Полная версия
Aurental. Volumen I: Saeculum dolore, saeculum natum
Паулин смотрела на него.
– Почему ты говоришь мне это? – спросила она. Тихо.
– Потому что ты всё ещё думаешь, что у тебя есть выбор. А мы уже сделали его за тебя.
Он ушёл.
В комнате осталось пусто.
Паулин осталась сидеть.
Рядом с чашкой – ни бумаги, ни знаков. Только воздух. Только тишина. Но внутри – будто кто-то уже выжег на ней ответ.
ГЛАВА 45. Без права слова
Она не шла – летела. Сквозь коридоры, как сквозняк в запертой башне. Никто не пытался её остановить. Или не посмел.
Лирхт был там, где всегда – в тишине. Один. Как будто всё знал заранее.
Она остановилась у входа. Ни поклона. Ни разрешения. Только взгляд – прямой. Жесткий. Ранящий.
– Ты называешь это выбором? – спросила она. Голос был ровный. Но внутри – трещина.
Лирхт посмотрел на неё, как на что-то очень далёкое.
– Я даю тебе возможность сказать «да».
– После того, как ваши люди выжгли семь домов? После ребёнка с моим гербом на щеке? – Она сделала шаг вперёд. – Это не предложение. Это приговор.
Он чуть склонил голову. Ни тени раскаяния.
– Это – последствия. Ты ведь знаешь, что бывает, когда кто-то тянет с решением.
– Ты не оставляешь мне выхода.
– Я не обязан.
Пауза.
– Тогда зачем вся эта игра? – спросила она. – Зачем маски, намёки, жесты? Почему не сказать прямо – «стань нашей», «принадлежишь нам», «положи себя на камень»?
Лирхт подошёл ближе. Очень близко. Слишком.
– Потому что ты всё равно придёшь. И лучше, если сама.
Он прошёл мимо неё, даже не дотронувшись. Но воздух – стал тяжелее. Как будто что-то всё-таки прикоснулось.
Она осталась стоять.
И вдруг впервые поняла: не в том дело, что у неё отняли выбор.
А в том, что она начала бояться выбрать сама.
ГЛАВА 46. Зал, которого нет
Лирхт уехал.
Причину не назвали. Просто сообщили: он отбыл. Ненадолго. По делу.
В поместье стало тише. Но не легче.
Паулин не спала.
Слуги не подходили. Даже Готье исчез – будто чувствовал, что сегодня к ней лучше не приближаться.
Она шла по коридорам. Наугад.
Лестница. Вниз. Потом снова. Один поворот. Другой.
Пол – тёплый. Воздух – пыльный.
Камень становился старше. Как будто сама архитектура отходила от привычной геометрии.
Она не знала, куда шла. Но ноги знали.
И вдруг – дверь.
Не роскошная. Не массивная.
Дерево, обожжённое по краям. Без ручки. Без замка.
Только узор – спираль, уходящая внутрь.
Она дотронулась.
И дверь впустила её.
Внутри – не было света. Но было видно.
Зал тянулся вглубь, как пещера, но стены были гладкие.
Пахло магией. Старой. Как пепел из кости.
Каждый шаг отзывался гулом в груди. Не в ушах – в крови.
И чем дальше она шла, тем яснее понимала:
Я здесь уже была.
В центре – круг.
Она ступила внутрь.
И в этот момент её накрыло.
Тело сжалось. В груди – пустота. В голове – звон.
Потом вспышки.
– Не бойся.
– Это просто ритуал.
– Ты знаешь, каково это – помнить больше, чем положено живым?
Фразы. Обрывки.
Лирхт – другой. Готье – совсем молодой. Символы. Знаки. Огонь.
Шион – рядом. Совсем другая. Сильная, стройная, с лицом, на котором ещё не застыло напряжение и усталость.
– Зачем ты вообще превратил её в бабку? – мелькнуло внутри. – Такой был материал, и так сдать в архив?
Она – в центре. Только не в этом теле. Не в этой жизни.
