Не тайная связь

И я не уверена, что красный сигнал их уже остановит.

Потеряв фокус, я медленно таю и подставляю свою шею для поцелуев. Напускная беспечность развеивается сразу, едва Эльман раздвигает мои бедра и устраивается между ними.

Жар охватывает меня, когда его пальцы скользят по коже, находя самые чувствительные места, от чего тело прошибает током – так, как уже давно не прошибало. Уперевшись руками в твердую грудь, я пытаюсь отыскать взгляд Эльмана – может, хотя бы он сам сможет остановиться, ведь дома его ждала верная жена…

– Как же твоя жена, Эльман? Она так много для тебя сделала…

– Это не должно тебя волновать.

– Трахал здесь уже кого-нибудь?

– Только тебя. Буду.

Все надежды на стоп-сигналы рассеиваются, когда он погружает в меня пальцы. Откинувшись на шелковые подушки, я до боли прикусываю губу. Мне немного стыдно и много хорошо.

– Там влажно, потому что я представляю на твоем месте итальянца, – выпаливаю, бросая вызов. Но мои слова тонут в его улыбке, полной темного удовольствия.

– Выводишь меня, Ясмин. Ты хочешь грубо? Без нежностей? Так и скажи.

– Нежность нам не к лицу, – шепчу. – Обойдемся…

Его ладони предупреждающе сжимаются на моих бедрах, и одним рывком Эльман насаживает меня на твердый раскаленный член. Он делает это сантиметр за сантиметром. До упора и без единой нежности. В ушах появляется шум, а низ живота от неожиданности пронзает огнем.

Ну вот, сама же просила без нежностей, а теперь…

– Боже!

Мир рушится на части, но в этом хаосе я впервые за долгое время чувствую себя живой.

Перед глазами расплываются черти, пожарище и море – все сливается воедино до тех пор, пока ощущения между ног не становятся комфортными. Мелкая дрожь рассыпается по телу, и я утыкаюсь Эльману в ключицу – она у него немного влажная и солоноватая на вкус, я попробовала, когда кусала…

Еще он пахнет сандалом. Привычным, родным запахом Тайной связи.

– Было больно… – тихо всхлипываю.

– Странно, у тебя же большой опыт, – режет словами по-живому. – Сколько тебя перетрахало? Повтори, Ясмин.

Эльман продолжает игру «Кто сделает больнее», жаль только, что я в ней не могу участвовать дальше, потому что Эльман начинает двигаться. Впившись в его плечи ногтями, кусаю губы до крови.

– Чему с ними научилась? Покажешь? – не унимается, крепко вколачивая в меня свой член.

– Многому.

– Сосать научилась? Или все также хуево?

– Другим нравилось… Камалю тоже…

О брошенном вскользь имени я сразу же жалею. Схватив меня за щеки, Эльман накрывает мой рот ладонью и загоняет член до упора и искр в глазах.

Эльман сперва заряжает меня, затем – разряжает. И так по кругу. Внизу пульсирует жар, нарастая волнами.

– Его имя. Блядь. Под запретом.

Я зажмуриваюсь.

– Ты поняла?

Я киваю, но руку от моего рта он не убирает, вымучивая из меня стоны.

А у меня то ли от наслаждения, то ли от боли, то ли от всего вместе взятого, пропадает желание называть имя Камаля. Совсем.

Живот простреливает острым огнем удовольствия, и я крепко зажмуриваюсь. Впившись Эльману в плечи, я мелко дрожу, ощущая, как от оргазма сводит все внутренности и порхают бабочки в животе.

Но в какой-то момент, помимо удовольствия, по телу расползается отвратительное чувство вины. Вздрагивая от особенно глубоких толчков, я смотрю на Эльмана, но начинаю видеть совсем другое. Вижу Питер, свадьбу, оружие. Затем мужское тело на себе и подвеску Камаля, которая болталась сверху в такт толчкам, когда он брал меня – измученную, заплаканную, разочарованную. Да, все было по доброй воле, и я даже уверяла себя, что никогда не пожалею о той ночи, но сейчас…

Сбросив с себя наваждение из прошлого, я понимаю: сейчас я жалею.

