Не тайная связь

Вспомнив про записку, меня прошибает пот. Узел напряжения достигает своего пика, и я резко подскакиваю с места. В этот момент раздается вибрация на сотовом – это звонил Камаль.

– Камаль?

– Ясь… – в трубке раздается тяжелый выдох. Я напрягаюсь.

– Камаль, что-то случилось?

Когда он не отвечает, мои нервы не выдерживают. Я обхватываю горло холодной рукой и, не в состоянии найти себе место, начинаю ходить из угла в угол.

– Не молчи, Камаль, у меня нет никаких сил.

– Нашего дома в Бирмингеме больше нет. Его сожгли.

– Что?.. Там же мои картины, детские фотографии Юны! Там вся моя жизнь!

– Ясь, там ничего не осталось. Пожар пытались потушить. Сгорело все.

Было слышно, как тяжело Камалю.

Я опустилась на пол прямо посреди комнаты. Я не считала наш дом в Бирмингеме своим домом, но там выросла Юна, и все же он был ценен для меня.

– Для нас подготовят другой дом, который я выкупил несколько лет назад в качестве склада. Это займет время.

– Сколько?

– Задержимся в Волгограде еще ненадолго. К этому времени найдут поджигателя.

– Они знали, что дома никого нет?

– Не знаю, – процедил Камаль. – Надо переждать. Я найду квартиру в Волгограде, мы съедем завтра.

– Хорошо…

– Ясь, ты как?

– Плохо. А что с тобой?

– Все в норме, я скоро приеду к тебе.

– Это из-за оружия? Кто-то ищет оружие, которого у тебя теперь навалом?! – обвиняю Камаля во всех грехах.

– Ясь…

Бросив трубку, опускаю руки вдоль тела.

В это время на телефон приходит автоматическая рассылка – приглашение на день рождения Мурада, оно состоится на следующей неделе на яхте.

Я стираю сообщение, потому что настроения праздновать что-либо больше нет и ни на какую яхту мы не поедем тем более.

Мы уехали из дома, но вернемся в никуда, эта новость убивает.

Душ кажется мне единственным способом снять напряжение, пока дочь спит. Я раздеваюсь, включаю горячую воду и встаю под струи воды. Вода расслабляет затекшие мышцы, смывая с меня все тревоги прошедшего вечера. Горячие струи воды скользят по моему телу, и я закрываю глаза, пытаясь хотя бы на несколько минут забыть обо всем.

Об Эльмане и Юне.

О сгоревшем доме.

О невинном поцелуе, который оставила на губах Эльмана несколько минут назад. Я могла бы поцеловать его серьезно, только обручальное кольцо обжигало палец и напоминало о клятвах Камалю.

Прикоснувшись к губам, я чувствую, как они горят.

Я перестаю следить за временем, но когда я открываю глаза, то вижу вокруг себя кромешный сгусток пара и ничего больше. Похоже, что я включила слишком горячую воду, но мне было очень хорошо. Когда тело перестало быть деревянным, я смогла помыть волосы и уже собиралась выходить из душа, как неожиданно хлопнула дверь.

Камаль обещал, что скоро приедет, поэтому у меня нет ни капли сомнения – это он.

– Камаль, подай мне полотенце.

Ответа не последовало, но вместо этого я услышала медленные до боли знакомые шаги.

– Это не Камаль.

Глава 8

– Это не Камаль.

Распахнув глаза, я в изумлении встречаюсь с темным, полыхающим взглядом Эльмана. Я была обнажена перед ним, а он даже не отвел своих глаз. Напротив, его взгляд был тяжелым, полным гнева и чего-то еще, от чего у меня сжались внутренности.

Эльман был словно призраком прошлого, который ворвался в мой нынешний мир, чтобы разрушить то хрупкое спокойствие. Спокойствие, что я выстраивала годами. Тихая гавань, штиль, безветрие – так бы я описала свой брак с Камалем, и сейчас все это давало трещину.

– Выйди! Выйди немедленно, слышишь? – повторяю несколько раз, но ему словно все равно. Он не слышит меня. Он одурманен, а его взгляд расфокусирован.

– Ты думала, что можешь рыться в моих вещах и остаться безнаказанной? – его голос прорезает воздух, словно сталь, режущая кожу. Я сжимаюсь, прикрываясь рукой, пытаясь скрыться от его взгляда, но это было невозможно.

Он видел меня обнаженной.

Он пробовал меня в разных позах.

