Недобрая сказка

– Постойте!

– Пошел вон, я сказал! Ничего и слушать от тебя не хочу! Оставь меня, собачье ты племя!

Казимир грубо выпер из избы сопротивляющегося Вацлава, не давая ему и слова вставить. И вот он остался один на один со своей дочерью, тяжело опустился на лавку рядом с ней. До него просто не доходило, что ее больше нет. Разве такое возможно? Все тоже милое личико, будто спящее, но что-то в нем изменилось, надломилось. Это будто и не Варна уже, как-будто нет теперь самого главного, ее сути. Она исчезла, а Казимиру осталось только это. Безжизненное каменеющее тело. Вот только утром доченька ему улыбалась, обвивала шею нежными руками. А что теперь? Казимир вскочил и завыл в своей скорби, как дикий зверь. Ему хотелось разрушить все вокруг, включая себя. Почему он жив, а Варна нет? Все должно было быть наоборот. Он старый живет, а он молодая лежит перед ним! Казимир вцепился в свои волосы и стал отчаянно пытаться выдрать их. Собственное бессилие его уничтожало. Горе тяжелым камнем прижало его к земле. Он рухнул на колени перед Варной и заливаясь слезами опустил тяжелую голову ей на живот. Взял ее холодные руки в свои и не отпускал. Кто знает сколько времени прошло. Казимиру казалось, что эта мука не закончится никогда. Измотаный горем отец задремал на половицах рядом с дочкой, держа ее холодную закоченевшую руку.

Разбудил Казимира стук в дверь. Ему пришлось сделать не одно усилие, чтобы поднять себя с пола. Голова кружилась, чувствовал себя Казимир будто с перепоя, но самое страшное ноющая боль в груди. Боль по дочери, не дающая ему покоя. Покачивающейся походкой он прошел в сени и отворил дверь. На пороге стояла Ерга. В ее взгляде на Казимира отразилась тревога и сострадание, она протянула ему руки для объятия. Мужчина не сдерживаясь повис у нее на шее, разражаясь новым потоком слез.

– Что случилось?

Казимир махнул ей в сторону избы. Ерга помогла ему зайти обратно. Её взору предстала Варна лежащая на лавке, грудь ее не вздымалась, не одна жилка не дрогнула. Она лежала закрыв глаза с восковым лицом. Смерть погрузила ее в вечный сон. Ерге стало не по себе, но она взяла себя в руки и усадила Казимира рядом с собой.

– Как это случилось?

– Вацлав говорит, что это сделала Алёнка. Она никогда не любила мою дочку.

– Она сама её убила?

– Нет, Ратибор сделал это за неё. Алёнка его чем-то задурманила. Сделали свое поганое дело – утопили в лыве, да и сбежали. Вацлав, когда заподозрил неладное было уже слишком поздно. Вышел к реке, а Варнушка уже неживая. Возле нее русалка сидела, она и рассказала все как было.

– Русалка? Худо, ох и худо. А если это русалка напраслину наговаривает? Может это она Варну потопила?

– Вацлав говорит, та русалка была Маргана, моя жена. Не стала бы она наше родное дитя жизни лишать.

– Это твоя жена Маргана не стала бы, а русалка Маргана умертвила бы запросто. Одно слово – нечисть. Нужно как-то Аленку с Ратибором расспросить, пусть они расскажут как все было. Да еще Варну та русалка уволочь может.

– Что же можно сделать?

– Надо Варну повенчать. Не обязательно с человеком, что угодно подойдет. Да хоть твой столб во дворе. Не сможет она обвенчанную к себе утянуть. Будет она мужу принадлежать.

– Так и сделаем. Нужно обмыть, во все свадебное убрать. Сможешь?

– Все сделаю, ты подай мне ее платье, а сам ступай пройдись, голову проветри. Возвращайся к обеду, все готово будет.

