Полная версия
Король Георг VI. Жизнь и царствование наследника Виндзорской династии, главы Британской империи в годы Второй мировой войны
С учетом предстоящего визита королевских особ перспектива такого происшествия выглядела еще более пугающей, и капитан приказал установить двадцатичетырехчасовое наблюдение за статуей. Это повлекло за собой привлечение гражданских служащих колледжа в дополнение к младшим офицерам морской пехоты. Но гражданские служащие возмутились таким приказом, выходящим «далеко за пределы их обязанностей», и некоторые даже угрожали объявить забастовку, в результате чего несколько потенциальных забастовщиков были уволены.
Этот момент принц Альберт счел подходящим для того, чтобы ознакомить с происходящим своих родителей:
«Статую папы установили в конце квартердека, справа от нее висит портрет дедушки, – писал он матери. – Она смотрится действительно очень хорошо. Ты видела ту маленькую фотографию в сегодняшней „Дейли график“ на странице 9? Сверху написано „Статуя и забастовка“. Предполагают, что какие-то кадеты собирались ее покрасить, поэтому прислуге колледжа было сказано следить за ней, чтобы не допустить этого. Погода здесь намного теплее и лучше. Вчера вечером мистер Диксон Райт рассказал мне о моей конфирмации…
С любовью, твой преданный сын
Берти».
Результат получения этого письма Букингемским дворцом несложно себе представить. Идея о том, чтобы использовать красную краску, совпала с охватившей страну забастовкой шахтеров-угольщиков, и сочетание этих фактов произвело на короля Георга сильное впечатление. Он сразу же потребовал объяснений от капитана Эвана-Томаса, от которого, судя по всему, получил удовлетворивший его ответ. Принцу Альберту он написал: «Я видел эту идиотскую фотографию в „Дейли график“. Думаю, это придумал один из тех слуг, что были уволены». «Я рад, что ты видел заметку про статую в „Дейли график“, – ответил ему сын. – Она показывает, какими идиотами могут быть люди».
В конце концов ситуация разрешилась, благодаря тому что королю и королеве пришлось отменить свой визит в колледж из-за серьезной ситуации, сложившейся весной 1912 года в связи с забастовкой угольщиков, которая продлилась пять недель и стоила стране потери тридцати миллионов рабочих дней. По ходу всеобщего огорчения «инцидент со статуей» был благоразумно похоронен и забыт. Однако принцу Альберту не удалось убедить своего отца удовлетворить просьбу, которую он озвучил от имени «большинства кадетов», о том, что им следует предоставить летом дополнительную неделю каникул, чтобы наверстать упущенное из-за отмененного королевского визита.
Именно в это время произошло первое духовное пробуждение принца Альберта. Приближался день его конфирмации, к которой его готовил один из капелланов колледжа, преподобный Генри Диксон-Райт. Принц подошел к делу серьезно, но без болезненного возбуждения, которое нередко сопровождает религиозные действия в юношеском возрасте. Он начал ненадолго посещать часовню колледжа для молитвы и медитации и обсуждать вопросы религии не только с капелланом, но и с лейтенантом курса, не проявляя при этом никакого смущения и демонстрируя достаточную свободу мысли и выражения.
Церемония конфирмации происходила 18 апреля 1912 года в приходской церкви Сендрингема, где принца Альберта крестили. Проводил ее королевский духовник, епископ Бойд-Карпентер, которому ассистировал каноник Эдгар Шеппард. «Прекрасный день, – записала королева Мария, – конфирмация Берти состоялась в 12, проводил ее епископ Бойд-Карпентер, который произнес чудесную речь».
Епископ, будучи красноречивым проповедником, включил в свою речь слова Христа из Евангелия от Луки: «Делай это в память обо мне». К сожалению, поскольку его речь была импровизацией, никаких записей текста не сохранилось, но то, что он сказал, очевидно, произвело сильное впечатление на принца Альберта, поскольку спустя два года он написал ему с корабля «Коллингвуд»: «Завтра будет ровно два года с тех пор, как вы конфирмовали меня в маленькой церкви Сендрингема. Я навсегда запомнил этот день, как один из тех, когда я сделал важный шаг в жизни. Я принял святое причастие в день Пасхи в присутствии только моих родителей, моего старшего брата и сестры. Приятно было, что служба прошла так уединенно, только для членов семьи».