И всё это – не впервые.
– Паулин, – раздалось сзади. – Паулин, Паулин, Паулин.
Она обернулась.
Там стояла девочка лет десяти.
В белоснежном платье с рюшами и лентами.
Золотые кудри струились до пояса. Глаза – карие, глубокие, слишком понимающие.
На шее – миниатюрный медальон в виде солнца, обугленный на краях.
Она улыбнулась. Прекрасно. Безупречно.
– Наконец-то мы встретились снова.
Голос – кристальный. Звонкий. Но в нём – что-то неправильное.
Как будто слова знали, что она вспомнит.
Паулин не ответила.
Она помнила. Всё. Целиком. Сразу.
Как удар. Как ясность. Как смерть.
Симба склонила голову набок.
– Молчишь? Ну и правильно. Не всё ещё можно назвать. А то сломаются стены.
Паулин пошатнулась. В глазах потемнело.
– Тихо, тихо, – прошептала Симба. – Ты вернулась. Это главное.
И всё исчезло.
Она очнулась в полумраке.
Голова – тяжёлая. Воздух – влажный.
Рядом – Готье. Склонён. Лицо – встревожено.
– Ты… ты как оказалась здесь? – выдохнул он. – Этот зал… Паулин, он не для…
Она села, не опираясь. Смотрела на него снизу вверх, спокойно.
– Удивительно, правда? Я всё ещё умею ходить. Даже без разрешения.
Он замолчал. Впервые – по-настоящему растерян.
– Мы думали, туда никто не заходит. Даже ты…
– А я и не заходила. Я просто вспомнила, где он.
Готье открыл рот, но не нашёл слов. Она поднялась, отряхнула платье и добавила: – Не переживай. Я ничего не тронула. Почти.
Позже, в тот же вечер, она сидела в саду. Смотрела на воду.
Рядом – никто.
До тех пор, пока не появился Лирхт.
Он молчал, но шаги были слишком точными, чтобы не быть осознанными.
– Ты гуляешь, где не положено, – сказал он наконец.
Паулин не обернулась сразу. Потом медленно подняла взгляд.
– А ты всё ещё говоришь фразами, которые звучат как приговоры. Скучаешь?
Он прищурился. Внимательно.
– Ты изменилась.
– А ты нет. Это и есть проблема, Лирхт.
Он сел рядом. Но ближе, чем раньше.
– Что ты видела в зале?
– Камни. Пыль. И твою подпись в каждой трещине.
– Паулин…
– Нет, правда. Всё так красиво разрушено, что даже трогать не хочется.
Он молчал. Она смотрела на него с насмешкой.
– Ты не помнишь, да? – спросила она.
– Что именно?
– Вот об этом и речь. Доброй ночи, Лирхт.
Она встала, не попрощавшись. Он смотрел ей вслед. Впервые – не как на пешку. Как на загадку, которую уже разгадал однажды, но теперь боится повторить.
А воздух за ней всё ещё был плотным. И в этом воздухе – двигалась власть. Та, которую она могла скрыть. Пока не решит, что пора.
ГЛАВА 47. Без предупреждения
Ночь. Шторы не шелохнулись. Время стояло. Паулин исчезла из комнаты так же тихо, как обычно дышала. Без порталов. Без света. Только сгущение воздуха, еле ощутимое.
Паулин стояла у стены.
– Всё ещё стараешься играть в войну? – негромко.
Шион вздрогнула. Резко обернулась. – Что за… Кто впустил тебя? – и тут же замерла. Голос пропал. Взгляд – на неё. На глаза. – …Паулин?
– Кто же ещё, – усмехнулась та. – Хотя, признаюсь, с таким тоном ты говоришь, будто призрак.
– Ты не должна быть здесь. Здесь wards, печати. Я… я их проверяла.
– Сломала? Нет. Просто прошла, – Паулин качнула головой. – Успокойся. Я не пришла тебя убивать.
Шион медленно поднялась.
