Не тайная связь

– Виновных, кто с ним это сделал, так и не нашли? – вступаю в их диалог, не поднимая глаз.

– Не нашли. Уже и не найдут, много воды утекло…

В спальне Эльмана было холодно и мрачно. Я включила ночник, его мягкий свет лишь слегка разбавил темноту. Обхватив себя за плечи, я оглядела просторную комнату. Несмотря на то, что он жил здесь очень давно, я все равно ощущала его запах, словно невидимое присутствие осталось запертым в этих стенах.

– Забирай свою хулиганку. И вот чистое постельное белье, – София заводит в спальню сонную дочь и передает мне белье. – Доброй ночи, Ясь.

– Спасибо. Доброй ночи.

Я запираю за ней дверь и иду в ванную, чтобы искупать Юну перед сном. Она очень капризничает, потому что допоздна играла с Марией и Даниэлем, но истерик не закатывает – понимает, что в любой момент я могу стать строгой мамой. Перед сном я укладываю дочь рядом с собой, ведь кроватки здесь, конечно же, нет.

Крохотное тело прижимается ко мне в поиске ласки, а я до сих пор не привыкла ощущать себя в роли матери. До сих пор. У нее Эльмановы глаза, что сильно бьет по моему сердцу.

– Мам-м-ма… – сладко причмокивает дочь.

Дождавшись, пока Юна уснет, я встаю с кровати и изучаю комнату. Удивительно, раньше здесь жил Эльман, а теперь мы спим здесь с его дочерью.

На стене развешено несколько рамок с фотографиями, которые повесила в спальне сына Диана. Я решаю свесить их и положить лицом на полку, стараясь спрятать хоть что-то, что вскрывало старые раны. Убрав все фотографии, подхожу к шкафу и зачем-то открываю его. Внутри посреди всего прочего я нахожу знакомую папку черного цвета, выполненную из чистого дерева. Раскрыв ее, я думаю увидеть старые фотографии из прошлого Эльмана, но вместо них внутри таилось совсем другое.

Сердце грохочет как безумное, а глаза обжигает влага.

«С любовью, не Яся, а Ясмин», – было написано на смятом клочке бумаги. Это была моя записка ему. Ясей меня называл Камаль, а Ясмин – звал только Эльман. Эти строки были моим признанием, что с ним все было по любви. С этой запиской он обнаружил меня в постели Камаля. Он смял ее в то утро, а его взгляд…

Я ни на секунду за эти годы не забывала тот его взгляд.

Эта записка – все, что осталось от нас, и он ее сохранил. Видеть ее спустя время было обжигающе горько.

– Ма-м-ма!

Обернувшись, я замечаю, что Юна проснулась и стала ворочаться в поисках материнского тепла. Чувства зашкаливают, а записка обжигает кожу пальцев подобно горячему пеплу. Очень горячему. Действуя лишь на эмоциях, я рву эту записку на много-много частей и закидываю папку глубоко в шкаф – где она и лежала все это время.

Я делаю это слишком громко. Со злости.

Юна начинает плакать, и я приближаюсь к ней.

– Не надо. Не плачь, – прошу ее, обливаясь такими же горькими слезами. – Мне тоже плохо.

Когда ничего не помогает, беру ее на руки. Лучше бы Камаль был рядом, с ним Юна успокаивалась очень быстро. Было бы хотя бы чуточку легче.

Спустя время Юна успокаивается и засыпает у меня на руках. Я осторожно перекладываю ее на кровать, но сама не могу уснуть. Комната кажется слишком тесной, слишком наполненной его присутствием. В каждой детали ощущается Эльман: запах, оставшийся на подушке, предметы на полках, его одежда на полках, которая пахла Эльманом. Как будто он все еще здесь, а я – посторонняя, что вторглась в его личное пространство и со злости порвала записку. Сейчас – я резко жалею об этом.

Я чувствую, как нервы начинают сдавливать мое горло – словно сама комната оживает, напоминая мне о прошлом, которое, казалось, давно ушло, но сейчас снова заполняет каждый уголок, не оставляя мне ни малейшего шанса на покой.

Здесь я не усну.

Глава 3

Ночью я так и не смыкаю глаз, а на рассвете слышу шум подъезжающих машин со двора. Внизу хлопает входная дверь, и в доме появляется несколько новых голосов.

Чуть позже я слышу приближающиеся шаги к нашей спальне.

Я стояла у окна, пытаясь выцепить мельтешащие тени во дворе, но до конца так и не поняла, кто именно приехал, поэтому с содроганием слушала, как открывается дверь за спиной.

