Игорь, домой!

Игорь отмахнулся рукой, улыбнувшись, и воткнул наушник обратно в ухо. Он читал утренние новости и не хотел отвлекаться. Украина слетала с катушек, за океаном тянулась какая-то вялая возня с импичментом Трампа. Его поведение могло показаться грубым, но, хотя Ирина Викторовна была на двадцать лет старше Игоря, она не обиделась. Аня еще не пришла, вот она и приставала пока к нему.

Компания «Колбасофф», в которой работал Игорь, занималась производством различной мясной продукции, делали колбасы и вообще всё, что можно было делать из мяса. Игорь обслуживал парк компьютеров, кассы, весы и различную технику, объединенную в сеть или просто требующую уровня использования чуть больше, чем нажатие крупных кнопок. Он хорошо справлялся, хотя проблемы возникали частно, потому что он был ленив, чтобы автоматизировать процессы. И дело было даже больше не в лености, а в его характере, что ли. Он прекрасно понимал, что на его месте любой бы уже был директором IT отдела, ездил бы на “Дастере”, а то и “Королле”, с зарплатой свыше 200 тысяч. Любой бы пошел и потребовал у начальства штат и настоял бы на необходимости в создании отдела. Работы было очень много, чтобы обслуживать всю технику, да ещё сеть небольших розничных магазинов. А он был один и даже без собственного кабинета, сидел с двумя бухгалтерами, которым не хватило места на третьем этаже.

– Печенье свежее, – сказала Ирина Викторовна почти ему на ухо, в полголоса; она протягивала открытый пакет с овсяным печеньем.

– Спасибо, – Игорь взял две штуки, улыбаясь, и положил на лист бумаги, исписанный заметками, – пойду кофе сделаю.

Уже год, как гендир раздобрился на кофе-машину. Одно время было даже бесплатное молоко, пока мужики с цеха не начали его пить безмерно.

– Я уже давно кофе не пью, – сказала Ирина Викторовна, – сердце.

Игорь взял страшно грязную от чайных разводов чашку, которая лентяйски под струей воды совсем не отмывались – даже если пошоркать, – и вышел за дверь на кухню к кофе-машине.

Конечно, он часто задумывался о том, что в его возрасте многие люди уже достигали больших успехов. Ему было 38 лет, а он был все еще, как какой-то пусть опытный, но все же молодой специалист с зарплатой в 58 тысяч. Для этих мест вполне достойной, но грабительски мизерной для его круга задач. Эти мысли будто стали его новой прической на месте сильно редеющих волос. Он прогонял их музыкой, но они все равно возвращались. Как тараканы на кухне алкоголика. Эти бесконечные мысли о бесцельности существования, о том, что он очень устал. Это было написано на его лице, прямо на лбу, который шелушился и был грубый, как наждачная бумага помятая местами. Недельная щетина была его любимым состоянием стареющего лица, где он еще хоть как-то чувствовал себя уверенно, между бритым чуханом с обвисшими уголками рта и заросшим бомжарой. Сохранять любимое состояние лица ему удавалось крайне редко, поэтому его внутренняя самооценка всегда была неудовлетворенной. Никакие барбершопы он не признавал, да и вообще одевался небрежно. Хотя и следил за собой, чтобы уж совсем не оказаться за чертой полного отвращения к себе. И все дело было в усталости и в лености, кончено.

Налив себе кофе и сделав глоток, он немного еще постоял в задумчивости.

Потому что, всегда немного лукавил, говоря об усталости и лености. Хорошо, усталость была, хроническая усталость, и он ничего с этим не мог поделать. Отпуск, выпивка – всё это было уже пройдено и не помогало. Но это была его жизнь, она сложилась так, как сложилась. Что-то радикально менять было не под силу, да и возможностей у него не было: никто ему ничего со стороны не предлагал, а проявлять инициативу самому было не в его характере. Он устал от своей жизни, он устал делать ежедневные обязанности, которые его порядком утомили, а смысла в них становилось все меньше и меньше, если и был в них когда-то какой-то смысл. Зачем он живет? Зачем вообще это всё? И нужно ли было что-то делать, чтобы всё это изменить? И лукавил он именно в этом. Он думал, что, если он, как следует, напряжется, приложит какие-то силы, то всё изменится, появится вкус к жизни, всё засияет новыми красками, и обязанности вдруг исчезнут, потому что уйдут на второй план. Но для того, чтобы сделать этот последний решающий рывок, ему надо было иметь много сил.