– Тогда зачем?
– Чтобы вернуть тебе кое-что. Или точнее – снять с тебя то, что тебе не принадлежит.
И она подошла. Тихо. Прямо. Шион не двинулась. Только следила, как Паулин вытягивает руку – пальцы лёгкие, как ветер. – Закрой глаза. Или не надо. Это будет быстро.
Кожа на лбу Шион засияла. Мягко. Как будто узор, давно стёртый, проявился от света.
– Что ты делаешь… – прошептала Шион. И осеклась.
Звук. Лёгкий, как колокольчик. Нечто хрустнуло – не физически. Заклинание рассеялось.
В ту же секунду Шион будто изменилась – не телом, а лицом. Взгляд прояснился, плечи выпрямились, будто с них сняли цепь. Вместо затравленной женщины с тенью между бровей, перед Паулин стояла та, кем Шион была до всего этого – собранная, холодная, красивая. Волосы – распущенные, словно свежевымытые, кожа – светилась живым светом. В красном корсете под открытым белым халатом она напоминала ту, кем всегда была в прошлом – уверенную, опасную, снова живую.
А потом – бросилась вперёд, обняв Паулин. Резко. Отчаянно. Как будто удерживая не тело – время.
– О боже… – выдохнула она, уткнувшись лбом в её живот. – Это… это ты… ты вернулась…
Паулин вздохнула. Не от раздражения. От нежности, которую старалась не выдать. – Шион…
– Ты… ты ведь Миорель, ты… – дрожащий голос, срывающийся от рыданий.
– Нет, – жёстко перебила Паулин. – Она умерла. Забудь.
Шион подняла голову. Глаза – распухшие. Детские.
– Но ты же…
– Только Паулин. Всё остальное – в прошлом. Или под землёй. Неважно.
Они замолчали.
Потом Паулин подняла Шион за подбородок.
– Теперь слушай. Завтра. Совет. Ты выходишь первой. И говоришь: наступление прекращается. Отныне – договор. Иначе… ты знаешь.
Шион смотрела. Долго. Потом – кивнула. – У нас есть ещё козыри?
– У нас? – Паулин усмехнулась. – У меня – да.
И исчезла. Так же, как пришла. Только свеча на столе зашаталась.
ГЛАВА 48. Невовремя
Утро выдалось слишком ярким для предчувствия, которое не отпускало. Лирхт проснулся с лёгкой тяжестью в груди – не страх, не тревога, а что-то ближе к ощущению, будто нити, что он тянул неделями, начали незаметно ослабевать.
Письмо от Шион прибыло чуть позже рассвета. Печать – старого образца. Стиль – сдержанный, слишком прямой.
"Созыв экстренного совета. Присутствие глав обязательно. Повестка не раскрывается."
Лирхт перечитал фразу дважды. Пальцы стучали по краю пергамента. Он усмехнулся:
– Что на этот раз?
Совет собрался быстро. Зал гудел подспудным напряжением: как перед штормом, когда небо ещё голубое, но птицы уже исчезли. Представители домов, делегаты нейтральных секторов, наблюдатели – все ощущали, что воздух в этот раз был толще.
Лирхт вошёл без спешки. Как хозяин. Он не смотрел ни на кого, но каждый взгляд от него скользил. Обычное равновесие. До того момента, как она появилась.
Шион.
В красном.
Ткань – жидкое золото крови. Платье, обтекающее тело, не скрывающее форм, а подчеркивающее их намеренно. Линии бёдер и груди – вызывающе подчёркнуты. На шее – амулет в виде змеи, свернувшейся в кольцо. Волосы – тёмные, распущенные, тяжёлые, струились по плечам, как яд по клинку. В каждом её шаге – власть и предупреждение.
Её походка – уже не просто шаг, а ритуал. Движение плеч, поворот головы, изгиб запястья – тотем ожил.
Зал стих. Шум – не вернулся.
