Энергормы. 3 том. «Город мёртвых тел»

– Вот держи.

Милана посмотрела на него с недоумением, но взяла. Пальцы сжались вокруг карандаша, хотя правая рука оставалась парализованной.

– Я дал, что требуется. Иди, продолжай, – сказал Евгений, поворачиваясь к Диме. – А я посмотрю.

Дима подошёл ближе, взял листок и положил его на ящик, который придвинул к Милане.

– Нарисуй что-нибудь, – попросил он.

Милана опустила взгляд.

– Не стесняйся. Как умеешь.

Евгений наблюдал за этой сценой с интересом, но быстро понял, что ребёнок один не справится. Он вырвал ещё несколько листов и попросил у Александра второй карандаш.

– Лера, – обратился он к девочке, которая чертила палочкой какие-то узоры в пыли. – Знаешь эту девушку? Она сильно стесняется. Порисуй с ней?

Лера кивнула:

– Хорошо.

И вот они начали. Лера рисовала людей – рожицы, силуэты, угрюмого Тода, хмурого Хромого, комического Си-Джея. Каждый рисунок сопровождался коротким комментарием:

– Это Тод. Похож? Такой большой, но добрый. Хотя и выглядит страшно.

– А это Си-Джей. Он постоянно злится, потому что хочет казаться важным, но его не воспринимают всерьёз.

– А это Максим. Холодный и невзрачный. Кажется, что в его жизни случилось что-то плохое.

– Максим, – повторил Евгений. – Так зовут Хромого.

Милана рассматривала каждый рисунок внимательно. Они были детскими, простыми, из линий и штрихов. Но в какой-то момент её лицо чуть расслабилось. И, кажется, на одно мгновение, она улыбнулась.

– Давай оставим их одних, – сказал Евгений, обращаясь к Диме. – Иногда дети бывают проницательнее взрослых.

Дима кивнул, хотя внутри у него всё сжалось. Он хотел помочь, хотел пробиться. Но сейчас лучше было молчать. Смотреть. Ждать.

Листы для рисования закончились. Один за другим, они исчезли под детскими каракулями и наивными набросками – лица, тени прошлого, смех в линиях. Лера не отошла от Миланы. Она осталась рядом, как будто чувствовала, что это ещё не конец. Что за этой стеной молчания скрывается целый мир.

И тогда девочка начала задавать вопросы. Простые, детские, но проникающие глубже, чем взрослые допросы:

– Почему ты смотришь только одним глазом?

Милана не ответила. Но взгляд её изменился. Словно услышала.

– Что видит второй? – продолжала Лера, почти шёпотом.

Тишина. Только где-то в дальнем углу кто-то кашлянул. Кто-то перевернулся на полу. Где-то капала вода.

– Почему ты не шевелишь правой рукой?

Пальцы Миланы чуть дрогнули. Только один сустав. Только один нервный импульс, который так и не дошёл до мышц.

– Ты не говоришь, но ты хочешь что-то сказать?

На этот вопрос Милана замерла. Взгляд её стал жёстче. Как будто внутри неё проснулось что-то давно забытое. То, что она не могла выразить словами, но чувствовала всем телом.

– Что, по-твоему, мешает тебе говорить?

Лера спрашивала легко, без давления. Без страха. Для неё Милана была просто другой. Не чужой. Не пугающей. Просто… немного сломанной. Как старая игрушка, которую можно починить.

Но ответов не было. И всё же, Милана не уходила. Она сидела, терпеливо, внимательно, как будто хотела быть услышанной. Хотела крикнуть: «Услышьте меня!» – но этот крик терялся где-то глубоко в недрах её тела. Где-то там, где разум боролся с тишиной.

Лера посмотрела на неё грустно. Евгений, наблюдавший со стороны, уже начал готовиться к тому, что сейчас девочка расплачется. Что она сдастся. Но этого не случилось.

Вместо этого Лера заговорила сама. Рассказывала обо всём подряд. Беспорядочно, но искренне. Как будто хотела наполнить тишину живыми словами:

– Мы с Димой и Валей долго ходили… от одного поселения к другому. Под землёй. По туннелям. Нам было очень трудно. Иногда еды не было несколько дней. Пить приходилось из луж. А потом нашли вас… ваше убежище. Я впервые увидела тебя, Милана. Ты сидела на трубе. Как сейчас. И мне показалось, что ты знаешь все тайны мира. Что ты можешь всё рассказать, но просто не хочешь. Я подумала: «Она сильная. Она знает, как выжить».