И на этой мысли круг замыкался, вступая в противоречие с усталостью от ежедневных обязанностей.

Он вернулся к Ирине Викторовне, она разговаривала по телефону, что было большим облегчением для него.

Печенье действительно оказалось свежим и вкусным. И как кстати сочеталось с кофе. Появилась бодрость и настроение улучшилось. Он сходил еще за парочкой печенья, улыбаясь Ирине Викторовне.

А может проблема была и в этом? Что он не завтракает? Поздно встает и бежит на работу, а жены у него не было, которая могла бы приготовить завтрак. Значит, может, надо было найти жену?

На «Русвесне» мелькнула новость, что украинцы опять обделались в каких-то своих влажным мечтах о НАТО. С прилипшей к губе крошкой, Игорь увлекся стебом и приколами в комментариях к новости, и мысль о жене тут же улетучилась.

Всё это были очень сложные мысли, которые вообще не имели разрешения.

2

Как всегда бодрая, радостная и веселая вбежала Аня с широкой улыбкой на лице и здоровым ярким румянцем на щеках.

– Откуда у людей деньги, – выпалила она, – накупили машин, сплошные пробки.

Аня всегда опаздывала, потому что отвозила младшего сына в садик. Она поставила печенья и пирожные на общий стол, на ходу снимая плащ и шарфик. Стройная, хоть и невысокого роста, подвижная, с очень красивой фигурой.

– Даже не представляю, как люди живут в Москве или Питере.

– Там у всех няни, – сказала Ирина Викторовна.

Аня передвинула ползунок настенного календаря вперед. Так начинался ее рабочий день.

Игорь помнил её еще когда она только пришла к ним в компанию, ей было около 20 лет. Уже тогда она встречалась со своим будущим мужем, всё рассказывала, как они проводили выходные, где гуляли, что готовили, что смотрели, потом была свадьба, дочка и вот уже второму ребенку скоро будет 3 годика. За два декрета она практически не изменилась и всё так же порхала, как бабочка, и, весело смеясь, рассказывала о своей жизни.

Она была хорошо одета, с iPhone последней модели, но купленный на “Авито”. Они с мужем недавно взяли трехкомнатную квартиру в ипотеку, у них была машина – пусть не новая, но бодрый “Сандеро” с двумя детскими креслами на заднем сиденье. По выходных они выезжали к родителям на дачу или за город.

«Как у них на всё хватает денег?» – иногда думал Игорь, и это не укладывалось у него в голове. Да, Аня с мужем вместе работают, но их совместная зарплата была, может, чуть больше его зарплаты. Но у него не было ни детей, ни жены, ни даже машины. Жил он один в трехкомнатной квартире с приведениями и пылью. Конечно, он не жаловался на недостаток денег, ему вполне на всё хватало, да и потребности его были совсем крохотные: попить, поесть да что-то прикупить по мелочи. Но, чтобы начать новую счастливую жизнь, денег ему категорически не хватало. Куда же девались его деньги?

Ах, да, – и это всегда ускользало из вида, когда Игорь задумывался о своем бюджете: он еще лет пять назад зарекся каждый месяц переводить по 10 тысяч на дом престарелых. Зарекся еще тогда, когда туда поместили Ваньку, его друга детства, за что он был бесконечно благодарен начальнику цеха Олегу Сергеевичу, который помог ему с этим – сам бы он вообще ничего не сделал, он понятия не имел, к кому обращаться, о чем просить? – а Олег Сергеевич, мужик был ушлый, всё знал. Они поместили Ваньку, когда у того уже отказали ноги, потому что он полгода как бомжевал в подвале в их панельном доме. Ему там обеспечили хороший уход, но через год он умер. Однако, Игорь все равно каждый месяц переводил по 10 тысяч. Не мог отказать в своем зароке.

В середине двухтысячных, году в 2006, Ванька уехал в Москву, ударился в коммерцию, быстро поднялся, стал богатым и успешным, рассорился с родителями, а когда они умерли, дела у него пошли плохо, бизнес рухнул, пришлось всё продать и даже родительскую квартиру в родном городе, в родном дворе, куда он и вернулся ни с чем.

Когда Игорь впервые увидел его, неожиданно и с такой обреченностью, не веря своим глазам, он даже подумал, что обознался, когда Ванька попытался скрыться, весь в лохмотьях, заросший. Но это чувство, оно не могло врать. Потом они долго еще не виделись, пока Игорь уже намеренно не спустился в подвал, чтобы найти его.