– Яся.

Я откликаюсь на свое имя и, задернув шторы, медленно оборачиваюсь. Я думала, что приехал Эльман и что он по привычке направился в свою спальню, которую мы с дочерью заняли этой ночью.

Я ошиблась.

В руках немного покалывает холодом, а из груди испаряется тепло, это заставляет меня вернуться обратно, к своей рутинной жизни.

– Привет, Кам. Ты приехал.

Мы жили с Камалем и дочерью в Лондоне. О нашем доме в Бирмингеме ходили легенды, а о таком муже как у меня – мечтали многие девочки. Камаль был красив и амбициозен, а черты его лица и спортивное тело многих женщин сводили с ума, впрочем, как и большое количество денег на его счетах, но только никто не знал, какими жертвами и какой кровью все это досталось ему. И тем более никто не знал о том, как сильно я не хотела становиться женой Камаля Шаха.

Благодаря моему мужу мы жили в роскоши, наш дом располагался в самом лучшем районе Бирмингема, а мы с дочерью никогда ни в чем не нуждались. Богатство и достаток дались моему мужу за то, что когда-то он оставил свое наследство в России и не стал мешать Эмину Шаху и его сыновьям ворочать свои грязные дела.

В какой-то степени я приложила к этому свою руку, а точнее – свое тело. Однажды я легла в его постель, затем стала женой, а другого обрекла на вечную муку и боль. Эльмана обрекла – на муку и боль.

Камаль зажег ночник и подошел ко мне.

– Что с тобой, пташка? Ты бледная, – прошелестел его голос.

Увы, после тех увечий, что он получил от Эльмана, мой муж оправился не полностью. Его речь до конца не восстановилась, он говорил медленнее и неразборчивее, а его лицо покрывали редкие глубокие шрамы, но он все равно любил меня, а свои шрамы романтично назвал в мою честь.

– Со мной все в норме.

Когда Камаль подходит, я не отступаю и позволяю ему заключить себя в объятия, а затем пристально рассмотреть. Его не было рядом несколько недель: сначала он летал в командировку в Австрию якобы для заключения крупной сделки по инвестированию в наш регион, но мне доложили, что на самом деле он летал заключить крупный контракт на поставку оружия. Затем оттуда он вылетел в Россию, и уже здесь ждал меня с дочерью.

Новость о поставке оружия мне не нравится.

От чего или от кого Камаль хочет нас защищать? Все было спокойно, и даже самый злейший враг Камаля – того, с кем ему пришлось поделить мою любовь – был побит. Камалю даже не пришлось пачкать руки, чтобы наказать Эльмана Шаха – того, с кем у нас была тайная связь. Он до сих пор не поднялся на ноги полностью.

Сердце неровно забилось от дурных предчувствий.

– Ты выпил? – сразу улавливаю запах.

– Мы были на винном заводе Эмина. Я выпил.

– Ясно. Я хочу спать, вечером состоится мероприятие, ради которого мы прилетели.

– Конечно.

– Если тебя не затруднит, ты ляжешь на диване? Здесь не было детской кроватки, и я едва уложила ее ночью.

– Лягу. Только Ясь…

– Да?

Обернувшись, я потуже запахиваю халат и делаю вид, что мне ничего неизвестно об оружии. Камаль делает несколько неровных шагов и тяжело дышит.

– Он прилетит тоже.

– Я знаю, – я отвечаю как можно ровнее.

– Не приближайся к нему. Не говори с ним. Не смотри ему в глаза. Я тебя прошу.

Камаль набирает в рот воздух. Сквозь зубы.

Почти шелестящий шепот касается моей макушки:

– Никто ни о чем не узнает, – он кивает в сторону спящей дочери. – Эльман без утешительных прогнозов, никто не будет копать туда, куда не следует.

Я зажмуриваюсь.

В этом всем есть моя вина. Полная и безоговорочная.

– Кому он нужен, правда? – шепчет Камаль, зарываясь подбородком в мои волосы. – Ты красива и здорова. Тебе он не нужен. Не приближайся к нему. Я буду ревновать, Ясь.

– Я поняла.

– Ты все еще любишь его?

Я утыкаюсь влажным носом в напряженную грудь. Поскорее бы Камаль отпустил меня и не мучил больше подобными вопросами.

– Я сотню раз говорила, что нет…

– Хорошо. Возвращайся к дочери.

– Ты не будешь спать? – спрашиваю его.