К большой радости принца Альберта, ему было позволено до возвращения в Дартмут на летний семестр сопровождать отца во время смотра флота в Веймуте с 7 по 11 мая 1912 года. Это был удивительный захватывающий опыт для мальчика, который выбрал для себя карьеру офицера военно-морского флота, и, когда смотр закончился, принц Альберт написал яркий и фактически точный отчет, который хранится в королевских архивах Виндзора. В программу смотра вмешался туман, и в течение двух дней он был таким густым, что показательные стрельбы пришлось отменить, поскольку корабли не видели свои цели. Но и без этого нашлось много интересного и приятного. Вместе с отцом принц осмотрел самые новые и мощные корабли британского военного флота. Кульминацией стало посещение подводной лодки D.4. Здесь король и его сын не только обошли всю лодку в сопровождении ее командира, лейтенанта Мартина Данбар-Нэсмита, но и вышли на ней в море и погрузились под воду. «Мы прошли мимо волнореза, – записал принц. – Затем мы погрузились и прошли под водой около трех миль, что заняло примерно 20 минут. Когда мы снова всплыли, был густой туман, но он очень быстро рассеялся, и мы вернулись на яхту». В те дни, когда подводная лодка еще являлась новым и практически неопробованным видом вооружений, это посещение было для короля и его сына почти таким же революционным опытом, как полет на аэроплане.
Но за эти четыре дня произошел еще один случай, важность которого на тот момент определенно не была очевидна. Первый лорд адмиралтейства мистер Уинстон Черчилль прибыл на яхту «Виктория и Альберт», чтобы поприветствовать короля, и тогда принц Альберт впервые встретился с человеком, с которым позднее ему пришлось работать в таком тесном согласии ради спасения страны.
Последние шесть месяцев его пребывания в Дартмуте показали, что принц Альберт в значительной степени оправдал предсказание мистера Уатта, сделанное в его последнем отчете из Осборна. Дарт мут существенно изменил его. Он по-прежнему казался очень юным для своего возраста и определенно не был гигантом мысли, но его пастыри и учителя перестали гадать: был ли он неисправимо ленив или просто чудовищно глуп, и в их отчетах появилась новая нота общего одобрения. Его финальная позиция, 61-я из 67 – если принять гипотезу, что все относительно, – означала значительный успех, и окончательная оценка капитана звучала так: «Я думаю, он справится».
Развитие отмечалось и в более широком личностном смысле. Принц Альберт снискал всеобщую популярность как среди своих учителей, офицеров и своих товарищей кадетов, так и среди обслуживающего персонала колледжа, с которыми он был неизменно вежлив и внимателен. Это не было простым восхищением, с которым относятся к выдающимся школьным спортсменам или к ярким, блестящим личностям, потому что он не относился ни к первым, ни ко вторым, но это было уважение, которое он заслужил благодаря своему характеру и поведению. Он никогда не увиливал, не притворялся больным[24], никогда не бросал игру, бег или какие-то другие спортивные занятия. Он был великодушным и верным, очень веселым и любившим разные шалости, и одна из его лучших черт заключалась в том, что он никогда никого не расхваливал и не ругал. «Нисколько не лощеный, милый, честный, искренний и прекрасно воспитанный мальчик» – таково было мнение его наставников.
Кроме того, будучи сам чувствительным юношей, принц Альберт научился быть внимательным к другим. Лейтенант Спенсер-Купер, у которого было небольшое охотничье угодье, однажды пригласил группу кадетов понаблюдать за молодыми фазанами. Один из мальчиков, выходец из скромной городской семьи, сделал несколько замечаний, говоривших о его невежестве в делах охоты, чем вызвал всеобщий смех. Принц Альберт, безусловно, очень удивился, что кто-то может ничего не знать об охоте, но именно он на обратном пути стал объяснять своему товарищу технические подробности этой темы. Уже тогда в нем начал проявляться тот дружелюбный подход ко всем, которому суждено было стать путеводной звездой его жизни.