Её голос был мягким, но в нём проскальзывали трепет и боль. Она вспомнила Валю. Как та всегда говорила: «Не сидите, не ждите. Действуйте!» Как она вдохновляла их на риск, на поиск чего-то лучшего. Как убедила пойти на поверхность. Туда, где свет режет глаза, а каждый шаг может стать последним.

– Мы вышли наверх. Там были новые звуки. Страшные монстры. Разные люди. Хорошие и плохие. Мы много пережили. Но…

Лера замялась. На лице мелькнуло что-то тёмное. Боль. Она опустила момент смерти Вали. Просто потому, что не могла произнести это вслух. Как будто, если она не скажет этого, Вали нет ни здесь, ни сейчас – просто ушла своей дорогой. Жива где-то в другом месте.

– А потом Дима сразился с монстром! – воскликнула Лера, и в её голосе снова зазвучали радость и гордость. – Это было ночью. Он стоял один. Монстр пришёл. Большой. Черный. Ужасный. И Дима ударил его топориком! Так сильно! И он отвлёк монстра в решающий момент!

Она изобразила удар, подняв воображаемое оружие. А затем добавила:

– А потом кто-то бросил гранату! Буф! – она резко подбросила вверх оставшиеся листочки с ящика. Они разлетелись в разные стороны, как перья. – И всё взорвалось! И мы победили!

Она встала, выпрямилась, гордо подняв голову, изображая победную стойку. Ее движения были детскими, но полными жизни. Полными веры.

И вдруг…

Смех.

Тихий, едва заметный, как шёпот ветра. Но он был. Милана смеялась. Не громко. Едва ли с весельем, но скорее смущённо. Но это был настоящий смех. С голосом. С эмоцией. С жизнью.

Глаза Леры расширились. Она замерла, как будто увидела чудо. Как будто впервые поняла, что даже самые сломленные могут обрести частичку себя обратно.

Евгений, сидевший чуть поодаль, резко вскочил на ноги. Он не ожидал этого. Не мог поверить. Его сердце заколотилось. Это был первый звук, который Милана издала за долгие месяцы. Первый признак того, что она не потеряна.

Он посмотрел на Леру. Та смотрела на Милану широко раскрытыми глазами, как будто понимала, что только что совершила нечто большее, чем просто рассказ.

А Милана снова посмотрела вперёд. Лицо её было спокойным. Но в уголке рта играла тень улыбки. И в глазах – пусть только в одном – проснулась надежда.

Евгений медленно подошёл. Присел рядом. Произнёс тихо:

– Ты хочешь нам что-то сказать?

Милана не ответила. Но она больше не отводила взгляд.

– Всё, заканчивайте представление. Ложимся спать.

Голос Володи прозвучал резко, будто выстрел в тишину. Он стоял у стола и листал какие-то записи, хотя все понимали – он не читает. Он просто делает вид, что занят. То ли не заметил маленькой победы Миланы, то ли всё прекрасно понял, но не хотел показывать радость. Просто дал приказ. Как всегда. Как смотритель. Как старейшина. Как человек, который боится проявить слабость даже в мыслях.

Евгений посмотрел на него. Его переполняло ощущение, что за этой маской суровости прячется что-то большее. Он успел заметить, как Володя едва заметно кивнул ему, когда оторвал взгляд от страниц журнала. Это был не просто жест. Это был знак: «Продолжай в том же духе».

Детектив вздохнул и повернулся к Лере:

– Ты молодец. Милана тоже. Вы вместе хорошо поработали.

Лера немного наклонила голову, словно не понимая:

– Вместе?

– Конечно, – ответил Евгений мягко. – Ты старалась, рассказывала истории, а она внимательно слушала. Я даже больше скажу… вы двое просто удивительные дети. Пожалуйста, я бы хотел, чтобы вы подружились.

– Хорошо, – сказала Лера без паузы. – Я не против дружить с Миланой.

Милана, всё ещё с той самой легкой улыбкой на лице – такой же загадочной, как у Моны Лизы, – медленно кивнула. В её глазах мелькнуло что-то живое. Что-то, чего они давно не видели.

Позже, в темноте, Милана легла на место Тупицы – между двумя его детьми, которые уже храпели или делали вид, что спят. Она долго не могла заснуть, снова и снова прокручивая в голове образ маленькой Леры, которая с такой смешной серьёзностью рассказывала ей о своих бегствах, друзьях и потерях. О мире, полном страха и надежды одновременно.

