В этой истории не будет злодея, и никто не забыт

– Нет. – Он подошёл к столику, отпил из чьего-то стакана и наконец просил. – Что ты хочешь? Чего добиваешься?

– Дейм… – не успела она договорить, как Деми ударил по столу так, что дно стакана разлетелось, несколькими осколками оставшись в его ладони. Он не должен был позволить ей произнести это имя. Такой, как она, могли бы поверить.

Деми не придумал ничего лучшего, чем выбежать из бара, догнать Генри и вцепиться ему в руку. Они дошли до дома Марии, даже не пытаясь завязать разговор. Меньше всего Деми хотел, чтобы кто-то знал о его позоре, а Генри никогда не задавал лишних вопросов. Он шёл, молча поддерживая перебравшего друга, что так и не осмелился рассказать ему о том дне, когда стал очевидцем смерти его отца.

Может быть, они и повздорили, но Деми знал, что Генри ещё вернётся. Он будет приходить к нему каждое воскресенье потому, что от этих встреч становилось лучше им обоим. Они оба тосковали по Софи, но теперь Деми нужно было место, где никто из старого мира не смог бы его достать.

Глава 5

Квартира, в которой когда-то жили они с Софи, принадлежала Марии, и потому Деми ничего не смог возразить её переезду. Она была бок о бок с ним каждый день, но он её присутствия почти не замечал. Лишь изредка Деми обращал внимание на то, как еда появлялась в холодильнике, полы мылись сами собой, а Оливер уходил в школу с проверенными уроками. О нём Деми совсем позабыл.

Со вторника по пятницу с ним были Лили и Маркус. Они старательно пытались делать вид, что всё хорошо, но Деми слышал, как они поочерёдно плакали в гостевой спальне. Он не хотел к ним прислушиваться, но у него осталась старая привычка. Иногда, как и Софи, Деми пытался разбить пару тарелок на пороге в свою комнату, но Мария его останавливала.

Психолог сказал ей, что Деми нельзя оставлять без присмотра из-за того, что он может с собой сделать, но никто из сиделок не выдерживал с ним больше недели. У него давно не было друзей, а единственные люди, что ещё могли выдерживать его нрав, раньше дружили с Софи. Разве что с Джеральдом, который приглашал его пройтись каждый понедельник, Деми был знаком ближе, чем она.

Никто не пытался осадить его или отговорить мучаться, а Деми было необходимо услышать, что он заблуждается. После того, как они добрались до Центра, у него не было ни одной проблемы, кроме Софи, но теперь не стало и её. Ему были жизненно необходимы трудности, но в его присутствии Мария старалась лишний раз не мутить воду. Несколько раз Деми сбегал из дома, но жизнь на улицах приедалась ему уже через ночь; в столице это было слишком просто. Ему оставалось одно – прийти туда, где о нём никто бы не знал, но он не хотел спускаться ниже первого Кольца, ведь там его ещё помнили Разумные. Выхода не оставалось. С появлением Сэм в этом мире исчезло последнее безопасное место.

Лили рассматривала рисунки Оливера на наличие таланта каждый раз, как её о том просила Мария. Стоило им выйти на прогулку, как Лили с неохотой взялась за дело. На каждой странице альбома Оли прослеживался один мотив – опустошение и одиночество. Оливер рисовал поля, но цветы на них были такими мелкими, что оказывались почти не различимы. Ему нравился вид из окна его комнаты, но почему-то ко всем домам он пририсовывал несуществующие лестницы. Оливер изображал людей, но среди них никогда не было ни стариков, ни детей. Рты на портретах казались слишком маленькими, а губы поджаты так плотно, что сливались воедино. От картин Оливера Лили становилось тревожно. Она точно знала, откуда он черпает вдохновение.