– Вчера Лёшка нашел палку и ходил всех бил ею, – рассказывала Аня, весело смеясь, – Саша спрятал её, но, видимо, не очень хорошо, потому что уже через некоторое время Лёша пришел с нею на кухню и опять принялся всех колотить. Юля верещала и отбирала палку у него. Ей больше всего досталось, а он косолапил, напевал эту песенку из игры про акулу и не отдавал палку.

– Познание мира через силу, – бросил Игорь.

– Это всё вот ваши телефоны, – сказала Ирина Викторовна, – я считаю, что до десяти лет вообще ребенку не надо телефон в руки давать, а то сидят, смотрят, глаза портят.

– Ну как не давать? Это хорошее средство их как-то отвлечь, без телефона я вообще не представляю, как можно с ними справляться. А так дал – и он сидит тихий, спокойный.

– Ага, – сказала Ирина Викторовна. Ей было что возразить и она возражала, нападая на Аню всем весом своего поколения. Аня мудро слушала, но оставалась при своем мнении, улыбаясь.

Это был разговор отцов и детей, по сути обитателей разных планет в нашем так стремительно меняющемся мире.

– Игорь, вот скажи, – Ирина Викторовна приглашала Игоря присоединиться к своему лагерю, – ты бы тоже не давал телефон своему ребенку.

– Почему? Давал бы. – Ирина Викторовна даже смутилась от неожиданности. Почему-то в этом вопросе она посчитала его стариком, хотя всегда относилась к нему как к мальчишке. Игорь подумал, что, возможно, это потому что он выглядел очень не современно. – Какая разница, какие средства, лишь бы человеком вырос, с правильным воспитанием.

– О, и ты туда же! Ну конечно, сам еще ребенок. Жениться-то не надумал, – этот пикантный вопрос возникал периодически с уже вполне известными ответами.

– Да кто ж меня возьмет. Кому я нужен.

– Ну, не скажи, – заговорили почти хором Аня и Ирина Викторовна, и это тоже было частью пикантного действа.

– Я к семье как-то не приспособлен, с моей инвалидностью-то…

Они знали, что он состоял на учете в психдиспансере, и что это была главная причина его сокращенного рабочего дня – он работал только до трех часов, – но внешне никогда бы ничего подобного не сказали, да и никогда не замечали за ним ничего такого странного, разве что он вел себя как махровый интроверт, но Ирина Викторовна была уверена, что все компьютерщики такие.

Как всегда, упоминание инвалидности всех смутило, и тема женитьбы погасла, да и вообще какое-то время все предпочли немного сфокусироваться на работе.

– Привет, девчонки, – с порога сказал Олег Сергеевич, одновременно стуча и открывая дверь, высокий, худой, с рыжими бородой и волосами, – ну что, Игорёк, получилось что накопать?

Игорь уже по привычке проглотил и то, что он не девчонка, и то, что с ним Олег Сергеевич так и не поздоровался, и то, что для него он Игорёк, а не Игорь Михайлович, хотя и был на год его старше. Он внутренне практически уже никак на это не отреагировал, хотя это и кольнуло его в очередной раз.

«Меня как будто не существует, – подумал он, – как будто я привидение. И нужен только тогда, когда нужен».

– Да, – сказал он, – принес.

– Просто отлично! – Олег Сергеевич забежал к ним по пути на обед. Всех кормили в столовой компании, где реализовывали просрочку – иногда просрочка была очень сильно заметна несмотря на все старания повара.

Олег Сергеевич мог бы пригласить его пообедать вместе с ним. Но Игорь, конечно же, никогда этого не дождется. Он залез в рюкзак и достал целлофановый пакет с монетами советского периода, который и отдал Олегу Сергеевичу.

Тот не вытерпел и все же раскрыл его, показывая Ане, которой всегда было очень любопытно. Копейки, двушки, тройки, пятерки, немного десяток, пятнашек и двадцаток. Многие серебрушки были с 1965 по 1976 год.

– Сохран ох… – он еле сдержался при дамах, – отменный! И как ты это делаешь? У тебя явно есть какой-то секрет! Ну это же не мыльный раствор, я не знаю, ты, конечно, им не поделишься.

Игорь улыбнулся и ничего не ответил.

– Есть двушка 29-го?

– Нет.

– Жаль, но, может, в следующий раз. Спасибо, Игорёк, сочтемся! – Олег Сергеевич похлопал его по плечу и вышел с монетами за дверь.

