Энергормы. 3 том. «Город мёртвых тел»

Но Евгений чувствовал: что-то не так.

– Где все остальные? – прошептал он, будто обращаясь к себе, будто к небу, будто к самой звёздной пыли, что ещё тлела в воздухе после падения кометы. – Если это их территория… почему одна? Одна на весь котлован? Или…

Он замолчал. Мысль повисла, как паук на невидимой нити. «Или кто-то их всех съел?»

Он достал коммуникатор – старый, потрескавшийся экран, давно лишённый сигнала, но камера работала. Цифровое приближение было хромым, но даже через помехи можно было разглядеть детали, недоступные глазу. Он направил объектив вглубь, медленно водя им по стенам котлована, по нагромождениям кристаллов, по теням, что дрожали в свете вспышек.

И тогда он увидел. Не сразу. Сначала – лишь странное мерцание. Кажется, один из кластеров дрогнул, как будто… дышал. Евгений прищурился, увеличил масштаб. Пиксели поплыли, но контур проявился чётче. Это не был минерал. Это была маскировка. Искусная, почти идеальная – кристаллы, растущие на спине существа, сливались с окружением, как листья с лесом. Но движение выдало его. Медленно, бесшумно, смертельно – существо ползло к рабочим. На звуки кирки Тода. На запах человеческой плоти.

– Эй! – крикнул Евгений, не отрывая глаз от экрана. – К вам что-то идёт!

Хромой резко обернулся. Его лицо, освещённое снизу синеватым сиянием, стало жёстким, как броня.

– Что?!

– Десять метров слева от вас! Под кристаллами! Двигается!

Хромой коротко кивнул, хлопнул Тода по плечу. Оба замерли, оценивая расстояние, угол, путь отступления. У них не было оружия – только щипцы для сбора, кирка, да диэлектрические костюмы, которые могли спасти от молнии, но не от клыков. Евгений поднял автомат. Прицелиться – невозможно. Слишком далеко, слишком много преград. Задача – отпугнуть. Только отпугнуть.

А тем временем монстр приблизился.

Когда он выбрался из-под завесы кристаллов, Евгений едва сдержал стон. Существо было массивным, приземистым, с четырьмя короткими, но мощными лапами, покрытыми синей блестящей, как кольчуга, чешуёй. Похоже на гибрид слонёнка и муравьеда – вытянутая морда, длинный хобот,и жадный, влажный рот, прячущийся под мясистым выступом. А на лице – два коротких, прямых бивня, как будто кто-то воткнул в него пару гвоздей. Они блестели, заточенные годами раскалывания камней.

Но главным было то, что росло у него на спине.

Не тонитруум. Нет. Это были кристаллы другого типа – матовые, землистые, цвета высохшей глины. Они не искрили, не светились, но впитывали энергию вокруг, как губка. Земляной энергорм. Хищник. Охотник на электрических монстров.

И тут же Евгений увидел, как тот действует.

Монстр двинулся к одному из кластеров. Фулгутта, увлёкшаяся поеданием кристалла, яркая, как искра в ночи, сидела, не подозревая об опасности. Не успела среагировать. Хобот существа, быстрый и проворный, как ловкая рука, схватила светящийся шар. Стиснула. Молнии ударили вокруг, но тщетно. Разряд не причинил монстру вреда. И следующее, что он сделал – сунул фулгутту прямо под хобот, в свой жадный рот.

На мгновение – тишина. Потом кристаллы на его спине вспыхнули. Тусклый, грязно-жёлтый свет пробежал по ним, как знак насыщения. Как сигнал: я победил.

– Чёрт! – выдохнул Евгений. – Это не защитник территории! Это хищник! Уходите оттуда!

Он кричал, но внизу, среди грохота, треска и гула, его голос потерялся. Хромой и Тод уже столкнулись с монстром лицом к лицу. Существование зависло на волоске.

