Дело Уоллеса

Следующий этап – обувь. Он достал из шкафа коробку, снял крышку. Там лежали его лучшие черные ботинки, тщательно ухоженные. Достав щетку и ваксу, он сел на край кровати и принялся начищать кожу до глубокого, ровного блеска. Каждое движение было отработано до автоматизма. Надев начищенные ботинки и зашнуровав их, он убрал коробку и принадлежности обратно.

Семнадцать пятьдесят пять. Он спустился в прихожую. Надел свое лучшее темное пальто поверх костюма, повязал шерстяной шарф, нахлобучил шляпу. Взял в руку крепкий зонт-трость. Проверил карман – ключ от дома на месте. В последний раз он взглянул в сторону кухни. Джулия стояла в дверном проеме, опираясь на косяк.

«Все готово?» – спросила она тихо.

«Да. Я пошел», – ответил Уоллес. Он открыл парадную дверь.

«Будь осторожен, Уильям», – донеслось до него.

Он кивнул, не оборачиваясь: «Постараюсь не задерживаться». Дверь закрылась за ним. Ключ дважды повернулся в замке «Йель» снаружи. Он поправил шляпу, раскрыл зонт против накрапывающего дождя и зашагал в сторону трамвайной остановки на Энфилд-роуд, растворяясь в сгущающихся сумерках. Дом 29 по Вулвертон-стрит, с его тикающими часами, тлеющей печкой и Джулией, оставшейся стоять в приоткрытой двери кухни, остался позади.

Глава Третья: День Несуществующего Адреса. 20 января 1931 года.

(17:58 – 19:10)

Вечер 20 января 1931 года сгущался над Ливерпулем не просто сумерками, а плотной, влажной пеленой. Туман, уже клубившийся днем, теперь поднялся из доков и реки Мерси, заполнив улицы Энфилда жидкой, пронизывающей холодом дымкой. Уильям Уоллес, затянутый в свой лучший синий костюм под темным пальто, с зонтом-тростью в одной руке и сжатым в другой портфелем, шагал по Вулвертон-стрит к трамвайной остановке на углу Энфилд-роуд. Его шаги, отмеренные привычным ритмом, отдавались глухо в странной, приглушенной тишине, наступившей с приходом тумана. Фонари, зажженные раньше обычного, превращались в расплывчатые желтые шары, едва освещавшие ближайшие несколько футов тротуара. Влага оседала на шерстяной ткани его пальто, на полях шляпы, заставляла кожу лица мерзнуть и неметь.

"17:58".Мысленно он отметил время, сверяясь с часами на башне вдали, чьи очертания тонули в серой вате. Он был пунктуален до педантичности. Встреча назначена на 19:30. Трамвай в 18:00, около часа пути… он должен успеть. Но какая-то смутная тяжесть лежала в желудке с тех пор, как он переписал адрес из записки Бида. "R.M. Qualtrough, 25 Menlove Gardens East". Менлоу… незнакомый район. Почему именно там? Почему так поздно? В голове невольно всплыл разговор с мисс Пемброк: "Менлоу? Довольно далеко. Удачи." И новости об ограблениях – Хиггинса на Кедрик-стрит, старика Томаса в Эдж-Хилле… Он резко встряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Деловое предложение. Возможно, важный контакт. Нужно сосредоточиться.

Трамвай №4, громыхая и позванивая, вынырнул из тумана точно в 18:00, как призрак на рельсах. Салон был набит битком – рабочие с ночных смен, служанки, возвращающиеся из центра, люди с усталыми, затуманенными лицами. Воздух внутри был спертым, пропитанным запахом влажной шерсти, дешевого табака и человеческой усталости. Уоллес протиснулся к окошку, заплатив кондуктору четыре пенса до "Норрис-Грин". Он нашел крошечный свободный участок сиденья у самого стекла. Конденсат тут же начал затягивать его холодными слезами, скрывая мелькающий за окном мир. Лишь расплывчатые тени домов, редкие огоньки фонарей и реклам, силуэты людей, появляющиеся и исчезающие, как в дурном сне.