Секс с ним был сладким и запретным, от которого остались лишь мучительные воспоминания, только и всего. Больше он не может смотреть на меня и больше не может трогать. Между нами – пропасть из времени, тайн и ненависти.

– Я не собиралась… – пытаюсь оправдаться, но слова тонут в грохоте воды. Я вижу, как его челюсти сжимаются, а взгляд темнеет еще сильнее. Эльман шагает ближе, отрезая меня от выхода, и я чувствую, как жар от воды сменяется холодом его гнева.

– Закрой рот, Ясмин, – он приближается ко мне так близко, что я ощущаю тепло его дыхания на себе.

Боже.

В доме мы были совсем одни. Что, если он захочет завершить зверство, начатое несколько лет тому назад? Я не понимала: осталось ли это в прошлом или мне грозила опасность?

Два года назад он тушил сигареты об мои губы, он был разгневан моим предательством и обещал, что я не достанусь больше никому. Как показало время – досталась…

Когда Эльман дотрагивается до меня, я отшатываюсь. От воспоминаний былой летней страсти меня прошибает пот, а в низу живота ударяет током. Я упираюсь мокрыми ладонями в каменную сильную грудь и на секунду я ощущаю, как бьется его сердце.

Бешено, люто, раздирающе бьется.

Кажется, что оно не билось уже долгие годы, а теперь забилось с удвоенной силой. Из-за меня.

– Не смей касаться меня. У тебя есть жена.

– Вот, как ты заговорила? – на его губах заиграла ненавистная усмешка. – Строишь из себя моралистку после того, как прыгнула на другой хуй?

– Ты не имеешь права так говорить со мной! Пусти меня!

Собравшись с силами, я отталкиваю Эльмана в надежде, что мне удастся проскочить мимо него, но взамен я резко оказываюсь прижатой к плитке и единственное, что мне удается – это вскрикнуть.

Перехватив мои запястья, Эльман толкает меня в глубь душевой, отрезая все пути к отступлению.

– Я задал тебе вопрос: какого хуя ты рылась в моих вещах?

– Рылась и рылась! И что же было такого ценного в твоих вещах?! Всего-то записка от девчонки, в которую ты влюбился как мальчишка!.. – взрываюсь в ответ.

Чуть позже понимаю – я зря это сказала.

Зря надавила на боль зверя.

«Ясмин, я люблю тебя. Пиздец как люблю. Тебя одну».

Тогда он признался мне в чувствах, а я сказала, что между нами нет будущего, потому что он Шах. Я напомнила ему об условиях тайной связи: он дает мне свое покровительство от итальянской мафии, а я отдаю ему свое тело. Нам было классно вместе, но в итоге за тайную связь мы оба поплатились.

– Влюбился. Безответной. Любовью, – выплевываю с болью, добивая его окончательно.

В следующую секунду я вскрикиваю.

Развернув меня к себе как куклу, Эльман прижимает мое тело лопатками к холодной стене. Напряжение набирает пиковые границы, когда сквозь его мокрую одежду я чувствую его желание. Такое же твердое и прямолинейное, как тем летом, когда мы трахались сутками напролет.

Он протягивает руку, и его пальцы касаются моей шеи – жадно и немного больно. В этот момент я чувствую, как напряжение переходит все границы. Наши глаза встречаются, и я вижу в его взгляде смесь ненависти, боли и желания.

Уверена, в моих этого всего не меньше…

– Хочешь ответить за свой острый язык, Ясмин?

– Не смей…

– Я недостаточно воспитал тебя тем летом, и ты так и не стала покладистой.

Его широкая ладонь жадно накрывает грудь и до боли сжимает ее, заставляя меня сгорать от стыда за все происходящее. Когда его тоскующие губы впиваются в мои, то я понимаю только одно.

Камаль не простит меня.

Не простит.

На глаза накатываются слезы, грудь захватывают рыдания, а его жестокий поцелуй кажется мне соленым и вожделенным одновременно. Я приоткрываю губы, и его язык резко толкается внутрь, прошибая тело током – от макушки до кончиков пальцев на ногах.

Я думала, что от тоски давно позабыла его поцелуи, но нет – тело помнит. Оно, кажется, Эльмана навечно запомнило, и эта память, увы, не стирается.

Эльман толкает меня вглубь душевой и заставляет прогнуться в пояснице, вжимая щекой в плитку. Его длинные пальцы впиваются в мою ягодицы и раздвигают бедра, а твердый член даже сквозь мокрую одежду настойчиво упирается мне в промежность. Опустив ладонь между ног, он входит в меня пальцем.