Один из старейшин Райнильд отпрянул, будто увидел мёртвую восставшую. – Она… это не может быть…
Хронист выронил перо. Младший представитель севера прошептал: – Но… она же… была…
Шион не остановилась. Вышла в центр, как к алтарю. И заговорила:
– Совет открыт. Мы начнём с вопроса – кто и когда дал себе право на безнаказанные нападения на земли Бернсайдов.
Голос – чёткий. Не громкий, но давящий. Ровный, как лезвие, и сухой, как приговор.
Мы хранили молчание, потому что верили в равновесие. Теперь оно нарушено. А значит, молчание – закончено.
– У вас нет полномочий, – раздался голос. – Вы – советник. И даже не глава.
– А вы, значит, – палачи без печатей? – парировала Шион. – Вы жгли дома, убивали без формального разрешения. Вы превратили дипломатию в инстинкт. Мы – вернём её в язык.
– Это угроза?
– Это второе дыхание. Хотите снова наступать – наступайте. Только знайте: теперь никто не гарантирует, что отзовёмся словами.
Кто-то откашлялся. Кто-то сдвинулся ближе к выходу.
– Кто будет ставить подпись от Ленц? – ядовито уточнили с галереи. – Вы? В красном?
Шион усмехнулась, не отводя взгляда:
– Мы уже нашли, кому доверить перо. Времена меняются.
Пауза. Долгая.
И тогда Лирхт наклонился вперёд. Голос его был тише, чем обычно.
– Кто постарался?
Шион перевела на него взгляд. Медленно. Почти мягко.
– А ты ревнуешь?
Зал затих. В тишине отозвался кто-то – нервным смешком. Кто-то – сдавленным вдохом.
Лирхт не ответил. Он только смотрел. Долго. И в голове не было ни одной версии, как.
Кто дал ей это возвращение.
И почему у него впервые за долгое время появилось ощущение, что он кого-то упустил.
Совет закончился без формальностей. Никто не хлопал, никто не провожал. Люди расходились быстро, с опущенными глазами и молча. Даже те, кто ещё час назад пытался укусить, теперь ждали, пока Шион уйдёт первой – и только после этого осмеливались пошевелиться.
Она же не торопилась. Прошла мимо Лирхт, скользнув по нему взглядом. Не с вызовом. С насмешкой. Как будто между ними была шутка, которую знал только один из них – и это был не он.
Когда её шаги стихли за дверью, Лирхт медленно выдохнул. Тихо. Почти бесшумно.
Он не повернулся ни к одному из советников, ни к посланникам. Просто вышел. В одиночестве.
И в каждом его шаге теперь звучал вопрос, на который он не мог найти ответа: если Шион снова в игре – то кто разложил фигуры на доске?
ГЛАВА 49. Обратный ход
Лирхт вернулся в свои покои поздно. Он не зажигал свет, не звал слуг. Просто сел в кресло, снял перчатки и уставился в пустоту.
Дверь отворилась так тихо, что это не было вторжением. Это было – как если бы тень решила проявиться. Паулин вошла без стука, как хозяйка, как человек, которому уже не нужно приглашение.
– Как дела? – спросила она.
Он не сразу ответил. Только повернул голову, с лёгкой, почти ленивой гримасой.
– Прекрасно. Совет прошёл великолепно. Шион встала из пепла. Райнильд облизывают свои когти. Осталось только приписать всё к чуду.
– Или к хорошей работе, – подала голос Паулин. Тон ровный. Почти ласковый. Почти.
– Ты знала? – Лирхт смотрел прямо на неё.
Она улыбнулась. Беззлобно. Но слишком уверенно.
– Я читаю повестки. Иногда между строк.
– Ты наслаждаешься этим, – тихо сказал он.
А разве не для этого мы играем? – Паулин прошлась к столику, взяла кувшин, налила себе воды. Плавно, молча. – Кстати, когда мне, по твоему мнению, стоит признаться в полномочиях Альвескардов на дом Ленц? Или подождать, пока мне выпишут справку?