А где-то рядом, за тонкой стенкой, мужчина под арестом тихо выл, как голодный волк. Где-то глубоко внутри него просыпалось сожаление. Или страх. Но вскоре и он затих. Ночь поглотила всё.

Утром началось новое время.

Лера и Милана проводили друг с другом всё больше времени. Девочка подходила к делу с энтузиазмом и смекалкой. Она начала учить Милану простому языку жестов. Каждый раз добавляла что-то новое.

– Я, – говорила она, указывая пальцем на себя.

– Ты, – повторяла она, поворачивая палец в сторону Миланы.

Они тренировались часами. Сначала слова. Затем фразы. «Сидеть», «лежать», «спать», «есть». А потом – «говорить»: большой и указательный палец смыкаются и размыкаются, как челюсти. «Идти»: пальцы болтаются в воздухе, как ноги.

И вот – первый шаг. Первое настоящее предложение от Миланы: «Давай сходим туда.» Лера поморщила лоб, пытаясь перевести движение в смысл. Потом поняла и указала на дверь в дальнем углу комнаты:

– Хочешь сходить туда? Пошли.

Они подошли. Милана встала рядом с Лерой, чуть позади.

– Дальше нельзя, – сказала Лера, останавливаясь.

Милана наклонила голову набок и покачала указательным пальцем. Лера догадалась:

– Потому что закрыто на ключ.

Из-за двери внезапно раздался голос. Неестественный. Ломаный. Как битое стекло.

– Девочка… девочка… по… пожалуйста… – шептал Си-Джей. – Скажи д… дяде Володе, что я… я раскаиваюсь. Пусть он откроет… откроет эту чёртову дверь. П… Пожалуйста!

Лера посмотрела на Милану. Та не отводила взгляда от двери. Ни один мускул не дрогнул.

– Хорошо, – сказала Лера. – Я скажу. Но не обещаю ничего.

– С… Спасибо… девочка…

И вдруг за дверью раздался крик. Не от боли – от страха. От осознания собственной беспомощности. От того, что ты один. В замкнутом пространстве. Без света. Без надежды.

Лера отошла, поёжившись. Милана следовала за ней молча.

– Зря мы сюда пришли, – сказала Лера. – Но раз обещали – нужно выполнить.

Милана кивнула.

Лера и Милана зашли в смотровой блок – пространству между баррикадами и внутренним входом в убежище, где сквозь щели в досках пробивался тусклый свет от прожектора, отражённого обратно от стен. Воздух здесь был плотным, пропитанным запахом ржавчины, старого дерева и пороха. Где-то рядом капала вода. Капля за каплей. Как будто время тоже текло медленно, осторожно.

Володя стоял над ящиком, раскрытый, как гробница, полная тайн. Он ковырялся внутри, вытаскивая то одну трубку, то другой прут, соединённый проволокой и следами износа. Рядом лежал ручной противотанковый гранатомёт – старый, но без снаряда. Оружие, которое в этом мире могло бы спасти жизнь или её лишить.

– Здравствуйте, – начала Лера, не решаясь подойти слишком близко. – Мы случайно подошли к двери, которая заперта.

Володя остановился. Его плечи напряглись, словно он ожидал чего-то плохого.

– Мы пообещали, что с вами поговорим, – добавила девочка.

– И по какому же поводу? – голос его звучал сухо, почти ядовито.

– Человек, что заперт за дверью, попросил его простить и открыть. Я только сказала, что поговорю с вами по этому поводу. Я поговорила. До свидания.

Она говорила просто. Без пафоса. Словно выполнила обещание, и ей больше нечего добавить.

Володя проводил их взглядом, полным раздражения. Но ничего не сказал. Только буркнул:

– Вам всё игрушки… Только людей отвлекаете от работы.

И снова вернулся к своему занятию. Он достал последнюю деталь – массивное основание штатива, явно предназначенное для стационарной установки РПГ. Милана не понимала, зачем он это делает, но если бы она знала больше, то догадалась бы: он готовится к чему-то серьезному.

Он коротко бросил приказ двум парням из молодёжи:

– Соберите это. Поставьте у ворот. Чтобы было готово к вечеру.

Дети переглянулись, но сделали, как велено. А Володя уже шагал обратно в убежище. Никто не задавал вопросов. Никто не ждал объяснений

Общий сбор, объявленный сразу после возвращения Владимира на своё место смотрителя, начался быстро. Люди собрались в центральной комнате, насквозь пропитанной запахами пота, запёкшейся крови и медицинских препаратов. На лицах – усталость. В глазах – тревога.