Хромой вскинул щипцы над головой, расставив руки, пытаясь казаться больше, страшнее. Тод, огромный, как скала, шагнул вперёд и со всей силы ударил киркой по крупному кластеру тонитруума. Раздался оглушительный «бах!» – как выстрел из гранатомёта. Искры взметнулись вверх, словно фонтан из расплавленного серебра. Воздух задрожал, и на секунду вся яма озарилась белым светом.

Монстр вздрогнул. Издал звук – низкий, трубный, как у раненого слонёнка. Он попятился, оглядываясь, оценивая противников. Его бивни дрожали, хобот поднялся над его головой, словно нюхал страх.

Тод не дал ему опомниться. Он ударил снова. И снова. Каждый удар – как гром. Каждая вспышка – молния. Хромой прыгал, махал руками, рычал, как дикий зверь, которого загнали в угол. Они не нападали. Они играли. Игрой жизни и смерти.

И это сработало.

Монстр фыркнул, развернулся и, неуклюже перебирая лапами, бросился прочь. Его тень слилась с тенями кристаллов, и вскоре он исчез, как кошмар, рассеянный первыми лучами солнца.

Внизу воцарилась тишина. Только треск тонитруума да дыхание двух людей, что только что обманули смерть.

Евгений медленно опустил коммуникатор. Его пальцы дрожали.

Он посмотрел в банку у своих ног, где раньше сидела внутри фулгутта, прижавшись к стеклу. И Евгений понял: он не спас её. Он просто отсрочил её конец. Таковы правила диких земель. Ты живёшь, пока ты сильнее хитрее внимательнее, чем хищники, которые ежесекундно ждут твоей слабости.

Хромой первым выбрался на край котлована, тяжело опираясь на щипцы как на трость. Он снял противогаз, и под ним оказалось лицо, наполненное усталостью. Глаза, однако, горели от победы, от успешно проделанной работы. Он похлопал по рюкзаку, набитому до отказа жёлтыми кристаллами тонитруума, что торчали сквозь ткань, как зубы из пасти чудовища.

– Добыча – качественная, – прохрипел он, перекатывая камень языком, будто пробуя на вкус саму удачу. – Только бы сбыть с выгодой. А то эти сволочи из «Тайги» опять начнут торчать, что у них не тонитруум, а мусор какой-то.

Евгений молча кивнул, но его взгляд задержался на рюкзаке. Каждый кристалл искрил, выстреливал короткие разряды, бегущие по поверхности, как живые. Он инстинктивно отступил на шаг.

Хромой заметил это.

– Не бойся, – бросил он. – Рюкзаки прорезинены, как и положено. Током не бьёт. Но на всякий случай – голыми руками ни к чему не прислоняйся. Даже к бетону. Этот камень после падения кометы стал, как губка – впитывает заряд, потом отдаёт, когда не ждёшь.

Евгений натянул лямки. Вес —тридцать килограмм минимум. Он подался вперёд, чтобы не завалиться назад, чувствуя, как позвоночник скрипит под тяжестью. Тод подхватил второй рюкзак – его лицо не дрогнуло, только вены на шее вздулись. Диме достались щипцы, кирка и свёрток диэлектрических костюмов, аккуратно замотанных в водонепроницаемую плёнку, будто мумии древних богов.

– Пошли, – сказал Хромой. – Дорога не терпит.

Группа двинулась вдоль обвалившегося склона, ведущего к узкому лазу в подземелье. Тени смыкались за ними, как створки гроба.

А внизу, в котловане, где бушевали молнии и пахло озоном, фулгутта металась, как искра в буре.

Она скакала с кристалла на кристалл, ловя молнии, чтобы перенестись быстрее. Её писк – тонкий, почти неслышимый – разносился между стенами, отражался от сталактитов тонитруума. Она звала. Звала тех, кого не было. Сородичей, что когда-то жили здесь, роились в электрической мгле, как светлячки в летнем саду.

И наконец – она нашла. Одна из них сидела на крупном кластере, вцепившись в кристалл крошечным ртом, жадно сосущим энергию. Она была больше, распухшая, как брюхастый паук после пира. Глаза её были полузакрыты – не от усталости, а от наслаждения. Энергия текла по её телу, питала, но не делала сильнее. Слабее. Ленивее.