– Сна нет. Не буду.

– Тогда если она проснется, то ты сможешь забрать ее? Я хочу выспаться… Она всю ночь плакала, мне было очень плохо здесь, Камаль.

– Я знаю. Хорошо. Отдыхай.

– Тебя и так не было две недели, и няни заболели. Все разом. Еще и сегодняшняя ночь. Ты оставил меня одну, я чуть с ума не сошла, веришь мне или нет?!

– Извини, Ясь.

– Мне очень сложно быть матерью. Когда она плачет, я теряюсь. Я говорила тебе, что не планировала становиться мамой. Никогда.

– Ясь, она уже родилась. Обратно не сделаешь. Хватит. Довольно.

– Я люблю Юну, просто я устала. Рутина убивает меня.

– Сотый разговор по кругу, Ясь, – вздыхает Камаль, с силой потирая свое лицо. – Я тебе помогаю, няни тебе помогают, Давид иногда забирает ее на время, пока ты летаешь на ретриты и наполняешься. Я стараюсь облегчить твое материнство деньгами и помощью, но хватит говорить, что ты не хотела быть матерью. Довольно, говорю тебе. Слышишь меня?

Кивнув, украдкой вытираю слезы, а затем долго пытаюсь уснуть. Камаль за все утро так и не смыкает глаз, и я все время чувствую его взгляд на себе. Раньше я говорила, что раз нет любви, то нет и боли, но спустя годы поняла: где нет любви – там боль. Эта боль припекала грудь днями и ночами.

Весь оставшийся день проходит в суматохе: мы с Софией занимаемся детьми, мужчины тоже заняты своими делами – они решили устроить барбекю и открыть пару бутылок вина. Камаль остается дожарить мясо, дети играют в гостиной, а мы садимся за стол. Я пробую мясо и щурюсь от удовольствия, а вот вино отодвигаю в сторону. Сегодня вечером я хочу пребывать в здравом уме без промилле алкоголя в крови.

Весь день я старалась игнорировать присутствие Эмина Шаха в доме – кажется, мы с ним даже не поздоровались, но стоило мне отказаться от его вина, как я ловлю на себе его недовольный взгляд:

– Итальянке не понравилось вино?

– Пью вино только в винодельне своего папы, – холодно бросаю, не посмотрев в его сторону.

– Ты меня не уважаешь? Как это зовется по-итальянски: гордость или отвращение?

Повернувшись к Эмину Шаху, встречаю его мрачный многообещающий взгляд и в который раз замечаю: Эльман был очень на него похож. Жаль, что в Эмине я вижу не его отца, а убийцу своих родных. У преступления нет срока давности, и для меня он по-прежнему остается хладнокровным ублюдком.

Сделав глоток предложенного вина, я произношу:

– Вы слишком переоценили мои чувства к вам. Это равнодушие. А что касается вина, то оно просто отвратительное.

Отложив приборы, поднимаюсь из-за стола и слышу вслед:

– Такая же сучка, как и ее мать!

– Эмин! – выкрикивает Диана.

– Папа! – вступается София.

– Я сучка, но до вас мне далеко, – улыбаюсь ему сквозь зубы и покидаю стол. – Приятного аппетита.

Камаль приходит с новой порцией мяса, но слишком поздно. Ни у кого из присутствующих кусок не лезет в горло. Слава богу, что в этом доме не появляется Мурад – он давно живет отдельно, с двумя Шахами справиться было бы намного сложнее.

Весь день я ловлю на себе взгляд Шаха и понимаю одно: мы живы только благодаря тому, что Камаля не так легко убить. Как минимум, противовесом смерти служит Диана, родная сестра Камаля. Пока она жива – живы мы, в противном случае нам придется бежать или же… защищаться.

Камаль как самостоятельная единица давно стоял у Эмина Шаха поперек горла – тайный наследник династии, у которого забрали все при рождении. Женившись на итальянке, Камаль и вовсе стал для него врагом номер один. Только Диана и Камаль были наследниками по крови, а Эмин давно забыл, что в нем не течет кровь династии, он просто добился силой – и власти, и Дианы.

Если когда-нибудь Эмин Шах узнает, что Юна была зачата от его сына, он избавится от нас самым жестоким способом, на который он только горазд.

Вечером в дом приезжают визажисты и стилисты, к этому же времени приезжают няни, с которыми мы оставляем детей. Поцеловав Юну, я даю няне указания и рассказываю распорядок дня дочери, чтобы ее вовремя покормили и уложили спать. Позже нам с Софией делают макияж и укладку, и еще около часа кручусь у зеркала, подбирая наряд.