Однажды, года два назад, он принес ему двушку 29-го. Тогда Олег Сергеевич дал ему 10 тысяч, считая, что Игорь будет без ума от счастья.

Потом Игорь посмотрел в Интернете, что на аукционе цена такой монеты могла достигать и 500 тысяч рублей, если в дате вторая девятка маленькая. То, что Олег Сергеевич его так лапухнул, его, конечно, огорчило. Но не сильно. По нескольким причинам. Взять хотя бы то, что они ни о чем не договаривались, и Олег Сергеевич проявил собственную инициативу, дав ему 10 тысяч. Мог вообще ничего не дать, лишь, как обычно, раз в месяц две или три тысячи. Игорь не вел никаких расчетов и оптимизации своего труда, его целиком устраивал негласный договор между ними: Олег Сергеевич был сильно заинтересован в монетах, а Игорю это давало хоть какой-то смысл существования. Ему действительно в последнее время нравилось их искать. К тому же Олег Сергеевич очень помог ему с Ванькой, и Игорь всё чувствовал себя в долгу перед ним. Хотя он понимал, что Олегу Сергеевичу это вообще ничего не стоило, такой он был человек, активный, пробивной по жизни – вот и в Москву периодически ездил и сбывал монеты. Уж он-то знал, где и как это делать. Да и зарабатывал на этом отлично. Взять хотя бы серебрушки с 1965 по 1976 год, которые уходили в среднем по пять тысяч рублей за каждую, или ту же двушку 29-го года за пятьсот тысяч.

Основной же причиной была всё та же, по которой Игорь не стал IT директором: в характере что ли? В его абсолютной незаинтересованности ни в карьере, ни в заработке вообще. Ведь он мог бы договориться с Олегом Сергеевичем хотя бы на половину прибыли, ведь информация в интернете была вся известна. Конечно, Олег Сергеевич делал всё, чтобы монеты, которые находил Игорь, переводить в рубли – и это, несомненно, была большая часть труда, Игорь бы вряд ли с ней справился сам. Хорошо, думал Игорь, пусть даже 30 или даже 20 процентов от торгов – тоже были очень солидные суммы. Ведь деньги будто сами лезли Игорю в карман. А он от них отказывался. Почему?

Он иногда спрашивал себя, может, ему не хватало мужества сделать этот решающий шаг? Может, зеркало его обманывало, и его яйца не такие уж и железные? Пойти к директору Ивану Ивановичу и поговорить о круге задач и об IT отделе, пойти к Олегу Сергеевичу и поговорить о совместном предприятии. Может, надо было только и всего, что сказать, начать, и его услышали бы, поняли бы и сделали, как он хочет?

И вот в этом Игорь сильно сомневался. К почти уже сорока годам он убедился в совершенно обратном. Люди будто не замечали его, игнорировали его, избегали, тактично уворачивались и делали вид, что его не существует.

«А может, меня действительно не существует?»

Если была хоть какая-то возможность, за которую люди могли ухватиться, чтобы не вступать с Игорем в контакт, они обязательно ее использовали. Это было правилом, законом жизни. Даже не давая ему никакого шанса, снять трусы, чтобы показать, что у него все было на месте.

Но им по какой-то причине было виднее.

Игорь часто ловил себя на мысли о том, что, почему, чтобы достичь какого-то успеха, который находился, казалось бы, так близко, надо было пересекать непреодолимую пропасть? Перелезать через непроходимый барьер? Перепрыгивать через стену огня?

Он просто не мог это сделать в силу свой болезни.

Но ведь, возможно, и многие другие не могут это сделать.

Выходит, у этих многих тоже есть как бы инвалидность, как бы справка из психоневрологического диспансера.

3

Июль, 1989 г.

Сама идея пришла в голову Мишке, но уже сам план проработал Игорь. Каждому участнику отводилась своя роль, но само действие Игорь не доверил никому. Вообще после больницы он в этот день выглядел как будто даже странно, чуть старше, что ли. И смелее. Хотя в восемь лет разве могло их что-то остановить? Какие-то шишки уже были набиты, но все серьезные жизненные потрясения, которые могли бы их чему-то научить, были еще впереди. По вечерам они полюбили разжигать костер прямо внутри деревянных веранд в детском саду, сжигая мусор и веточки. А также, опаляя брови. Странным образом их тянуло к огню, несмотря на излюбленный лозунг «Детям спички не игрушка».

