Игорь, домой!

В сумме собранной информации – которой толком и не было – Андрей придерживался версии об убийстве. И хотя Хрящ не хотел связывать три убийства в серию – и его можно было понять – но Андрей уже воспринимал эти преступления единым целым. Какой-то тип играет с ними, причем, этот тип намеренно исключает все другие версии, которые хоть как-то могли бы отделить эти убийства друг от друга. Ну не мог Андрей поверить, что за эти четыре года три девушки решили свести счеты с жизнью одинаковым образом, отравившись передозом таблеток с алкоголем, и тихо без улик и свидетелей заснуть под дождем с каким-то предметом в руке. Что это за сговор такой? Какая-то секта? И почему все предметы били начала 90х? Чупа-чупс, немного выбивался, но сам характер подачи… Андрей, как наяву, опять увидел Карамельку, лежащую под дождем, огромные глаза, раскрытый рот, полный воды, синие губы. Волосы мокрые, патлами прилипшие к щекам.

И это странное чувство. Оно будто считывало некий маркер того, что это было не просто убийство. Преступник вложил какой-то посыл в это убийство, и Андрей чувствовал, что видит его, но пока не может прочесть.

Странно, но, вспомнив то чувство, Андрей будто опять ощутил его. Его взгляд стал резче. Он даже остановился, чтобы лучше видеть. Было много народу. Люди как люди, собачников видно не было. Женщины с детьми, мужчины с сумками через плечо… рядом проехала черная машина, “Рэндж Ровер Дискавери”, задние стекла тонированы. Он проследил за ней. Странное чувство не покидало его. Машина проехала прямо вдоль панельной пятиэтажки и свернула направо. Андрей точно знал, что к школе. Там за пятиэтажкой была школа, хорошая элитная школа, и сейчас как раз было время, когда родители свозили детей к этой школе, богатые родители, на дорогих машинах.

И провожая “Рэндж Ровер”, он увидел мужчину. В старой заношенной пуховой куртке темно-синего цвета, взгляд был опущен, руки в карманах, потертые джинсы и стоптанные ботинки. Мужчина был худощав и даже куртка не могла восполнить нормальный объем его тела. На вид ему было лет тридцать. Лицо было не брито.

Странное чувство указывало на него, выделяло среди других людей, торопящихся на работу.

Андрей подумал, что этот мужчина был одинок и жил здесь с самого детства. Это была вдруг возникшая, странная мысль. Никогда ничего подобного ему в голову не приходило. Слегка смахивало на вывод от Шерлока Холмса, но почему? Второй мыслью была та, что не провожай он “Рэндж Ровер” взглядом, он бы никогда не обратил на этого мужчину внимания. Было что-то отталкивающее от этого мужчины. Нет, не во внешнем виде, как от бомжа, а что-то такое… жалкое что ли? Болезненный тощий вид? То, как он ступает, неуверенно, весь в себе, будто на автомате. Андрей оценил его и не нашел, что он был больным или пьяным. Да, подумал Андрей, этот мужчина был, скорее всего, одинок, окутанный путами кризиса среднего возраста, и питался преимущественно бич-пакетами.

Значит, все-таки Шерлок Холмс?

Может, эта догадка, не вызывающая никаких сомнений, была тем, что указывало на его профессиональный рост сыщика?

Андрей улыбнулся. Но тип явно был очень интересным. Его стоило спросить хотя бы даже ради прикола.

Он перехватил его на углу пятиэтажки, когда мужчина завернул направо, чтобы идти в сторону улицы Парковой.

– Извините, – сказал Андрей, касаясь его за рукав куртки, – капитан Смирнов, оперуполномоченный уголовного розыска, можно вас на минутку.

– Что? – мужчина повернулся к нему, взгляд был умный, но совершенно отрешенный. Андрей видел, как мужчина выбирается откуда-то из глубины спального мешка своего сознания. Мужчина смотрел на Андрея и не мог понять, что происходило.

«Он все еще там, – вдруг подумал Андрей, – где-то глубоко в прошлом». Что это была за странная мысль? Чувство, что в тот момент происходило что-то особенное, усилилось. Андрей почувствовал невольную власть над этим мужчиной: такого обидит, кто хочет. Андрей прогнал эти чувства. Опасные чувства.

– Я хотел бы задать вам пару вопросов, вы не торопитесь?

– Нет, – мужчина опустил голову, потом посмотрел куда-то в сторону, – да, конечно.

