Король Георг VI. Жизнь и царствование наследника Виндзорской династии, главы Британской империи в годы Второй мировой войны

28 октября 1913 года Первая эскадра вышла из Девонпорта, чтобы участвовать в маневрах в Средиземном море, а затем совершить круиз по водам Египта и Эгейскому морю. Это был первый контакт принца Альберта с континентальной Европой. Кроме того, как офицер действующего флота он получил первое практическое представление о военно-морской мощи Британии и познакомился с такими стратегическими пунктами, как Гибралтар, Мальта и порты Египта, которые составляли начало длинной линии коммуникаций с Индийской империей.

Маневры прошли в высшей степени успешно, и по их завершении флот направился в Александрию. Главнокомандующий, адмирал сэр Беркли Милн и сэр Стенли Колдвилл, которых лорд Китченер пригласил в Британское агентство в Каире, взяли с собой принца Альберта и его товарища мидшипмена. Будучи крупным военачальником, лорд Китченер не мог упустить возможность сделать хитрый ход в бесконечной игре восточной дипломатии, которую вел с изворотливым хедивом[29] Египта. Он сделал так, чтобы принц оказался в агентстве в то самое время, когда туда прибыл хедив с ответным визитом, и на Аббаса II[30] произвело должное впечатление, когда его представили сыну британского монарха. Фельдмаршал поручил одному из своих офицеров показать двум мидшипменам достопримечательности и на вершине Великой пирамиды обратил внимание принца Альберта на инициалы A. E., грубо нацарапанные на камне. Это были инициалы его деда, короля Эдуарда VII, вырезанные им пятьдесят лет назад в возрасте двадцати лет.

В честь военно-морского флота были организованы масштабные развлечения, и на торжественном открытии бального зала в агентстве присутствовало больше тысячи человек. «Мы все ходили на бал, который в честь флота давал в агентстве лорд Китченер, – записал принц Альберт. – Я танцевал почти все танцы и лег спать в 3 часа утра». И это был тот мальчик, которого шесть месяцев назад никакой силой невозможно было вытащить на танцпол в Квебеке!

«Я думаю, принц Альберт получил массу удовольствия, – писал адмирал Колдвилл королю Георгу. – Майор Блэр показал ему самое интересное. Он был представлен хедиву, когда тот приехал в агентство с ответным визитом; он побывал на балу лорда Китченера – но я не позволил ему присутствовать на официальном обеде в агентстве, хотя Китченер хотел, чтобы он там был. Я знаю, что таковы были желания вашего величества, и, если хоть однажды нарушить правило, в другой раз отказать будет очень трудно».

Из Александрии флот проследовал в Грецию и встал на якорь в заливе Саламин, где его осмотрели король и королева Греции. Принц Альберт мечтал, что получит неделю отпуска и проведет ее в Афинах со своими греческими кузенами. Но, к своему огромному разочарованию, сильная простуда заставила его отказаться от этого. Когда король Константин и королева София поднялись на борт «Коллингвуда», принцу пришлось принимать их в запасной каюте адмирала Колдвилла.

«К сожалению, я простудился, поэтому был вынужден оставаться в постели. Дядя Тино и тетя София приехали утром из Афин и осматривали флот, – писал он своему отцу. – Потом у них был ланч с сэром Беркли Милном на борту „Несгибаемого“, после чего они пришли повидать меня. Очень жаль, что я не смог поехать с ними и побыть у них два дня, но в понедельник 1 декабря я собираюсь утром поехать туда и провести с ними день».

К счастью, к тому времени принц полностью поправился.

«Я встал в 7:00 и в 9:00 выехал отсюда [из залива Саламин]. В 10:00 я прибыл в Афины. Я встретился с дядей Тино, тетей Софией и кузенами, а потом с Георгом и Александром поехал смотреть Акрополь и музеи. После ланча я посмотрел фотографии, сделанные во время войны. После чая мы с тетей Софией поехали в Пирей, и я вернулся на корабль на барже. Я переоделся и помог с главной грузовой стрелой. После ужина мы вышли из залива Саламин на Мальту. В 9:30 вечера лег спать».

Флот вернулся в Гибралтар через Неаполь, Мальту и Тулон, и теперь принцу предстояло встретить свой первый день рождения и первое Рождество вдали от дома, что, естественно, было досадно. Но теперь он действительно наслаждался жизнью, и этот день рождения знаменовал собой важный шаг по пути взросления. «В мой 18-й день рождения мне разрешили курить», – записал он в своем дневнике. Признанием его новых прав послужил подарок от королевы Марии. Принц с благодарностью писал ей из Тулона:

«Дорогая мама,

большое тебе спасибо за письмо и за чудесный портсигар, который ты прислала мне на день рождения. Сэр Стенли Колдвилл передал его мне сегодня утром. Мне очень жаль, что меня не будет дома на Рождество, но я буду думать о вас. Я очень жду возвращения домой.

Мы прибыли сюда в воскресенье 13-го. Утром французский вице-адмирал Марин-Дарбель, который здесь старший, поднялся на борт, чтобы встретиться с сэром Стенли Колдвиллом, и меня представили ему. Кроме него здесь сейчас сэр Френсис Бертье. Французский флот принимает нас очень хорошо, организуя для нас всевозможные танцы и театры. Вчера вечером я был на балу, который давал муниципалитет; было очень весело. Все происходило в театре, и там присутствовало 6000 гостей. Для танцев места не хватало, и вообще невозможно было двигаться. Гостями были обычные люди из города, и большинство за ужином напились допьяна. Я ушел очень рано.