Игорь все же спросил Мишку, как автора идеи:

– Сделаешь?

– Не, – Мишка улыбнулся широкой улыбкой, отчего его глаза превращались в две узкие полосочки, – давай ты.

Он всегда был трусоват.

В этот раз план был таков, что они собирались взять не просто пару коробков, а сразу всю упаковку, в которой было много коробков, чтобы досталось каждому. Коробки были сделаны из тонкой древесины и когда спички заканчивались, никто из ребят не выбрасывал их. Там можно было хранить какие-нибудь сокровища, а еще ими было удобно ловить пауков «Косиножек», чтобы потом устраивать паучьи бега.

– Смотрите, что у меня есть. Это вам, – сказал Игорь и достал четыре жвачки «Дональд». Они все были в разноцветных обертках.

– Что это? – выпалил Ваня.

– Ого, жвачка! – сказал Саша, уставившись на ладошку Игоря горящими глазами.

– Можно? – спросил Миша.

– Конечно, берите, это вам. Только открывайте аккуратно, там внутри вкладыши.

– Да, я знаю! Вкладыши с историями! – Саше очень не терпелось схватить жвачку. Он был из богатой семьи и уже пробовал такие жвачки. – Мне чур желтую!

Внутри разноцветных оберток жвачки были все одинаковые по вкусу, но каждый считал для себя очень важным сделать выбор именно по цвету.

Ребята зачавкали, упиваясь вкусной и сладкой слюной. Это было совсем другое, чем жевать черную смолу, которую использовали рабочие для покрытия крыш домов. Лица ребят сияли счастьем. И даже походка каждого как-то запружинила в так чавканью.

– Смотрите, что у меня, – Ванька показывал всем вкладыш и весело смеялся над забавной историей, где Гуффи хотел достать яблоко, но когда потряс дерево, яблоко осталось на месте, а самого Гуффи засыпало листьями.

– А у меня вон что! – Саша держался за живот больше подыгрывая общему задору, чем действительно смеялся над историей, где Дональд нес поднос с едой, но засмотревшись на красивую мадам упал в открытый канализационный люк.

А вот Мишка смеялся неподдельно и очень весело. Его всегда было очень легко рассмешить. Он громко чавкал и слюни текли у него по подбородку. В истории из его вкладыша Мики-Маус спокойно читал книгу, как вдруг в открытое окно ему прилетел мяч в затылок. Когда он выглянул, чтобы посмотреть на проказника, который это сделал, Мики увидел странную картину, где каждый из трех ребят указывал пальцем на другого.

История из вкладыша Игоря была наоборот грустная. Мики купил мороженое для Мини, но в тот день солнце было таким жарким, что даже, припустив со всех сил, он принес Мини лишь вишенку, которая выпала из вафельного стаканчика.

Каждый из ребят оставил вкладыши себе. Это было большое сокровище, которое вскоре по ценности полностью заменит этикетки с коробков и пробки из-под духов и одеколонов.

– Что тут у вас? – вопрос застал всех в полной неожиданности. Они подняли головы и увидели Олю, старшую сестру Саши.

– Ничего, – сразу выпалил Саша, пряча вкладыш. Его лицо сильно поникло. Он очень рисковал, что останется без вкладыша. Он даже жевать перестал. Оле было уже двенадцать лет и иногда Саша отхватывал от нее бодрого леща.

– Игорь нас жвачками угостил, – сказал Ванька, он растянул жвачку, ухватившись за один конец двумя пальцами и зажав другой конец зубами, и разорвал пополам, – будешь? Она еще сладкая.

– Фу, ну дурак! После твоего рта не буду!

Ваня даже обиделся. Ведь он предлагал ей от чистого сердца.

Игорь молчал, уставившись на Олю. И тоже перестал жевать. Но в отличие от Вани, пораженный ее красотой. Он не первый раз ее видел, но каждый раз, когда она подходила к нему на расстояние шага, он чувствовал, что с ним происходило что-то странное. Он даже как будто терял способность говорить. Она была одета в легкое летнее платьице, достаточно короткое, чтобы слепить всех своими длинными тонкими ногами с острыми коленками.

А Мишка все продолжал смеяться.

– Опять спички пошли воровать? – спросила Оля.

– Нет, – ответили ребята хором.

– Увижу вас, разжигающих костер, папе расскажу!

– Да мы просто гуляем, – сказал Саша.

Когда Оля ушла, Игорь опять смог говорить.