Он резко поднялся.
– Это не смешно.
– Ещё как смешно, – бросила она. – Особенно если вспомнить, как ты любишь контроль. А теперь представь, что всё идёт не по твоим правилам. Ужасно, да?
Он смотрел на неё. Глухо. Слишком долго.
– Я знаю, ты во что-то втянулась.
– Возможно. – Она сделала глоток. Встала. Подошла ближе. – А возможно, это просто я. Та, которую ты просчитался и забыл.
Он молчал.
– Спокойной ночи, Лирхт, – сказала она и вышла.
Без звука. Без пафоса. Как ход фигуры, который уже сделан – и поздно отменять.
ГЛАВА 50. Искривление
После Совета Лирхт не вернулся в покои. Он спустился в нижний зал – старый сектор, где ещё хранились реликты ритуальной документации и архивные магические записи. Готье не шел за ним, но знал, куда он направляется.
На стол были выложены фолианты, закрытые свитки, таблички в оправах из мертвого серебра. Он перелистывал страницы быстро, но руки дрожали почти незаметно. И не от усталости.
– Шион была под комплексом двойного уровня. Мы сами его создавали. Он не мог быть снят без разрушения магического следа, – сказал Валль, когда его вызвали. – Даже если кто-то нашёл ключ – мы бы это почувствовали. Магия отреагировала бы.
– Но не отреагировала, – глухо произнёс Лирхт. – Потому что она не была разрушена.
Она была… переписана.
Это невозможно.
– Тогда объясни.
Теург молчал. Впервые. На лице была не растерянность. Почти страх.
– Кто это мог сделать?
– Никто из нас.
– Не из нас. Из них.
Молчание.
Лирхт посмотрел на свои руки. На костяшках – бледная пыль от свитка. Он медленно провёл пальцем по краю одной из страниц.
– Узнай, кто касался её до нас. Кто был с ней один. Кто знал, где она спит. Кто мог… вспомнить старое имя.
Валль кивнул и вышел. Остался только тишина архива и дрожание пламени.
А Лирхт впервые почувствовал: возможно, всё началось не с Паулин. И не с Шион. А с чего-то – гораздо старше.
ГЛАВА 51. Шум
Но Совет был не последним. Спустя трое суток созвали новый. Неофициальный. Формально – "стратегическая сессия по координации внутридворовых позиций". По факту – попытка Альвескардов продавить своё.
Шион была там. Райнильд – сдёрнуты, но цепкие. Даже нейтралы отправили представителей.
Лирхт начал первым.
– Мы действовали в интересах стабильности. Наша структура выдержала, когда остальные трещали. Если не закрепим право опеки над домом Ленц – расползётся всё.
Это называется оккупация, – бросила кто-то с галереи. – Даже если вы называете это протекторатом.
– Паулин – одна из нас, – спокойно продолжил Лирхт, не глядя на оппонента. – Это очевидно. Она жила с нами. Воспитывалась. Поддерживала наш порядок.
– Ты уверен, что ты знаешь, кого ты приютил? – тихо спросила Шион. – Или ты просто надеешься, что она ещё та, кем ты её слепил?
– Довольно, – сдержанно бросил Лирхт. – Паулин – залог мира. Если вы продолжите атаковать – она станет границей. С нашей стороны.
Гул. Переговоры.
И тогда дверь открылась.
Паулин вошла. В сером. Без герба. Без голоса сопровождения.
– Извините. Разговор был о доме Ленц?
Лирхт напрягся.
– Ты не должна быть здесь.
– Я слышала похожее. Но всё равно – пришла. Это ведь стало модным, правда?
Кто-то хихикнул. Кто-то вскочил. Райнильд начали шептаться.
Паулин прошла к центру.
Один из представителей Райнильд – сутулый мужчина с тяжёлым голосом и кольцом рода, которое казалось больше его пальца – не сдержался:
– Что эта… особа тут делает? Совет – не место для девичьих выходок.