– Это то самое платье, которое ты купила на Сицилии? Ну, когда мы с тобой вместе шоппились? – вздыхает София.

– Нет, это для меня сшила моя лондонская швея.

– Ох, не коротковато?

– В самый раз.

– Ты идеальна, Ясь. Камаль должен быть благодарен судьбе, что встретил тебя.

Опустив глаза, киваю. София ошиблась: благодарен он должен быть только моему брату и тому отчаянию, с которым я легла в его постель.

Склонив голову, любуюсь собой. Платье идеально село по фигуре, я расправила невидимые складки на дорогой ткани и надела туфли. Я знала, что в Волгограде почти зима, но в моей душе всегда было лето, поэтому я выбрала платье с оголенными плечами черного сексуального цвета, что подчеркивало мою фигуру и визуально удлиняло ноги. Кудрявые волосы я решаю связать лентой, и у меня получается цельный итальянский образ.

Сев в автомобиль, мы отправляемся на празднование в честь назначения Мурада – гостей будет полон зал, а алкоголь будет литься рекой.

В машине меня слегка потряхивает, ведь на этот вечер должен прибыть и Эльман, а это значит, что вечер только начинается.

Осталось только встретиться с ним и сделать вид, что мне все равно.

Ведь тайная связь давно позади, а прошлое совсем не волнует меня. Ни капельки.

Глава 4

– Мы не будем задерживаться, – сообщает Камаль, управляя автомобилем, взятым в каршеринге. – Дома ждет дочь. Она скучает.

– С ней няня и брат с сестрой, – привожу аргумент.

– Она скучает по нам. По тебе и мне. К тому же, сегодня нужно переехать. Не собираюсь ночевать под одной крыше с ним.

– Как скажешь.

Опустив подбородок, я несколько раз поправляю свое платье и прошу Камаля прибавить в машине музыку, чтобы он не услышал, как дрожит мое дыхание. Мне начинает казаться, что Камаль почувствует мое волнение, и тогда беды не миновать. Ему не нравится, когда я думаю об Эльмане. Очень.

Бросив осторожный взгляд на Камаля, я подмечаю, как его губы сжимаются в тонкую линию, а когда мы подъезжаем к элитному комплексу, то напряжение в машине и вовсе достигает своего апогея.

Выскочив на морозный воздух, я привожу дыхание в норму и дожидаюсь, пока Камаль передаст ключи от автомобиля лакею. Он быстро приближается ко мне, захватывая лицо в свои холодные ладони.

– Ясь…

– Не говорить с ним и не смотреть на него. Я помню, – перебиваю сухо.

– Вообще-то я хотел попросить, чтобы ты поправила платье. Стоило выбрать наряд поприличнее и потеплее.

– А я в целом неприличная, Камаль. Ты должен был это понять, когда трахал меня в первый раз.

Камаль морщится и просит меня выбирать выражения. Я делаю вид, что мне все равно и что слова Камаля не задели меня, хотя на самом деле к такому моралисту как мой муж я давно привыкла: с Эльманом у меня случилась первая любовь, но Камаль с самого начала называл это грязной тайной связью и считал, что нашим браком он очистил меня от этой грязи.

Я, в свою очередь, так не считала.

Пропустив слова Камаля мимо ушей, я беру его за руку, и мы молча заходим в лифт. Отвернувшись от Камаля, я украдкой бросаю взгляд в зеркало и подмечаю как лихорадочно блестят мои глаза, а на губах частично съедена помада и покусана кожа. Я достаю помаду и делаю несколько коротких штрихов, скрывая от глаз Камаля свою нервозность.

Когда лифт останавливается, и мы выходим в большой просторный зал, наполненный людьми, мое сердце ударяется по ребрам и летит в самый низ.

Этот вечер был посвящен брату Эльмана, новому прокурору города. Зал был роскошным, как и все, что касалось семьи Мурада. Высокие потолки украшали изысканные хрустальные люстры, бросающие мягкий свет на дорогие мраморные полы, а золотистые и кремовые оттенки стен, обрамленные резьбой, создавали атмосферу элегантной утонченности.

Все гости были здесь. Почти – все.

Кроме Эльмана…

Его присутствия я не чувствовала, даже сердце – и то замедлило свой ход.