IVЦелью, к которой стремился каждый кадет практически с первого дня после поступления, был финальный тренировочный рейс с выходом в иностранные воды. По окончании этого рейса он считался достойным получения кортика и нашивок мидшипмена. Принц Альберт разделял это стремление не меньше, чем любой другой кадет, поэтому 17 января 1913 года он со смешанным чувством возбуждения, трепета и азарта поднялся на борт 9800-тонного крейсера «Камберленд».
Цель этого плавания состояла в том, чтобы дать кадетам возможность подняться на следующую ступень их подготовки как морских офицеров. В Осборне и Дартмуте кадет получал хорошие базовые знания по физике и математике, знакомился с различными типами двигателей и других механических приспособлений, которыми оснащались военные корабли, но, как правило, получал лишь самые зачаточные знания по наиболее существенным вопросам, касающимся собственно культуры военно-морского офицерства. Тренировочный рейс давал возможность перейти из царства теории на поле практики. Кадет переходил из классной комнаты и мастерской на квартердек и в машинное отделение современного военного корабля, где теория и практика соединялись в действенный сплав. Он получал более широкое, чем прежде на уроках, представление о повиновении и ответственности в дополнение к практическому пониманию задач, которые в будущем ему придется выполнять. Так, например, кадеты, как и каждый на борту, подбрасывали в топку корабля уголь и под присмотром своих офицеров стояли на вахте и вместе с тем повышали свой технический и интеллектуальный уровень в классах. Неоценимым дополнением к этим занятиям для многих стала возможность первого контакта с огромным внешним миром. До сих пор их горизонт был ограничен игровыми полями Королевского военно-морского колледжа. Теперь они впервые знакомились с другим климатом, встречали других людей и получали некоторое представление об огромных размерах той обширной империи, которой они со временем призваны будут служить и которую им предстоит защищать.
Для принца Альберта в этом походе был еще один важный фактор. До сих пор и в Осборне, и в Дартмуте он страдал от неизбежного сравнения со своим старшим братом. Искрящееся обаяние принца Эдуарда, его раскованные манеры, его внешняя привлекательность, сообразительность и острота ума неизбежно задавали ту высокую планку, с которой сравнивали робкого и застенчивого, упорного и замкнутого интроверта принца Альберта. «Это было все равно что сравнивать гадкого утенка с красавцем павлином», – спустя годы сказал один из его современников. «Ему желательно было бы иметь побольше смекалки и прилежания принца Эдуарда», – писал из Осборна мистер Уатт. Те же ноты, очевидно, звучали и в отчетах из Дартмута. Однако теперь принц Альберт был сам по себе, в мире, где это сравнение больше не работало, поскольку по окончании своего обучения в Дартмуте принц Уэльский, к своему огромному разочарованию, вынужден был пропустить тренировочный рейс по той причине, что должен был играть важную роль на коронации своего отца. Постоянное сравнение со старшими нисколько не портило отношений между братьями. Они оставались беззаветно преданными друг другу и во время тренировочного плавания обменивались письмами с каждой почтой.
«Камберлендом» командовал капитан Обри Смит, но принц Альберт находился под специальной опекой капитан-лейтенанта Спенсер-Купера и, кроме того, корабельного врача и его старого приятеля по Осборну, лейтенанта Льюиса Крейга. Они вышли их Девонпорта 18 января в полдень[25], и вскоре стало очевидно, что принц, как лорд Нельсон, страдал от морской болезни, не покидавшей его на протяжении всей флотской карьеры. Но в данном случае он оказался не одинок, поскольку, когда выход из Ла-Манша сменился непрекращающейся качкой Бискайского залива, большинство кадетов и даже кое-кто из офицеров слегли с морской болезнью. Однако к 24-му числу, когда они прибыли на Канары, все пришли в норму и были встречены с традиционным испанским гостеприимством.
На Тенерифе корабельное начальство впервые позволило себе сделать ряд отступлений от строгих указаний короля, согласно которым и в Осборне, и в Дартмуте к принцу Альберту следовало относиться, как к любому другому кадету. В городе устроили праздник в честь сына английского короля, и капитан Смит решил, что необходимы определенные ответные жесты. Он организовал проезд по улицам, что нисколько не обрадовало принца. «Сегодня во второй половине дня я проехал по городу с капитаном Смитом и майором Голдингом [британским консулом], поскольку людям хо телось меня увидеть, – писал он матери. – На всем пути они бежали за каретой и страшно шумели. Улицы были украшены очень красиво».