Деми никогда не настаивал, но Лили считала своим долгом развлекать его и уводить от тяжёлых мыслей. После возвращения Маркуса она стала больше походить на себя прежнюю, что в один из Дней вакцинации пришла к Софи, не смотря на запреты солдат. Из-за того, что Лили часто хваталась за волосы, ей пришлось состричь их так коротко, что теперь пальцы скользили по ним не задерживаясь. Тёмные круги под её глазами становились всё меньше. Лили исцелялась, но это стоило ей таких трудов, что без финансовой поддержки Марии они с отцом не продержались бы. Из-за того, что Лили ещё не могла ни учиться, ни работать, она полагалась лишь на то, что Медчеры не перестанут платить за её лечение.

Когда Мария сообщила Деми о возвращении части культистов, он в тот же день оказался на пороге нового дома Маркуса с фотографией и шнурком, что Софи забрала из его дома. Тогда Маркус с улыбкой сказал, что предпочёл бы, чтобы она вернула ему их лично. От чего-то Деми тут же сник и умолк на несколько часов. И Маркус после того, как обо всём узнал, стал похож на завядший цветок. В тишине они провели весь вечер. Только через неделю Маркус написал Деми и предложил встретиться. Оказалось, всё это время он не мог заставить себя сдвинуться с места. Его тело приросло к кровати и отстало от неё тут же, как на него вышла Лили.

Всякий раз, как они собирались втроём, каждый считал своим долгом притворяться, что друг с другом им хорошо. В самом деле, события после того Дня вакцинации никак на них не отразились; они были достаточно взрослыми, чтобы справиться с новым миром. Но от чего-то всем им снились кошмары, а наяву они тряслись каждый раз, как приходилось выходить на улицу. Маркус держался лучше остальных. Чаще других он улыбался и предлагал сходить в кино, хотя и избегал боевиков, толп и поздних вечеров. Ему приходилось стараться, иначе бремя легло бы на кого-то другого. Без Софи некому было терпеть эту роль.

– Кем был твой отец? – вдруг решил спросить Деми, наблюдая за тем, как Маркус вертится у плиты в длинном фартуке. В таком виде он напоминал ему Бена, которого Деми изредка видел по утрам перед завтраком.

– Не спрашивай его о таком. – Прошептала Лили так тихо, чтобы в журчании воды из-под крана Маркус не различил её голоса. – Есть вещи, о которых нельзя говорить в столице.

– Фолком. – Ответил Маркус таким тоном, что Деми показалось, будто кто-то ударил кулаком по столу перед ним. Все шумы в миг прекратились. Деми всегда считал, что тот был преступником и заслуживал ссылки в девятнадцатое Кольцо. Но Деми всегда ошибался насчёт местных жителей.

Маркус не хотел стыдиться того, что его отец был не человеком. С тех пор, как на одной из заселённых планет – Вайнкуле – людям встретились фолки, отличающиеся от них лишь бледнотой кожи и цветом глаз, на них появился спрос. Фолки были услужливы, терпеливы, всегда соглашались с человеком и после того, как с лёгкостью освоились в человеческой культуре, смиренно согласились отдать ему своё место. В том была их натура, прославленная среди людей – чем покладистее фолк, тем он востребованнее.

– А откуда ты о нём знаешь? – вновь подал голос Маркус, с опаской поглядывая на Деми. Сколько бы он ни пытался играть с ним в друзей, у него никак не выходило делать это так, чтобы поверить в свою ложь самому. Маркус нисколько не доверял Деми, но приглядывал за ним потому, что не мог оставить его наедине с Лили. – Софи бы ни за что тебе об этом не рассказала.

– Ты говорил, что в последнее Кольцо твою семью сослали.

Деми вспомнил один из их разговоров в храме Вествуда. Он всё ещё считал Маркуса тем парнем, что не опасался приближаться к нему, не смотря на запреты культистов. Марк был для него человеком, чьё слово весило не меньше, чем указ председателя. Деми старался держаться к нему на почтительной дистанции и силился не замечать косых взглядов и лёгких уколов. «Софи бы ни за что тебе об этом не рассказала».

