В этой истории не будет злодея, и никто не забыт

От четырёх стен с закрытым окном несло рвотой, алкоголем и чем-то кислым. При Софи здесь такого не было. Когда Оли заглядывал в эту комнату в последний раз, взгляду было не за что зацепиться – вещей оказалось так мало, словно она по привычке готовилась сбежать. Но вместо этого Софи устраивалась с Оливером на кровати и спрашивала, о чём он думает. Она считала, что именно так и поступал Джеймс, возвращаясь домой с вылазок. Вот только Оливер чаще молчал, чем признавался, что не может перестать вспоминать Вествуд. Встречи с психологом ему не помогали. Как и Деми, на них он не говорил и слова правды.

Оливер тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя мысли о Софи. Он не любил думать о ней. Почему-то ему казалось, что всё, что с ней связано, приносит одни лишь беды. В его памяти не сохранилось ничего из того, что она для него сделала. Когда они были рядом, малышу Оливеру было слишком страшно. Много боли и криков. Стоило Софи прийти в дом Милеров, как за ней показалась смерь.

– Здесь все её вещи? – спросил Оливер так тихо, словно боялся спугнуть Деми. После случившегося они ещё ни разу не говорили о Софи.

– Да.

– И ты читал её письма?

Деми нахмурился и закрыл глаза, пытаясь вспомнить видел ли хоть раз, чтобы Софи писала, но в голову ничего не приходило. В висках застучало, а нос забился от спёртого воздуха, что оседал в лёгких и заставлял их стенки слипаться. Теперь каждый день, что он проводил без таблеток, выводил его организм из строя.

Оливер подошёл к столу, выдвинул ящик и достал из него стопку бумаг. Часть из них была рабочими журналами или рекомендациями от психиатра, но на обратных сторонах нескольких виднелись криво выведенные строчки. Оливер не стал вглядываться в них и положил на кровать Деми. Тот уставился на текст не моргая. Он и не подозревал, что мог что-то упустить. Но даже Деми не знал Софи полностью.

– Папа тоже писал. – Объяснил Оливер, направляясь к двери. – Хранил письма точно так же, лицом вниз. Если мы скоро улетаем, ты должен выбрать, что сможешь взять. Всю комнату нам не увезти.

Черновик пять от двадцать третьего ноября

Доброй ночи, Деми. Ты ведь наверняка читаешь это в сумерках, я права? Ты не спишь, а я уже ушла. Прости, что напоминаю. Просто я точно знаю, что случится завтра. Понимаю, звучит неприятно, но так оно и есть. Надеюсь только, в случае чего моё тело не раздуется, как у больных. Вам с Оли не стоит этого видеть.

У меня всё чаще путаются мысли. Не знаю, что будет дальше, но однажды болезнь возьмёт верх. Я знаю, что сейчас ты заплачешь. Не сдерживайся, просто попроси того, кто рядом, помочь тебе. Лили с Генри всегда будут с тобой. А ещё Оливер. Главное, не отталкивай их. Ты всегда лучше меня уживался с людьми, пускай твои навыки тебя не подведут.

И, пожалуйста, только не говори Лили, что я оставила письмо именно для тебя. Ей и так досталось. И Оливеру ничего не рассказывай, он ещё маленький и всё не так поймёт должен быть маленьким и понять всё не так. Только не подумай, что я обременяю тебя очередным договором. Поступай так, как знаешь. Моё мнение больше не имеет значения.

Я даже не знаю, прочтёшь ли ты это письмо. Хотя бы одно из тех писем, что я для тебя писала. Думаю, если это и случится, то только тогда, когда ты будешь убирать мои вещи, и не важно, по какой причине. Уверена, что этим займёшься именно ты. Распоряжайся ими на своё усмотрение. Только одна просьба: потрать все заработанные мною деньги на обучение Оливера. Хоть у кого-то из нас троих должно быть образование. Ха-ха. Прости мне эту шутку. Я не со зла. Просто сама так и не смогу обучиться. Это моя мечта. А это было моей мечтой. Пора привыкать писать о себе в прошедшем времени.