Резко и грубо.

Я издаю жалкий всхлипывающий звук, от шока мое тело деревенеет, а сердце выпрыгивает из груди.

Он хочет взять меня. В душевой. Прямо сейчас.

Развернув к себе, хрипло просит:

– Опустись на колени. Отсоси как ты умеешь.

– Не буду…

– Что так? Раньше ты с радостью опускалась на мой член, Ясмин.

– Раньше ты был не таким мудаком, поэтому опускалась, – мой голос задрожал, я знала, что прошу впустую. Мои слова были лишь слабым эхом среди его гнева и решимости, а мои попытки освободиться для него были не более, чем забавной игрой.

– Раньше я был полным идиотом, раз верил в твою верность. Поэтому хватит строить из себя принцессу. Опускайся.

Я хочу проснуться из этого страшного кошмара, но его прикосновения были самыми что ни на есть реальными. Его пальцы, хоть больше и не трахают меня, все равно въедаются в память раскаленным металом. Я стою перед ним ни жива ни мертва, а вода, что льется на нас сверху, больше не кажется такой теплой. Меня всю трясет.

Я ненавижу его за то, что он все еще имеет власть надо мной, но я не могу допустить этого – не сейчас, не когда в соседней комнате спит наша дочь, о которой он ничего не знает.

– Я мама, Эльман, – шепчу я, пытаясь остановить его, удержать хоть какое-то расстояние. – Мама ребенка, который спит в соседней комнате. Она может проснуться!

Эльман замер, а его дыхание на мгновение изменилось. Его руки скользнули вниз, и я увидела, как в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

Упав на кафель голыми коленями, я накрываю лицо руками. Он едва не взял меня – обнаженную, распластанную перед ним. Внизу живота образовался сгусток напряжения, заставляя чувствовать себя грязной и порочной. Я бы никому не сказала, просто бы не смогла. Я бы молчала перед Камалем и перед всеми.

Эльман это знал.

– Сколько ей?

– Ч-что?

– Сколько лет твоей дочери? – раздается его холодный голос сверху.

Когда Эльман садится передо мной на корточки, то слезы начинают душить тело, а язык заплетается во рту. Я не могу заставить себя успокоиться.

– П-полтора года…

– Быстро же ты залетела от него, – просчитав сроки, произносит.

– Так получилось… Мы были в отпуске, потом я узнала, что беременна… – даю отточенную до зубов информацию.

– Почему ты плачешь, Ясмин?

– Просто так…

– Врешь.

Я упираюсь взглядом в его широкие плечи, а он берет меня за подбородок и направляет посмотреть в его глаза. Горячая вода уже не греет, а зубы отстукивают свой собственный ритм. Он проходится влажной ладонью по моей щеке и замечает шрам на скуле. Это он оставил его, шрам от сигарет.

Эльман помнит, что вытворял со мной в порыве бешенстве, но в его глазах не было ни капли сожаления. Я привыкла жить со шрамами от его рук.

– Я хотел от тебя дочь. Такую же как она.

Такую же как Юна.

Он сжимает кулаки, а в его голосе слышится голимая горечь.

Голимая.

Горечь.

– Слишком поздно, Эльман. Я подарила дочь другому.

Подняв глаза, я со страхом наблюдаю, как Эльман морщится и опускает кулаки вниз. Превозмогая боль, поднимается на ноги. Он поправляет бугор на штанах и уходит, не проронив больше ни слова. Кажется, что даже говорить со мной ему было больно, а говорить о Юне – больнее вдвойне.

Я ревела, валяясь на кафеле, словно время можно было повернуть вспять. Если бы несколько лет назад, когда я звонила ему, телефон взял Эльман, а не его мать, то я бы сказала ему о беременности и о том, что меня выдают замуж против воли. Все могло быть иначе.

Даже после сигарет, шрамов и пощечин – я бы сказала ему.

– Почему ты не взял трубку?! – в моем выкрике звучит обвинение. Страшное, разрушительное.

– О чем ты? – оборачивается в проходе.

– Я звонила. В октябре. Два года назад. Ты не снял трубку, ответила твоя мать.

– Наверное, я пытался не сдохнуть после того, как твой брат сломал мне ребра, ноги и проломил череп. Меня с нуля зашивали, ты же в это время, как я понимаю, плодотворно проводила медовый месяц, – имеет в виду мою дочь.