Мурад, как всегда, выглядел величественно в своем строгом костюме, принимая поздравления с холодным достоинством, как подобает его семье. Я должна была быть спокойной, расслабленной, держать лицо и произносить те же вежливые фразы, которые ожидают от жены успешного человека, но я не могла расслабиться ни на минуту.

Камаль задерживается, приветствуя знакомых ему гостей. Я подхожу к Мураду и вручаю ему подарок со стандартным набором слов:

– Поздравляю с получением высокой должности. Уверена, что ты находишься на своем месте, Мурад.

– Даже не сомневайся, Ясмин.

– Я и не сомневаюсь. Нисколечко. Ты раскроешь любое дело, которое дойдет до твоих рук.

– Ты права.

– Ты что-то хочешь сказать? – не понимаю.

– Нет, ничего. А ты?

Мурад прищуривается, склонив голову набок. Я выдерживаю его взгляд еще несколько секунд, затем натягиваю глупую улыбку и ухожу в сторону – туда, где безлюдно. Мурад начинал раздражать своей двусмысленностью, а в условиях моей тайны двусмысленность меня очень пугала.

На празднование Мурада Шаха собралась вся элита города – женщины в вечерних платьях, мужчины в строгих костюмах. Разговоры и легкий смех заполняли зал, пока официанты скользили мимо гостей с подносами, полными шампанского. Ощущение неизбежного и настающая тревога не покидали меня, но я держалась изо всех сил и даже не притрагивалась к алкоголю, хотя он бы точно смог охладить собственные мысли.

Где он?

Он придет один или со своей женой?

Мурад, стоящий в центре зала, обернулся в сторону входа, и шум мгновенно стих. Все взгляды устремились туда, куда смотрел именинник. Я тоже повернула голову, и сердце застучало быстрее.

На пороге зала стоял Эльман.

Он был в черном костюме, идеально сидящем на его высокой фигуре. Его лицо было серьезным, глаза смотрели уверенно, и он медленно шел вперед, ничем не выдавая того, что когда-то ему причинили боль – физическую и душевную.

Я услышала, как рядом кто-то тихо перешептывался – гости явно ожидали увидеть другого человека. Я тоже не верила своим глазам: он шел самостоятельно и без помощи ортопедических средств, хотя Камаль убеждал меня, что Эльман колясочник без утешительных прогнозов.

Его походка была уверенной и спокойной, у Эльмана Шаха все было под контролем, а вместо коляски, в которой я привыкла видеть его на фотографиях в соцсетях, рядом с ним шла его жена.

Лиана.

Они держались за руки, когда рассекали просторный зал, а я, несмотря на уговоры Камаля, не могла оторвать от него взгляд. Мое сердце, которое раньше было наполнено ненавистью и обидой, сейчас забилось с новой силой. Эльман двигался вглубь зала, приветствуя гостей, а они растерянно реагировали на его уверенный вид. Люстры над головой отбрасывали золотые блики на его лицо, делая его еще более неприступным и жестоким.

Приблизившись к Мураду, он крепко обнял брата.

Все, что происходило дальше – было как в тумане.

Он произносил речь, которую я не слышала.

Он испытывал те чувства, которых я не видела.

Он стоял среди гостей и своих родных, сдержанно улыбаясь, но в его глазах я видела тот же лед, что и в тот день, когда все рухнуло.

Годы изменили его. Эльман стал суровее, жестче, но он по-прежнему был тем мужчиной, который когда-то держал в своих руках мое сердце… и раздавил его. Его взгляд, который я когда-то знала до мельчайших нюансов, теперь казался чужим и непроницаемым, и эта чуждость причиняла боль сильнее, чем любой нож.

Он давно не мой.

Рядом с ним стояла его жена – она его выходила, она за него боролась, она грела его постель днями и ночами. Наверное, она хорошая жена.

Схватив бокал с шампанским, я делаю несколько спасительных глотков несмотря на то, что давала себе обещание быть трезвой этим вечером. Я осушаю бокал за считанные секунды.

Наступает наша очередь публично поздравить Мурада, и нас с Камалем приглашают, чтобы мы произнесли торжественную речь в честь нового прокурора города, но я отказываюсь идти вместе с ним.

– Мне нехорошо, Камаль. Произнеси речь один, пожалуйста.

Меня трясет.

Я боюсь, что я просто умру, поэтому ухожу в тень и даю себе несколько минут, чтобы отдышаться, но когда я поднимаю лицо, то встречаю на себе холодный пронзительный взгляд.

– Эльман… – шепчу одними губами.

Он, конечно же, меня не слышал.