Хочу, чтобы он пошёл по моим стопам. Сделал то, что не смогла я. Потому что так поступили со мной мои родители. Знаю, это неправильно, но я ужасно этого хочу. Тебе не обязательно исполнять то, о чём я тебя прошу. Всё равно мне об этом уже не узнать. Иногда мне кажется, что я ненавижу Оливера. Может, ты чувствуешь то же самое?

Я никогда не задумывалась о том, как буду пробираться в Центр. Меня это не волновало. Просто отец сказал, что я должна быть здесь. Сама не знаю зачем. Если бы на витке Кали дядя Майк встретил только меня, он помог бы мне без тебя? Он застрелил бы меня, как и всех остальных. Всех, кроме тебя.

Знаешь, иногда у меня начинают трястись ноги, словно ими управляет кто-то другой. И, кажется, температура под сорок. Когда я стояла у реки с Оливером и двумя Разумными, то мне показалось, что мои губы начали слипаться. Может быть, я всё просто выдумала. Но шрамы горят. Я этого не чувствую, но знаю, что так оно и есть. Это больно. Всё в порядке, пока я могу держать себя в руках. Но в голову приходят странные мысли. На работе я подолгу одна. Тогда мне кажется, что на меня кто-то смотрит. Хочется сжать себе горло. Или кому-нибудь другому. Я совсем помешалась.

Ни о чём не думаю, ничего не помню. В последнее время работа даётся всё тяжелей. Иногда я забываю, где нахожусь. Никто бы не рассказал об этом моему начальнику, потому что ночами я главная, но мне всё равно страшно. Словно внезапные приступы амнезии. В голове пусто.

Кажется, всё началось задолго до Вествуда. Может, я всегда была такой, и, когда узнала о Марке, меня это добило. Я ещё вспоминаю о нём, хотя не помню собственных родителей.

Не понимаю, что на меня нашло после того, как тебя забрал культ. Мне стоило быть мягче с Оливером, но письма Джеймса вывели меня из себя. Ты знал, что до конца своих дней Маргарет была несчастна? Конечно знал, у вас с ней была особая связь. Совсем как у нас с Джеймсом. Он был со мной в доме Маркуса, в метро и даже сейчас, кажется, совсем близко. Вот в чём дело. Он пытался заставить меня его ненавидеть, но у него ничего не вышло. Джеймс был плохим актером.

Раскрою тебе одну тайну – Джеймс с Мег вторые родители Оливера. Первых он уже потерял. Так что не вздумай бросать его. Ты его третья попытка обрести семью. Вы отлично сходитесь, ведь твой брат тоже мёртв. Говорю об этом так просто, чтобы ты понимал, какого ему. У Оливера нет никого, кроме тебя. Отнесись к нему с пониманием, потому что ни мне, ни Марии он на самом деле не нужен.

После встречи с Генри мне стало лучше. В один момент я даже подумала, что какие-то из его таблеток мне помогли. Может быть, стоило спросить у него ещё что-то, но я так и не решилась. Не люблю лекарства, они лишь оттягивают неизбежное.

Мария всё время спрашивает о моих взглядах на жизнь, интересуется мнением и воспоминаниями о прошлом. Я разрешила ей использовать имя Софи после моей смерти, но не хочу, чтобы она что-то выдумывала, поэтому говорю всё как есть: да, мне плевать на народ, на тех, кого я оставила позади, всех, кто охраняет границу первого Кольца, и на каждого, кого я убила. Мне есть дело до людей лишь за редким исключением. Я помню только Маркуса, Тома, Джеймса, Джеральда и Мег. Люди могут погибать миллионами, мне всё равно. Так и скажи Марии. Пускай мир помнит только тех, кто был мне дорог. Не хочу, чтобы в будущем люди принимали меня за героя.