– Туда отправляют всех, кто пытался сбежать с Нью. Чтобы мы уж наверняка никуда не делись. – Сказал Маркус, и добавил с иронией. – Спасибо Медчерам за помощь. – Деми и не думал, что фолк смог решиться на такое, но у него не было причин не верить Маркусу.

– И что, он был похож на нас? – пытаясь разглядеть в нём признаки фолка, Деми прищурился. В последнее время он как никогда тяжело отличал реальность от фантазий. Скажи Маркус, что он на самом деле фолк, и Деми увидел бы у него жёлтые глаза и белые волосы.

– Не думай, что мой отец был простой копией человека. Да, он смог приспособиться к вам, отучиться, найти человеческую работу, друзей и встретиться с моей мамой, но всё равно остался фолком. И это звучит гордо. Он никогда не пытался подражать вам, а самобытных фолков всегда избегали потому, что они не станут притворяться, будто им нравятся все люди.

– Человек и фолк не могут иметь детей. – Припомнил Деми, и Лили шикнула на него, но Маркус отлично всё расслышал.

– Что, в самом деле? – из его горла вырвался нервный смешок. – Спасибо, Капитан Очевидность, не знал.

Пауза упала на паркет тяжёлым звуком шагов и, приблизившись к Деми вплотную, дала ему пощёчину. Он почти её не почувствовал, но ясно понял, что переступил черту. После того, как ушла Софи, больше некому было его затыкать. Все границы стали иллюзией – ничто не могло защитить других от нрава Деми. Его честность превратилась в наглость.

– Почему спрашиваешь? С чего это вдруг моя семья стала тебе интересна? – сказал Маркус, явно намекая на то, что за прошедший год они трое говорили только о Деми. В своём горе тот не видел ничего дальше собственного носа.

– Решил разнообразить будни. Рутина начинает надоедать.

– Рутина? – он не сдержал удивления. – Да ты же ничем не занимаешься.

– Как это? – Деми раскинул руки и облокотился на спинку стула. – Я только и делаю, что собираю вас здесь, чтобы вам не было так скучно. Да и без меня вы бы не увидели денег Марии. Всё просто. Все вы только и знаете, что пользоваться её добротой. – Он улыбнулся и вдруг заметил, что Лили с Маркусом перестали дышать. Деми врезал им под дых, но даже и не подумал прикусить язык.

– Мария, – произнесла Лили дрожащим голосом и тут же осеклась. Она обернулась так, словно та могла стоять у неё за спиной, и продолжила уже совсем тихо. – Она давняя подруга моего папы. Тётя Мэри всегда поддерживала его, и даже тогда, когда он решил переехать из Центра в девятнадцатое Кольцо. Она часто звонила и интересовалась мной. Понимаю, это не хорошо, но я слышала тот разговор. Мэри предлагала Софи встать лицом сопротивления и добавила, что следила за ней. Это из-за меня. Я рассказала ей о Софи. Знала, что она сможет выжить, и до того часто напоминала об этом Марии, что она поверила мне.

– Да неужели? – Деми вновь растерянно заулыбался. Теперь все его улыбки выходили нелепыми и натянутыми. Он разучился убедительно играть радость. – Если ты её верная помощница, то почему же она не стала помогать тебе тогда, когда ты в этом нуждалась?