Фулгутта подпрыгнула рядом, вспыхнула ярко, как бы зажигая сигнальный огонь. Писк – радостный, тревожный, настойчивый. Ты жива! Мы ещё можем быть вместе! Но, вторая фулгутта лишь на миг оторвалась от кристалла, моргнула – и снова вцепилась в минерал.

И тут, из тени, из самого сердца котлована, он появился. Элефраксис. Грузный, как танк, покрытый кристаллами похожими на тонитруум, подделка из земли и кварца, он двигался бесшумно, маскируясь под рельеф. Его хобот-рот вытянулся, бивни дрожали. Он не видел фулгутту в движении – но видел ту, что сидела. И, прежде чем жертва успела испугаться, он схватил её. Одним движением. Сжал. И, с чавканьем, проглотил целиком.

Фулгутта увидела всё. Её ярость была мгновенной. Не животной. Не слепой. Это была ярость разума. Ярость того, кто понял – дом уничтожен, а выживание стало преступлением. Она выпрямилась, собрала весь свой заряд, вобрала энергию из воздуха, из кристаллов, из собственного сердца – и выпустила молнию. Самую мощную, какую только могла. Белая вспышка пронзила пространство, ударила прямо в спину элефраксиса.

Но кристаллы на его спине впитали удар. Загорелись тусклым, землистым светом – и погасли. Энергия исчезла, как вода в песке.

Элефраксис даже не вздрогнул. Он только медленно повернул голову. Хобот потянулся к фулгутте.

Она прыгнула – вверх, в сторону, скользнула по искрящемуся краю кристалла. И тогда она увидела. На краю котлована – люди. Двое в чёрных костюмах. Один машет щипцами, другой бьёт киркой. Они кричат, грохочут, пугают другого элефраксиса. И тот уходит.

Фулгутта замерла. В её маленьком мозгу родилось: «Они отгоняют злых пришельцев. Как и я. Но они – другие. Но они любят жёлтые кристаллы. Как я.» В её разуме всплыла мысль, не о выживании, а о выборе. «Это больше не мой дом. Это их территория. Их охота. Их правила.»

Но она не хотела верить. Она прыгнула дальше, к другому краю котлована. И там – нашла двоих. Сидят. Жуют. Питаются. Их глаза – пустые, как у спящих.

Фулгутта подлетела, выпустила серию импульсов – тревога, опасность, бегите! Они переглянулись. Один даже толкнул другого лапкой. Потом – продолжили жрать.

Она ударила их током. Не убить. Потрясти. Оглушить. Они отвалились от кристаллов, как перезрелые плоды, и рухнули на землю. Один даже не шевельнулся, так и остался лежать к верху пузом.

Фулгутта подлетела ближе. Писк – настойчивый, отчаянный: «Пойдёмте! Мы должны уйти! Они вернутся!»

Но один из них, приподнявшись, ответил ударом. Слабым, но злым. Фулгутта отлетела, покатилась по земле, врезалась в острый край кристалла. Разряд в её теле дрогнул. И тогда пришло понимание. Они не уйдут. Они не боятся. Они – не выжившие. Они – уже еда. Элефраксисы придут и соберут их как перезрелые плоды. Такова судьба. Часть фулгутт, что слабы волей становятся пищей для других. Остальные, возможно даже сражались, но неуязвимость пришельцев к электричеству вынудило их покинуть место в поисках нового прибежища.

Дом потерян. Она развернулась. Медленно. Без надежды. Прыжок. Ещё прыжок. Она собрала с кристалла последнюю порцию энергии – на дорогу. Вкус был сладким. Но теперь – с горечью. Горечью одиночества. Горечью предательства. Горечью мира, который отверг её.

Она двинулась к краю котлована. Туда, где её освободили. Туда, где стоял человек. Тот, что не схватил её, не съел, не запер. Тот, что открыл банку. Она не знала, что такое доверие. Но знала, что это – последний шанс.