Уоллес прижал ладонь к холодному стеклу, пытаясь протереть запотевшее пятно, чтобы видеть хоть что-то. Его дыхание тут же снова затуманило его. Он откинулся на спинку. Звуки трамвая – скрежет колес, лязг сцепок, приглушенные голоса – доносились словно из-под воды. Его мысли метались. Джулия… осталась одна. Он еще раз проверил засовы? Да, конечно. И задняя дверь. Миссис Грин приходила днем, Джулия казалась бодрее. Но этот туман… он словно запечатывал дом, делал его беззащитным островком в белесом море. Адрес… Menlove Gardens East. Он достал из внутреннего кармана пиджака записку Бида, развернул ее. Буквы, выведенные печатными буквами, казались теперь какими-то подозрительно неряшливыми. "Qualtrough". Странная фамилия. Никогда не слышал.

Время в трамвае тянулось мучительно долго. Остановки объявлялись глухо, названия тонули в гуле двигателя и шуме за окном. Они миновали знакомые районы, потом въехали в кварталы, которые Уоллес знал лишь понаслышке или по карте. Туман сгущался. Трамвай двигался все медленнее, кондуктор то и дело звонил в колокольчик, предупреждая невидимых пешеходов и повозки. Уоллес снова посмотрел на часы. Уже 18:45. Они должны были быть ближе. Его пальцы нервно постукивали по портфелю. Атмосфера всеобщей подавленности в салоне, гнетущая серая пелена за окном, незнакомая местность – все это давило, усиливало ту самую смутную тревогу, которую он пытался подавить. Он представлял себе мистера Квалла. Деловой, уверенный в себе человек? Или какой-то чудак? Почему такой странный адрес? "Gardens East"… звучало респектабельно. Возможно, новый жилой массив.

Наконец, после бесконечного часа десять минут пути, когда нервы Уоллеса были уже на пределе, трамвай с громким скрежетом затормозил на конечной остановке. Голос кондуктора прозвучал сквозь гул: "Менлав-авеню! Конечная! Все выходите!" Было 19:05. Уоллес вжался в толпу пассажиров, выплеснувшуюся на темную, залитую туманом улицу. Холодный воздух обжег легкие. Он оказался на перекрестке, где Менлав-авеню упиралась в более широкую Вултон-роуд. Огни трамвая быстро скрылись в обратном направлении, оставив его одного в почти непроглядной серой мгле. Видимость не превышала двадцати ярдов. Фонари стояли редко, их свет рассеивался, не достигая земли. Он почувствовал себя абсолютно потерянным.

(19:07 – 19:13)

Туман был не просто густым; он был жидкой, ледяной стеной. Уоллес шел, почти ощупью, вдоль Менлав-авеню. Фонари светили желтыми, расплывчатыми пятнами, не пробивая и десяти ярдов. Дома по обеим сторонам были лишь темными, громоздкими силуэтами, безликими и недружелюбными. Он сбился со счета, сколько раз уже прошел мимо одного и того же мутного фонаря, не в силах разглядеть номер на воротах или стене. Отчаяние, холодное и липкое, начало подниматься из желудка к горлу. *25-й… Где же чертов 25-й?*

И вдруг, справа, сквозь пелену, пробился смутный ореол света. Он усилился по мере приближения, превратившись в четкий прямоугольник освещенной витрины. Спасительный островок. Небольшой магазинчик, втиснутый между двумя особняками, прямо на углу. Вывеска над дверью, полустертая временем и влагой, с трудом читалась: "Дж.Л. Джонстон. Бакалея и Табак". Стекла витрин были запотевшими изнутри, но за ними горел яркий, почти ослепительный электрический свет, отражаясь на банках с вареньем, бутылках с соусами, коробках чая и пачках табака. Уоллес, почти инстинктивно, свернул к нему, почувствовав слабый прилив надежды. Его рука, закоченевшая в тонкой кожаной перчатке, потянулась к железной дверной ручке.