Жалею прямо в этот момент, когда Эльман смотрит на меня с желанием, перемешанным с ненавистью, а я вспоминаю эту подвеску, что качалась над моим лицом в такт движениям…

Эльман тоже помнит. Помнит и, обхватив мой кулак с обручальным кольцом, вбивается в меня сильнее, глубже и порой больнее. Кажется, что это кольцо нас обоих режет наживую.

Убрав руку с моего рта, он впивается в мои губы злым поцелуем. Я не противлюсь. Сейчас, когда он вспоминает мой секс с другим, сопротивляться было плохой идеей.

Распахнув губы, я впускаю его язык и чувствую легкое столкновение зубами.

– Разведи бедра шире. Ты зажимаешься.

– Прости…

– С кем ты трахалась помимо него, Ясмин?

– Я же сказала, с итальянцами…

– Ясно. Значит, и анал уже пробовала? Мне можно? – хмыкает небрежно.

Я резко сжимаюсь, и он это чувствует.

Он же не всерьез, правда?

Потому что по его глазам я совсем ничегошеньки не понимаю – в них бездонное море.

– Я ни с кем больше, – выпаливаю ему в рот. – Не было никаких итальянцев. Ни с кем. Только с ним…

– Ясно, – сжимает челюсти.

– Я жалею.

– О чем?

Посмотрев ему прямо в глаза, обвиваю его бедра ногами и повторяю:

– Я жалею, что легла под него. Очень. Я совершила ошибку.

– Похуй уже, Ясмин…

Кивнув, я прячу слезы на его груди. Запустив руку в мои волосы, Эльман крепко вжимает меня в кровать и, сделав несколько финальных движений, бурно кончает. Когда Эльман опускает руку на мою промежность, чтобы снова довести меня до оргазма, я свожу колени и дрожащим голосом говорю:

– Не хочу. Похуй уже, Эльман.

– Останься, – пытается меня удержать. – Лучше я сгорю в пламени войны, чем верну тебя ему.

– Можешь начинать гореть, Эльман.

Откатившись в сторону, я старательно сдерживаю истерику, подступившую к горлу. Я призналась в самой большой ошибке в своей жизни, но ему похуй.

Хуже было бы, только признавшись я ему в своей любви или в том, что Юна – его дочь, но этому точно не бывать.

Глава 14

Звонок в видеодомофон отрезвляет меня от страстной ночи, заставив сердце болезненно удариться о ребра.

Прижав свитер к обнаженной груди, я перевожу разочарованный взгляд на Эльмана и, уже предугадывая ответ, спрашиваю:

– Это все ты?..

– Что я?

– Это ты ему сказал? Ты сказал Камалю, что поимел меня, и он приехал…

Эльман спокойно поднимается с постели и одевается, открыв домофон одной кнопкой смартфона. Затем переводит на меня такой же хладнокровный взгляд на меня.

Я готова была поклясться, что это Камаль. В моей голове моментально соединяется пазл, ведь этой ночью у Эльмана, наконец, появился шанс отомстить Камалю. Нанести ответный удар, так сказать.

– Это была месть, да?!

Подойдя ко мне вплотную, Эльман целует меня в лоб и произносит:

– Ты у меня ебобо, Ясмин. Я уже и отвык.

– Что это значит?! – кричу ему вслед.

– Это значит, что приехала доставка еды. Я жутко голоден.

– Когда ты успел ее заказать?!

– Вечером оформил предзаказ.

Доставка еды.

Это всего лишь чертовая доставка еды, а мой мир успел рухнуть и подняться снова.

Боже…

– Сам ты ебобо… – чертыхаюсь, зарываясь пальцами в волосы. Сердце колотилось в груди без остановки.

Вытерев вспотевшие ладони о свитер, я натягиваю его на разгоряченное тело и ухожу в ванную комнату. Посмотрев на себя в зеркало, я отшатываюсь: красные щеки, опухшие от поцелуев губы и безумные глаза – это все, что осталось от Ясмин Романо. Невинность, достоинство и гордость были давно оставлены в постели Эльмана Шаха.

– Боже, – выдыхаю, врубив воду из крана на всю мощность.