Группа шла медленно, под гнётом не только веса рюкзаков, но и напряжения, висевшего в воздухе, как перед разрядом. Каждый шаг отдавался в ногах тупой болью, каждый вдох – пылью и страхом. Тонитруум в сумках не просто искрил – он жил. Его треск проникал в кости, в мозг, в саму плоть сознания. Дима пытался слушать – слышать то, что не улавливали уши, – но кристаллы в рюкзаках захлёстывали всё, как шторм, заглушающий голоса в голове.

И всё же – он услышал. Не звук. Не вздох. А движение. Шелест ткани. Скрип резиновой подошвы по бетону. Лёгкий, почти неуловимый, как дыхание змеи.

– Внимание! – вырвалось у него. Но было поздно.

Перед Хромым, будто вырос из трещины в земле, появился человек. Высокий, в потрёпанной кожаной куртке, на которой висели патронташи, как бусы. В руках – чудовищный самодельный дробовик. Четыре ствола, сваренные из обрезков труб, слегка ржавые, с неровными краями, будто кто-то вырвал их из бетона. Чёрные отверстия смотрели прямо в грудь, как глаза смерти.

– С хорошим уловом, – произнёс сталкер, голос – хриплый, как наждачная бумага по металлу.

Секунда – и из теней вышли ещё шестеро. Молча. Без спешки. Как охотники, давно выслеживающие добычу. Они не были бродягами, не были одиночками. Это была группировка. На куртках – нашивки, швы крепкие, ткани – прочные. Один из них – с красной повязкой на руке. Не бинт. Не тряпка, красная от крови, а знак. Сигнал. Символ власти.

Евгений, оценивая, быстро прочитал знак на груди одного из них: «Дубрава».

Лидер медленно оглядел группу. Его взгляд задержался на Евгении – на его израненной руке, на старом, но аккуратном плаще, на спокойствии, которое не к месту в этом мире. Потом перевёл глаза на Диму – на его напряжённое лицо, на сжатые кулаки, на кожу, чуть темнее обычного, как будто он сливается с тенями.

Но говорил он с Хромым.

– Я так понимаю, ты тут главный, – сказал он, голосом, лишённым вопроса. – Выглядишь, по крайней мере, опытнее остальных. Ты и будешь говорить.

Он сделал паузу, оглядывая остальных.

– Остальные – если откроют рот, тут же сдохнут.

Хромой сглотнул. Сухо. Громко.

Лидер подошёл ближе к Евгению, но вопрос задал Хромому:

– На днях, не далеко отсюда, мы потеряли людей. Большую группу. Наши соглядатаи утверждают – они попали под обстрел из редкого оружия. С ними были трое детей. Один погиб, двое сбежали.

Дима напрягся. Каждый мускул в теле стал сталью: «Валя.» Его глаза не дрогнули, но внутри всё сжалось: «Вот они. Убийцы. Те, кто держал её за волосы. Те, кто смеялся, когда она падала. Их группировка. Они всё ещё ищут. Они не остановятся.»

Лидер медленно повернул голову к Диме.

– Говорят, один из тех детей, что вели к нам, был одарённый. Что он навёл на группу.

Тишина.

Дима молчал. Только зубы скрипели, будто он пытался раздавить страх, как кость.

– Ты, малец, – продолжил лидер, – я смотрю, одарённый. Что умеешь?

Хромой ответил первым. Быстро. Ловко. Солгал.

– Он видит монстров. Их энергию. Предупреждает, если попадается монстр с иллюзией.

– Да? – Лидер хмыкнул. – Хороший навык. Но полезный – не всегда.

– Так и есть, – кивнул Хромой. – Он у нас больше носильщик, чем провожатый. Я веду отряд. Я и защищаю.

Лидер отошёл к Евгению, обошёл его, как хищник обходит добычу. Остановился за спиной, потом обернулся.

– А этот человек что делает?

– Этот человек просил убежища, – ответил Хромой. – Вот и отрабатывает еду и кров.

Евгений кивнул. Ни слова. Ни взгляда. Только лёгкое движение – как у того, кто знает: сейчас не время.

– И он, конечно, не в курсе жизни города, – сказал лидер, глядя на Евгения.

