я просто хочу, чтобы ты понимал, что вообще-то я не желаю иметь с тобой ничего общего и пошла на это лишь потому…

– …что тебе нужна моя помощь, – заканчивает он.

– Потому что знаю, что ты не оставишь меня в покое, – поправляю я, – а занять тебя делом мне кажется лучшим вариантом, чем позволить болтаться без присмотра.