Умывшись ледяной водой, я миную Эльмана и возвращаюсь в спальню, бросаясь к телефону. На нем – несколько пропущенных. От Камаля.

Сердце предательски екает в груди, пока Эльман оплачивает доставку и возвращается ко мне. По квартире распространяется запах свежей ресторанной еды, но в горле застревает большой ядовитый ком, перекрывая доступ к кислороду.

«Не смог до тебя дозвониться. Надеюсь, что ты уже спишь. Я задерживаюсь на встрече».

Я опускаюсь на колени, игнорируя присутствие Эльмана в спальне, и печатаю ответ.

«Концерт маленькой синьорины отменили. Мне пришлось остаться с ней, чтобы успокоить. Скоро буду выезжать домой».

Ложь дается мне с трудом, но иначе я разобью ему сердце. И жизнь.

– Камаль скоро вернется домой. Я должна ехать, – зачем-то поясняю Эльману, ощущая его взгляд на своей щеке.

– Ясно, – щелкает зажигалка, и во мраке спальни вспыхивает короткий огонь.

Запах еды приглушается никотином, и я спрашиваю:

– Когда ты начал курить? Ты раньше никогда… не брал сигареты в рот…

– После нашего последнего секса, – поясняет, затянувшись. – Запах никотина мысленно возвращал меня в тот день. К тебе. И я подсел. Возвращался снова и снова.

– Ты подсадил меня на секс, я тебя – на никотин…

Несколько минут мы молчим. Вспоминаем, целуемся и дышим никотином, возвращаясь в тот день, когда мы трахались и дымили. Одновременно.

– А ты остаешься здесь? Не хочешь вернуться к жене, чтобы согреть ее постель?

Крепко затянувшись, Эльман бросает как данность:

– Я собираюсь разводиться.

К горлу подкатывает тошнота, и я резко блокирую телефон. Подняв глаза, ловлю на себе изучающий взгляд Эльмана.

Что? Разводиться?

– Разводиться?

– Да.

– Ты жесток, Эльман, – качаю головой. – Ты готов развестись с Лианой только по той причине, что она бесплодна? Она ведь тебя несколько лет тащила: больницы, реанимации, восстановление, физические упражнения. Может, у вас все еще получится с ребенком…

– Причина другая.

– Какая?

– Ты.

Я. Вот же глупец…

Я поднимаюсь на ноги и решаю одеться. В свитере и кружевных трусах я выгляжу максимально по-домашнему, а по-домашнему это не про нас.

– Если ты о нашей великой благородной любви, то я три года назад на это не пошла, и сейчас тем более не пойду.

– Ты просто не представляешь, как мне похуй, Ясмин.

Кинувшись к кровати как разъяренная кошка, я ударяю Эльмана в грудь. Явно не ожидая от меня таких действий, он падает на спину вместе с сигаретой в зубах и вскидывает брови.

Он уже был одет, а я – еще не до конца. Забравшись на него сверху, я опускаю ладони на его толстую шею и сжимаю на ней свои пальцы.

– Не смей, Эльман! Нам с тобой только трахаться хорошо. Остальное – плохо. И очень больно. Так что не смей даже думать о войне. Я с Камалем уеду…

– Не забудь перед отъездом сообщить ему, в чьей постели ты была этой ночью. Изменять тебе не в новинку.

Звук пощечины отрезвляет его. Меня. Нас.

Я его ударила…

Из его рта вылетает сигарета, и только лишь тогда я остаюсь удовлетворенной своими действиями. На простыне остается прожженная дыра, как и в моем сердце, а Эльман напряжен до предела.

Боялась ли я получить ответ?

Боялась…

– Я тебе не изменяла. Ты женился в полдень. Его член вошел в меня в полночь. Ты был женат, я была свободна. Невозможно изменить женатому мужчине.

– Ты охуела, Ясмин? – спрашивает низко, предупреждающе.

– Возможно.

Убравшись с колен Эльмана, я отхожу на несколько шагов от кровати, пока он поднимается и забирает сигарету с обожженной простыни. Я застегиваю брюки и быстро забираю мамины картины, а потом решаю прихватить и свою – с Финского залива.

– Эту не трожь, – велит Эльман, потирая щеку.

– Она моя…

– Нихуя. Поставь обратно, я сказал.