Мы с Джеймсом в чём-то похожи. Так вышло, что его записи не выходят у меня из головы. Джеймс хотел, чтобы я прочла их, но то, что было в них, я понять не сумела. Не потому, что содержание было сложным. На самом деле, Джеймс был сумасшедшим. Он всё время писал о ней и строил планы на мой счёт. Не знаю, что было у него на уме, но, если он хотел, чтобы я поверила в его бред, у него ничего не вышло. Знаешь почему он так сильно хотел, чтобы я ушла? Джеймс вдруг осознал, что с Милерами мне только хуже. Тогда, на пороге Волоумана, я поняла, почему. Моё место среди больных. Они меня понимают, а ты – нет.

Дело вот в чём: мы с тобой слишком разные. Тогда, в Кольцах, нас сравняли обстоятельства, но теперь ты изменился. Иногда я не знаю, о чём с тобой разговаривать. У тебя нет ни увлечений, ни знаний. В тебе полно мнений, ты любишь говорить о чувствах, но никогда не делаешь ничего из того, что может стать их причиной. Я поняла, что такая жизнь мне не подходит. Мне начинает казаться, что ты можешь лишь плыть по течению. Пойми, Деми, я и есть течение. Такие, как я, должны вкалывать для того, чтобы ты продолжал мечтать о счастливом будущем. Есть люди, которые добывают глину, отливают кирпичи и строят дома, а есть те, кто живёт в них. Историю делали очень немногие, все остальные тем временем пахали землю и таскали вёдрами воду1. Я лишь создаю условия для того, чтобы ты мог придаваться романтике, не думая ни о чём другом. Сам ты не создаёшь себе жизни.

Сознание ясное. Может, всё не так плохо. Если завтра со мной ничего не случится, будет лучше, если я съеду. Начнём новую жизнь друг без друга, так мне будет лучше. Знаю, что и тебе тоже. Знаю, ты так не считаешь.

Спасибо за то, что ты всё пережил. Мы со всем справились, но я ещё чувствую, как тело ноет без дней, проведённых в дороге. Мне хочется вернуться обратно. В Вествуд. Хочу, чтобы ничего, что было после, не случилось. Пускай мы вечно будем жить в гостиной Милеров, и ты никогда не окажешься таким, как в Волоумане. Ты можешь этого не замечать, но старые привычки берут над тобой верх. Ты в ловушке из высоких стен, потому что в Центре твоё место. Столица воспитала в тебе настоящего человека, но быть самим собой ты даже не начал. Когда-нибудь, когда ты это поймёшь, наступит время твоего расцвета. Жаль лишь, что я этого не увижу. Ну а до тех пор держи голову выше. Ты точно знаешь, что не должен быть Медчером, но и не задумываешься о том, кем можешь стать.

Я возвращаюсь в Вествуд снова и снова. Там я действительно была счастлива. Но сейчас все дорогие мне люди мертвы.

Глава 8

«Но сейчас все дорогие мне люди мертвы». Деми перечитывал строки снова и снова, пытаясь понять, что Софи имела ввиду, если знала, что они с Лили ещё живы. Когда он пришёл в себя, на небе начал сгущаться вечер. Мария бродила по квартире, нервно стуча тапочками об пол, а Оливер защёлкнул замок на двери своей комнаты. Письмо Софи измялось в местах, где его сжимали пальцы Деми. Он давно не плакал, думая о ней, но паника схватила его за голову. Взъерошенная водная гладь заставляла океан вставать на дыбы. Деми не чувствовал дна и едва удерживал лицо над поверхностью густой чёрной воды. Лёгкие заполнялись кислым и густым дымом, слизь лезла в глотку. Одна волна за другой. Теперь он тонет.