Да, плодотворно. Я корчилась над унитазом почти каждый день того долбаного медового месяца, вынашивая твоего ребенка.

Вслух же, конечно, этого не произношу.

Ведь если Эльман узнает, что он биологический отец Юны, его уже ничего не остановит.

– Я не виновата, я не давала брату наводку. Он сам выследил нас.

– Это уже не ебет. Зачем ты звонила два года назад? – спрашивает глухо.

Горячая вода продолжает струиться по коже, но я больше ничего не чувствую. Все, что осталось – это холод внутри и ощущение, что моя жизнь все еще принадлежит этому человеку, несмотря на все попытки разорвать связь между нами.

Только с появлением Юны на свет эта связь стала не только прочнее, но и опаснее.

– Сказать, что я тебя ненавижу…

– В таком случае могла не звонить. Мне было похуй.

Глава 9

– Скажи, нам обязательно было ехать на яхту? Я поздравила Мурада днем, когда мы приезжали к Диане на завтрак. Подарок можно вручить и завтра.

– Так нужно, Ясь.

Камаль напряженно закурил, и я отвернулась к окну. Перед глазами проплывали серые бесцветные улицы. Сегодняшней ночью мы отправились на набережную к морскому порту – здесь нас ожидала яхта, в которой пройдет день рождения молодого прокурора.

Хорошо, что мы с Камалем сняли жилье на то время, что мы застряли в Волгограде, потому что находиться в одном доме с Эльманом и его женой было выше моих сил. Сегодняшнее утро это только подтвердило.

– Я устала от этого фарса…

– Я тоже заебался. Скоро вернемся в Лондон и все будет по-другому.

Камаль не хочет признаваться в том, что, женившись на мне, он подставил под угрозу свой авторитет и влияние. Фактически он променял все на одну меня и теперь был вынужден плясать под дудку зажравшихся Шахов.

Автомобиль плавно тормозит на набережной, и Камаль касается моей руки. Я едва уловимо вздрагиваю и вскидываю взгляд. Водитель останавливается прямо возле причала, нас, членов семьи Шах, здесь уже давно ждали.

О дне рождении молодого прокурора был оповещен весь город, а на празднике будут присутствовать все члены семьи.

Камаль вытаскивает меня из автомобиля, и холодный ноябрьский ветер врезается в лицо. Я невольно крепче кутаюсь в плащ, под которым надето блестящее платье в пол, купленное на неделе показа мод. Оно выгодно подчеркивало бедра и узкую талию, ведь после рождения дочери мне даже не пришлось потеть в зале, и я быстро вернулась в свою форму. Моя подружка Лаура назвала меня ведьмой, ведь она долгое время не могла оправиться после родов.

Ветер дует так, будто хочет стереть с меня последние остатки тепла. Я поднимаюсь по трапу, и холод черных волн под ногами усиливает ощущение, что я двигаюсь в другую реальность. Камаль держит меня за руку, но его хватка слишком тяжелая – он, как и я, чувствует напряжение в воздухе.

Под нами раскачивалось словно целое море, и я мысленно взмолилась, чтобы этот вечер прошел быстрее.

Когда мы поднимаемся на палубу, вокруг нас царит показная роскошь. Яхта Мурада, словно сверкающая игрушка, блестит в свете вечерних фонарей. Все вокруг сияет: позолоченные перила, дорогие элементы декора, огромные панорамные окна, за которыми виднеется зал, полный гостей. Длинные скатерти, сверкающие хрустальные бокалы, приглушенный смех и шампанское – каждый элемент говорит о безграничной власти и богатстве. Я чувствовала себя на тонущем Титанике.

Мы входим в торжественный зал, и меня сразу окружает тепло и шум. Атмосфера роскоши давит, но я стараюсь не показывать этого. Весь зал утопает в ярком освещении: сверкающие люстры отбрасывают мерцающий свет на бархатные стены. Гости, одетые в лучшие наряды, смеются и поднимают бокалы за Мурада, поздравляя его с днем рождения.

У нас забирают верхние наряды, и первое время я чувствую себя обнаженной под взглядами множества людей.

Все это выглядело как идеально срежиссированное шоу для избранных. Мурад стоит в центре, словно король на троне. Молодой прокурор, окруженный своей свитой, представляет собой олицетворение власти и контроля. Все гости стремятся оказаться рядом с ним, стараясь произвести впечатление, льстят ему, шутят и хвалят. Это его вечер, его момент триумфа, и он наслаждается этим. Настолько богатую сторону жизни мало кто видел из обычных людей.