Резкий, пронзительный звон колокольчика над дверью разрезал тишину магазина, когда он вошел. Теплый, густой воздух, насыщенный запахами – воском деревянного прилавка, острым сыром чеддер, копченой рыбой, свежим хлебом, крепким табаком и сладковатым ароматом чая – обрушился на него, обволакивая, почти опьяняя после ледяного тумана. За прилавком стоял мужчина лет пятидесяти, в клетчатом фартуке поверх жилетки. У него было добродушное, но усталое лицо с морщинами у глаз и щетиной на щеках – сам мистер Джонстон. Он поднял голову от газеты.

Уоллес подошел к прилавку, чувствуя внезапную неловкость. Он не собирался ничего покупать, но свет, тепло и присутствие другого человека были сейчас жизненно необходимы. Он снял перчатку, сунул ее в карман пальто, и дрожащими от холода (или чего-то еще?) пальцами достал из внутреннего кармана пиджака тот самый смятый клочок бумаги от Бида. Он старался держать руку ровно, когда протягивал записку Джонстону, но легкая дрожь все равно выдавала внутреннее напряжение.

"Простите за беспокойство," – начал он, голос прозвучал чуть хрипло, пересохший от холода и сдавленный волнением. – "Я ищу один адрес." Он постучал пальцем по записке в руке Джонстона. "Двадцать пятый, Менлав Гарденс Ист. Вы не подскажете, где это находится? Я совершенно заблудился в этом тумане."

Джонстон взял записку, поднес ее близко к глазам, нахмурив лоб так, что морщины стали глубокими бороздами. Он медленно прочел адрес, его губы беззвучно шевелились, повторяя слова. Потом он поднял взгляд на Уоллеса, и в его глазах Уоллес с ледяным ужасом прочел не просто непонимание, а… жалость?

"Menlove Gardens East?" – переспросил Джонстон, растягивая слово "East" с явным сомнением. Он покачал головой, выражение лица стало озадаченным и твердым. "Нет такой улицы, сэр. Вот честное слово перед Господом. Двадцать два года здесь торгую, знаю каждый закоулок, каждый дом в округе. Есть Менлав Авеню," – он повернулся и ткнул пальцем куда-то в туман за окном, влево вдоль улицы, по которой пришел Уоллес, – "есть Менлав Гарденс Вест, есть Норт, есть Саут… А Ист?" Он снова покачал головой, уже решительнее. "Никогда не слыхал. Никогда. Это ошибка какая-то, сэр."

Уоллес почувствовал, как земля буквально уходит из-под ног. Холодный, тяжелый комок страха сдавил горло, перехватывая дыхание. Он почувствовал легкое головокружение. "Не может быть!" – вырвалось у него, голос сорвался. "Биду передали… точно записал… Возможно…" – он заставил себя взять себя в руки, пытаясь найти хоть какое-то логичное объяснение, – "возможно, имели в виду Menlove Avenue East? Дом двадцать пятый?" Его рука, все еще без перчатки, непроизвольно сжала ручку зонта так, что костяшки побелели.

Джонстон снова покачал головой, но на этот раз чуть менее категорично, с тенью сочувствия. "Менлав Авеню – да, она одна, сэр. Без всяких Ист или Вест. Просто Менлав Авеню." Он снова указал пальцем в том же направлении, вдоль Менлав-авеню. "Идет вот туда. Номера идут по порядку, вроде как. Двадцать пятый…" – он задумался, прикидывая, – "где-то четверть мили отсюда, наверное. Если идти в ту сторону." Он посмотрел в окно, в непроглядную, молочную стену тумана, за которой виднелись лишь смутные очертания ближайшего фонаря. "Но, сэр," – его голос стал тише, серьезнее, – "в такую темень… черта лысого разглядишь номера. Фонари редкие, светят тускло. Дома стоят далеко от дороги, за садами и заборами, особняки многие. На воротах таблички маленькие, темные. Будет ох как сложно, если не сказать невозможно."

Тишина в маленьком магазине повисла тяжело, гулко, нарушаемая лишь тихим потрескиванием электрической лампочки над прилавком. Уоллес чувствовал, как взгляд Джонстона изучает его – слишком нарядный, явно не по погоде костюм, портфель, бледное, растерянное лицо, запах дорогого одеколона, смешавшийся с запахами магазина. Ему нужно было что-то сделать, чтобы скрыть нарастающую панику, заполнить эту невыносимо неловкую паузу. Его взгляд скользнул по полкам за прилавком, упал на витрину с табаком и коробками спичек.