Деми не хотел верить в то, что Софи действительно так о нём думала, но понимал, что это правда. В карман его кофты подложили ещё один камень. Деми в самом деле сходил с ума вслед за Софи, но шли они разными дорогами. Ноги упёрлись в песок на глубине чёрных вод. Он вдруг осознал одну простую вещь – Софи любила его лишь в Вествуде.

После её смерти Деми не понимал, о чём нужно думать. Таблетки забивали его голову туманом, а он был куда лучше прежней пустоты. Люди перестали ожидать от него правильного поведения, привычных условий больше не было. Софи была его последней целью. Все хотели, чтобы он помог ей, но у него ничего не вышло. Ни раз Деми слышал, как Лили с дядей Майком подговаривали её воспользоваться его возможностями и сбежать на поиски своего будущего. Софи не стала прислушиваться к языкам, умолявших её отомстить Медчерам, но всё равно решила уйти. Им было суждено попрощаться. Но он так этого и не сделал.

Деми ещё мог направить силы на благое дело. Он должен был расследовать смерть Софи и понять, что стало её причиной. Для этого ему нужен был специалист в области медицины. Всё так, как она писала: Деми совсем не знал, кем может стать, но понял, что ещё кое-что должен. Он лишь надеялся, что новый план на жизнь будет дурачить его точно так же, как Центр, Беннеты и Софи когда-то. Так ему никогда не придётся задумываться о том, кто он есть на самом деле.

Тогда Деми не придётся смотреть в глаза Деймосу Медчеру.

***

Вместо билетов на корабль Деми выдали пухлую книжку со штампами на каждой странице. От частых анализов крови у Оливера были исколоты подушечки всех пальцев, но он не жаловался и только изредка касался больных мест, потому что знал, что никто не будет к нему прислушиваться. Деми считал, что им не оставили выбора. Если Оливер останется, то превратится в очередного Медчера.

Прощаясь с ними, Лили горько плакала, а Генри стоически держал Деми за руку, пытаясь обнимать его не слишком часто. И раньше они оба хорошо относились к сыну председателя, и то, что им оказался Деми, немногое для них меняло. Им было жаль, что обстоятельства сложилась так, что он принял решение покинуть Нью. Они всегда верили, что у него получится найти свой путь. Деми пытался быть им признателен, но по-настоящему у него это не получалось.

Потерю Оливера они тоже оплакивали, но он был значим для них в разы меньше, чем они того хотели. Пока двое настоящих друзей висли на шее Деми, мальчик без интереса разглядывал белый кафель на стенах. В светлом помещении не оказалось ни пылинки, но Оливеру чудилось, что воздух царапал его горло и оседал в пазухах. Ему было так же тяжело дышать в то время, когда Разумные подожгли дом Тома. От знакомых ощущений становилось страшно, но Оливер молчал. Сейчас всё внимание принадлежало Деми.

С собой они взяли три чемодана, и потому пилот решил, что с ними полетит кто-то ещё, но Оливер заверил его в том, больше никто не придёт. Мария не стала их провожать, Маркус не отвечал на звонки, а Генри с Лили остались на первой станции. Фобия не смогла отменить совещание и лишь коротко написала: «Удачи. Я всегда на связи». Деми тихо радовался тому, что отец не смог до него добраться. Он надеялся, что у них никогда не выйдет встретиться.

В одном чемодане были вещи Оливера, в двух других – вся одежда Софи, её подушка и комплекты постельного белья. Они улетали, точно зная, что не смогут вернуться: таким было правило для тех, кто покидал Ньюэру с поддельными документами. Перелёты с планеты, полной чумы, были незаконны, потому что каждый ньюэровец был разносчиком болезни, но Маркус оказался знаком с людьми, которые помогали отчаявшимся не первое десятилетие. Ещё никто на Вайнкуле не заразился от «чумных» ньюэровцев, и Деми надеялся, что у них с Оливером удастся стать там невидимыми.