Стиснув зубы, ставлю обратно. Ну и с черт с ней, пусть у него останется хоть что-то от нас.

Подняв голову, гордо выхожу из спальни и попадаю в коридор. На кухне остаются бокалы с нетронутым вином, а в спальне запахи секса и боли вкупе с наслаждением.

Все остается позади.

А эти его лживые разговоры о разводе мне совсем не нравятся, поэтому я решаю их игнорировать.

– Убегаешь?

Почувствовав шаги за своей спиной, я вскользь бросаю:

– Я не смогу сказать Камалю об этой ночи. Это его убьет. Если ты только попробуешь рассказать ему, я возненавижу тебя. Ты понял, Эльман Шах?

– Тебе придется сказать. Я сообщаю семье о разводе, Ясмин. В ближайшее время.

Я качаю головой и делаю вид, что не слышу этого.

Не слышу и не хочу слышать.

Меня это никак не трогает. Ни капельки. Я не хочу быть втянута в его игру под названием «Уже не тайная связь». Разблокировав телефон, я вбиваю адрес и вызываю такси, мне обещают подать машину через три минуты.

– Камаль столько сделал для нас с Юной, что я просто не могу разбить ему сердце, – говорю, блокируя телефон. Осталось накинуть плащ с ботфортами и попрощаться, всего-то…

– Ясмин, я развожусь. Ты должна урегулировать вопрос с дочерью.

– Кстати, наш дом в Англии сожгли. Ты не знаешь кто это сделал? Там были мои картины и вещи Юны.

Обернувшись на Эльмана, я ловлю его растерянный взгляд.

– Я не знаю, Ясмин.

– Боже, я видела фотографии, там все превратилось в пепел. Это просто ужасно…

– Ты вообще меня слышишь или нет?!

Я машу рукой.

Вроде бы да, но нет.

– Я, блядь, развожусь. Ради тебя, – повторяет уже, кажется, в тысячный раз.

– Да разводись! А меня оставь в покое!

– Ты дура или прикидываешься? – спрашивает, ошалев от моего равнодушия.

– Мне было хорошо. Но на этом все.

За спиной в ту же секунду гремит стена, которая встретилась с кулаком Эльмана…

Наверное, он разбил себе все костяшки, а ведь его рука и без того была уродлива после всего, что с ним сделал Эмиль. Я спешно накидываю шарф, делая вид, что ничего не слышала, хотя внутренности сводит от крупной дрожи.

В следующую секунду я охаю – он прижимает меня к стене своей ручищей и предупреждает:

– Хватит. Бежать. От разговора.

Опустив подбородок, скрываю испуг и истинные чувства.

Я бы хотела, чтобы он развелся ради меня.

Я бы хотела проводить с ним дни и ночи и при этом зваться не любовницей, а женой.

Я бы хотела, чтобы Юна звала его папой.

Но мои хотения ничего не значат. Только деньги, власть и мафия – направляющие наших миров.

– Остановись, Ясмин. Я говорю с тобой. На меня, блядь, смотри.

Схватив за подбородок, тянет на себя. Смотреть заставляет.

– Ты слышала, что я говорил тебе?

– Нет, – бросаю с напускным равнодушием.

– Тогда я повторю. А ты, блядь, слушай.

– Хватит упоминать блядь…

Опустив лицо, Эльман упирается лбом в мой лоб и тяжело дышит. Тяжело ему со мной. Очень. Мне с собой тоже тяжело…

Чеканя каждое слово, Эльман повторяет:

– Я. Развожусь.

– Прекрасно…

– Ты тоже.

– Ни в коем случае…

– Надо решить вопрос с Юной. Я не обещаю, но я попробую. Попробую смириться с ее существованием.

– Смириться с ее… чем? – усмехаюсь ему в лицо. – Ты хочешь развестись, забрать меня, забрать чужую дочь… Ты съехал с катушек, Эльман! Нет, ты чокнулся! Ты ебобо…

– Сделай тест, Ясмин. Может, она моя… – Эльман тяжело дышит. – Я смотрел на нее, но нихуя не понял, на кого она похожа. От кого ты залетела, Ясмин? Ты сама знаешь?