Лили замолчала, и Маркус громче загремел посудой. Было видно, как он старается утихомирить свой пыл и успокоиться. Деми никогда не видел, чтобы Маркус срывался, но по рассказам Софи знал, каким тот был в школе. Услышав прерывистые вздохи Деми, Маркус понял, что он сам напрашивается на неприятности, и решил больше не сдерживаться:

– Заткнись, придурок. Вспомни о том, что сделал со своей жизнью, и как все мы её исправили! – он ударил ладонями по столешнице. Маркус злился совсем как Софи. Деми наблюдал за ним, словно завороженный, но совсем ничего не слышал. – Ты живёшь лучше нас и всё равно чем-то недоволен. Раньше тебя спасала Софа, теперь это делаем мы, а ты продолжаешь ныть. Грёбанный Медчер. Да я, – Маркус запнулся и поджал губы, пытаясь собраться с мыслями, но слова срывались с его языка быстрее, чем он их обдумывал. – Да какого чёрта ты столько времени нам плачешься? Убиваешься больше нашего! Это у нас случилась трагедия, понимаешь? У меня. Я потерял её, потому что положился на тебя, но таким, как ты, просто нельзя доверять. Ты мог бы спасти её. С твоими то деньгами и властью! Столько кичишься ими, не упускаешь и шанса напомнить нам, как все мы задолжали твоей проклятой семейке, но не смог воспользоваться своими возможностями, чтобы помочь ей. Жалкий трус. Идиот, да ты у меня уже в печенках сидишь! – Маркус стиснул кулаки с такой силой, что у него захрустели суставы. Зубы скрипнули, и воздух стал просачиваться через них со свистом. – Лучше бы умер ты. Тогда мир бы ничего не потерял. Нам было бы лучше без Медчеров. Ты только и умеешь, что болтать. От тебя никакой пользы.

– Марк, прекрати. – Лили приобняла Деми и прикрыла собой, но Маркуса её жалостливый взгляд не останавливал.

– Я знал Софу десять лет и, клянусь тебе, отдал бы за неё голову. Я всё ещё люблю её, понимаешь? Она самый близкий мне человек. Самый. – Из его груди вырвался сдавленный всхлип. Лили разрывалась между ними, не зная, кого начать утешать первым. Пока сама она позволяла Софи становиться хорошим воспоминанием, другие судорожно повторяли её имя так, словно у неё вышло бы их услышать. – В школе я построил вокруг Софы всю свою жизнь. Теперь не знаю, как без неё обойтись. Словно без неё я никто. Нас всегда было трое. Софа, Лия и я. Но кто мы теперь? – встретившись глазами с Деми, Маркус наклонился к нему, чтобы прошептать. – Ты не можешь быть нашим третьим. Медчеры нам не ровня. Чёртов слабак. Всё говоришь о своей фамилии, а какой с тебя толк? Мы нянчимся с тобой только потому, что Лили благодарна тебе за помощь твоей тётки. Для меня ты всё ещё никто. – Маркус сел на стул и, пытаясь сдержать дрожь, взялся за голову. – Потерять такую, как она, хуже собственной смерти. Её смерть была нашей общей. Она никогда не нуждалась в защите, но ты должен был её спасти. Ты не сделал этого. Предатель. Я просил её воспользоваться тобой, но она не стала. Видимо, с тебя просто нечего брать.

Деми не мог вставить ни слова, но не потому, что ему нечего было ответить. Он вдруг глубоко задумался; это случилось с ним впервые с момента, как Софи в последний раз вколола себе вакцину. Он почти ни на чём не мог сосредоточиться, но одна идея застряла в его голове той же пулей, что когда-то оказалась в его бедре. Нога начала ныть, а в висках застучало. Деми понял, для чего действовал на нервы своему окружению. Ему хотелось проблем. Чтобы всё было как в старые добрые – он и Софи против целого мира, которому нет до них дела. Вот только теперь со всем придётся справляться ему одному.

– Ты сам виноват, что тогда решил остаться в Вествуде. – Продолжил атаку Деми. Лили попыталась прикрыть ему рот, но он с лёгкостью отбил её руки. – Ты променял Софи на культ – вот и всё, что нужно про тебя знать.