Игорь очень сильно разнервничался, такое с ним постоянно происходило. Стоило ему оказаться под чьим-то вниманием, как лицо заливало краской, сердце начинало колотиться, а ноги дрожали. Так он себя компроментировал. Игорь подумал, что со стороны он выглядел виновнее всех. Его голос дрожал; голос итак был всегда тихим и слабым, а теперь будто вообще еле слышным, будто не желающим ничего говорить.

И Игорю не хотелось ничего говорить. Он подумал: «верните меня в мой мир угрюмого спокойствия, и не делайте меня центром ваших расследований». Как вообще такое могло произойти, что к нему подошли?

– Вы, наверно, понимаете, почему я к вам подошел? – спросил полицейский.

В голове возник образ “Корвета”, лампового усилителя звука. Новенький, только-только купленный в магазине “Радиоэлектроника”, с заводским запахом и гладкой, ни разу не раскрытой инструкцией. Игорю очень не хотелось говорить, он все еще не верил, что к нему подошел полицейский, и не просто полицейский, а опер из уголовного розыска.

И Игорь прочитал его уловку. Еще бы, как не взять на испуг того, кто еле на ногах стоял.

Удостоверение. Только сейчас Игорь подумал об удостоверении, которое опер показывал ему. Удивительно, но мысль об уловке пришла быстрее осознания того, что надо было бы ознакомиться с удостоверением. А это осознание всплыло в голове, будто прошла уже тысяча световых лет, когда это в действительности произошло. А что там было? Игорь вообще ничего не помнил, ни фамилии, ни фотографии, ни звания. А может, это вообще была липа?

Он нервничал, это было видно. Андрей не верил, что вдруг вышел на убийцу, но определенно этот тип что-то скрывал или что-то знал. На него надо было надавить, и он сам всё расскажет. Мужчина выглядел абсолютно бесхитростным и единственным его желанием было, чтобы всё как можно скорее закончилось. И, если этот мужчина был в чем-то замешан, то Андрей относил такой тип людей к типу жуликов обыкновенных. Как правило, это были нормальные законопослушные граждане, но до жути, по какому-то, возможно, генетическому воспоминанию, боящихся представителей власти. И, по сути, всё, в чем они могли с раскаянием признаться, было то, что они переходили улицу на красный свет. Но выглядели при этом так, будто их поймали в момент совершения чего-то ужасного.

Но среди них попадались и такие, которые могли вести двойную игру, сами себя обманывая. Жулики пятнистые. Главное было в разговоре с ними соблюдать спокойствие, дать им рассказать, всё, что их беспокоило. И если было что-то, что они скрывали и даже сами не подозревали об этом, то всё равно, это проявлялось рано или поздно тем или иным образом.

Мужчина перед ним был умным, а это был еще один тот редкий тип жуликов, которые сами навязывали и вели игру – высокогорные жулики – и которых надо было переиграть, гроссмейстеры. Андрей не встречал таких, но подумал, что не готов, что сможет справится с кем-то из них.

Мысли путались. Игорь хотел сказать, что ему надо на работу, но сам понял, что это была чушь. Авантюра с “Корветом” была изначально плохой идеей. Ну какой из него воротила?

– Да, – сказал Игорь, – я проверил их, ну так, быстро, – в голове возник образ удостоверения опера, которое в его сознании было просто красно-белым смазанным пятном. Деньги он также проверял, то есть вообще не проверял, хотел, чтобы тот толстый бритый мужик свалил, как можно, скорее, – и был уверен, что они подлинные. Он расплатился четырьмя пятитысячными купюрами. Я пошел с одной в магазин. Я не знаю, была ли она фальшивая или нет, но мне дали сдачу, и я ушел. Но уже с другой… Мне сказали, что деньги фальшивые. Женщина просто не приняла их, проверив на машинке. Я был очень удивлен.

Игорь замолчал. Он почувствовал, что начав говорить, с каждым словом ему становится всё легче, голос крепнет, дрожь спадает. И сейчас на место волнения пришла другая дрожь, адреналин.

Андрей слушал внимательно. Первый и второй тип жуликов отпали сразу. Взгляд мужчины не обманывал, он был трезвым и ясным, к тому же мужчина уже стал успокаиваться. Из-под облика жалкого мерзкого типа, которому хотелось вмазать по морде, стал проявляться другой облик. Трезвого и глубоко мыслящего человека, запертого в ментальную тюрьму собственных фантомов. Андрею это не понравилось, прикола не выйдет.