Энтузиазм подданных британского короля на островах Вест-Индии был еще больше. На Тринидаде, Барбадосе и Ямайке, а также на Бермудах восторг демонстрантов не знал предела – к большому смущению принца Альберта. Он питал большую нелюбовь даже к полупубличным появлениям, а заикание делало его еще более робким и неуверенным. Апогей пришелся на Ямайку, где ему предложили открыть новое отделение Кингстонского яхт-клуба, главное здание которого в 1901 году открывал его отец. Принц Альберт очень тщательно подготовил свою речь и усердно репетировал ее, пока не почувствовал, что произносит все слова безупречно. Но когда он вышел, чтобы говорить, то обнаружил, что со всех сторон окружен ямайскими дамами, единственная цель жизни которых, похоже, состояла в том, чтобы прикоснуться хотя бы к брюкам Белого Принца. В избытке верноподданнического обожания они толкали его коленями и бедрами, и было слышно, как одна шепнула другой: «Скажи, ты дотронулась до принца?» На что ее подруга в экстазе ответила: «Да, три раза». Такая ордалия могла бы вывести из равновесия даже более уверенного оратора, и неудивительно, что принц Альберт стал страшно заикаться, хотя он мужественно договорил до конца.
После этого происшествия принц решил принять свои меры предосторожности. Среди его друзей на курсе «Грейнвиль» был кадет, настолько похожий на него, что однажды в Дартмуте его отец принял принца за своего сына. Эти двое заключили секретный пакт, который состоял в том, что в некоторых случаях во время оставшейся части круиза, когда принцу нужно было появиться (но не говорить) на каком-то незначительном публичном мероприятии, а ему хотелось заняться чем-нибудь более интересным – например, поиграть в теннис, – его друг займет его место и будет мило улыбаться толпе. Такая подмена имела место не один раз, и о ней ни разу никто не догадался. По крайней мере, капитан Обри Смит ничего об этом не знал, хотя у капитан-лейтенанта Сперсер-Купе-ра, возможно, мелькали кое-какие подозрения.
Позднее, когда в ходе круиза представители канадской прессы прорвались на борт «Камберленда» и требовали интервью с принцев Альбертом, он убедил другого своего приятеля поговорить с ними вместо него. Этот юноша обладал воображением и своеобразным чувством юмора. Выдавая себя за принца, он заверил корреспондентов, что с ним действительно обращаются как с любым другим кадетом на борту: он ест такую же пищу, спит в таком же гамаке и выполняет те же обязанности. Единственная разница в том, что по воскресеньям он носит шляпу-котелок.
Но принц Альберт не все время избегал публичности. Круиз проходил очень весело, и одним из самых приятных инцидентов была джимхана[26] на Барбадосе, в ходе которой он выиграл скачки на четыре фарлонга для поло-пони. Кроме того, он выиграл «фермерские скачки», где участники должны были не только преодолеть заданное расстояние, но на финише изобразить птицу или животное, обитающее на ферме. Принцу Альберту выпало изображать осла, и его ослиный крик заслужил приз за громкость и правдоподобие.
19 марта, когда «Камберленд» достиг Пуэрто-Рико, он получил известие об убийстве своего двоюродного деда, короля Греции[27], флаги на мачтах были на время приспущены. Король Георг, который был очень огорчен, написал своему сыну из Виндзора:
«В прошлый четверг 18-го мы были страшно потрясены и опечалены, получив трагическое известие о том, что дорогой дядя Вилли, король Греции, был убит в Салониках неким греком. Это так ужасно. Он, как обычно, вышел на улицу погулять, когда этот скот подошел к нему сзади и выстрелил прямо в сердце».
Трудно сказать, насколько глубоко затронула принца Альберта потеря любимого брата его бабушки, поскольку он не упомянул о ней ни в своем дневнике, ни в письмах к родителям, но свое отношение к политическому убийству он решительно высказал в прошлом году по случаю неудавшегося покушения на жизнь короля Виктора Эммануила III. «Вчера видел в газетах, что один из этих зверей анархистов пытался убить короля Италии, – писал он отцу. – Как хорошо, что он был убит толпой».