– Мне тоже было страшно. – Ответил Маркус, встав к нему спиной. – Я сам не знал, что делать. Решил, что все, кроме меня, мертвы. У меня осталась только мама, а ты спрашиваешь, почему я не пошёл с вами? Культ мне все уши прожужжал о том, что в Центр войдёт лишь тот, кто спасёт Деймоса Медчера. Они так тряслись вокруг тебя, потому что решали, кому ты достанешься. Мы думали, что пропустят лишь одного. Этим кем-то должна была стать Софа.

– Ты мог бы попросить её остаться. – Бросил Деми, когда Лили промахнулась и вместо губ сжала его щёку. Она ещё не знала, что он собирается сделать. – Здесь Софи была несчастна.

– Остаться. – Почти не слышно проговорил Маркус, едва не выронив из рук полотенце. Сердце вдруг пропустило удар. Деми пытался переложить всю вину на него. – Ты в самом деле считаешь, что ей было бы лучше, если бы она бросила свою новую жизнь ради меня? Я как мог притворялся, что мне нет до неё дела. Хотел, чтобы она меня отпустила. Но ничего не вышло. Я никогда не умел прощаться.

Лили смотрела пустым взглядом куда-то перед собой, то нервно щипая себя за ладонь, то сжимая и разжимая пальцы трясущейся рукой. Сделав несколько судорожных вдохов, она отпустила Деми и заговорила:

– Тогда с ней уже был Оливер. Ей нужно было уйти из Вествуда. Софи сделала всё для него. Отказалась от всех нас, чтобы он был счастлив, а нам нет до него дела. Это м есть предательство. Нам плевать на желания Софи, все мы хотим, чтобы она вернулась и снова начала выполнять свои обязательства. Чтобы она вновь взяла на себя всё самое трудное.

– Вам будет лучше, если я уйду. – Предположил Деми, и, когда Лили хотела опровергнуть его слова, Маркус их подтвердил:

– Да. Проваливай. – Он махнул рукой. – Ты не делаешь ничего ни для себя, ни для других. Когда ты в последний раз говорил с Оливером? Ты хоть знаешь сколько ему лет?

– Конечно. – Легко ответил Деми и с полной уверенностью добавил. – Скоро будет восемь.

– Ему уже девять, придурок. – Маркус усмехнулся и вернулся к плите. Вода давно выкипела, но это больше не имело значения; у всех пропал аппетит. – Чёрт возьми, да я знал её десять лет. Ты был знаком с ней всего десять месяцев, а страдаешь уже полтора года. Самому-то не надоело? Это нас с Лили нужно жалеть. Это мы потеряли подругу. Ты едва ли понял, кем она была на самом деле. Подумай об Оливере. Кроме тебя у него никого не осталось. Он – твоё бремя, вынеси же его с достоинством. Разве Софа жаловалась тебе на то, что устала?

Софи признавалась в этом Деми, но, когда он захотел открыть рот, Лили удалось его остановить. Маркус не выдержал бы этой правды. Откровение так и осталось невысказанным для того, чтобы и без того хрупкий мир Маркуса не потерял последнюю опору: «Может быть, ты знал Софи не так хорошо, как думаешь». Она была последним, на что он ещё мог полагаться. Только Софи осталась для него такой, какой была у вествудского храма – самоотверженной и как никогда живучей.

В дверь позвонили, и Маркус прикусил язык. Мария всегда давала знать о своём возвращении, потому что Деми начинал нервничать каждый раз, как в дверном замке поворачивался ключ. Оливер вбежал в комнату с большим мешком сладкого попкорна и несколькими баночками газировки. Расставив их перед друзьями, он заулыбался, ожидая, когда на него обратят внимание. Мария пыталась баловать его, но у неё ничего не получалось. Всякий раз, как она предлагала ему взять что-нибудь для себя, Оли выбирал то, что мог принести в дом. Он очень старался быть хорошим сыном, и в его прилежании Мария видела настоящего Медчера. Ещё немного, и он стал бы одним из них. С недавних пор Оливер начал повторять за Марией даже её парадную улыбку.

