Зачарованная

Лора Таласса

Зачарованная

Али, помню, помню…

Миры Лоры Талассы. Околдованная

Laura Thalassa

BESPELLED

The moral rights of the author have been asserted

Печатается с разрешения литературных агентств Brower Literary & Management, Inc., и Andrew Nurnberg

Copyright © 2024. BESPELLED

by Laura Thalassa

© Двинина В. В., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

ВАЖНО

КРАТКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ ТОГО, ЧТО Я НЕ ДОЛЖНА ЗАБЫВАТЬ (НА СЛУЧАЙ, ЕСЛИ ЭТОТ КОЗЕЛ МЕМНОН ОПЯТЬ СВИНТИТ С МОЕЙ ПАМЯТЬЮ)

Я Селена Бауэрс. Мне двадцать лет. Мои родители – Оливия и Бенджамин Бауэрсы. Моя лучшая подруга – Сибил Андалусия. Я поступила в Ковен Белены. (Наконец-то!) Несмотря на нежелание Ковена меня принимать (им не нравилось, что моя магия пожирает мои воспоминания), они все-таки сделали это, узнав, что я посадила самолет среди тропических лесов Амазонки. Это длинная история. Единственное, что в ней действительно важно, так это что: 1) именно там я нашла своего фамильяра, Нерона. Он раздражительная пантера, которая следует за тобой тенью. Да, таким уж он уродился. Не держи на него зла. В глубине души он хороший мальчик. И 2) я… разбудила одного чувака.

Ладно, он не просто какой-то там чувак. Он тот еще развратник. И ублюдок. Мемнон Проклятый, двухтысячелетний колдун, который твердо уверен, что я его давно почившая жена, которая двадцать веков назад запихнула его в затхлую гробницу и заставила проспать все это время. Да-да, по истории (чего никто не ожидал) я его покойная супруга. (Извини, если ты сейчас снова это узнала. Прими мои искренние соболезнования.)

Мемнония – ну-ка возьми себя в руки, стой и не падай – родственные души, которым с рождения суждено быть вместе, потому что в тот день, когда принималось это решение, судьба была пьяна в стельку.

Так, пока ты не начала думать, как это романтично, прими, пожалуйста, во внимание, что Мемнон ужасен и безжалостен и что он ненавидит меня. Он сжег мои дневники – да-да, именно сжег, и именно дневники, хранившие мои воспоминания.

Еще этот колдун подстроил все так, чтобы меня обвинили в серии убийств. Жертвами стали ведьмы, некоторые были моими сестрами по Ковену. Одну, Шарлотту Ивенсен, я знала. (Нам с Нероном не повезло обнаружить ее тело.) Я невиновна, но ППС, Полиция сверхъестественных сил, теперь считает меня буйным серийным убийцей. Однако, несмотря на соответствующую внешность, Мемнон тоже не убийца. Настоящий убийца все еще на свободе. Тела его жертв изувечены и пропитаны темной магией. Кто бы ни совершил эти преступления, он истинное зло.

Оборотни Стаи Марин назвали меня другом стаи, они хотят помочь доказать мою невиновность. Если Когда мое имя будет очищено, нужно будет встретиться со стаей и обсудить еще один вопрос, с которым необходимо разобраться: колдовской круг, где все пошло не так.

Две недели назад, 14 октября, в ночь новолуния, я приняла участие в колдовском круге, собравшемся в туннелях гонений под Врановым общежитием (где я, собственно, обитаю), потому что я была на мели и нуждалась в деньгах.

Да, плохая идея. Верховная жрица попыталась силой связать одурманенную девочку-оборотня, Кару. Я разорвала круг до завершения заклинания, и мне удалось вытащить ее оттуда, хотя потом и разразилась жестокая магическая битва. А теперь по крайней мере одна ведьма, Кейси, пропала. Остальные, те, кто принимал участие в колдовском круге, были в масках, так что я не знаю, кто они, но, вполне возможно, некоторые из них живут в моем доме. Значит, я ем и сплю рядом с врагами.

Мемнон помог мне разобраться с последствиями колдовского круга, и, честно признаюсь, какие-то пару секунд мне казалось, что я смогу примириться с его многочисленными проблемами. У него, как-никак, имеется ряд достоинств:

1) замашки плохого парня;

2) мускулы и татуировки;

3) когда не охвачен жаждой мщения, он боготворит землю, по которой я хожу;

4) великолепен;

5) когда дело доходит до… а, неважно.