Плавание медленно шло своим курсом, и тропические красоты Карибов сменились более суровыми видами канадского побережья, а 15 мая «Камберленд» достиг Галифакса. Здесь принц Альберт получил новый замечательный опыт. Как большинство англичан, он не имел никакого представления о размерах и великолепии доминиона Канада, которым правил его отец. Величина канадских озер и огромные расстояния, которые можно было покрыть по воде, двигаясь к сердцу страны, стали для него откровением. С тех пор он полюбил Канаду и ждал, когда снова поедет туда. Но прежде, чем он смог это реализовать, пришлось ждать четверть века.
Самым увлекательным стал день, начавшийся в семь утра в Торонто и закончившийся спустя двенадцать часов в Квебеке. За это время кадеты посетили Ниагарский водопад, осмотрели красоты архипелага Тысячи Островов и засняли пороги в Лонг-Солт. Единственной неприятностью было настойчивое внимание прессы и публики, доставлявшее принцу Альберту большое беспокойство.
«За мной постоянно охотились фотографы, а также американцы, которые совершенно невоспитанны и пытаются делать фотографии, – написал он в своем дневнике, вспоминая события того дня. – В 10:30 мы прибыли в Льюистон и потом сели на специальный трамвай, который ходит по американской стороне реки Ниагара. По дороге к водопаду мы сфотографировали пороги и знаменитый Уирпул [национальный парк]. В городке Ниагара-Фоллс мы вышли и потом с Козьего острова осмотрели Американский водопад. Некоторые из нас прошли под водопадом, что было довольно любопытно. Мы сняли с себя всю одежду и надели фланелевые костюмы, а сверху непромокаемые. Потом мы спустились вниз на лифте и пошли по тропинке, пока не дошли до моста, который проходит под водопадом. Брызги там летят с такой силой, что делаешься весь мокрый. Когда мы стояли прямо под водопадом, мы не могли ни видеть, ни дышать, потому что брызги бьют по лицу и можно только изредка хватать воздух… После этого я с несколькими другими кадетами прошел под водопадом „Подкова“ на канадской стороне. Они построили под водопадом тоннель длиной 150 футов. Потом мы поехали смотреть электростанцию Онтарио, которая передает электричество на 500 миль. С помощью тринадцати водяных турбин станция генерирует напряжение 60 000 вольт… Мы фотографировали пороги по пути в Монреаль. Когда мы фотографировали пороги Лонг-Солт, мы ударились о скалу, но никто не пострадал. Самыми потрясающими были Лачинские пороги».
Это был замечательный день, и принц Альберт получил намного больше удовольствия, чем от последовавших за ним светских мероприятий. Он по-прежнему сильно робел в обществе незнакомых людей, и на нескольких балах, которые были даны для кадетов, ничто не могло заставить его выйти на танцпол. Он предпочитал отойти подальше и забиться в какой-нибудь угол, откуда его практически невозможно было вытащить. Ему снова и снова представляли хорошеньких канадских девушек, но, хотя принц никогда не был груб, беседа быстро затухала. Впрочем, однажды его замкнутость удалось растопить. Капитан-лейтенант Спенсер-Купер, поддерживая обеими руками свои брюки, шепнул ему на ухо, что произошла катастрофа и у него сзади оторвались две пуговицы на подтяжках. Принц страшно развеселился. Оставив всякое смущение, он сообщал всем своим партнершам о затруднительном положении, в котором оказался капитан-лейтенант. Он даже пожалел, когда бал закончился.
Но еще больше удовольствия ему доставляла ловля лосося на полуострове Гаспе и на острове Ньюфаундленд. Здесь он был в своей стихии и наслаждался от души. Более того, было отмечено, что с устроителями рыбалки он вел себя совершенно свободно, говорил не стесняясь и не заикался.
Нельзя сказать, что канадская часть круиза проходила совершенно гладко. В какой-то момент недалеко от побережья Канады «Камберленд» попал в довольно сильный шторм. Большая волна подхватила принца Альберта и еще двоих и прибила к борту корабля. Когда волна схлынула, он был мокрым до нитки, но в хорошем настроении. Однако, как заметил один из присутствовавших, «он был на волосок от того, чтобы оказаться за бортом».