Расставаться с Ньюэрой было просто, но без таблеток ломило тело. Проносить их с собой запретили, и потому Деми сидел в подсобном помещении грузового корабля, прижав колени к груди. Судно плыло по пустому морю космоса незаметно, совсем не так, как парят самолёты. Не было ни лишних звуков, ни запахов, и даже цвета двух диванов казались идеально чистыми оттенками. Деми закрыл глаза и вслушался в шорох штанов мальчика, что без конца ёрзал среди подушек. Оливер старался этого не показывать, но от смешанных чувств у него ужасно болела голова. Душа ныла, не понимая, стоит ли ей тосковать по тем, кто в его жизни больше не появится. Теперь рядом с ним не будет ни старых друзей Софи, ни родственников Деми. Он оказался в ловушке с тем, кто сам не знал, как из неё выбраться.

Оливер смотрел в иллюминатор на своей стороне подсобки и рассматривал гладкую поверхность фальшивой Луны, на которой не было ни одного следа от метеоритов, как если бы кто-то подул в бутылку и вправил все её вмятины. Раньше он представлял спутник совершенно другим и даже не догадывался о том, что фотографии земной Луны из учебников ни капли не похожи на ту, что построили над Ньюэрой для грузоперевозок и пресечений побегов. Ему вспоминался его первый разговор с Софи. Тогда он ещё не знал, что окажется не прав – Луну строили не для того, чтобы жители Ньюэры не потерялись. Их в самом деле не хотели видеть на других планетах, и мужчина в пропускном пункте это лишь подтвердил:

– Малыш, забудь о том, что ты родом с Ньюэры. В наше время это не в почёте.

– Но почему? – выворачивая карманы, Оливер уронил несколько открыток с изображениями столицы и старого Вествуда, который ещё не затронула катастрофа. На одной из них был дом, обвитый плющом точно так же, как и тот, в котором он жил вместе с родителями. – Это же правда.

– Если дашь кому-то эти открытки, подумают, что ты купил их в интернете. В новой школе тебя это популярным не сделает. Все просто решат, что ты чудак. Каждому известно, что покинуть Ньюэру невозможно.

Ответ мужчины многое прояснил, и этого оказалось достаточно для того, чтобы Оливер оставил подарок будущим друзьям в корабле под лавкой. Теперь их с Деми что-то роднило – они оба должны были скрывать своё происхождение потому, что других оно не устраивало. Однажды кто-то заработал шрам на лбу и сказал Оливеру сущую глупость: «Мы с тобой стали похожи. Здорово, правда?». Теперь он понимал, почему это так важно. Чем больше у них с Деми чего-то общего, тем выше шанс, что они смогут зацепиться друг за друга. Всё ясно. Оливер должен выглядеть в точности как он. Подглядывая за ним, Оливер тайком рассматривал шрамы на руках, дрожащие губы и судорожно вздымающуюся грудь. Деми больше не был похож на того, кого он встретил в родительском доме. Не смотря на обстоятельства, тот парень из прошлого, кажется, был даже счастлив.

– Я знаю, что вы с Софи никогда меня не любили. – Вдруг сказал Оливер, поняв, что больше не выдержит тишины. До ближайшей червоточины2 оставался ещё час полёта, а в Деми было больше нечего разглядывать. – Всё нормально, я понимаю почему. Вы и не обязаны. Софи, – он нарочно повторил её имя, чтобы Деми среагировал на него, как на звук выстрела. Тот и правда тут же задрал голову. – Никогда не говорила об этом вслух, но я чувствовал, что стал для вас ненужным.