"Спасибо," – выдавил он наконец, голос звучал чужим. – "Тогда… я возьму коробок спичек, пожалуйста." Это было единственное, что пришло в голову. Жест, чтобы оправдать свое появление, заплатить за информацию, за эту толику тепла и света.

Джонстон кивнул, явно обрадованный возможностью сделать хоть какой-то бизнес и смягчить неловкость. "Конечно, сэр. Swan Vesta? Один пенс." Он протянул маленькую красную картонную коробочку.

Уоллес молча порылся в кармане брюк, нащупал монету, отсчитал пенс. Его пальцы касались пальцев Джонстона, передавая холод. Он взял спички, сунул их в карман пальто. "Спасибо," – еще раз пробормотал он, уже отворачиваясь к двери. Он не мог больше выносить этого взгляда. "Попробую поискать." Голос был почти шепотом.

"Удачи, сэр," – сказал Джонстон, и в его голосе снова прозвучала та же нотка сомнения и жалости, что и у мисс Пемброк. Она резанула сильнее прямого отказа.

Уоллес кивнул, не оборачиваясь, и толкнул дверь. Резкий, насмешливый звон колокольчика прозвенел ему вслед, громче, чем при входе. Он шагнул обратно в ледяное, слепое объятие тумана. Тепло магазина исчезло мгновенно. Он машинально взглянул на часы. 19:13.Первая и последняя точка опоры – уверенность в существовании адреса – рухнула окончательно. Осталось только смутное направление вдоль бесконечной, невидимой Менлав-авеню и предупреждение о невозможности задачи. И холодный, тяжелый ужас, сжимающий сердце.

(19:20 – 20:15)

Уоллес повернул налево, как указал Джонстон, и шагнул в гущу тумана на Менлав-авеню. Здесь он был еще плотнее, тяжелее. Мелкая изморось перешла в назойливый, холодный дождь, смешиваясь с туманом в ледяную кашу, мгновенно пропитывающую одежду. Тротуар стал скользким под ногами. Зонт был бесполезен против этой всепроникающей, горизонтальной влаги; вода затекала за воротник, стекала по лицу. Видимость упала до пятнадцати, максимум двадцати ярдов. Уоллес шел медленно, напряженно щурясь, пытаясь разглядеть хоть какие-то цифры на воротах или фасадах особняков, скрытых за высокими кирпичными стенами, чугунными оградами и плотными кустарниками, которые были лишь неясными, темными силуэтами в серой, движущейся стене. Звуки мира приглушились до минимума – только его собственные шаги по мокрому асфальту, хлюпающие и неуверенные, да редкий, заглушенный гул машин где-то далеко, на Вултон-роуд, за спиной.

"Система. Нужна система," – приказал он себе сквозь стиснутые зубы, пытаясь заглушить панику. Он сунул руку в карман пальто, нащупал коробок спичек. Достал одну, чиркнул о боковую полоску. Маленькое, желтое пламя вспыхнуло, едва пробивая туман на расстояние вытянутой руки. Оно осветило только ближайшие капли дождя, летящие навстречу, и тут же захлебнулось, погасло под натиском влаги. Уоллес бросил огарок на мокрый тротуар, где он тут же потемнел. Бесполезно. Оставалось только идти вперед, вглядываясь в серую мглу до рези в глазах.

19:25: Справа, почти вплотную, вырисовались массивные каменные ворота с коваными створками. Уоллес подошел вплотную, уперся лицом в холодные, мокрые прутья. На одном из каменных столбов, вмурованная в кладку, была выбита цифра: "21". Слабый луч надежды пронзил отчаяние. Значит, нумерация есть. Он двинулся дальше, стараясь идти размеренным шагом, отсчитывая про себя: Двадцать второй… Двадцать третий… Четверть мили… Джонстон сказал примерно 440 ярдов. От магазина он шел минут семь… значит, 25-й должен быть где-то здесь.