Евгений покачал головой.

– Абсолютно. Я пришёл издалека. Недавно. Ещё не освоился.

Лидер прищурился.

– Что тебя привело в город, которого нет на карте? А? Отвечай!

Евгений поднял глаза. Спокойно. Без страха. Только взгляд.

– След, – сказал он. – Меня сюда привёл след одного человека. Он укрылся здесь. Мне он нужен.

Лидер замер. Прислушался. Не к словам – к интонации. К вибрации. К тому, как человек говорит, когда ищет не месть, а правду.

– Что он такого сделал, что ты за ним погнался?

– Это не личное, – ответил Евгений. – Месть – не мой метод.

Лидер задумался. Его глаза сузились, будто в памяти всплыло что-то далёкое, забытое.

– Кого-то мне он напоминает… Не могу вспомнить. Коп? Гоп?.. Ну, кто-то, кто ловит людей, если те плохо себя ведут… и сажает их в клетку, как в зоопарке. А?

Дима не выдержал. Произнёс сквозь зубы:

– Детектив он.

– Чего? – переспросил лидер. – Нет, не детектор?

– Полисмен? – предположил один из его людей.

– Да! – рявкнул лидер. – Полицай! Или что-то такое! Значит, ты – полицай!

– Не совсем так, – сказал Евгений. – Но близко.

Лидер рассмеялся. Коротко. Без радости.

– Ладно, поболтали – и хватит. Теперь к делу.

Он посмотрел на рюкзаки. На торчащие кристаллы, что искрили, как живые.

– Я так понимаю, вы идёте с камушками в «Тайгу»? Мы тоже туда.

Хромой понял. Торговаться не получится. Они не отпустят их с добычей. Главное, что остаётся, это сохранить людей.

– Вот беда-то, – продолжил лидер. – Если мы вас отпустим со всем этим хабаром, то нам там делать нечего.

Хромой оглянулся – будто бы разминает шею, но на самом деле хотел увидеть соглядатая, что мог наблюдать с высоты, но ничего не заметил.

– Мы только купим боеприпасы, немного тряпок и железа. Укрепляем двери.

– Врёшь, – бросил лидер. – Что, еды прям хватает?

– Еду мы берём из другого поселения.

– Из какого? Не уж из нашего? Что-то я тебя не припомню. У меня глаз цепкий, а ты – личность яркая. Я бы запомнил.

Хромой ухмыльнулся.

– Спасибо за комплимент. Но обычно мы ходим к соседям. Они выращивают что-то вроде грибов, а из них делают муку.

Лидер хмыкнул.

– Так вы живёте на внешнем кольце? Тогда зачем вам столько камня? Здесь на целый арсенал хватит.

– На нас напали… – вырвалось у Димы.

Хромой резко обернулся, глаза – как ножи. Немое: «Молчать!»

Хромой перебил мальчишку, и протянул:

– Да-а, – лоб сморщился от быстрых мыслей. Нужно что-то было сымпровизировать правдоподобное и на выдать информацию о состоянии убежища. – Потратили почти весь боезапас. А у нас автоматы. Они жрут патроны – мама не горюй.

Лидер ухмыльнулся и кивнул своим.

– Так и быть. Мы вам оставим половину. И даже вас не тронем. Что мы – звери что ли?

Хромой тяжело вздохнул. Взгляд – к Тоду. Тот молча кивнул. Подошёл и отдал один из рюкзаков.

Сталкеры «Дубравы» забрали добычу. Осмотрели. Кивнули. Оружие опустили. И, как пришли – бесшумно, как тени, – исчезли в руинах.

Группа двинулась дальше. Но теперь их груз был не в рюкзаках. Он лежал в груди. Тяжёлый, горький от поражения.

Дима шёл последним. Он больше не слушал. Он чувствовал. Чувствовал запах крови Вали на повязке лидера. Чувствовал, как этот человек смотрел на него – не как на человека, а как на инструмент. На оружие. «Они вернутся,» – подумал он. – «Они поняли, кто я, и обязательно вернутся.»