Эльман стоял у дверей, опираясь на колонну. Его темные глаза словно прожигали меня насквозь, делая воздух вокруг нас густым, тяжелым.

Время остановилось. Я даже не заметила, как он закончил свою речь и ушел в сторону. Как и я. Я даже не знаю, долго ли он смотрел на меня? Видел ли он, как я заглушаю свою боль алкоголем со льдом?

Он помнит, как нам было хорошо вместе?

Помнит то жаркое лето, проведенное в его доме в Санкт-Петербурге?

Помнит наш первый раз? Мои слезы? Наши стоны?

Несколько лет назад Эльман Шах заполучил меня себе из самой Италии – для этого он сорвал мою помолвку с наследником влиятельной итальянской семьи, а ради спасения мне пришлось бежать в Россию и упасть ему в самые ноги. Эльман был хитер и опасен, и на тот момент я не знала, что сценарий моего бегства был тщательно им спланирован, я узнала об этом значительно позже.

За то, что произошло дальше, за первый поцелуй, за первый секс и за многие другие утехи мы жестоко поплатились: Эльман был прикован к инвалидной коляске, а я была выдана замуж за Камаля.

Да, это он подсадил меня на секс и поцелуи, на безумство и порок, а позже – мы друг друга уничтожили. Воспоминания льются рекой, и я чувствую, как по моим венам разливается знакомая боль.

Если бы я только знала, чем закончится этот вечер – я бы пожелала не появляться здесь никогда.

Эльман медленно двинулся в мою сторону, и его неспешная походка резко вытеснила весь воздух из зала.

Я почувствовала, как моя рука задрожала, едва удерживая бокал с шампанским. Волнение пробежало по телу, заставив все внутри сжаться от страха.

По мере приближения Эльмана я готовилась к своей погибели, ведь ощутить его близость на вкус и при этом не сгореть дотла было почти невозможно.

Глава 5

Вдох. Выдох.

Я делаю несколько таких циклов дыхания, когда Эльман равняется со мной, а затем…

Затем он просто проходит мимо меня. Я слышу за своей спиной голоса и звуки объятий, а чуть позже понимаю – он подошел к родителям своей жены, к Батуриным. От их искренних радостных приветствий мне хочется провалиться сквозь землю.

– Эльман, как мы рады тебя видеть! Сын наш, жизнь и душа нашей дочери!

Когда-то он был и моей жизнью, моей душой.

С чего я думала, что он подойдет ко мне? Для чего считала секунды, когда он поравнялся со мной, а затем прошел дальше? Для чего сердце билось о ребра как сумасшедшее?

Боже, какая я дура.

– Ясмин.

Я вздрагиваю, и из бокала проливается шампанское прямо на мои руки. Пальцы становится прохладными и липкими, но это все становится неважным. Договорив с Батуриными, он встал ко мне вполоборота – так, чтобы никто и подумать не мог, что мы ведем диалог.

У него изменился голос. Это первое, что я подмечаю.

Я крепче сжимаю бокал с шампанским и поднимаю свой взгляд, откликнувшись на его сладко-скрипуче-строгое «Ясмин».

Остановившись передо мной на расстоянии вытянутой руки, Эльман скривился как от зубной боли – то ли от упоминания моего имени, то ли от боли в ноге, которая при близком рассмотрении явно давала о себе знать.

Камаль клялся, что Эльман колясочник без утешительных прогнозов, тогда почему он возвышается надо мной как нерушимая скала? Почему зовет меня по имени – с такой сладостью и ненавистью одновременно?

Несмотря на шрамы, которые на нем оставил мой родной брат, Эльман был по-прежнему красив.

– Эльман.

Мой голос дрожит. Я крепче сжимаю ножку хрусталя и нервно облизываю пересохшие губы. Мы не говорили с ним с тех пор, как он размазал пепел от сигареты по моей разбитой губе и с ненавистью повторял: «Шлюха. Итальянская невоспитанная шлюха Яся». Тогда я узнала, что у него сильные руки и крепкая печатка на пальце – от удара его руки распухла моя губа. Было очень больно.

Наша тайная связь была не долгой, но яркой и страстной, а в конце мы разбили друг другу сердце и тела.

– Не ожидал увидеть тебя здесь.

– Взаимно.

– Слышал, у тебя есть дочь, – не спрашивает, а утверждает.

Запах никотина и смерти окутывает мои легкие, а в глазах Эльмана отражается тот домик, где он грозился убить меня после другого. Он почти сделал это, помешал лишь мой брат.