Рядом с Мурадом стоял Эльман. Его фигура была неподвижной, а взгляд…

Взгляд был прикован ко мне даже несмотря на то, что рядом с ним стояла его жена.

– С днем рождения, Мурад, – произношу, натянув на себя улыбку.

– Ясмин, Камаль, – приветствует нас виновник торжества, и мы сухо вручаем свой подарок. Это были дорогие часы, привезенные из Лондона. Камаль не поскупился на подарок своему племяннику. – О, я как раз ждал тебя, Ясмин. Сыграешь для нас на рояле? Я слышал, ты основала музыкальную школу в Англии, у тебя выпускаются молодые таланты.

– Да, – соглашаюсь. – Одна из моих учениц через неделю выступает в центре вашего города.

– Кажется, ее зовут Джулия?

Я не удивляюсь, когда Мурад называет имя моей ученицы и точное время выступления. Этому человеку известно все, что происходит в этом городе, и происходит это не без его ведома.

– Именно.

В зале стихают звуки.

Тяжелой поступью и иду к инструменту и уже заведомо знаю, что буду исполнять.

Эльман, я чувствую, догадывается тоже.

Когда-то я играла ему Ромео и Джульетту сутками напролет. Я играла, а после – мы занимались любовью, правда тогда я считала, что любовью там и не пахнет.

Эльман стоит неподалеку, и его взгляд тяжелым грузом давит на меня, когда мои пальцы начинают утопать в белоснежных клавишах. Мелодия начинается с тяжелых, угрожающих аккордов, напоминающих о вражде двух домов, как в знаменитой увертюре-фантазии Чайковского. Как иронично и, наверное, тривиально – исполнять именно эту композицию…

Звуки, то мягкие и нежные, то резкие и пронзительные, льются по залу, словно обнажая все чувства, которые я старалась скрыть. Каждая нота бьет точно в цель, передавая то, что невозможно сказать словами, а макушку непрерывно обжигает тяжелый взгляд.

Эльман помнит.

Он ничего не забыл.

Надеюсь, что мелодия пробирается прямо к его сердцу, оставляя за собой следы воспоминаний, потому что в моем сердце уже не просто склад, а целый космос воспоминаний.

Финальные ноты медленно угасают, погружая всех в звенящую тишину, пока гости не взрываются аплодисментами, но я слышу только молчание между мной и Эльманом – молчание, в котором все еще пылает наша неразрывная, хоть и болезненная связь.

Мы не говорим друг другу ни слова, но это молчание громче любого звука.

– Ромео и Джульетта? – Мурад поднимает брови, когда я возвращаюсь к ним, а потом переводит взгляд на Камаля. – У твоей жены талант. Кстати, надеюсь, сегодня без выходок?

– Если ты помнишь, прошлая потасовка началась не только по моей вине.

Мурад ухмыляется, и меня передергивает от его хищного выражения лица. Эльман же, в чей огород был брошен камень, прищуривается с тем же оскалом, а в его локоть крепко-накрепко вцепляется Лиана, словно напоминая ему о своем присутствии.

Жалкое зрелище.

– Камаль, тебя здесь никто не трогает. Не стоит портить праздник и давать СМИ повод для обсуждений. Дурные слухи нам не нужны, поэтому держи себя в руках, дядя.

– Держать себя в руках? – выплевывает Камаль. – Это ты мне говоришь, Эльман?

– Камаль, хватит, – прошу, схватив мужа за локоть. – Давай просто уйдем?

– Уходить поздно, мы отплыли от берега, – огорошил Мурад. – Просто не забывай, кто здесь хозяин. В Лондоне ты будешь бить морду кому пожелаешь, а здесь ты и твоя итальянка подчиняетесь нашим законам.

– Следи за своим языком в отношении моей жены, – предупреждает Камаль.

Шутливо подняв руки, Мурад широко улыбается, а после – провожает нас задумчивым взглядом.

Утянув мужа за собой, я пытаюсь его успокоить:

– Зачем ты нарываешься, я не понимаю? Ты ведешь себя так, словно нам нечего скрывать!

Я спешу отойти в сторону и забираю у мимо проходящего официанта бокал с шампанским. В горле резко пересыхает.

Они делают все, чтобы показать, кто здесь хозяин. Они хотят раздавить нас, но если мне все равно на происходящее, то у Камаля прямо срывает крышу. Если сорвет и здесь, то Мурад точно не спустит это дяде на тормозах. Хорошо, что хотя бы следы от прошлой потасовки на нем уже зажили благодаря мазям, которые я привезла из Италии.