Володя оглядел всех, прежде чем заговорить.

– Во-первых: нужно раздобыть снаряд для гранатомёта. Сами понимаете его важность. Это не просто «громыхалка». Это серьёзный аргумент против монстров.

Он сделал паузу, затем продолжил:

– Во-вторых: нужно пополнить запасы кристаллов тонитруума. И хорошо бы сделать это всё за одну вылазку.

Его взгляд остановился на группе Евгения – Александре, Михаиле и самом детективе.

– Я надеюсь, вы нам поможете?

Трое мужчин переглянулись. Володя повторил:

– Я спрашиваю, потому что вы, скорее всего, не в форме…

– Я могу помочь нести рюкзак, но не более, – ответил Евгений. – Мои раны не позволяют мне держать что-либо в руках. А остальные… Боюсь, запах крови будет привлекать монстров.

Александр и Михаил не стали возражать. Они знали, что правда. После прошлых боёв они были покрыты следами схваток, которые останутся шрамами на всю оставшуюся жизнь.

Володя кивнул.

– Дима пойдёт с вами. Нечего сидеть нахлебником. Тем более группе нужно будет выбираться на поверхность. Будешь полезен.

Комната наполнилась движением. Люди начали собираться. Кто проверял оружие, кто проверял запас воды. Женщины и дети молча отошли в угол, чтобы переждать. А кто-то, как Милана – просто смотрел.

Она стояла чуть в стороне, наблюдала, слушала. Без движения, но чувствуя каждую интонацию, каждый взгляд. Она не могла говорить. Но она видела серьёзный настрой у людей, что уходили в неизвестность.

Глава 6. У края ада

Глава 6. У края ада.

Группа, состоявшая из четырёх человек – Евгения, Димы, Хромого и Тода – медленно продвигалась вглубь подземного лабиринта. Воздух здесь был плотным, сырым, пропитанным запахом ржавчины, плесени и чего-то ещё – того, что невозможно описать словами, но что оставляло на коже липкий след тревоги. Подземелья, когда-то служившие транспортными артериями города, теперь были заброшены, но не мертвы. Они дышали. Они слушали.

Когда путники свернули на пути метрополитена, тишину нарушил странный, почти живой гул. Воздух стал подвижным – не просто сквозняк, а настоящий ветер, словно вентиляция, забытая временем, внезапно ожила. Лампы, висевшие на стенах, моргали, изредка вспыхивая тусклым светом. Пути были под напряжением. Это стало ясно, когда они увидели обугленное тело энергорма, распростёртое между рельс. Существо, ещё недавно живое, теперь тихо потрескивало от электричества, стекавшего по его чёрной коже, как дождь по стеклу.

Евгений, неся за спиной полупустой рюкзак, остановился и, глядя на сцену, сказал:

– Удивительно. Откуда тут электричество? Город разрушен, а здесь – часть нормального мира.

Хромой, шедший впереди, сжимая автомат, коротко хмыкнул:

– Знал бы ты природу этого электричества, так бы не говорил.

Дима, на плечах которого висел почти такой же рюкзак, шагнул вперёд, поясняя:

– Туда, куда мы идём, целый котлован тонитруума. Кристаллы проникли в тоннели и зацепили рельсы. Теперь они под напряжением. Хоть бери и подключай провод.

– Ага, – кивнул Хромой. – Да только не всё так просто. Электричество здесь нестабильно. Можешь запитать конденсатор электромагнитной пушки – это запросто. Но трансформаторы горят, как свечи. Проще взять сам кристалл и воткнуть его в светильник, как лампочку. А чтобы использовать тонитруум по-настоящему, нужен специальный металл – такой, что не даёт скачкам напряжения сжечь всю технику.

Евгений задумался. Вспомнил радио и компьютер в убежище – оба работали, питаясь от небольшого ящика под столом. Возможно, внутри него лежал именно тот самый полупроводник, о котором говорил Хромой.

– Откуда вообще взялся тонитруум в городе? – спросил он. – Обычно кристаллы формируются годами, прежде чем их можно собирать в таких количествах.

Тод, шагавший чуть сзади, решил ответить:

– Есть легенда. Говорят, в город приехала группа учёных с каким-то новым устройством. Хотели провести тесты – или что-то вроде того. Горожане были против. И вот… по одной из версий, кто-то, не задумываясь, что это за устройство, сломал его. На тестах что-то пошло не так, и оно взорвалось.