Деми понял одно – ему нужно бежать, и, если он хочет быть верен Софи, Оливер должен пойти с ним, иначе на Ньюэре станет на одного Медчера больше. Во взгляде Маркуса читалось: «Медчеров на Нью хватает. Лучше свали и испорти жизнь кому-нибудь другому. Мы от тебя уже натерпелись». Это была правда. А если и бежать, то как можно дальше.

Маркус отвернулся от Деми на весь оставшийся вечер, перестал участвовать в играх Оливера и стал часто коситься на бывшую комнату Софи. Перебирая между пальцами резинку из детского шнурка Софи, он поджимал губы и опускал глаза. Марк скучал и по ней, и по своему отцу, но никак не мог справиться со своей болью. Ему хотелось вернуться в культ. Оказаться в плотном кольце из людей, чьи намеренья были ему ясны. Тогда все они просто пытались выжить. В безопасности дела обстояли намного сложней; у него было слишком много времени на то, чтобы задумываться о своих ошибках.

– С Софой было покончено ещё в тот момент, когда умерли её родители. Всё после – просто медленная смерть. – Прошептал Маркус на ухо Деми прежде, чем уйти. Лили услышала их и вдруг содрогнулась. Ей было известно куда больше, чем остальным, но она вновь смолчала. Из её головы никак не выходили мать и отец Софи, слившиеся на полу кухни в единую лужу.

– Это моя вина. – Донеслось до Деми тихое бормотание. – Моё наказание за то, что я не помогла ей тогда. Нужно было остаться с ней. Защитить.

– Ну-ну, не думай об этом, Ли. – Едва различимый голос Маркуса затух в коридоре. – Мы сделали всё, что могли. Наша проблема лишь в том, что мы можем чувствовать эту вину.

Глава 6

Деми рассказал Марии о своём плане только потому, что ему нужны были деньги, но она стала так яростно возмущаться, что ему стало понятно – от неё он не получит ни гроша. У него были и другие влиятельные знакомые, но та власть, в которой он нуждался, могла принадлежать одним лишь Медчерам. Деми собирался покинуть Ньюэру, и никто не был в силах его остановить.

Недели мешались в грязную кашу вместе с едким дымом сигарет и привкусом таблеток, раздробленных на дне стакана. Деми поспрашивал всех, кого знал, и лишь Генри согласился ему помочь, но его средств не хватило бы даже на то, чтобы оплатить билет на одного человека. Маркус подсказал, с кем нужно связаться для незаконного перелёта, но бесплатно они помогали лишь фолкам. Ни Деми, ни Оливер не смогли бы притвориться иной расой, потому что все в контрольном пункте знали, как нужно допрашивать людей; у них никогда бы не вышло сыграть те убеждения, в которое фолки верили искренне. Вариантов не оставалось. Деми должен был достать деньги, и как можно скорее.

Никто, кроме Марии, не пытался его отговорить, но и она понимала, что у неё ничего не выйдет. Ни у одного из ещё живых людей не вышло бы убедить его передумать, но Мария слёзно молила Деми одуматься. Чаще обычного она подзывала его к себе на кухню, плотно закрывала дверь и спрашивала, что стало причиной всех их бед:

– Если тебе чего-то не хватает, можешь сказать мне об этом как есть. – Закинув ногу на ногу и сложив руки на колене, Мария добавила. – Я, конечно же, всё исправлю.

– У меня всего достаточно, – Деми тяжело выдохнул и силой заставил себя сдержать раздражение. Он понимал, зачем нужен Марии. Ей не терпелось им воспользоваться, но для этого нужно было, чтобы сын председателя как можно скорее оправился. – В том то и проблема. Я больше не могу жить вместе с тобой. Разве ты не хочешь, чтобы я наконец стал самостоятельным?

– Когда-то ты уже принял решение сам. Тогда ты остался в Сафэксе в одиночку.