Казимир кивнул. Он вместе с Ергой нашел платье, а потом пошел в лес в надежде кого-нибудь подстрелить. Брел сам не зная куда, не разбирая дороги. Потом упал под широким дубом и зарыдал в голос. Плакал покамест не обессилил и не задремал. Когда он проснулся солнце уже было высоко. Нужно возвращаться. Казимир кое-как дотопал до дому и вошел в избу. На столе его уже ждал горячий обед. На лавке лежала прибранная Варна в белом расшитом нежно-голубым сарафане. Она была прекрасна и в то же время внушала страх своей неживой красотой. Ерга даже успела украсить ее голову венком из живых цветов. У Казимира сдавило горло и защемило в сердце. Его доченька, такая прекрасная и молодая. Вместо того чтобы пойти под венец попала в цепкие лапы смерти. Сделав над собой усилие Казимир заговорил.

– Я отнесу ее к столбу и привяжу крепко накрепко. Ты прочитаешь все как следует, чтобы Маргана до нее не добралась?

– Да, будь спокоен.

Так они и поступили. Казимир привязал тело дочери к столбу, так будто она стояла к нему спиной, вытянувшись во весь рост. Ерга кружила вокруг нее, начитывая древние заговоры. В руке она держала связку сушеный подпаленных трав. Они распространяли терпкий аромат по всему заднему двору.

– Все, теперь не уволочёт. – с удовлетворением сказала Ерга, закончив действо.

– Спасибо.

В дверь кто-то забарабанил. Казимир походкой медведя шатуна грозно двинулся к двери. Он тупо уставился на Вацлава стоящего перед ним.

– Ты что тут забыл?!

– Дайте сказать! Я спасу Варну, оживлю ее, пойду за мертвой и живой водой.

Казимир задумчиво посмотрел на Вацлава стоящего перед ним, уже без прежней злобы.

– Мертвой и живой воды? Но тебе придется отправится за тридевять земель, в то место откуда почти никто не возвращается, в иное место. Ты можешь и Варну не спасти и со своей жизнью расстаться.

– Если есть хоть малая надежда, что я могу спасти Варну, я готов. И поверьте, я выживу, несмотря ни на что, я ее верну. Только обещайте мне кое-что взамен.

– Что?

– Когда я вернусь, вы отдадите ее за меня замуж.

Казимир нахмурился, такого условия следовало ожидать. Если Вацлав сможет снова подарить ей жизнь, то это самое главное. Все обиды должны остаться в прошлом. Если он способен отправится в мир иной и вернуться оттуда ради его дочери, он достоин стать ее мужем.

– Обещаю.

– Мне нужно собираться в путь. Позаботьтесь о Варне и не ввязывайтесь не во что. Оставьте до поры Аленку с Ратибором, мы вместе с ними разберемся. Обещаете?

– Обещаю.

– А теперь я хочу попрощаться.

– Она там, на заднем дворе.

Вацлав прошел через сени на задний двор и не замечая Ерги шел к Варне будто зачарованный. Казимир поплелся следом. Как прекрасна была Варна, настоящая невеста. Будто потупила в землю взор и дожидается его, Вацлава. Он подошел и с нежностью провел тыльной стороной ладони по холодной щеке. Бледное лицо не выражало ничего, только то, что Варна повстречалась со смертью и не смогла с ней расстаться.

– Я вернусь, Варна.

Глаза Вацлава наполнились слезами. Он поспешно пошел обратно к сеням и скрылся за входной дверью. Казимиру можно было не сомневаться, Вацлав любил Варну не меньше его самого. Только бы все получилось, думал Казимир, а покуда его отцовский долг, охранять покой Варны. Маргана всегда была своевольной и она захочет вернуть себе дочь, пусть и в таком же как она сама, нечистом виде. Ерга сделала все необходимое, но и он, будет неотступно следить.

***

Вацлав решил собираться безотлагательно. Он покидал в котомку краюху хлеба и кусок солонины, кое-какую одежду и двинулся в путь. С отцом он решил не прощаться, а не то, ни то что не благословит, но из дому не выпустит. Ничего, поспрашивает Тихомир вокруг и узнает от Казимира или от Ерги куда его сын пропал.