К сожалению, он чуть не задушил полный зал суперов и заставил меня вспомнить прошлое, когда я прямо сказала ему, что не хочу этого. Получается, он все-таки отстой.

О, и кстати, я с ним помолвлена. Это нерушимая клятва, так что… прости.

Удачи,

целую-обнимаю,

Селена

Глава 1

Ну что, ночь чертовски удалась.

Я сижу на бетонном полу в тускло освещенной камере ППС, обхватив руками колени, сминая платье, которое надела на бал в честь Самайна.

Рассеянно пялюсь в землю. Рассеченная ладонь, чтобы снять проклятье, пульсирует. Но болит не только она.

Под черепом неистовствует бешеная мигрень, не имеющая себе равных. Сегодня я определенно злоупотребила магией. Но даже эта мука – не худшее.

Я едва могу дышать – из-за боли, сдавливающей грудь, и переполняющих голову воспоминаний.

Этим утром я проснулась Селеной Бауэрс, двадцатилетней ведьмой с потерей памяти, вызванной магией, а заканчиваю вечер Селеной Бауэрс, двадцатилетней ведьмой, обладающей двумя полными комплектами воспоминаний – одним из этой жизни и другим из прошлой.

Накатывает волна тошноты, отчасти из-за мигрени, отчасти от огромного количества образов минувшего, засунутых в мой мозг. Все они требуют моего внимания. Все, но особенно – странные, чужие, старые.

Сейчас я сосредоточена на той, другой жизни, жизни Роксиланы.

Моей жизни, поправляю себя. Моей первой жизни.

Она разворачивается перед внутренним взором, как какой-то кошмарный фильм. Бои, смерти, отчаянные попытки выжить.

Самая сладкая, самая прекрасная часть той жизни – Мемнон, этот невыносимый ублюдок. Как же это мерзко, что сегодня, после, пожалуй, самого худшего вечера в моей жизни, когда я должна ненавидеть этого гнусного колдуна, голова наполнена воспоминаниями о его прикосновениях, о его шепоте, о его клятвах в вечной любви, о его откровенном магнетизме. Меня снова и снова влекло к нему, когда я была Роксиланой, и, проклятье, меня тянет к нему даже сейчас.

В той, древней жизни он сражался за меня и безумно меня любил. Он пересек всю Европу, чтобы найти меня и сделать своей царицей. И стал одним из самых могущественных, одним из самых чудовищных людей древнего мира, чтобы исполнялись мои заветные желания. Наша любовь была так прекрасно остра, что граничила с болью.

Пока все не рухнуло.

А рухнуло все столь же феерично, как и возводилось.

Вдалеке скрипит, открываясь, железная дверь, и посторонний звук рассеивает мои мысли.

Поднимаю голову, полагая, что меня сейчас будут допрашивать. А я жутко устала. Не думаю, что у меня хватит сил доказать свою невиновность, хотя возвращенные воспоминания с легкостью это позволят.

Слышу, как офицер негромко переговаривается с дежурным. Потом звучат шаги. Шаги двух пар ног, приближающиеся к моей камере. Одни я узнала бы где угодно – уверенные, тяжелые, от которых у меня по спине бегут мурашки. Мигом позже я вижу за решеткой камеры извивающуюся ленту магии цвета индиго.

Мемнон.

Терзающая боль усиливается. И все же после того, что он сделал сегодня, моя злость не уступает боли. Мигрень приглушает ее, но и ярость обжигающая.

Магия Мемнона добирается до железных прутьев, но вместо того чтобы проскользнуть в камеру, шипит, будто наткнувшись на что-то, и откатывается назад в клубах голубого дыма.

– Это нейтрализующие камеры, – объясняет мужской голос. – Никакая магия не проникнет ни внутрь, ни наружу. Они зачарованы таким образом, чтобы заключенные не могли использовать свою силу.

Заключенные вроде меня, по-видимому.

– И вы подвергли такому мою нареченную? – голос Мемнона так и сочится угрозой. А у меня в животе все переворачивается. «Нареченная». Даже «заключенная» нравилось мне больше.

– Заверяю вас, для ее ареста имелись все основания…

– Она была задержана по ложному обвинению, – перебивает охранника Мемнон. Тон его резок, как клинок. – Я ожидаю, что ваш департамент немедленно это исправит.