Евгений нахмурился:

– Если взрывом так разрушило город, то, где воронка? Где произошёл сам взрыв?

Хромой замялся, потом тихо ответил:

– Этого никто не знает. Но город разрушил не взрыв. А монстры.

Он повернулся к Евгению, голос его стал ниже, почти шёпотом:

– Ты ещё самых крупных не видел. И, надеюсь, когда увидишь – меня рядом не будет.

Евгений кивнул. Он понял – Хромой не шутит. И если разрушенный город, где человеческие законы не имеют силы, был результатом действий монстров, значит, это не просто несчастный случай. Кто-то за этим стоял.

Хромой, с характерной для него походкой, будто бы игнорируя тяжесть рюкзака, вывел группу к станции «Тайгинская». Она действительно напоминала одну из заброшенных станций российского метрополитена – та же торжественная симметрия, та же архитектурная гордость, теперь покрытая пылью времени и разрушения. Потолочные своды, когда-то украшенные мозаиками или гравировкой, сейчас были ободраны до голого бетона. Мраморные плиты, из которых был выложен перрон, треснули, местами вырваны с корнями, словно выжившие искали что-то под ними – провода, тайники, спрятанные припасы.

На стенах, между облупленными кусками штукатурки, остались следы былой эпохи – остатки советских тезисов, полустёртые надписи: «Вперёд, к светлому будущему!» и «Смелым принадлежит Земля!». Теперь будущее было мрачным, а смелость – скорее проклятием, чем добродетелью.

Надпись "Тайгинская"была почти полностью разрушена – от «Т» осталась лишь полоса металла, «А» отсутствовала, как и «Н», но по форме креплений и следам ржавчины можно было догадаться, что когда-то здесь гордо сияли буквы.

На путях, точно окаменевшие динозавры, застыли вагоны старого состава. Их синие бока потемнели от времени, щели между дверьми заполнены пылью и обрывками ткани. Стекла давно выбиты, электроника вырвана с мясом – динамики, кнопки, провода, всё, что могло сгодиться для выживания, было украдено или уничтожено.

Хромой бросил свой рюкзак с глухим стуком, будто в знак окончания этого этапа пути, и опустился на скамью, покрытую пылью и осколками стекла.

– Привал. Дальше будет сложнее, – коротко бросил он, не глядя на товарищей.

Евгений, не обращая внимания на усталость, направился к вагону. Дверь скрипнула, как старая совесть, когда он с усилием отодвинул створку. Внутри лишь оцепенение времени. Кожаные сиденья, местами разорванные, источены временем. Кровь, въевшаяся в ткань, засохла, но не исчезла – она осталась, как память. На одном из сидений лежала стеклянная бутылка, этикетка которой давно облезла. Внутри – только пыль и время.

Вдруг браслет на его руке едва заметно дрогнул – не вибрация, а словно кто-то слабо дернул за рукав. Евгений нахмурился, огляделся. Свет в вагоне мерцал, как сердце, готовое остановиться. В момент полного мрака он заметил едва видное свечение между сиденьями.

Подойдя ближе, он увидел – фулгутта. Капля электричества, заключённая в плоть. Маленький энергорм, размером с кулак, с тускло мерцающей кожей и глазами, похожими на искры. Он дрожал, как угасающая лампочка, и издавал тихий, жалобный писк.

– Есть у кого стеклянная банка или коробка? Лучше банка, – крикнул Евгений, выходя на перрон.

Тод, сидевший на корточках и что-то перебиравший в рюкзаке, хмыкнул:

– Ну, допустим, есть. Но она занята. А тебе зачем?

– Тут живность одна. Просто интересно её поймать, – ответил Евгений подходя к нему.

Тод протянул ему банку, наполовину наполненную водой:

– На, держи. Воду можешь выпить. Только не выливай.

– Спасибо. Я перелью к себе и поделюсь, когда попросишь, – сказал Евгений, беря банку и возвращаясь к вагону.

– Что ты там решил поймать? Покажешь? – спросил Тод, с любопытством заглядывая внутрь вагона.

– А-а… пустяк. Это еле живая фулгутта, – ответил Евгений, осторожно приближаясь к монстрику.

Фулгутта заметила его и, несмотря на слабость, начала дёргаться, испуская короткие разряды. Искры проскакали между её лапок – если их можно было так назвать. Она смотрела на Евгения большими, почти детскими глазами, и издавала тихий, жалобный писк.

– Тихо, малыш, – прошептал он, медленно приближаясь. – Я не причиню тебе вреда.