– Это не так. – Торопливо бросил Деми, посмотрев на него со смесью страха и негодования в глазах. – Просто у меня…

– Был тяжёлый период. – Перебил его Оливер, зарывшись в подушки. – Я уже слышал об этом от Марии и Лили. Они просили меня не приставать к тебе, чтобы ты смог поправиться. Только это было давно, полтора года назад. И я знаю, что Мария тоже меня не любит. И Маркус. Наверное, я по-настоящему нравлюсь только Лили, но это из-за рисунков. Я стараюсь ей нравиться. Чтобы она обращала на меня внимание, я рисую то, из-за чего ей хочется меня пожалеть. Лили единственная, кто меня обнимает. Если ты ещё не понял, мне этого не хватает. – Оливер замолчал и внимательно всмотрелся в позеленевшее лицо Деми, но в нём не было ничего, кроме напавшей на него лихорадки.

Он не знал, что ещё должен сделать для того, чтобы Деми на него посмотрел. Теперь, когда они остались вдвоём, положиться было не на кого, но сидеть рядом со взмокшим от холодного пота телом оказалось достаточно – Оливер не чувствовал, что с ним живой человек – потому что так повелось в доме Марии. Все они просто были. Слова звучали в голове Оливера, но он не помнил, кому они принадлежат: «Все мы обязательно найдёмся». Возможно, когда-нибудь найдётся и тот Деми, который отвлекал от него Разумных, зная, что из-за этого может умереть. Однажды он может вернуться. Быть может, он всё ещё бежит от Разумных. Его лишь нужно дождаться.

Оливер пытался отмахнуться от одного своего старого убеждения столько, сколько себя помнил, но у него ничего не получалось. «Если бы не ты, я бы не стала бороться». Что-то под сердцем больно кололо. От чужого голоса в голове становилось страшно, и Оливер силился от него избавиться. Он знал, что это детские глупости, но всё никак не мог разглядеть невидимого друга, который шептал ему о том, что в его присутствии другим становится лучше. Почему-то теперь это правило не работало.

Прижавшись к толстому стеклу круглого окна, Оливер следил за тем, как Ньюэра медленно отдаляется, прячась за ворохом искусственных спутников и ослепляющих огней столицы. Вествуд было не разглядеть, но он надеялся ещё хоть раз побывать в нём. Прикрыв глаза, Оливер проглотил мысль, что где-то там никто не машет ему на прощание. Он чувствовал, как бугорок продолговатого шрама на лбу тянет кожу. В конце концов с ним никого не осталось.

– Пару раз Мэри случайно называла меня твоим именем. Не тем, которое у тебя сейчас. Она сказала, что я похож на Деймоса. – Выпалил Оливер и вновь отвернулся к иллюминатору. Рядом с Деми ему становилось душно. – Когда-нибудь я тебе понравлюсь. Хочу, чтобы ты любил меня до самой смерти. Мне нельзя быть одному. Я совсем не знаю, что делать.

Оливер наконец признался, но Деми с ним не было. В подсобке с ним спал Деймос Медчер – один из тех, кого Маргарет винила во всех бедах Нью. Деми умер в промежутке между Сафэксом и Волоуманом-а-Кали. Они с Оливером были знакомы совсем не долго, но он уже скучал по тому, кто казался ему родной душой.

Деми с Оливером уже никуда друг от друга не денутся; два нуждающихся в любви мальчишки.

***

Никогда раньше Деми не видел столько снега. Высокие горы, окутывающие горизонт и сплошь покрытые льдом поля. Нельзя было разглядеть, где заканчиваются холмы и начинается белизна неба. У громоздких стеклянных куполов копошились люди, словно пчёлы, наполняющие гигантские соты мёдом. Их труд становился заметен лишь тогда, когда местное солнце наконец потухало и позволяло зажечься огням Округов. Они нисколько не походили на Кольца Ньюэры, и Оливер не мог оторвать глаз от слоняющихся без дела собак и жужжащих под самым ухом жуков.

Люди и фолки под куполами, бесконечные гряды снега – всё это Вайнкула. Синяя и суровая, словно затвердевшая подо льдом река Кали.