Последний раз бросив взгляд на родную избу Вацлав двинулся прямиком в лес. Долго ли, коротко ли шел Вацлав по темному лесу, но вышел он на большую поляну на которой раньше не бывал. На поляне той стоит железный замок вкруг него частокол из костей человечьих, черепа воткнуты сверху. Вацлав решил, что это вполне может быть вход на тот свет и подошел к замку.

– Чего надо? – раздался скрипучий жуткий голос из-за ворот.

– Не знаете ли где живой и мертвой воды раздобыть?

– Да ты никак лиха ищешь на свою голову? Ну заходи.

Вацлав подумал уже повернуть назад, подальше от странного дома. Но тут растворились ворота и словно ураганом засосало его внутрь и ворота следом затворились.

Вошел Вацлав в широкую горницу, просторно, словно в чистом поле. У стены лежит громадный и тучный великан. Голова в угол уперлась, а ноги до самой печи, ложе под ним – людские кости. Вацлав сразу понял к кому попал, это Лихо, а вокруг него расселись Злыдни.

Еще в детстве Вацлав встречался с одним таким в родной избе. Мать Вацлава завсегда мела в сторону порога, чтобы не давать Злыдням в дом пробраться. Но все же таки один у них поселился, отец с дальней дороги принес в дом. Эти гады хоть и слепые, а на прохожих прыгают только так. Вот и к Тихомиру прицепился такой. Хоть этот пакостник и невидимый, но Тихомир почувствовал на шее своей тяжесть. Пытался согнать его всячески, так поганец на спину переполз и ни в какую в руки не давался. Вот так Злыдень в доме и очутился и поселился под печкой. Начал пакостить всячески, греметь, еду воровать. На Тихомире как на жеребце разъезжал. Сколько Анисья не мела, не могла вымести нового жильца.

В ту пору вместе со Злыднем поселились в их доме несчастья да бедность. У матери все из рук валилось, с отцом были вечные перебранки. Корова околела, рожь погнила. Не было уж мочи от жизни такой. Пошел Тихомир к Ерге за советом, как этакую нечисть вывести. Она его и надоумила. Анисья мела, выметала Злыдня, что есть мочи к порогу, а там уж Тихомир поджидал его с горсточкой табака. Манил табак гаденыша неотвратимо. Отец Вацлава ссыпал табак в маслобойку, что у двери стояла. Злыдень в маслобойку то и сиганул, та аж затряслась. Тихомир не будь дураком да и накрыл ее крышкой, а в дырку осиновый колышек с размаху вонзил. Тут раздался страшный писк, у всех аж уши заложило. Опосля все стихло. Над маслобойкой склонилась вся семья. Тихомир открыл крышку, а там лежит Злыдень, околел и стал видимый, за осиновый кол в своем брюхе держится. Навсегда Вацлав запомнил этого уродца. Порешили его потом в чистом поле закопать, как был в маслобойке с колом, да еще и засмолили ее для пущей верности. С тех пор все в их доме наладилось.

Злыдни сидели кружком вокруг своего хозяина. Вацлав окинул их взглядом, насчитал двенадцать. Выглядят точь-в-точь как тот гаденыш и похожи все один в один. Было в их внешности что-то змеиное и не мудрено. Ведь первый Злыдень получился из присосавшейся к шее черта змеи. Кожа их чешуйчатая и зеленоватая. Тонкие пальцы рук с массивными когтями, словно созданы чтобы в кого-то вцепится. Между короткими задними ногами извивается длинный змеиный хвост. Невидящие глаза затянуты белой пленкой. Из приоткрытой пасти то и дело норовит показаться дергающийся раздвоенный язык.

Рассмотрел Вацлав их хозяина, ох и жуткое чудище. Огромное тучное создание, из приоткрытой пасти торчат гнилые зубы, на голове остатки длинных поредевших волос, ноги коротки, а руки длинны, да загребущи. Сам великан как и его приспешники был слеп, на кровожадной морде один только глаз и тот закрыт. Подает Лихо Вацлаву человечью голову и потчует. Взял Вацлав голову да и сунул под лавку.