Тод, стоя позади, нахмурился:

– Фул… что?

Но Евгений не ответил. Его внимание было полностью сосредоточено на маленьком электрическом существе, которое сейчас билось за свою жизнь с самой судьбой.

На конец, заключённая в стеклянную банку, она не переставала бороться. Её трёхпалые лапки упирались в стекло, глаза слабо светились, но в них ещё теплилась жизнь. Тонкие электрические разряды беспомощно проскакивали между её пальцами, ударяясь о прозрачную клетку, в которой она оказалась заперта.

Тод, сидя на корточках, рассматривал монстра с нескрываемым любопытством.

– Какая милаха, – протянул он, прищурившись. – И не скажешь, что монстр. Как ты её назвал? Фу-гнутая?

Евгений, держа банку на весу, ответил спокойно:

– Это не я её так назвал, а учёные. Фулгутта. В переводе с их «научного» – капля тока или молнии. Что-то такое.

– Понятно, – кивнул Тод. – А как ты её назовёшь?

– Хм. Никак. Выпущу, когда окажемся на поверхности.

– Ха! Зачем ловил тогда?

Евгений вздохнул, глядя на слабое тельце внутри банки:

– Ты разве не видишь, какой он слабый… или она. Он застрял среди кожи, которая не проводит электричество. Ему некуда было деться. И, скорее всего, он очень голоден.

– А что он ест?

– Тонитруум, скорее всего. Электрические монстры его любят. Ну, я так думаю.

Тод всё больше менялся в лице. Его взгляд стал настороженным, почти озадаченным. Он смотрел на Евгения не как на простого человека или детектива, даже не как на чужака – как на учёного, начавшего лекцию перед студентами, которых он не понимал.

– Послушай, – продолжил Евгений, – всё сложно и долго объяснять. Я спрашивал, наводил справки, узнавал… но не по поводу фулгутты. А по другому монстру.

Тод сжал губы, кивнул:

– По какому?

– По чифербладу… но не суть.

– Как он выглядит?

– Как енот с крыльями.

Тод недоверчиво замотал головой, нахмурившись, и уже хотел было уйти, но Евгений остановил его:

– Послушай. Я понимаю, что это звучит странно. Возможно, даже дико…

Тод скрестил руки на груди, ожидая продолжения.

– Но мне кажется, что этот монстр мне попался неспроста.

Пауза повисла, как дым после выстрела.

Тод тяжело вздохнул, кивнул и, не говоря ни слова, направился прочь из вагона к своему рюкзаку.

Евгений смотрел ему вслед:

– Ты мне не веришь?

Тод махнул рукой – не то в ответ, не то просто от раздражения.

Дима, который всё это время стоял у входа в вагон, слушая и наблюдая, вдруг сказал:

– Я верю. Ваш браслет. Он вам подсказал. Да?

Евгений кивнул. Дима указал на браслет рукой и продолжил:

– Возможно, это маяк. Тот, что указывает путь во тьме.

Евгений положил руку на плечо мальчика. Посмотрел ему в глаза и, слегка прищурившись, сказал:

– Всё возможно. Но я пока не разобрался до конца. Ты мне поможешь?

– Помогу! Только скажите как.

Евгений похлопал его по плечу, но ответа не дал. Вместо этого он посмотрел на банку, где внутри маленькая фулгутта вновь попыталась ударить током по стеклу. Её искры были слабыми, но они всё ещё были.

Хромой, сидя на скамье, бросил взгляд на Тода:

– Странности притягиваются друг к другу. Верно?

Тод, не оборачиваясь, лишь ухмыльнулся и продолжил укладывать вещи в рюкзак.

Евгений сел на ободранную скамью, покрытую пылью и осколками стекла, и, держа в руках банку с фулгуттой, начал разглядывать маленького монстра. Существо испускало тёплый жёлто-золотистый свет, от которого мелькали синие разряды – будто плазменная лампа. Контраст между холодом и теплом, жизнью и смертью, чудовищем и красотой завораживал.

Дима присел рядом. Молча. Только дыхание, слабое и ровное, да тень, что легла между ними. Евгений протянул ему банку. Дима принял её осторожно, как ребёнка, которого боишься обидеть прикосновением.

– Красивый монстр, – сказал Дима, разглядывая существо. – Я никогда не видел их так близко. Никогда не держал в руках. Была бы с нами Валя – она бы мигом придумала ему имя. Что-нибудь милое и смешное… Что-нибудь вроде… – он задумался, – ми-ми-вспыш.