Налетел порыв холодного ветра. Они так не удачно стояли, прямо в косом проулке между двумя зданиями. Рядом проходили люди, торопящиеся в обе стороны.

– Оборот фальшивых денег? – спросил он.

– Нет, – сказал Игорь. – Я продавал через “Авито” ламповый усилитель “Корвет” за двадцать тысяч, 87 года. Откликнулся мужик из Москвы. Довольно быстро приехал, на следующий день. Расплатился четырьмя пятитысячными купюрами. После того, как одна оказалась фальшивой, я две другие выбросил.

Во молодец какой, подумал Андрей, десять тысяч взял и выбросил.

– Я уверен, что и первая тоже была фальшивая, – продолжал Игорь, – просто продавщица не заметила. Мне было так неприятно, ведь ей же, наверно…

Игорь замолчал, что тут скажешь?

– Когда это было?

– Так уж год назад, летом.

Андрей задернул воротник куртки. Хотел закурить, даже полез за сигаретой, но остановился: он курил совсем недавно – старался ограничивать себя.

– Пройдемте в отдел, напишем заявление.

– Заявление?

– Ну да, опишете все подробно, – Андрей невозмутимо посмотрел в глаза типу, ждал его реакции.

– Да, я, честно сказать…

– Надо, пойдемте, – Андрей слегка взял мужчину под локоть, развернувшись в сторону отдела полиции, – здесь не далеко.

– Да я знаю, живу здесь.

Андрей намеренно шел не спеша, хотя мужчина явно хотел ускорить шаг. План был прост: если за мужиком что-то и было, он попытается убежать, ну или как-то попробует отмазаться. Само по себе посещение отдела полиции ни к чему не обязывало, ведь он даже не был задержан. Андрей испытывал его, наблюдал за ним, психологически давил. Он уже понял, что перед ним был не болван какой-то, на понт или испуг такого было не взять – ну то есть, конечно, как раз на понт и испуг взять можно было, но эффект мог бы получится совсем не тот. Ведь Андрею нечего было ему предъявить. Да, что-то странное было в этом мужчине, странное чувство не оставляло и Андрея, какое-то волнение. Будто он наткнулся на что-то – и это что-то даже было как-то связано с убийствами, с тем посылом и предметами. Но это что-то было где-то глубоко спрятано, возможно, даже в какой-то особой области, на которую так намекало это чувство и которую нужно было каким-то образом проявить, как старую фотографию. Поэтому Андрей не хотел так просто отпускать этого типа, он хотел прощупать его. Но и понимал, что мужик тоже все видит, чувствует и, скорее всего, играет в свою осознанную игру. Какой еще “Корнет”? Что это за – как он сказал? – усилитель звука? Андрей не очень понял, что это за устройство и марка, но звучало как обычная история, которая вполне могла произойти с каким-нибудь терпилой: кинули через “Авито”, мужик совестный. Видимо, очень переживал. Судя по его виду, двадцать тысяч для него были хорошие деньги. Андрей наблюдал за ним, тот шел понурив голову, кусая губы.

– Вы слышали о недавнем происшествии здесь?

– Происшествии? – спросил Игорь, подняв голову. Взгляд был ясный, но напряженный. Его раздражало, что он вынужден идти за опером и не мог как-то изменить эту ситуацию.

– Вы сказали, что живете здесь. И ничего не слышали, что произошло здесь две недели назад?

– Нет, простите, не в курсе.

– Убили молодую девушку, – сказал Андрей. На самом деле девушку убили в соседнем квартале. Он намеренно путал, следя за реакцией мужчины, но лицо того оставалось невозмутимым, лишь была гримаса напряженного желания что-то вспомнить. Вот прошлое убийство, с журналом, было совершено в этом квартале, за школьным стадионом рядом с небольшим двухэтажным зданием, в котором были несколько маленьких магазинчиков. – Ничего не слышали?

– Нет.

Мужик не проявил никаких признаков, которые могли бы его выдать. Да и почему что-то должно было его выдать? Может, он действительно ничего не слышал?

– Вы никогда не видели эту девушку? – Андрей достал фотографию Карамельки, показал Игорю.

– Нет, – мужик был спокоен, фотография трупа его не смутила, – нет, не видел.

Они прошли мимо столба, который подписал бульдог, Андрей корпусом повернулся, чтобы не задеть его, слева проехала машина.

До отдела полиции оставалось пройти еще немного.