Она остановилась. Не сразу. Словно подумала, стоит ли вообще отвечать.
– Ваш рот, – сказала Паулин, – слишком охотно отпускает звуки, за которые голова обычно платит.
Она подняла руку. Со стола ближайшего делегата взлетел бокал с водой – без крика, без жеста. Просто – взлетел. И в следующее мгновение ударил мужчину в висок.
Тот осел в кресле, сбитый, как изрубленный аргумент.
– Теперь тише, – сказала она. – Я говорю.
Вы обсуждаете мои границы. Мою фамилию. Мой выбор. Может, я скажу?
– Ты с нами или нет? – голос Лирхт стал железом. – Сейчас.
Паулин прищурилась. Улыбнулась. Слишком медленно.
– А ты уверен, что хочешь знать? Что сделаешь, если ответ – не тот?
Он не ответил.
Она повернулась ко всем.
– Пока вы делите, я собираю. Не флаги. Не союзников. Значения. И поверьте – они важнее, чем ваше оружие.
Она поклонилась. Не как подчинённая. Как королева.
Но перед тем как уйти, она остановилась рядом с Шион. Молча.
Шион подняла взгляд, и в нём было всё: страх, ожидание, преданность, обида.
Паулин медленно подняла руку. Провела по щеке. Затем – ногтем. Не глубоко. Просто чтобы выступила тонкая капля крови.
Шион не отстранилась. Только чуть вздрогнула.
Паулин наклонилась. Медленно. И провела языком по коже, собирая кровь.
– Теперь ты помнишь, кто решает, – прошептала она. – Я не пугало. И не герб. Я – конец их алфавита.
Шион застонала. Не от боли. От возбуждения – рефлекторного, телесного, как будто тело вспомнило больше, чем разум готов был признать. Это не был звук покорности – это был отклик. Прежний. Инстинктивный. Необратимый.
По залу прошёл едва уловимый, но чёткий отклик. Кто-то откашлялся слишком громко. Несколько делегатов Райнильд побледнели. Один из наблюдателей в заднем ряду замер, вжавшись в кресло. Даже голос хрониста, механически записывавшего происходящее, на миг дрогнул, прежде чем продолжить.
Кто-то уже не просто боялся Паулин. Кто-то – начал верить в неё.
А затем – повернулась к залу. К ним всем.
И кстати, – произнесла она, чуть мягче, будто между прочим. – Насчёт земли Ленц… Можете оставить её себе. Мне плевать. Сожгите, поделите, стройте очередную столицу. Это не изменит того, где я стою.
В зале повисла тишина. Даже те, кто хотел возразить, – не нашли слов. Потому что впервые кто-то не защищал род – а отказался от него.
– Я не воюю за границы, – добавила Паулин. – Я решаю, где они проходят. Всё остальное – шум.
И ушла. Медленно. Спокойно. Под взглядами, полными ненависти, страха… и интереса.
А Лирхт стоял. И впервые – не знал, говорит ли за ним хоть кто-то из зала.
Молчание продолжалось. Кто-то пытался вернуть голос – но не было слов. Один из представителей Райнильд зашептал что-то помощнику, тот только кивнул и поспешно вышел.
Шион медленно вытерла щёку. Остатки крови уже впитались в кожу, но жест был не о чистоте – о том, чтобы сохранить равновесие.
– Нам следует пересобрать повестку, – хрипло произнёс кто-то с дальнего ряда. – Всё изменилось.
– Нет, – коротко ответил Лирхт. – Повестка остаётся. Она просто… усложнилась.
– Усложнилась? – Шион подняла бровь. – Это ты называешь усложнением?
– А ты называешь это контролем? – бросил он.
Шион не ответила. Просто посмотрела на него. Слишком долго.
– Тогда закончим на этом, – сказал кто-то из нейтрального дома. – Иначе Совет потеряет лицо.
– Уже теряет, – прошептала женщина в синем. – Или отдаёт своё другому.
Рядом с ней никто не возразил.