А в голове, сквозь треск тонитруума, вновь всплыл голос Вали. Тихий. Добрый. Как последний вздох: «Не бросай меня, Дима…»

Он сжал кулаки. В глазах – не слёзы. А ярость. Холодная. Глубокая. Как подземный ледник.

Фулгутта выбралась на край котлована, дрожащая от усталости, но полная решимости. Её крошечное тело, наполненное электрическим огнём, едва держалось на лапках, но глаза горели – не страхом, а надеждой. Она искала его. Человека, что открыл банку. Что не съел её. Что прижал её к сердцу, как что-то живое, а не как добычу.

Но его не было. Только запах. Не такой, как у других. Не пропитанный потом, ржавчиной и смертью. Этот был свежий. Чужой. Странный. Как будто пришёл из мира, где ещё помнят солнце. И рядом – аромат тонитруума. Яркий, чистый, только что добытый. Он висел в воздухе, как след, как нить, ведущая в неизвестность.

Она попрыгала – вперёд, за полуразрушенную стену, туда, где ушли Евгений и Тод, небольшими, осторожными прыжками, цепляясь за обломки, как за ступени. Но вскоре запах человека потерялся среди других – грубыми, злыми, пропитанными дымом и порохом. А тонитруум… его запах раздвоился. Будто добыча была разделена.

Куда идти? Прямо – воронка, здание, мёртвая земля. Налево – тропа, ведущая в руины, где пыль лежит ровным слоем, как снег.

– Пойду налево, – решила она, хотя никто не слышал.

И прыгнула.

Через несколько минут она настигла группу. Семь человек. Не такие, как те, что смотрели на неё сквозь стекло банки. Эти были жёсткими, как бетон, с оружием наизготовку, с глазами, привыкшими к смерти. У одного – дробовик. У других – автоматы, пистолеты, ножи. На куртках – знаки, которых она не понимала. «Дубрава». Красная повязка на руке у одного – не перевязь.

Фулгутта замерла. Прислушалась. В её теле проснулось что-то древнее – инстинкт, старше разума. Что-то шевельнулось в воздухе. Звук. Не голос, а треск. Её собственный треск – разряды, что проскакивали по коже, как нервы.

Один из сталкеров обернулся.

– Шаровая! – заорал он, голос дрожал. – Шаровая молния!

Все резко обернулись. Вскинули оружие. Вскочили на уступы, как загнанные звери. Стволы смотрели прямо на неё – маленькое, светящееся существо, не больше кулака.

Фулгутта растерялась. Глаза её метались. «Почему они так смотрят? Почему испугались, как будто увидели страшное? Я же не враг! Я только ищу друзей!»

Она сделала шаг вперёд. И земля перед ней взорвалась. Пуля врезалась в грунт, выбросив фонтан пыли и осколков. Фулгутта откатилась, как мяч, но быстро вскочила. В её голове вспыхнуло: «Это не друзья. Это враги.»

Прыжок.

Автоматная очередь. Пули свистят, как оса в ухе. Одна – в сантиметре от лапки. Вторая – поцарапала бок, оставив тонкую яркую полосу и дым. Боль. Острая. Ясная.

Но фулгутта сконцентрировалась.

Всё вокруг замедлилось. Как в старом фильме, где время тянется, как смола. Она видела каждую пулю. Каждое движение. Каждое дыхание. Её разум, ускоренный суперкомпьютер, всколыхнулся от всплеска энергии.

Пуля – летит прямо в сердце. Она понимает – не уклониться. Выпускает импульс – тонкий, как игла. Бьёт в саму пулю. Металл раскаляется, отклоняется, пролетает рядом, едва задев.

Она прицеливается. Не в голову. Не в сердце. В образ. В того, кто ближе всего стреляет. Выпускает не молнию. А сгусток. Пучок электронов, сжатый до предела. Почти плазма. Но наоборот – не жжёт. Выжигает изнутри. Парализует.

Шарик летит. Касается человека.

Тело дергается. Руки – в стороны. Ноги – в пляс. Глаза – выпучены. Он падает, окутанный дымом, как марионетка, у которой перерезали нити.