Какая чертова наглость – требовать чего-то от ППС, когда вообще-то именно Мемнон отправил меня сюда.

Его тяжелые зловещие шаги замирают прямо перед моей камерой. Пускай решетка и подавляет магию, я чувствую присутствие колдуна, чувствую исходящую от него пульсирующую силу.

Именно из-за его ошеломительной мощи я и попала в эту передрягу. Магия колдунов пожирает их совесть – чем они могущественнее, тем бессердечнее. А моя родственная душа, моя половинка… он не просто силен. Он непомерно могущественен. И совершенно безжалостен.

– Est amage.

Не реагирую. Я слишком устала, чтобы реагировать.

Офицер отпирает камеру. Дверь дребезжит, распахиваясь.

– Мисс Бауэрс, похоже, наш департамент допустил ошибку с вашим арестом, – бесстрастно говорит офицер. – Пожалуйста, примите наши извинения. Вы свободны и можете идти.

Он отступает в сторону.

Я глубоко – и обреченно – вздыхаю. Мне не нравится сидеть в этой холодной сырой клетке, где моя сила подавлена, но я также не горю желанием бросаться в объятья моей мстительной родственной души.

– Дуешься? Как это на тебя не похоже, моя нареченная.

Проклятое слово. От него у меня еще сильнее стучит в висках.

Поднимаю голову, устремляя взгляд на шлакобетонную стену.

– Я не хочу уходить с ним, – обращаюсь к офицеру.

Чувствую, как тот переводит взгляд с меня на Мемнона и обратно.

– Мисс, – произносит он наконец, – вы не…

Фраза обрывается на полуслове.

– Эй! – кричит другой дежурный. – Что вы себе позво…

Его голос тоже резко смолкает, и мигом позже я слышу глухой удар тела о землю.

Все-таки обернувшись, я вижу, как моя родственная душа держит за шкирку первого офицера. Веки несчастного трепещут, и я с леденящей душу ясностью понимаю, что Мемнон влез ему в голову, меняя еще одно сознание. Сегодня он уже проделал это с целой кучей моих сокурсников – после того как чуть не убил их.

Когда Мемнон отпускает наконец офицера, тот спокойно идет туда, откуда пришел, не удосуживаясь даже взглянуть на нас. И не останавливается, чтобы проверить дежурного, лежащего на полу.

Я остаюсь наедине с колдуном.

И по-прежнему избегаю встречаться с ним взглядом.

– Я не пойду с тобой, – выплевываю.

– А я не даю тебе выбора, – отмахивается он.

И делает шаг в камеру. И еще один, и еще. Не задумываясь вскакиваю – и сразу жалею об этом. Резкое движение пробуждает боль, и я чуть не падаю под ее натиском.

Мемнон с проклятьем сокращает расстояние между нами и подхватывает меня.

Только теперь, оказавшись в его объятьях, я смотрю на свою родственную душу.

Смотрю, упиваясь его бронзовой кожей, черными волнистыми волосами, завораживающими глазами, темно-карими по краям и светлыми, как бурбон, у зрачков. Прошло всего несколько часов с тех пор, как я видела его в последний раз, но мой взгляд жадно блуждает по чуть крючковатому носу, полным чувственным губам, высоким скулам, острому подбородку, натыкаясь наконец на шрам, тянущийся от нижней челюсти к левому уху и уголку левого глаза.

Я словно бы вижу призрак, и на миг старые воспоминания заслоняют новые. Я протягиваю руку, касаюсь пальцами его щеки…

Выражение лица Мемнона смягчается, и этого достаточно, чтобы наше прошлое овладело моим затуманенным разумом.

– Est xsaya. Est Memnon, – шепчу я. – Vak watam singasavak.

Мой царь. Мой Мемнон. Ты выжил.

Пугающие чувства бурлят во мне. Словно зазубренный нож режет изнутри душу. Я не пойму, что я чувствую, почему я это чувствую, но знаю, что, если бы Мемнон не держал меня, у меня подкосились бы ноги.

Находясь почти вплотную к нему, я вижу, как зрачки его расширяются. Он замирает.

– Ты помнишь, – выдыхает Мемнон почти с отчаянием.

– Конечно я помню. Ты же заставил меня вспомнить.

И тут же во мне закипает ярость. Я крепко зажмуриваюсь и слабо пытаюсь оттолкнуть его, хотя голова гудит, а желудок сводит.