– Что, скушал? – спрашивает Лихо.

– Скушал.

– Где ты головка-мотовка?

– Под лавкою. – отвечает мертвая голова.

Вацлава и жаром и холодом обдало, совсем не по себе сделалось.

– Скушай, голубчик, ты сам вкуснее для меня будешь.

Вацлав вытащил голову из-под лавки. Отвратительная желто-синюшная кожа, мертвецкие стеклянные глаза и ужасный смрад. Да как можно помыслить этакое сожрать. Рыжий не будь дураком да и сунул голову за пазуху.

– А где ты, головка-мотовка?

– Подле желудка.

“Значит, съел.” – подумало Лихо.

– Ну, теперь твой черед. – вслух прогромыхало оно.

Свет погас, крыша будто растворилась. Замок наполнил синеватый лунный свет. Его луч упал на мерзкую рожу Лиха. Огромное веко над носом задергалось, стараясь приоткрыться.

Подымите мне веко: не вижу! – сказало подземным голосом Лихо своим прихвостням.

Злыдни кинулись на зов своего хозяина и тут же облепили его морду, так, что она скрылась из виду. Вацлав начал пятится к двери. Вдруг все Злыдни разом попадали с Лиха, будто спелые яблочки. Темноту осветил огромный желтый глаз.

– Держите его! – завопило Лихо, видя что Вацлав движется к двери.

Юркие Злыдни начали окружать Вацлава со всех сторон. Они не видели его, но точно чуяли. Лихо не без труда поднялось со своего ложа, ноги передвигать ему было трудно, но опиралось на мощные руки оно делало ими быстрый рывок, выбрасывая вперед недоразвитые ноги. Больше тянуть было нельзя, сейчас или никогда. Вацлав запустил головой прямо в глаз Лиху и со всех ног бросился к двери, пока Злыдни ее не перекрыли.

Великан зарычал, со злостью бросил голову в стену, та разлетелась на куски, разбрызгивая вокруг кровавые ошметки. Вацлаву удалось добежать до ручки он потянул ее на себя. Дверь была тяжелая и очень туго шла. Создав небольшой проем, Вацлав начал протискиваться в него.

– Двери, держите, уйдет! – крикнуло Лихо.

В тот же миг двери начали захлопываться. Вацлав успел пролезть, только пальцы левой руки застряли в дверях. Двери ими хрустнули, одни обрубочки остались, только большой палец уцелел. Вацлав взвыл и бросился подальше от замка, куда глаза глядят. Из руки кровь так и хлещет, от боли аж в глазах помутилось. «Лихо, так лихо!», – подумал Вацлав. Он устал бежать, а тут раздался шум реки. Вода так и манила Вацлава, будто звала. Он подошел и опустил истекающую кровью руку в воду и чудное дело болеть вовсе перестало, да и кровь больше не красила воду. Вацлав поднял руку к глазам, из обрубков больше не появилась ни капля крови, более того они словно стали прорастать. Вацлав глазам своим не верил мясо и кости медленно, но верно удлинялись. Бесовская сила Лешего, но эта сила исцеляла его. Делать нечего, нужно идти к дому Яги, которую он хотел навсегда забыть, уж она то знает, где вход в иной мир. Вацлав заночевал на раскидистом дубу, а наутро побрел себе дальше.

***

Долго шел Вацлав, пальцы на руке успели вырасти, а еды уж давно он во рту не держал. Вдруг видит ворон бьется, угодил в силок. Вацлав обрадовался, что добыча сама к нему в руки идет и решил не побрезговать воронятиной. Нашел он увесистый камень, прижал ворона к земле и хотел было прибить его. Да тот изловчился и заговорил.

– Не убивай меня, я тебе пригожусь.

– Нет уж, так не ровен час помру от голода.

– Ты меня понимаешь! Я сразу почувствовал, не простой ты человек. Не ешь меня, прошу! Буду я век служить тебе верою-правдою.