Фулгутта приземляется. Ударяет по земле.

Разряд. Не вспышка. А волна. Языки молний, как змеи, пробегают по поверхности, вгрызаются в почву, в камни, в корни. Всё живое в радиусе пяти метров – падает. Жуки, многоножки, мелкие твари, прятавшиеся в трещинах – обуглены. Трава – чёрная. Воздух – пахнет озоном и смертью.

Пальба не прекращается.

Дробовик – бах! Очередь – пули сверкают, как молнии.

Фулгутта напрягается. Создаёт магнитное поле. Лёгкие дробинки отклоняются, как листья в ветер. Но они – врезаются в землю рядом. Взрыв. Взрыв. Взрыв. Волна подбрасывает её вверх.

Она подлетает. Но не падает. Касается земли – и сразу прыгает. В воздухе видит: трое стоят близко. Как овцы. Как добыча.

На её мордочке – злорадная ухмылка. Первый раз в жизни она охотится.

Разряд. Прямой. Мощный. Как удар грома.

Трое падают. Один – мёртв. Второй – дёргается, как на электрическом стуле. Третий – только поморщился. Ему досталось меньше. Он жив.

Фулгутта приземляется прямо на второго. Прижимается к груди. Выпускает последний импульс – точечно. В сердце. Он затихает.

И тут – она видит.

Рюкзак за плечами у самого коренастого. Тот самый, с кристаллами тонитруума. Свежими. Яркими. Её пищей. Её силой.

Она бросается к нему.

Цепляется за плечо. Лапки – как крючки. Зубы – как иглы. Человек орёт:

– Уберите! Сбросьте её с меня!

Он кружится, как волчок. Фулгутта держится. Видит – автоматная очередь летит в неё. Но в этот момент пуля задевает сталкера. Он вскрикивает. Рука дрожит.

Лидер группы хватает дробовик стволом назад. Делает импровизированную дубинку. Рявкает:

– Не дёргайся!

И в следующий миг – удар. Приклад обрушивается на плечо сталкера. Не в фулгутту. Рядом – в своего. Металл ломает кости. Человек визжит.

Рюкзак сползает. Фулгутта прыгает на него. Вцепляется. Царапает. Грызёт.

– Брось! – кричит лидер. – Брось рюкзак! Она убьёт тебя!

Сталкер, не раздумывая, отбрасывает сумку. Рюкзак падает. Фулгутта – снова на него. Кристаллы рассыпаются. Один – прямо перед ней. Она прижимается ртом. Всасывает. Энергия хлынула в неё, как вода в засохшее русло.

Люди смотрят. Не на неё. На рюкзак. На кристаллы. На потерю.

– Уходим! – рявкает лидер. – Она не может быть одна! Шаровые двигаются группами!

Они бегут. Без оглядки. Без чести. Без добычи.

Фулгутта сидит посреди руин, окружённая искрами, как королева на пепелище. Рядом – рассыпанный тонитруум. В рту – кристалл. В сердце – ярость. В глазах – понимание.

Она больше не ищет друзей. Она выживает. Одна. И если кто-то встанет у неё на пути – он узнает, что значит быть поражённым молнией, которая думает.

Время за полдень. Солнце, бледное, как рентгеновский снимок, висело над руинами, бросая тени, похожие на трещины в асфальте. Хромой и Тод уже спустились по обрушившемуся склону бункера, исчезнув за гребнем разрушенной стены. Евгений передал вниз рюкзак, огляделся – и в этот миг услышал.

Выстрел. За ним – ещё один. Грохот дробовика.

Евгений замер. Обернулся.

Дима стоял как вкопанный. Он слышал больше. Электрические разряды, выкрики, голос: «Шаровая…! Шаровая молния!»Его лицо стало белым, будто кровь отхлынула от него. Губы шевельнулись:

– Молния… Она вернулась.

– Не может быть, – вырвалось у Евгения. Но он увидел глаза Димы – глаза того, кто знает. Кто слышит больше, чем просто звуки. Кто чувствует вибрации мира, которые другим недоступны.