19:30: Следующие ворота. Более скромные, чугунные, с острыми пиками. На одном из столбов, прикрепленная маленькими гвоздиками, висела влажная металлическая табличка. Уоллес поднес лицо почти вплотную. С трудом прочел выгравированное: "23. Доктор Э. Грейвз". В окнах первого этажа этого дома горел свет – теплый, желтый, манящий прямоугольник в серой мгле. Уоллес замедлил шаг почти до остановки. Постучать? Спросить? Его рука непроизвольно потянулась к воротам. Но тут же он представил себе раздраженное лицо человека в домашнем халате, недовольный, сонный голос: "Menlove Gardens East? Да вы что, милейший, никакого Ист тут и в помине нет! Проваливайте и не беспокойте по пустякам!" Он сжал челюсти так, что заболели скулы, и резко шагнул вперед, прочь от теплого света. *Дом 23. Значит, следующий – 25-й. Он должен быть здесь.*

Он шел дальше, медленно, как по дну океана, напрягая зрение до боли. Каждый шаг давался с усилием. 19:35.Он должен был стоять у цели. Но… ничего. Ни ворот, ни калитки. Только сплошная, темная стена – то ли высокий забор, то ли густая живая изгородь, сливающаяся с туманом в одно мрачное пятно. Он прошел вперед еще несколько ярдов, протирая очки платком, уже мокрым насквозь. Ничего. Развернулся, прошел назад, к дому 23. Вглядывался в предполагаемый промежуток между 23 и следующим видимым строением. Опять ничего. Ни намека на проход, ворота, табличку. Паника, холодная и липкая, поползла вверх по позвоночнику, сжимая горло. "Где же он? Не может же номер просто пропасть!" Он снова достал спички. Чиркнул одну – погасла. Вторую – та же участь. Третью судорожно поднес к тому месту, где, по его расчетам, должны быть ворота. Пламя осветило только мокрые листья плюща на стене да капли дождя. Никаких признаков дома. Дом 25 словно растворился в тумане.

Он пошел дальше, отчаявшись найти пропущенный номер, надеясь, что просто ошибся в счете. 19:40:Новые ворота. Темные, массивные, из кованого железа, без единого опознавательного знака. Дом в глубине участка, едва различимый, казался темным, необитаемым. Ни огонька в окнах, ни таблички, ни номера. "Это 27?" – подумал он с горечью, чувствуя, как силы покидают его. Или 25 все же был там, но без номера? Почему? Сомнения грызли его изнутри. Он остановился перед этими мрачными, безмолвными воротами, не решаясь постучать. Что он скажет? Извините, я ищу дом, которого нет?

19:50: Еще один особняк. Солидные каменные ворота, по бокам – каменные львы, покрытые мхом и блестящие от влаги, как чудовища из сна. И наконец – на правом столбе, чуть выше человеческого роста, бронзовая цифра "29", тускло поблескивающая в отблеске далекого, мутного фонаря. Уоллес почувствовал, будто получил удар в солнечное сплетение. Воздух вырвался из легких со стоном. *Он прошел мимо 25-го!* Значит, он был где-то между 23 и этим 29-м! Но где? Почему его не видно? Почему нет никакого знака? Неужели мистер Квалл живет в доме без номера? Это же полный абсурд!

Сомнения ("Может, я пропустил?", "Может, табличка упала?") и холодный страх ("Это ловушка, ты это знаешь!") боролись в нем с упрямством и чувством долга ("Я проделал этот путь, я долженпопытаться"). Возможно, в доме 27 или 29 знают что-то о соседях, о доме без номера. Он развернулся и пошел обратно, к темным, безликим воротам, которые он отметил как предполагаемый дом 27.