– Что-нибудь подозрительное видели? Машину подозрительную какую-нибудь?

– Нет, – сказал Игорь. И не понятно было: то ли он действительно не видел, то ли хотел, чтобы от него отстали и не задавали больше никаких вопросов. Даже так: Андрей чувствовал, что он точно ничего не видел, но вопросы при этом его сильно напрягали. Почему?

Они вошли в отдел полиции, слева вдоль стены под окнами стояли скрепленные друг с другом деревянные стулья, на одном из которых сидел какой-то взлохмаченный парень, утопив голову в руках, и завывал в полголоса. Андрей, как ни в чем не бывало – мало ли идиотов в мире – прошел мимо, указывая Игорю идти к турникетам. Слева сидел дежурный полицейский и смотрел на них через окошко. Андрей провел Игоря и они поднялись на второй этаж. Здесь Андрей уже шел быстро, а вот Игорь притормаживал, оглядываясь по сторонам. Андрей подумал, что мужик здесь был впервые.

“Да, – подумал Андрей, глядя на испуг и растерянность мужика, – есть люди на земле, которые живут и не знают, что происходит у них во дворах по ночам.”

Он завел его в кабинет и указал на стул.

Константина, как всегда, не было, Серега пялился в экран монитора.

– Привет, Андрюха, что случилось?

– Да заявление надо накатать, – он дал ему знак так, чтобы Игорь не видел. Серега поднялся.

Андрей сел за стол, Игорь сел напротив. Серега подошел сзади, но не близко, и начал слегка играть скрепками и ручками на столе Константина.

Игорь заволновался, ему хотелось одновременно смотреть на Андрея и на опера за спиной, – что он там делает?

– Еще раз, расскажите, пожалуйста, что у вас там произошло с “Корнетом”. – Андрей достал лист бумаги, взял ручку и приготовился писать.

– “Корветом”, – сказал Игорь и улыбнулся. Андрей понял, что дал промаха, Игорь смахнул с себя волнение, и даже Серега его уже не напрягал. – “Корвет”, это советский ламповый усилитель, хороший, но сегодня уже устаревший, конечно, но любители покупают.

Серега уронил ручку ближе к Игорю, резко подошел и наклонился за ней. Такой трюк должен был взять Игоря на испуг, чтобы как-то проявилось то, что, возможно, тот скрывал. Андрей следил за его реакцией, но Игорь даже не дернулся. Он лишь взглянул на Серегу, поднимающего ручку, и вернулся взглядом к Андрею.

– Ну, давайте, сначала. Представьтесь. Я тот и тот, проживающий по адресу, паспорт, хотел продать усилитель “Корне”… “Корвет” и так далее.

– Степанов Игорь Михайлович. Я хотел продать усилитель, совсем новый, я разместил объявление на “Авито”… – Игорь сбивчиво рассказывал, а Андрей быстро записывал, Серега вернулся за свой стол, наблюдая.

Прошел уже год. Конечно, никто этим заявлением заниматься не будет. Для Андрея важно было придержать Игоря Михайловича, посмотреть за реакцией. Пусть вот в коридоре пошатается. Андрей обратил внимание, что ему было 38 лет, хотя с виду ему столько и не дашь. Он вообще выглядел как-то странно, худой, держался неуверенно, сутулился, вжался в стул. Жалко, но не как бомж, не как маленький человек перед нависшей над ним катастрофой, в виде штрафа, а как… подросток? Андрей подумал, что это было очень близко для характеристики этого типа. Ему было 38 лет, а он выглядел, как постаревший подросток. Даже, может, и младше, но это выражалось в том, что все его волнение было таким, какое испытывает школьник перед взрослыми. Андрей почувствовал, что это было верно, он это прочитал. Дедуктивная убежденность Шерлока Холмса опять намекнула Андрею на чувство роста. А может, он выпил вчера лишнего, что сегодня был такой самоуверенный?

– С моих слов записано верно, здесь поставьте дату, подпись.

Игорь взял ручку и расписался.

– Сейчас подождите в коридоре, надо все проверить по заявлению. – Андрей указал на дверь. Игорь вышел.

Коридор был длинный, пустой, полутемный. По нему взад вперед медленно ходила какая-то молодая женщина низкого роста с круглым размалеванным лицом, она пошатывалась, в одной руке у нее была сумка больше похожая на саквояж, а другую она оттопыривала, балансируя вес. В этой сумке, возможно, была вся ее жизнь, которая скапливалась там в виде различных побрякушек.