– О нет, маленькая ведьма, – говорит он мягко. Нежно. – Я не отпущу тебя.

И он обнимает меня еще крепче и выходит из камеры.

Едва мы переступаем магический порог, отделяющий нейтрализующие клетки от коридора, сила заполняет мое тело. Ощущение такое внезапное, такое острое, что я задыхаюсь и давлюсь рвотным позывом.

В мгновение ока магия Мемнона обволакивает меня, проскальзывает в рот, в горло, унимая тошноту.

Прерывисто вздыхаю и устало прижимаюсь к груди колдуна. Рассеянно замечаю, что он сменил смокинг на черное облегающее термобелье, черные джинсы и ботинки.

– Еще что-то болит? – спрашивает он ласково. Слишком ласково.

Болит всё — голова, суставы, даже кожа. Но больше всего – сердце.

– Разве сейчас не самое время позлорадствовать? – бормочу я, пока он несет меня по пустому тюремному корпусу. – Ты победил меня по всем статьям.

Магия Мемнона тянется и открывает тяжелую железную дверь впереди.

– Я буду злорадствовать, когда моя будущая жена почувствует себя лучше.

Будущая жена.

Корчу гримасу – и морщусь, потому что пульсация в голове усиливается. Ненавижу нерушимые клятвы и весь этот фарс с помолвкой.

Рядом с входной дверью на полу распростерся дежурный офицер. Глаза его закрыты, грудь мерно поднимается и опускается. Мемнон на миг останавливается, присаживается рядом с ним на корточки и, удерживая меня одной рукой, кладет другую на лоб мужчины.

– Ты слишком много выпил сегодня и уснул на дежурстве, – бормочет он. – Тебе стыдно, ты никому об этом не расскажешь.

Потом Мемнон поднимается, поудобнее перехватывая меня. Если бы я чувствовала себя лучше, то непременно отпустила бы какой-нибудь едкий комментарий по этому поводу. Но, честно говоря, я слишком устала, мне слишком плохо и совсем не до того.

– Где болит больше всего? – спрашивает Мемнон, выходя из блока, словно прочитав мои мысли.

– Голова.

А какой смысл лгать? Такое чувство, словно кто-то пытается выбраться наружу из моего черепа с помощью отбойного молотка.

Мемнон отнимает руку от моей спины, и его ладонь ложится на мой лоб.

– Облегчи боль, – шепчет он на сарматском.

Магия выплескивается из него, часть проникает мне в ноздри, часть просачивается прямо сквозь кожу.

И мигрень сразу отступает. Каждый новый толчок боли слабей предыдущего, и в конце концов все проходит.

Я вздыхаю, ворочаюсь в объятьях Мемнона, устраиваясь поудобней…

Нет. Стоп. Он по-прежнему враг. Я не собираюсь наслаждаться тем, что меня несут на руках, когда он только что разрушил всю мою жизнь.

– Я сама могу идти, – заявляю.

Вообще-то я не особо уверена в своих силах, но черт меня подери, если позволю Мемнону и дальше тащить меня так, будто я беспомощная.

– Ладно, маленькая ведьма, – снисходительно отвечает он, словно я веду себя мило и нелепо.

Богиня, больше всего на свете мне хотелось бы пырнуть сейчас этого человека вилкой.

Он наклоняется так, что мои ноги касаются линолеума, и поддерживает меня, пока я встаю. Я все еще в туфлях на шпильках, одолженных у Сибил на вечер по случаю Бала Самайн, и как только Мемнон отпускает меня, мои ноги подкашиваются, как у новорожденного олененка. На миг я абсолютно уверена, что сейчас шлепнусь и разобью нос, но потом все же ловлю равновесие.

Мемнон огибает меня и опускается на колени у моих ног.

Я хмурюсь:

– Что ты?..

Он стискивает мою щиколотку, приподнимает мою ногу и ставит ее на свое бедро. Пару секунд я нелепо шатаюсь, потом вцепляюсь в его плечи и наваливаюсь на него всем своим весом.

Размышляя о том, чтобы заехать ему коленом по зубам, пока он стягивает с меня туфлю.

– Что ты делаешь? – резко повторяю я.

– Избавляю тебя от этой дурацкой обуви, чтобы ты могла идти, – отвечает он, массируя ступню.

Хмурюсь еще сильнее.

А колдун уже целует мою лодыжку и опускает ногу на пол.