– Хорошо же, живи. Да только первый мой приказ будет – накорми меня!

Ворон стрелою взвился к кронам деревьев и исчез в голубом небе. Долго пропадал он, Вацлав уж было подумал, что тот обманул его и улетел. Но вот спускается к нему его новый знакомый с тяжелой ношей в когтях. Ворон принес Вацлаву лебеденка со свернутой шеей. Серенький, пушистенький, но уже достаточно подросший. Вырасти в красивую белую птицу ему не было суждено. Как не жалко было его Вацлаву, а давний голод в который раз напомнил о себе. Вацлав подготовил все для костра и ловко проводя кресалом по кремню направил сноп искр на засохший мох, костер разгорался. Вацлав тем временем начал ощипывать и потрошить птицу. Ворон поглядывал на своего нового хозяина и величаво прохаживался рядом.

Когда добыча покрылась зажаристой корочкой и стала расточать манящий запах, Вацлав снял ее с огня. Продолжая держать дичь нанизанной на палке, он оторвал горячую сочную ногу и начал дуть на нее пытаясь остудить. В животе так заурчало, что Вацлав не утруждая себя долгим ожиданием, принялся вгрызаться в мясо, обжигаясь горячим соком. Ворон смотрел на трапезу Вацлава с явным интересом, ходя вокруг кругами и все сужая их в сторону нового хозяина.

– Ну спасибо, угодил. – прошамкал рыжий с набитым ртом.

Ворон с достоинством кивнул в ответ и подошел уже вплотную. Вацлав протянул ворону лебединый остов, тот с благодарностью принял подачку и присоединился к трапезе. Когда с едой было покончено пришло время снова отправляться в путь.

– А скажи-ка, ворон, знаешь ли ты где избушка бабы Яги?

– Как не знать, знаю.

– Так вот я туда и направляюсь. Ты лети потихоньку, а я уж по земле как поспею.

– Хорошо.

Ворон подолгу зависал на одном месте или кружил, дожидаясь своего хозяина и снова двигаясь в нужном направлении. Долго ли, коротко ли занял их путь, но вышли они на полянку. В центре той полянки стоит знакомая избушка на курьих ножках, обнесенная забором из костей и черепов. Ворота, закрытые костяными руками, почувствовав Лешего отворились.

Прошел он во двор видит избушка к лесу отвернута.

– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!

Послушалась изба, повернулась на своих курьих ногах, присела и запустила путника. Видит Вацлав на печке лежит баба яга.

– О, кто пожаловал! Хотела бы я сказать, что русским духом пахнет, да где там, наполовину нежитью повеяло. Что, касатик притомился в доме жить? Захотелось лесного раздолья?

– Проклятая ты карга, ведь знаешь, что среди людей мне уже не житье. Навсегда ты мою жизнь забрала, так не откажи в последней просьбе. Знаешь ли ты, где найти мне живой и мертвой воды?

– Как не знать. Надобно тебе поехать на реку Смородину на калиновый мост, но реку ту чудо-юдо охраняет. Коли сможешь через реку перебраться, да не сгинешь там, то достанешь воды живой да мертвой.

– Как же мне добраться туда?

– Да у тебя с собой провожатый, вона как по двору расхаживает.

За окном важно прохаживался ворон, совершенно не подозревая, что о нем зашла речь. За ним, выглядывая из-за куриной лапы избы, охотился Морок. Он кинулся к своей жертве, но ворон подлетел раньше, чем в него вцепился кот.

– Только туда на своих двоих быстро не добраться, лошадку бы тебе.

– Есть у тебя добрый конь?

– Изволь, пройдем к стойлам да сам выбирай.

Вацлав с бабой ягой пошли к конюшне, ворон сел на плечо к своему хозяину. Все лошадки как на подбор, один только паршивый жеребенок в самом конце в навозе перемазанный, да крикливый.

– Прошу тебя, хозяин лесной, не оставляй меня здесь, ох и худо мне у этой старухи.