– Ты сама виновата в том, что отдала меня Беннетам. Избавилась, – голос дрогнул, и Деми поджал губы. Он старался оставаться бесстрастным, но давняя обида пиналась в его животе так, как если бы ему пришлось проглотить её живьём. – Потому что от меня не было пользы.

– Не все в этом мире твои враги. Иногда одни люди отпускают других из большой любви. – Мария держала спину ровно, а плечи расправленными. Ни один мускул на её лице не дрогнул тогда, когда она отважилась произнести то, о чём раньше не осмеливалась заговорить. – Можешь отрицать это сколько угодно, но ты не мог не замечать, что я в самом деле, – резко вдохнув, она крепко прикусила язык. Воспоминания об одном человеке приходили к ней с острой болью. Щёки Марии поддались румянцу, и Деми решил, что у неё начался жар. Ему это было знакомо. Сам Деми мучался тем же самым, но никак не ожидал, что однажды Мария покажется ему в таком виде. – Я люблю тебя не меньше, чем твою мать. В детстве тебе казалось, что все, кроме неё, изводят тебя, но ты был не прав. У тебя есть я и Фобия. Пускай она не слишком-то разбирается в жизни, ты можешь на неё положиться.

– Хочешь сказать, что желаешь мне счастья, но не отпускаешь во второй раз. – Деми отвёл взгляд, не зная, как реагировать на упоминание мамы. В их семье о Палестине было принято не упоминать. И Деми старался лишний раз о ней не вспоминать.

– Потому что ты отнимешь у меня Оливера. Я не знаю, как управляться с тобой, но у меня есть шанс не допустить старых ошибок с ним.

– Причём здесь Оливер? Сейчас мы должны говорить обо мне. Это я хочу уехать.

– О тебе говорят с самого твоего рождения. Я надеялась, что ты отвыкнешь от этого, но всё стало только хуже. – Мария коснулась его плеча. На её лице должна была появиться утешающая улыбка, но Мэри не смогла её показать. – Думаешь, она гордилась бы тобой за то, что ты превратился в это? – глаза Деми забегали и остановились на руке, которой Мария похлопывала его по колену. В этом жесте не было ни тепла, ни ласки, но она пыталась вести себя как все хорошие матери; старалась стать такой, как Палестина.

Деми не понимал, что с ним не так, до тех пор пока заметил, как часто и поверхностно дышал. Его пальцы дрожали, вечно широкие зрачки скрывали радужку, а мышцы в теле трепетали так, словно кто-то цеплял его кожу крючком и тянул, не силясь её порвать. Он сгрыз ногти, искусал кожу вокруг и даже не заметил, как болезненно выглядел из-за долгого сна и редких прогулок. Его голова часто кружилась, глаза слепли, а язык запинался, отказываясь ему подчиняться. Деми считал, что ему удалось исправиться, но в Центре он чувствовал себя куда хуже, чем в Сафэксе.

Им с Софи и правда нужно было остаться в Вествуде. Но Оливер всё им испортил.

– Если ты не поможешь мне, я пойду к Фобии. – Деми скинул с себя руки Марии, поднялся и расправил футболку. Когда-то её носила Софи, и теперь она висела на его теле, словно старое тряпьё на ветхом заборе. – Мне нужно отсюда выбраться.

***

Здание на окраине города. Один из престижных районов Центра. В квартире Фобии было тихо и холодно. Если бы не открытые окна, Деми и вовсе бы её не увидел. Она стояла за тяжёлой столешницей и пила воду из дешёвого стеклянного стакана. Просто смешно. Можно подумать, у неё не было возможности позволить себе что получше. Весь дом был таким, как и она сама. Безмолвным, сдержанным и тоскливым. Тусклые обои на стенах, одинокий диван, бледный деревянный пол. Безликая мебель, крохотная спальня и ни одной картины на стенах. Ни одной фотографии. Словно бы у неё не было ни друзей, ни семьи. Словно бы у Фобии Медчер не было даже её самой.