«Камберленд» вернулся домой в порт Плимута 8 июля 1913 года, и кадетам дали неделю отпуска, после чего им полагалось завершить свой тренировочный период маневрами в районе Нора. В это время король Георг и королева Мария в ходе королевского турне по герцогству Ланкастер вместе с лордом Дерби находились в Ноусли. Там принц Альберт и присоединился к родителям после шестимесячного отсутствия. Король остался доволен тем, как выглядел его сын. До начала плавания у короля не было твердой уверенности, как принц справится, но теперь он видел в нем большую перемену. Юноша уже не выглядел зеленым новичком. Он довольно сильно вырос, приобрел определенные навыки и уверенность в себе и больше не «глотал язык» в присутствии отца. Когда через несколько недель при завершении военно-морских маневров король посетил свой флот в Коузе, он пришел на «Камберленд» и похвалил всех присутствующих. А офицеру курса, на котором учился принц Альберт, он просто сказал: «Спасибо. Я доволен своим мальчиком».
Глава 3
Служба на флоте
1913–1917
I15 сентября 1913 года принц Альберт получил назначение в качестве мидшипмена, положившее начало его карьере военно-морского офицера, про которую он, как и его отец, думал, что она станет главным делом его жизни[28]. Он был по-настоящему предан ей, считая своим призванием, проявлял заинтересованность и бдительность, и на данном этапе жизни его главная цель состояла в том, чтобы получить свою независимую команду и дорасти, как до него сделал отец, до звания капитана.
Однако существовала большая разница между королем Георгом V и его сыном в отношении к избранной ими стезе. Король Георг любил и море и военно-морской флот. Принц Альберт любил флот, но был равнодушен к морю. Можно усомниться, унаследовал ли он отцовскую страсть к морю, но он определенно не разделял его увлечение яхтингом. Большую часть своей флотской службы принц непрерывно боролся с морской болезнью, и такое упорство говорит о его моральном и физическом мужестве.
Свое первое назначение принц Альберт получил на 19 250-тонный военный корабль «Коллингвуд» (капитан Джеймс Лей), в то время ходивший под флагом вице-адмирала сэра Стенли Колвилла, командовавшего военной эскадрой флота метрополии. Адмирал Колвилл был старым приятелем и бывшим сослуживцем короля Георга, но это никак не отразилось на статусе вновь прибывшего мидшипмена принца Альберта.
В наши дни звание мидшипмена исчезло из списка званий военно-морского флота, но в то время оно считалось «низшей формой флотской жизни» и не вызывало особого почтения. Мидшипмену предписывалась очень строгая дисциплина и полное подчинение вышестоящим офицерам, у которых он был на побегушках, являясь чем-то вроде «шестерки» в общеобразовательных школах. В свободное время его мир ограничивался оружейной комнатой, а его божеством был младший лейтенант, проявлявший свою автократическую власть сообразно своему характеру, иногда как добродушный деспот, а иногда как кровавый тиран. Кроме того, мидшипмен был начисто лишен приватности. На палубе, которую он делил с дюжиной, а то и больше, таких же, как он, вся его одежда и личные вещи хранились в сундуке, над которым он каждый вечер вешал свой гамак, а утром убирал его. Он нигде не мог остаться один.
Принц Альберт вел жизнь обычного молодого моряка-«салаги», без малейших отклонений и привилегий. Он стоял на вахте, переправлялся с корабля на берег на сторожевой лодке, трудился в черном как смоль трюме угольщика, выполняя самую изнурительную работу, по окончании чего перед сном получал традиционную еду, состоявшую из хлеба, сыра, бобов и пива. В повседневной жизни его называли мистер Джонсон, и это имя использовали как старшие, так и сверстники.
Пребывание в качестве составной части – пусть и малозначимой – такого большого живого организма, как корабль, с его точно настроенным балансом послушания и ответственности, сыграло жизненно важную роль в становлении характера принца Альберта. Заставлять себя беспрекословно подчиняться приказам вышестоящих офицеров и вместе с тем быть готовым взять на себя командование сторожевым катером с командой матросов возраста его отца; без приключений доставить на борт лодку, набитую пьяными «свободными людьми», и управлять командой своего катера во время эскадренной регаты – все это было бесценной школой, которую принц запомнил навсегда и которая не только укрепила его моральные качества, но зародила то человеческое понимание, тот дружелюбный подход ко всем, которые так замечательно проявилась в его дальнейшей жизни.