ГЛАВА 52. Объяснение
Он ворвался в её покои, словно в поле боя.
Дверь ударилась о стену. Паулин даже не вздрогнула.
Она лежала на диване, полуобнажённая, в лёгком халате, распахнутом на груди. На ней – ничего лишнего. Только кожа. И медленное, ленивое дыхание, будто она ждала его не секунду, а всю вечность.
– Ты пришёл, – протянула она. – Какой упрямый.
– Что ты сделала?! – голос Лирхт сорвался сдержанностью. – Как ты всё провернула? Шион, Совет, этот фарс!
– Какой конкретно? Их было так много, – она потянулась, открыв бедро почти до паха. – Я уже путаюсь.
– Не издевайся, – прошипел он. – Говори. Немедленно.
– Что, допрос? – Она медленно села. Волосы сползли по плечам. – Должна ли я снять платье и лечь на стол? Или ты сначала хочешь стул, свет и побои?
Он подошёл. Резко. Схватил её за локоть.
– Отвечай!
Она не отстранилась. Только прижалась ближе, грудью к его запястью. Ласково. Обволакивающе.
– У тебя дрожат пальцы, Лирхт. Я тебя возбуждаю или пугаю?
– Замолчи!
– Так вот ты какой, – прошептала она. – Такой же, как тогда.
Он замер. Медленно отпустил её. Как будто прикоснулся к огню.
– Тогда?.. – хрипло.
Она встала. Близко. Очень близко. Провела пальцами по его щеке. Лёгко. Будто бы… она делала это раньше.
– Ох, прости. Я ведь не должна так. Вдруг это триггер? – с усмешкой.
– Ты… ты… кто ты такая?! – почти выкрикнул он.
Какая тебе разница? – Она прошлась за его спину. Положила руки на плечи. – Главное, как я заставляю тебя чувствовать.
Он развернулся, схватил её за запястья, вжал в стену.
– Я тебя любил, – прошептал он. – Ты не имеешь права быть ей. Не имеешь!
– Но я не говорила, что я – она. – Паулин смотрела ему в глаза. Близко. Слишком. – Это ты решил. Это ты увидел.
– Прекрати…
– Нет. – Она дёрнулась вперёд. Губы почти коснулись его уха. – Я буду продолжать. Пока ты не сломаешься. Как сломал её. Когда выбрал порядок, а не любовь.
Он отпустил её. Медленно. Шаг назад.
Она поправила халат, как будто ничего не случилось. Подошла к бокалу. Сделала глоток.
– Допрос окончен?
– Это ещё не конец, – прошептал он.
– О, Лирхт… – она усмехнулась. – Ты даже не понял, где была первая сцена.
И вышла.
Она вышла. Босая. Тихо.
Хлопнула дверью едва слышно. Как последний аккорд – разрешающий ломаться.
Лирхт остался. Один.
В комнате, где воздух всё ещё пах ею.
Пальцы дрожали. Он не смотрел на руки.
Он боялся увидеть, что они сжаты не от ярости – а от чего-то хуже.
Он вышел. Резко. Почти бегом.
Он шёл по коридору как зверь, который хочет доказать, что любовь не может воскреснуть.
Что он не проиграл.
Что она – не она.
ГЛАВА 53. Прах под кожей
Он влетел, как буря, забыв, кто он, куда идёт и зачем до сих пор дышит.
Шёлковая ткань упала с кресла, как сброшенная простыня.
В воздухе – запах жасмина и старой магии.
На кровати – Паулин и Шион, полуголые, раскалённые, не от стыда – от власти.
И у стены – та самая кукла.
Рядом – аккуратно сложенная белая ткань.
Тонкая, как вуаль.
Та самая простыня.
И зазвучала… Мелодия.
Колыбельная. Без слов. Механический звон из прошлого, который не должен был звучать.
– Что вы творите? – голос Лирхт сорвался. – Это святотатство. Это не просто магия. Это… это ты… – он указал на Шион – ты во всём этом виновата!