Игорь встал у широкой стены, чтобы не мешать, если из дверей будут выходить. Чуть дальше вдоль стены были еще три стула сцепленные железными перекрытиями между собой. На одном из них сидел какой-то мужик и Игорь не решился пойти к стульям. Мужика он не боялся, но не хотел лишних вопросов и вообще какого-либо контакта. Он достал телефон и написал в “Телеграме” Олегу Сергеевичу, что опоздает на работу. Причину указывать не стал, опять же, чтобы не привлекать лишнего внимания и шума. Пойдут потом разговоры. Хотя какие могут быть разговоры? Игорь заметил, что он слишком много о себе думает. Прямо событие года! Игорь загремел в ментуру. Сто лет жил, никого не трогал, а тут попался на обороте фальшивых денег. Он не боялся и даже не волновался, что его могут как-то наказать за это. Конечно, нет. Что доблестной полиции заниматься нечем, чтобы накручивать палочки такими вот историями? Когда он только понял, после того неприятного инцидента с продавщицей, что его кинули, ему было немного страшно. Он даже ждал, что со дня на день к нему нагрянут. Но ничего не произошло тогда и вряд ли произойдет сейчас. Это была неприятная история и Игорь зарекся, что в такие авантюры он больше ввязываться не будет.

А ведь тогда он всерьез задумался, что его положение может приносить хорошую прибыль. Как с монетами, только здесь он решил, что сможет справится сам. А чего сложного? Купил советский антиквариат, а потом продал за хорошие деньги. Все через “Авито”, все, сидя на работе с кружкой кофе.

Но первый же опыт оказался таким неудачным и так сильно обжег его, что он решил, что это не его. Конечно, потом он еще долго убеждал себя, что нельзя было так легко сдаваться, ведь на том же “Авито” была услуга безопасной сделки, надо было требовать только безналичный расчет и только через безопасную сделку. Обжегшись на молоке, надо было дуть на воду, и пусть это занимало бы больше времени, зато приносило бы стабильный доход. Разве ему срочно нужны были деньги? Нет. Ему вообще не нужны были деньги. Зарплаты хватало, а такие неприятные истории его угнетали.

– Закурить есть? – снизу вверх на него смотрело круглое, слегка опухшее лицо женщины, которая остановилась рядом с ним на очередном пути в тот конец коридора.

– Извините, я не курю, – сказал Игорь, разволновавшись.

Женщина что-то пробормотала и пошла дальше.

А зачем ему деньги? Зачем вообще людям деньги?

Чтобы хорошо жить. Красиво, нарядно, вкусно, широко, безгранично, громко, с шумом вокруг и с шумом в голове. Трезвонить об этом на всех каналах, чтобы люди смотрели и завидовали. Чтобы люди следили и восхищались, чтобы комментировали и одаривали вниманием. Чтобы быть в центре внимания.

Или просто хорошо жить, в хорошем доме, чтобы всё было, все были здоровы, сыты, одеты, чтобы не было проблем – ведь в наше время любую проблему можно решить за деньги. Чтобы была уверенность в завтрашнем дне.

Или работать над проектами, инвестировать, нанимать работников, расширяться, справляться с вызовами, поглощать конкурентов, выходить на мировой уровень, хапать и наслаждаться успехами. Чтобы по ночам в уме перебирать черепки прибыли. Чтобы творить и восхищаться красотой творимого.

Тщеславие, уныние, гордость.

Или помогать другим? Игорь вдруг вспомнил о доме престарелых. Опять пришла мысль, что Ваньки давно уже не было в живых, и стоило бы прекратить отчислять в дом престарелых жалкие десять тысяч – кому ими поможешь? Но Игорь отбросил эту мысль – пока у него была возможность жертвовать, он будет отчислять. Какое-то глубокое внутреннее неопознанное чувство не давало ему оставить это дело, хотя разумной логики он в этом и не видел. Он был верен своим зарокам и считал это верностью своей совести.

– Закурить есть? А да, я уже у вас спрашивала, – сказала женщина, опустила голову и поплелась дальше уже в обратную сторону.

С лестничной площадки на этаж бодро поднялся мужчина в кожаной куртке с папкой в руках. Он направлялся прямо в кабинет к операм, откуда недавно вышел Игорь.

Они пересеклись взглядом – лишь крохотное мгновение – но у Игоря забилось сердце и даже дыхание сперло.

Мужчина скрылся в кабинете, закрыв дверь.