20:05: Он стоял перед воротами без номера. Дождь хлестал сильнее. Туман казался еще плотнее, тяжелее. Дом в глубине был темным и безмолвным, как склеп. Уоллес набрал воздух в легкие, нащупал на мокром металле ворот тяжелый чугунный молоток в форме львиной головы. Поднял его. Бам!Глухой, влажный удар разнесся по застывшему воздуху и тут же был поглощен туманом и шумом дождя. Он замер, прислушиваясь, затаив дыхание. Ни шагов, ни скрипа двери, ни света в окнах. Только монотонное шуршание дождя в листве деревьев. Он постучал снова, отчаяннее, сильнее. Бам! Бам! Звук казался беспомощным. Он ждал целую вечность, минуту, может больше. Абсолютная тишина в ответ. Дом был мертв. Или просто не хотел открывать незваному, промокшему до нитки гостю в такую погоду.

Отчаяние, смешанное с последними проблесками надежды, толкнуло его дальше, к дому 29. К каменным львам и бронзовой цифре. 20:10: Он нашел в каменной кладке столба небольшую, блестящую от влаги кнопку электрического звонка. Нажал пальцем. Где-то в глубине дома, за тяжелой дубовой дверью с витражным стеклом, зажегся свет в прихожей – теплый, желтый квадратик, тускло видимый сквозь туман и цветные стекла. Надежда! Сердце екнуло. Он ждал, затаив дыхание, не смея пошевелиться, вода стекала с его шляпы, с носа. Свет горел… но никаких звуков из-за двери не доносилось. Ни шагов, ни голосов. Он напряг воображение: Кто-то подошел к двери, заглянул в глазок, увидел его – мокрого, посиневшего от холода, растерянного, в лучшем, но промокшем костюме, с портфелем, беспомощно ждущего под дождем – и решил не открывать. Или… или в доме никого не было, и свет зажегся автоматически, от звонка? Он ждал. Секунды растягивались в мучительные минуты. Сердце бешено колотилось, стуча в висках. И вдруг – свет в прихожей погас. Так же внезапно и окончательно, как зажегся. Ни звука. Ни движения. Полное, ледяное игнорирование.

В этот момент, под струями ледяного дождя, у чужих ворот с каменными львами, Уильям Уоллес понял. Его обманули. Жестоко, цинично, с изощренной жестокостью. Не было никакого мистера Кваллро. Не было фирмы "Мэсси и Квалл". Не было Menlove Gardens East. Не было деловой встречи. Его заманили. Заманили в эту туманную, незнакомую глушь, подальше от дома, на пустое место, заставив потратить два часа на бессмысленные, унизительные поиски призрака. 20:15. Он стоял, окоченевший, чувствуя себя не просто дураком, а пешкой в чьей-то страшной игре. Холод проник глубже костей, но это был не только холод сырости. Это был холод осознания ловушки. И тут же, как удар обухом по затылку, пришла мысль, перехватившая дыхание: Джулия.

(20:15 – 21:30)

Все его тщательно выстроенное педантичное спокойствие рухнуло в одно мгновение. Он резко развернулся, спиной к каменным львам дома 29, и почти побежал обратно по Менлав-авеню, туда, откуда пришел. К трамвайной остановке на Вултон-роуд. Портфель, который он раньше нес аккуратно под мышкой, теперь болтался на ремне, бил его по бедру, мешая бежать. Зонт он забыл раскрыть, держал его как бесполезную палку. Холодный дождь хлестал прямо в лицо, заливал глаза, стекал за воротник. Он не видел дороги, спотыкался о неровности тротуара.

"Джулия. Одна. В темноте. Этот проклятый туман… Ограбления… Нападения…" Ужасные, яркие картины вставали перед его мысленным взором, гнавшие его вперед. Он споткнулся о выступающий край тротуарной плитки, едва не упал плашмя в лужу, судорожно выправился. Сердце бешено колотилось, не столько от бега, сколько от леденящего, всепоглощающего страха. Каждая секунда промедления казалась вечностью, отделяющей его от дома.