– Да и ворон стал его упрашивать – возьми, да возьми. Вацлав указал яге на жеребенка.

– Ну спасибо, что от лошадки полудохлой избавляешь, не хочешь бабушке больших убытков чинить.

Баба яга вывела Вацлаву паршивого жеребенка и отдала поводья.

– Как дело свое кончишь, так я тебя жду, от меня, милок, не уйдешь, ты и сам теперь знаешь, нутром чуешь, что твой дом в лесу теперь.

– Ладно, свидимся еще, проклятая.

– Свидимся, милок.

– Ну тогда по рукам.

Яга протянула руку, Вацлав ответил ей тем же, тут же он почувствовал, как его сила перетекла к яге.

– Спасибо, бабушка, что дозволили отлучится, я вернусь, обещаю.

– Верю.

Вацлав ушел вместе с вороном и жеребцом. Жеребеночка он в реке отмыл, по лугам попас, а наутро вышел конь такой, что загляденье. Сел на него Вацлав и отправился во всю прыть к реке Смородине. Скачет он, а ворон на небе дорогу ему указывает. К ночи подъезжает к реке, смрад стоит, а река как огнем горит, по всему берегу лежат кости человеческие, по колено будет навалено. Единственный через реку ту мост – Калиновый, а в центре того моста чудо-юдо шестиглавое прохаживается. Подъехал к нему Вацлав и заговорил.

– Здравствуй, чудо-юдо, пропусти меня по доброму, надобно мне раздобыть воды живой да мертвой.

– По что она тебе?

– Невесту мою убили, без нее мне и жизнь не мила.

– Пропущу, коли победишь меня.

Делать нечего, как этакого гада победить, попытался Вацлав его объехать. Чудо-юдо изловчилось, хотело молодца огнем спалить, да подожгло под собою мост. Разогнался Вацлав на своем коне и перепрыгнул через чудище. Поворотился Вацлав, его конь молодецкий стукнул копытами, да выбил из-под чуда-юда бревнышки обугленные, оно враз в реку бухнулось и потопло в горящей воде.

Едет Вацлав по ту сторону моста, ничего нет вокруг, пусто, только камни повсюду лежат. Набрел он на дыру в земле, слез с коня, подошел поближе. Провал широкий, глубокий, дна не видать. Взял рыжий в руку камень и запустил им в самую пропасть. Слушал-слушал, так и не услыхал, что камень упал. Экая глубина! Позвал тогда Вацлав своего ворона.

– Помоги мне, помощник мой верный. Как бы мне в этакую пропасть спуститься?

– Попробую помочь. Есть на свете птица Моголь, великая, могучая. Сможет она тебя вниз снести. Одна беда, прокорму ей надо много.

– Ты уж разыщи её, мне она позарез как нужна.

Ворон кивнул и скрылся в облаках. Долго ли, коротко, возвращается он назад, а рядом с ним летит огромная птица. Голова и крылья у нее орлиные, а четыре лапы висят звериные, когти и клюв железные, перья во все стороны будто стрелы торчат. Приземлилась она возле Вацлава и говорит ему человеческим голосом.

– Здравствуй, добрый молодец! Услыхала я от ворона, что помощь моя тебе нужна. Помогу, коли сможешь прокормить меня.

– Здравствуй, птица Моголь! Чем же мне тебя потчевать?

– Питаюсь я только мясом: бычки, овечки, лошади. Коли не пожалеешь для меня своего коня, спущу тебя вниз.