– Оля такая красивая.

– Ну да, но иногда такая противная.

– А ты видел ее голой? – спросил Мишка.

– Конечно, видел.

Это вызвало новый приступ смеха у Мишки, а Игорь почему-то испытал головокружение. И он подумал: «везет же Сашке».

– Я однажды подсматривал за ней в ванне, так она мне потом такое устроила, – Саша почесал затылок.

Теперь засмеялись все.

До «Стекляшки» оставалось совсем чуть-чуть. Так все на районе называли большой Универсам, который имел огромные стеклянные окна. Эти окна были не вертикальные, а выпирающие верхней частью вперед, видимо, чтобы блики не прятали торжество и радость советского изобилия, которому, однако, оставалось сиять уже совсем чуть-чуть. Сверху огромными буквами (светящимися по вечерам) было незатейливо написано «Универсам». В нем всегда было много народу, люди ходили с металлическими корзинами с разноцветными пластиковыми ручками (Игорь всегда выбирал зеленые), люди брали различной формы и вкуса хлеб, тыкая в него специальными вилками на веревочке, чтобы оценить черствость хлеба, люди обращались к продавцам в мясном отделе за куском мяса или душистой колбасы, люди обязательно заходили в ароматный кондитерский отдел, где насыпали в бумажные кульки свежие конфеты, сортируя их по цене, люди стояли в больших очередях в кассы и, напоследок, осматриваясь, а не забыли ли еще что взять, оплачивали товары у кассиров, которые сидели за железными кассовыми аппаратами, показывая им чеки с ценой из разных отделов. В конце торговых прилавков, прямо напротив касс, стояли огромные корзины с упаковками спичек и другой мелочевкой, которую всегда можно было прихватить уже перед оплатой. Универсам был отдельным большим зданием, а не встроенным в жилой дом.

Еще его называли «Наш». Игорь никогда не задумывался, почему так; он часто слышал это от своей бабушки («Игорёк, сбегай в “Наш” за хлебом» – и она протягивала ему 20 копеек и авоську) и родители вслед за ней тоже так говорили. “Наш”, “Стекляшка”, но никогда не Универсам.

– Итак, мы заходим в магазин, – Игорь указал на Сашу, Ваньку и себя. Пора было еще раз напомнить суть хитрого плана. – Миша, ты на шухере.

Почему-то это опять развеселило Мишу.

– Итак, – продолжал Игорь, – Саша, ты становишься в очередь в кассу на выход. Ваня, ты выходишь от конфет, понятно? Я стою у корзины со спичками спиной. Ты громко говоришь: «Мама, здесь нет этих конфет!» И идешь к Сашке, понятно? Потом я присоединяюсь к вам и мы все выходим. Мишка, а ты нас встречаешь на выходе, понятно?

Все кивали, но было не ясно, поняли они или нет.

Поднявшись по широким ступенькам в магазин, они зашли в большой светлый зал, где их встретили толпы людей с набитыми авоськами, болоневыми и тряпичными сумками, красивыми и удобными полиэтиленовыми пакетами. Эти люди уже прошли кассы и шли на выход. Справа от входа был элитный отдел для взрослых, где продавали алкоголь и невкусные конфеты в упаковках. Но этот отдел их не интересовал, он был скучный и там всегда толпились высокие дядьки. Оставив Мишку у входа и пройдя кассы, они зашли в сам магазин заставленный ломящимися от товаров прилавками. Через каких-то пару лет ситуация с прилавками радикально изменится, но даже, стоя за рубль в огромной очереди с чужими тетями за пакетом сахара, они будут рады. Как они всегда были рады в детстве.

Корзина со спичками была как раз высотой по росту Игоря. Многие упаковки со спичечными коробками были разорваны, и было очень удобно, просунув тонкую ручку в дырку металлической корзины, незаметно достать коробок или два. Вся упаковка через дырку не пролезала. Но в тот день Игорь чувствовал особую уверенность, что он может взять целую упаковку прямо сверху корзины. Он уже был достаточно высоким, чтобы сделать это.

– Мама, здесь нет этих конфет! – Ваня вышел из соседней секции с конфетами и пошел к Саше.

В общем шуме и гаме многие совсем не обратили внимание на слова малыша, идущего к кассам с довольной ухмылкой на лице. Все были заняты своей суетой, но многие и посмотрели, отреагировав на этот блестящий отвлекающий маневр, в момент которого Игорь схватил упаковку спичек и засунул себе под футболку.