Сердце трепещет, и – о нет, мне это не нравится!

Сейчас я причисляю Мемнона к категории, которую называю «Злобные монстры-засранцы». Отличное название. Точное.

Если он начнет вести себя хорошо, моя связь с ним и воспоминания о прошлой жизни могут объединиться и перенести его в какую-нибудь другую категорию, которая подходит ему куда меньше.

Мемнон снимает с меня вторую туфельку, сгребает их обе, держа за каблуки, и встает, так что мои руки соскальзывают с его плеч. Все его шесть с чем-то футов резко возносятся надо мной.

– Лучше? – спрашивает он.

– Я не нуждалась в твоей помощи, чтобы разуться.

Бросаю на него свирепый взгляд, чтобы яснее донести мысль.

Он слегка ухмыляется. Глаза блестят. Мемнон явно ни во что не ставит мой гнев.

Надо было все-таки лягнуть его, когда была такая возможность.

– Пошли, маленькая ведьма. – Его рука собственнически ложится на мою поясницу. – Давай завершим твое освобождение и выведем тебя отсюда.

Глава 2

Выхожу в ночную прохладу. Дверь участка ППС с шипением закрывается за спиной. Волосы мои висят сосульками, кожа липкая от пота и крови, черное платье в нескольких местах порвано.

Я определенно являю собой картину поражения.

Мемнон шагает рядом, держа руку на моей пояснице. Если я поражение, то он чистейшая, незамутненная победа.

– Ну, и какие у тебя на меня планы? – спрашиваю я.

Поскольку планы, несомненно, есть. Это, как-никак, его ночь. А я так, случайный пассажир.

Струйка синего дыма обвивает мою талию, точно призрачная рука, и внутри меня раздается голос, жестоко интимный.

Мы с тобой идем домой.

Готова поспорить на все свои деньги, что он имеет в виду не мой дом. А значит… я увижу его жилище.

Меня пробирает дрожь. Я не хочу туда, однако мне безумно любопытно, где же он обитает.

– Если там есть кровать, – я повожу рукой, – веди.

Я обязательно составлю какой-нибудь план мести. Завтра. А сейчас… сейчас – полная и окончательная капитуляция.

Шершавый асфальт парковки царапает ступни. Мемнон подводит меня к спортивному автомобилю.

– Это твоя машина? – Мой голос полон недоверия. Я знала, что у этого человека водятся деньги, но чтобы столько… – И сколько же голов ты обшарил?

Он, верно, отжимает у людей деньги, а те и не подозревают.

Его пальцы на моей спине становятся жестче.

– Дерзкая половинка, всегда ты думаешь обо мне худшее.

– Так ты меньше разочаровываешь.

Ну, почти. Планка постоянно снижается.

Ожидаю, что по нашей связи промчится жар гнева Мемнона, но он лишь громко и искренне хохочет.

– Est amage, мир вращается, времена меняются, но, слава богам, некоторые вещи остаются неизменными.

Хмуро смотрю на него: не собираюсь это обсуждать.

Перевожу взгляд на машину.

– Ты вообще умеешь водить?

В его глазах – заговорщицкий блеск.

– Я говорю на твоем языке и ношу вашу современную одежду. У меня есть машина и дом, и на моем банковском счете куча денег. Ну и как ты думаешь, умею ли я водить, Императрица?

– Я думаю, ты украл эту машину вместе с парой-другой навыков вождения.

– Тот, у кого сила, устанавливает правила, – напоминает мне этот вечный безжалостный повелитель.

Именно это позволяло Мемнону с такой легкостью перемещаться по древнему миру. Не только его ум, сила, беспринципность – его способность черпать знания у других сильно способствовала быстрому приспособлению.

Просто я до сих пор не понимала, насколько быстрому.

Он открывает для меня дверь машины. Внутри шевелится тень, сверкая во тьме янтарно-зелеными глазами.

– Нерон! – Я кидаюсь к своему фамильяру, переваливаюсь через кожаное сиденье, чтобы дотянуться до пантеры. Мы не виделись всего несколько часов, но я так беспокоилась о своем пушистом приятеле!

Он, наверное, тоже беспокоился обо мне, потому что тычется в меня носом слишком уж энергично для пантеры, гордящейся своей обособленностью.

Пока я тискаю своего фамильяра, Мемнон аккуратно запихивает мои ноги в машину и закрывает дверь с моей стороны.