Делать нечего, как не жалко конька убивать, а спуститься как-то надо. Связал Вацлав своему коню ноги, повалил на землю вытащил острый нож из-за пояса и перерезал ему шею. Целое озеро крови растеклось вокруг. Вацлав снял с коня шкуру, порезал тушу на части да погрузил все в шкуру да на птичью шею. Сам рядом уселся и ворон при нем на плече. Стали вниз лететь, Моголь-птица часто крыльями машет. Как начала она слабее махать Вацлав положил ей кусок мяса в клюв, та сразу встрепенулась, полетела по прежнему. Долго ли коротко летят, а конца дыре той все не видно. Уже и мясо все птице скормлено, а все нет дна. Начала Моголь-птица оборачиваться, еле крыльями машет, того и гляди камнем в бездну рухнут. «Что делать?» – думает Вацлав. Взял он тряпицу в рот, крепко зубы стиснул, достал острый нож, вырезал из своих ног икры и отдал птице; она проглотила, а вскоре и дно показалось, насилу приземлились в подземелье. Вацлав встал, пару шагов сделал, еле тащится, на обе ноги прихрамывает, кровью обливается.

– Ну, всю дорогу ты меня хорошо кормил, но слаще последних кусочков, я отродясь не ела!

Смотрит птица, а на Вацлаве снизу штаны окровавлены, как идет то на одну, то на другую ногу припадает.

– Что ты, добрый молодец, али хромаешь?

– Хромаю, Моголь-птица! Давеча из ног своих икры вырезал, да тебе скормил.

Поднял Вацлав штаны, да показал свои ноги, Моголь-птица ахнула выхаркнула икры, приложила к молодецким ногам, дунула-плюнула, икры приросли – и пошел Вацлав и крепко и бодро.

– Спасибо, Моголь-птица, низкий поклон тебе. Уж не знаю как тебя и благодарить. Без тебя никак было не спасти мне моей Варнушки.

– Не пожалел ты своего мне коня, да и себя не пожалел, пусть же все у тебя получится.

– Спасибо, Моголь-птица, только как же ты теперь наверх выберешься?

– Ступай себе и обо мне не печалься, добрый молодец, пройду я потайным ходом, людям неведомым.

Часть 6

***

Которую ночь уж сидел Казимир во дворе, не смыкал глаз. Да и как уснешь, когда родное дитятко мертво и вот прямо перед тобой стоит к столбу примотано. От Варны уже давно пошел неприятный смрад, да и не мудрено, при такой жаре, разложение коснулось и некогда белой девичьей кожи. Отец не мог смотреть на нее без слез, отвращение которое она в нем вызывала, еще больше погружало его в бездну горя и отчаяния. По деревне стали слухи расползаться, мол дочка Казимира умерла, а он вместо похорон примотал ее во дворе к столбу. Совсем умом тронулся. Любопытные стали днем похаживать, да поглядывать, что у него делается. Днем Казимир покрывал столб белой тканью, чтоб никто не глазел, а ночью нес свою службу во дворе. Уж он-то не отдаст Варну Маргане. Ни за что!

Вдруг из-под ворот начал просачиваться густой туман, да какой-то зеленющий. Казимиру сразу не по себе сделалось, знать пришла все-таки, чертовка. В подтверждение его мыслей перед ним предстала Маргана во всей своей первозданной красе. Казимир оторопел, так она была прекрасна, не сколько не изменилась с тех пор как давным-давно исчезла.

– Ну здравствуй, муж мой родимый. Скучал ли по жене своей, аль нет?

– По жене я и по ныне скучаю, да только вот ты здесь при чем?

– Неужто не признал, любимый. Где наша доченька? Отдай ее мне!

Казимир невольно глянул за спину Марганы на столб с привязанной к нему Варной. Маргана перехватила его взгляд и обернулась.

– Дочка!

Русалка бросилась Варне на грудь и залила ее горючими слезами. Потом подняла голову и уставилась на Казимира.

– Неужто ты не хочешь чтобы наш ребенок ожил? Отдай ее мне и она снова вернется к нам, я все устрою.

– Даже и не думай! Чтоб ты сделала из нее нечисть, не позволю.

– Тогда ты сам напросился.

От Марганы в сторону Казимира поплыл все тот же зеленоватый туман. Он сгущался, превращаясь в густой дым и лишь только Казимир сделал один вдох тут же уснул. Маргана подошла к Варне, над ней явно поработала колдунья, так просто ее отсюда не снять, тут помощь нужна.