Деми понял, как глупо просчитался. Он не знал ни одного местного обычая и не понимал, как нужно себя вести. Они с Оливером нагло разглядывали белокурых фолков до тех пор, пока не догадались запереться в квартире. На мгновение Деми показалось, что он не сможет даже поздороваться с человеком Вайнкулы, и потому с облегчением выдохнул тогда, когда риелтор, которого им подыскал Маркус, отправил все необходимые документы на электронную почту, а ключи оставил на крючке над входной дверью. Квартиру им сдавал фолк, давний знакомый его отца, и он был из тех, кто не задавал лишних вопросов для того, чтобы и у него ни о чём не спрашивали.

Воздух казался слишком холодным, вода солёной, а гравитация слабой. Несколько дней голова Деми раскалывалась, а Оливера тошнило каждую пару часов. Они оба не могли есть и спать, но знали, что этому нет причин. Вайнкула не многим отличалась от Ньюэры, но от яркого снега глаза слезились, а брови взлетали всё выше. Казалось дикостью то, что люди смогли привыкнуть к этому слепящему свету. Наверное, именно для того, чтобы избежать его, они укрыли Округа куполами со встроенным отоплением.

Оливер многое читал о фолках, рассматривал фотографии, готовился к встрече с ними, но всё равно не переставал таращиться на прохожих, прячась за шторой каждый раз, как его замечали. Он никогда не видел фолков вживую, и их вид вызывал в нём такую дрожь, какую испытали бы они, узнав, что он родом с Ньюэры. Оливер понимал, что жёлтые глаза нужны им для того, чтобы легче воспринимать сверкающие белые земли, а бесцветные волосы и светлая кожа – ничем не выделяющиеся на фоне сугробов – появились в древности в качестве маскировки от хищников. И всё равно случившееся казалось дикостью; недолжны были существа, отличающиеся от человека лишь оттенком кожи, так просто родиться на отдалённой планете.

В обществе фолков с лихвой выдавало поведение. Они уступали людям дорогу, места в очередях и общественном транспорте, столики в ресторанах и билеты на концерты. Однажды Оливер заметил, как фолк извинялся перед человеком за то, что тот наступил на его же ногу. Они были слишком тихими. Смотреть на них было страшно, но лишь до тех пор, пока вечерами ему на глаза не стали попадаться группы фолков, намеренно избегающих прохожих. Их звонкий смех бил по ушам точно так же, как и человеческий. В тайне они вели себя словно настоящие люди.

Свою первую неделю на Вайнкуле Деми с Оливером провели в стенах квартиры, что никак не желала становиться для них «своей». В ней пахло иначе, привычная еда становилась безвкусной. Деми разложил вещи Софи в шкафу так же, как и в её спальне на Нью, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы смириться с тем, что ту комнату он больше не увидит. Её письмо лежало в тумбе у кровати. Прямое руководство к действию.

Только теперь Деми остановился и задумался над тем, куда и от чего он сбежал. Ему вдруг захотелось горько обо всём пожалеть. Не стоило им бросать дом, Марию и давних друзей. Дыхание Деми спирало, и его глаза начинали носиться от двери к окну. Он всё ждал, когда эффект отказа от таблеток пройдёт, но его ноги продолжали стучать об пол босыми пятками, а голова безвольно повисала на шее. Его спину ещё ломило, на лбу выступала испарина, и он совсем не думал о том, как Оливер будет справляться без него, пока ему не станет лучше. Но каждое утро у его кровати появлялся неумело состроенный завтрак.

Глава 9

Оливер не знал, умеет ли он быть самостоятельным, но ещё помнил, как в дни голода мама доставала еду с верхних полок кухонных шкафчиков. Ему стоило большого труда взобраться сначала на стул, а затем на столешницу, и всё для того, чтобы понять, что этот дом какой-то неправильный. В нём ничего не было так, как надо: ни запасов еды, ни постиранного белья, ни посуды, ни одного пакетика с чаем. Лишь голые стены и холодный пол, на котором даже не расстелили ковёр.