Потом колдун открывает свою дверь и ахает.

– Нерон, – рычит он.

Отстраняюсь от пантеры и только теперь замечаю то, что уже заметил моя родственная душа.

Нерон разодрал салон в клочья. Искромсал заднее сиденье, усыпав все поролоном. Превратил в лоскуты кожаные спинки передних сидений. Даже панель управления, на которую я опираюсь, исцарапана.

Не знаю, насколько пантера разбирается в ситуации, сложившейся между мной и Мемноном, но, похоже, таким образом мой котик послал колдуна куда подальше, и я его полностью в этом поддерживаю.

– Ты хороший фамильяр, очень хороший, – шепчу я, поглаживая бок Нерона, а он трется о меня лобастой башкой. – Прости, что я тебя вот так бросила, – я говорю и об этом вечере, и о том, давнем, злосчастном, когда мы с ним вынуждены были расстаться.

Нерон продолжает тереться об меня. Сегодня мой большой котик необычайно снисходителен.

Слышу, как вздыхает Мемнон, и потоки его магии сгущаются в воздухе так, что, помимо шерсти Нерона, я ничего не вижу. Потом синева рассеивается, и салон машины вновь безупречен.

Колдун садится, втискивая массивное тело на место водителя, – и внутреннее пространство вдруг оказывается очень и очень тесным.

Я отпускаю Нерона, позволяя ему устраиваться на заднем сиденье, а сама пристегиваюсь. С ревом оживает двигатель, и Мемнон плавно выводит свою крутую тачку со стоянки на улицу.

Полагаю, этот колдун действительно умеет рулить.

Прислонившись лбом к стеклу, устало смотрю в темную ночь, глядя, как мимо проносятся фонари и укрытые тенями деревья.

– Когда ты собираешься жениться на мне? – тихо спрашиваю я.

Ну не могу я не спросить. Прямо перед тем как меня арестовали, Мемнон сказал, что мы поженимся немедленно. С тех пор как мы дали нерушимую клятву, прошло уже несколько часов, и я чувствую себя попавшейся на крючок рыбой, ждущей, когда ее выдернут из воды навстречу смерти.

Мемнон тянется ко мне, берет мою раненую руку, разворачивает ее рассеченной ладонью вверх.

– Не сегодня, est amage, не тогда, когда ты еще носишь отметины нашей битвы.

Я судорожно выдыхаю.

Не сегодня.

Какое облегчение.

Смотрю на рану, вспоминая, как вспорола ладонь его клинком, произнесла клятву и сняла проклятье. Порез начал затягиваться, но плоть вокруг него красная, воспаленная.

– Так когда? – настаиваю я.

Пальцы Мемнона мягко – мягче шепота – касаются пореза. Струйка его магии, скручиваясь, гладит рану, и кожа почти мгновенно стягивается, разглаживается – так, что через несколько секунд на ней не остается и следа.

– Посмотри на меня, Селена.

Это приказ, но я слышу мольбу. Мемнон хочет связи, хочет уверенности. В конце концов, в этом и заключался его грандиозный план. Он не мог воскресить прошлое, но сумел по крайней мере извлечь на свет мои воспоминания о нем. Полагаю, в основе всей мести колдуна лежало простое желание мужчины не чувствовать себя таким одиноким.

Я неохотно смотрю на него, а он на миг отрывается от дороги.

– Неважно, когда мы поженимся, маленькая ведьма. – Мемнон стискивает мою исцеленную руку. – Ни магия, ни время не разделят нас. – Глаза его сияют. – Мы как звезды. Вечны.

Спать я не собираюсь. Наоборот, твердо намереваюсь запомнить все улицы, ведущие к дому Мемнона, а потом и сам его дом в мельчайших подробностях. Но извилистые дороги через горы к северу от Сан-Франциско мягко укачивают меня, часы утверждают, что сейчас уже три ночи, и усталость берет свое. Возможно даже, несмотря на всю мою ненависть к Мемнону, что-то глубоко-глубоко внутри испытывает несказанное спокойствие оттого что я сижу в его машине: с ним и моим фамильяром.

Как бы то ни было, еще мили три, и мои веки смыкаются. Еще миля – и они больше не поднимаются.

Мой покой нарушается дважды – один раз, когда я чувствую, как меня поднимают сильные теплые руки, и второй, когда эти руки кладут меня на мягкий матрас и укрывают одеялом.