«Надо же, а вот и Пахан» – подумал Игорь.

– Это что там за хобот вялый болтается? – спросил Хрящ с порога.

Андрей улыбнулся. Серега в голос засмеялся.

– Добрый день, – сказал Андрей, – да, терпила один, по заявлению, оформили, кинули с фальшивыми купюрами год назад. – Хрящ молча развел руками: вам заняться нечем? – Я с утра обходил район, поспрашивал о девушке, ну и нарвался на него, показался подозрительным, решил оформить.

– Оформил?

– Да, ну решили потомить слегка, может, проявит как-то себя, может, другое что обнаружится.

– Отпускайте его, – махнул Хрящ рукой, закрывая тему, – где Костян?

– Не было его с утра еще, – сказал Серега, – по оперативке, наверно.

– Ладно, там с трупами на рынке что?

– Работаем, Павел Андреевич, есть задержания, уже дают показания.

Хрящ осмотрел кабинет.

– Давайте, работаем.

Он вышел за дверь.

4

Июль, 1989 г.

Они шли в лес к ручью. Опять жечь костер, но в этот раз настоящий – натаскают дров, разожгут и будут печь хлеб и сосиски, которые Ванька по такому случаю вынес из дома, сказав маме, что им нужен был перекус во время футбола. Никто не сказал родителям, что они идут в лес. Это было бы опрометчивым безумием говорить такое – им бы просто запретили. Поэтому они пошли тайком, что придавало этому предприятию еще больше эмоций и волнения. Они будто взрослые пошли во взрослый лес жечь настоящий взрослый костер.

Такой мысли никогда бы не пришло им в голову, если бы не Илья, брат Игоря, которому уже было тринадцать лет. Он предложил пойти в лес. Сказал это с высока своих лет, будто каждый день туда ходил, как в школу. Вначале все восприняли эту идею не правильной, особенно был против Сашка, который точно знал, что если его родители узнают об этом, он будет так наказан, что лучше уж не доесть кашу или не убрать за собой комнату. Ему запретят смотреть мультики целый день! Но ребята так сильно оживились этой идеей, к тому же Илья выглядел таким уверенным и взрослым, что он всё же сдался. И он совсем не хотел, чтобы над ним опять смеялись и тыкали пальцем.

Чтобы попасть в лес, им нужно было вначале выйти из своего квартала за улицу Парковая, пройти вдоль гаражного городка, перейти через железнодорожные пути, а потом пройти сквозь промзону. Уже в конце промзоны перейти объездную городскую дорогу без светофора, где машины носились с бешеной скоростью, – и вот он лес. Потом к ручью еще нужно было пройти немного по лесу, полностью спрятавшись от городского шума.

– И представляете, он не забил! – сказал Илья.

– Не забил? – ахнули почти хором Ванька с Сашей.

– Да, и Италия проиграла, представляете. Но Роберто Баджо всё равно мой самый любимый игрок!

Завернув за угол дома, где жили все ребята, кроме Мишки, который жил в доме в соседнем дворе, они пошли вдоль панельных девятиэтажек. Слева от них был роскошный, только недавно поставленный хоккейный корт и большой футбольный стадион с гравием, относящиеся к только-только выстроенной школе. Это была очень хорошая школа, и Саша очень гордился, что учился в ней. Хотя в ней учились все из них, кроме Мишки. Потому что Мишка был туговат и ходил в одиннадцатую школу для дурных детей – так говорили родители Сашки. Илья, возможно, тоже училсяв их школе, хотя Саша его там никогда не видел, да и вообще сегодня они все видели Илью впервые. Зашли за Игорем, но Игорь все еще болел, и вышел Илья, брат Игоря.

– А мы в школе тоже в лес ходим, – сказал Ванька, – вместо уроков, всем классом…

– И мы тоже, – подхватил Сашка.

– И мы, – сказал Миша.

На первой неделе сентября в субботу многие учителя устраивали походы с классами в лес. Родители заботливо собирали маленькие рюкзачки, специально купленные по такому случаю, клали туда колбасу, сыр, яйца, куриные ножки, завернутые в фольгу и, конечно, термос горячего того самого чая со слоном. Учителя объединяли несколько классов в отряд и брали еще нескольких родителей для уверенности. В лесу жгли костер и организовывали огромный общий стол, куда накрывали содержимое рюкзачков, которое потом взрослые весело поедали, пока малыши играли и жарили хлеб и сосиски на огне.