20:30: Он выбежал из туманного тоннеля Менлав-авеню на более широкую Вултон-роуд. Знакомый угол. Магазин Джонстона был уже закрыт, ставни опущены, окна темные и слепые. Трамвайная остановка пустовала. Не было ни души. Он остановился под редким, тусклым фонарем, опершись руками о колени, задыхаясь. Пар вырывался клубами изо рта. Он озирался по сторонам, вглядываясь в густую серую пелену тумана в надежде увидеть спасительные огни приближающегося трамвая. Ничего. Только непроглядный мрак, шум дождя по асфальту и редких проезжающих машин, фары которых резали туман короткими, беспомощными лучами. Его мокрый костюм и пальто леденили тело, дрожь стала неконтролируемой. Он судорожно достал часы, поднес близко к глазам. 20:30. Половина девятого. Последний трамвай? Он должен был быть! Паника сдавила горло стальным обручем. Что, если трамваи уже не ходят? Как он доберется домой? Пешком? В такую погоду? По незнакомым районам? Это займет часы!

20:40: Десять мучительных минут спустя. Он уже начал метаться по пустой остановке, считая секунды. И вдруг – из тумана, со стороны центра, медленно, словно нехотя, выплыли знакомые желтые огни трамвая. Номер 4. Обратное направление. Уоллес чуть не зарыдал от облегчения. Он бросился к краю тротуара, отчаянно махая свободной рукой, боясь, что его не заметят. Трамвай заскрипел тормозами, остановился. Он вскочил на подножку, едва дверь открылась, ввалился внутрь, обдавая салон волной холодного пара.

"До Мэтер-авеню! Угол Смитдаун-роуд! Четыре пенса!" – выпалил он кондуктору, срывающимся голосом, швыряя монеты на его поднос, не дожидаясь сдачи. Салон был почти пуст. Лишь пара усталых рабочих в дальнем углу. Уоллес рухнул на жесткое деревянное сиденье у двери. Дрожь сотрясала его тело – от пронизывающего холода и нарастающего, невыносимого ужаса. Трамвай тронулся, двигаясь еще медленнее, чем на пути сюда, скрипя и покачиваясь на стыках рельсов. Каждая остановка ("Остановка по требованию!" – глухо звучал голос кондуктора), каждый сигнал колокольчика перед переездом, каждое замедление на перекрестке казались ему изощренной пыткой. Он сжимал кулаки до боли, упирался лбом в холодное, запотевшее стекло окна, пытаясь прогнать страшные, навязчивые мысли. "С Джулией все в порядке. Она спит. Дверь заперта на все засовы. Миссис Грин с верхнего этажа, может, заглянула вечером…" Но тень сомнения, брошенная вечером безуспешных поисков в тумане, превратилась в черную, бездонную пропасть. "Зачем? Кому это было нужно? Заманить меня сюда? На этот проклятый адрес-призрак? Зачем?!"

Его воображение рисовало дом на Вулвертон-стрит: темный, тихий, уютный. Джулия, спящая в своей комнате. Запертые двери. Но эти образы навязчиво сменялись другими: разбитое окно в кухне, темная, скользкая фигура в прихожей, открытая настежь входная дверь, хлюпающий звук на полу… Он встряхивал головой, как бы отгоняя мух, стискивал виски пальцами. Нет! Прекрати! Но кошмары возвращались с удвоенной силой. Трамвай полз, будто сквозь патоку. Время текло с мучительной медленностью, как расплавленный свинец. Он выхватывал обрывки времени: 21:00… 21:15…

21:30: Наконец, долгожданный, глухой возглас кондуктора: "Мэтер-авеню! Угол Смитдаун-роуд!" Уоллес вскочил еще до полной остановки. Сердце колотилось где-то в горле. Едва двери со скрежетом разъехались, он выскочил на мокрый тротуар, не глядя по сторонам. Дом был в пяти минутах ходьбы. Последний рывок. Он побежал.

(21:30 – 21:40)

Он знал этот последний отрезок пути как свои пять пальцев. От угла Смитдаун-роуд и Мэтер-авеню до его дома, №29 на Вулвертон-стрит – ровно три минуты быстрым шагом по прямой. Но сейчас он бежал. Портфель, вырванный из трамвая, болтался на ремне, бил по ноге. Зонт остался где-то в салоне трамвая – не до него. Ледяной дождь хлестал по лицу, заливал глаза, но он его не чувствовал. Весь мир сузился до одной точки: дом. До Джулии. Каждый нерв, каждая клетка его тела были натянуты как струна.