Сделав пару глотков, я слышу гул двигателей. Яхта медленно отплывает от берега. Сердце начинает биться чаще, а пальцы, сжимающие ножку хрусталя, холодеют. Все вокруг кажется нереальным, словно я стою на грани пропасти.

Мурад и его гости, не замечая ни времени, ни места, погружаются в веселье. Звуки смеха и звон бокалов усиливаются, музыка становится громче, шампанское льется рекой. Гости начинают танцевать, их смех заполняет зал, но я чувствую себя оторванной от этого праздника, словно стою на расстоянии.

– Он просто охуел!

Голос мужа, как и его хватка, резко возвращают меня в реальность.

– Мурад?

– Мне плевать на Мурада. Сукин сын, ты слышала Эльмана?

– Эльман тебе особо ничего не сказал. Тебя просто злит тот факт, что мы спали.

Камаль обхватывает мой подбородок и заставляет посмотреть на него. Я знакома с его выходками и импульсивностью, поэтому поднимаю голову почти равнодушно.

– Хватит напоминать мне об этом! – цедит он.

– Тебе не нужно напоминать, ты сгораешь от ревности всякий раз, когда он смотрит на меня. И даже сейчас, – я перевожу взгляд на Эльмана и встречаюсь с ним глазами.

Притянув меня за талию, Камаль резко вжимает меня в свои объятия, но самое ужасное в том, что я так и не отвожу свой взгляд от Эльмана, а он – от меня. Сердце делает кульбит, а щеки заливает краской, когда я продолжаю смотреть на Эльмана пока меня обнимает и целует собственный муж.

Отвернувшись, я прячу лицо на груди Камаля.

– Хватит. Довольно. Меня раздражает твоя импульсивность, ты должен быть хладнокровнее…

Ты должен быть как он.

Я едва не произношу это вслух, но вовремя прикусываю себе язык.

– Поддержки от своей жены, я так понимаю, мне не ждать? – тихо взрывается.

– Я смотрю на ситуацию объективно. Ты психуешь.

– Ясно. Пожалуй, мне надо остудиться, – на эмоциях бросает Камаль, отпустив меня.

– Куда ты? Камаль!

Сделав еще несколько глотков шампанского, ставлю бокал на фуршетный стол и направляюсь следом за Камалем. Он даже не оделся, зато вылетел из фойе как ошпаренный, а там, между прочим, минусовая температура!

Выбежав следом за ним, я моментально теряюсь. На открытой палубе очень холодно, а порывы ветра едва не сносят меня с ног. Я решаю вернуться за верхней одеждой, а затем поискать Камаля на верхних палубах.

Впрочем, спустя двадцать минут поисков я понимаю, что попытка отыскать Камаля проваливается к чертям. Камаль часто так делал – взрывался и уходил, а мне приходилось бежать за ним следом. В один момент, еще в начале нашего брака, после очередной такой выходки у меня пропало молоко. Камаля не было дома неделю, и я осталась одна с голодной дочерью на руках. Не было ни смесей, ни собственного молока, и мне пришлось отправиться под жутким ливнем в магазин, чтобы купить смеси. Я потом сильно заболела, а Камаль извинялся дорогими подарками. К слову, дорогих подарков в моей спальне было очень много, а часть украшений я вовремя отвезла на Сицилию. Успела до пожара.

Как же я устала от этого всего…

Прекратив поиски, я спускаюсь на нижнюю палубу и вижу, как из тени выходит девушка.

Это была Лиана.

Набрав в легкие побольше ледяного воздуха, я шагаю в сторону, планируя обойти ее по правой части судна, но она преграждает мне дорогу, подводя нас к краю борта.

– Кого я вижу? Всего лишь самое большое разочарование в жизни Эльмана Шаха.

– Ты мне льстишь, Лиан. Самое большое его разочарование – это брак с тобой.

Лиана усмехается, перегородив мне обратный путь. За ее спиной была слышна музыка и веселье.

Остановившись перед ней, я не могу не признать, что на самом деле Лиана была красивой и утонченной. Увы, единственное чего ей не хватало – это мозгов, ведь однажды она застрелила мою Сицилию, мою любимую лошадь, подаренную мне Эльманом на день рождения.

И она жестоко за это поплатилась пулей, которую получила на собственной свадьбе.

– Ты искала Камаля? Кажется, он сильно разозлился на тебя и ушел на одну из палуб.