Я так рад, что вы остались довольны посещением Частворта и что этот замок показался вам интересным, как и старинные предметы в нем.

С любовью ко всем вам, твой сын

Берти».

Рождество на военном корабле вовсе не означало праздное неопределенное времяпрепровождение. Его наполняли события, которые следовали одно за другим согласно установленному ритуалу. После церкви на борту происходил официальный обмен визитами между кают-компанией и оружейной комнатой, за которым, согласно заведенному с незапамятных времен обычаю, следовал проход офицеров по украшенным гирляндами жилым палубам. Они останавливались на каждой, чтобы обменяться поздравлениями с Рождеством и попробовать традиционный кекс с изюмом. «Честно говоря, – писал один флотский офицер, – такой ритуал приводит нормальный желудок в нерабочее состояние до конца дня». Но существовали разные способы пробовать, и часто офицерские фуражки превращались в тайные хранилища кусков кекса, сигарет, грецких орехов и других подарков.

В ясный теплый день Рождества 1913 года «Коллингвуд» встал на якорь в Гибралтаре, и, хотя мысли принца Альберта, возможно, были устремлены к семье, собравшейся в Йорк-Коттедже, его время было слишком плотно заполнено, чтобы он мог долго предаваться ностальгическим воспоминаниям. В этот день он выполнял на корабле ответственную миссию, поскольку отвечал за рождественскую почту, и потому его работа началась особенно рано.

«Я встал в 5:30 и отправился на катере на берег за почтальоном, – написал он тем вечером в своем дневнике. – После завтрака пошел в отсеки и церковь на верхней палубе. Потом я со всеми обитателями оружейки пошел в кают-компанию, после чего они пришли в оружейку с ответным визитом. В 11:30 мы прошли по жилым палубам. Все они были красиво украшены, и нас угощали кексом с изюмом и т. д. После ланча я писал письма. В 8:45 вечера адмирал в своей каюте дал обед для всех, кто был в оружейной комнате, в кают-компании, и уоррент-офицеров. После этого в кают-компании состоялся концерт».

Через несколько дней Первая эскадра вернулась в свой порт, и Новый год принц Альберт встречал со своими родными в Сендрингеме. Это было счастливое возвращение, потому что король мог разглядеть в своем сыне признаки дальнейшего взросления – процесса, который своим запозданием так беспокоил короля в прошлом. Для принца уходящий год был по-настоящему переполнен событиями. Он совершил путешествие длиной больше 13 000 миль и за двенадцать месяцев увидел больше, чем многие люди видят за всю жизнь. В последний день года принц в своем дневнике без комментариев написал впечатляющий список мест, в которых побывал, и общее расстояние, которое преодолел.

Следующие шесть месяцев обычной службы на своем корабле прерывались короткими отпусками, проведенными в Букингемском дворце или в Виндзоре, и несколькими поездками в Оксфорд к старшему брату. В апреле 1914 года принц Уэльский по приглашению капитана Лея десять дней гостил на «Коллингвуде», в то время совершавшем плавание вдоль западного побережья Шотландии, и оба брата получили от этого путешествия большое удовольствие.

В последние месяцы старого порядка интерес английского общества разделился между очередными демонстрациями научного прогресса и беспокойством, вызванным просочившимися слухами о решении правительства предоставить Ирландии самоуправление. И то и другое нашло свое отражение в письмах короля Георга сыну:

«В понедельник Гамель представил нам великолепный образец воздухоплавания, выполнив петлю 14 раз. Он прекрасный молодой человек и на сегодняшний день наш лучший авиатор».

Но главным, что занимало мысли короля, была Ирландия. На открытии сессии парламента 10 февраля он в своей тронной речи сделал главное ударение на параграф о самоуправлении, призывая к мирному урегулированию. «Я произнес речь в палате лордов, которая, как обычно, была переполнена, – писал он принцу Альберту. – Эта сессия будет особенно важной, поскольку ей предстоит решить ирландский вопрос и – я верю – предотвратить гражданскую войну». Надеждам короля, казалось, не суждено было сбыться, поскольку утром в воскресенье 21 марта, открыв свою газету, он прочитал об инциденте в Карраге, где несколько офицеров отказались выполнять свои обязанности, когда их спросили, будут ли они сражаться против Ольстера. Этот прискорбный эпизод очень расстроил короля Георга не только тем, как он влиял на сложившуюся ситуацию, но и своими далеко идущими последствиями для всей армии. «Я уже боюсь, что армия сильно пострадает, – писал он сыну, – понадобятся годы, чтобы преодолеть это».

Однако для мидшипмена «Коллингвуда» все эти сложные соображения были не так важны, как мелкие проблемы, возникавшие в его повседневной жизни.

«В пятницу вечером, после того как лег спать, я выпал из своего гамака, не без чьей-то помощи. Я ударился левым глазом, – писал он отцу. – Глаз сильно распух, и вчера мне наложили повязку. Само глазное яблоко не пострадало и не очень меня беспокоит, но вокруг все сильно болит. Сегодня все намного лучше, но думаю, несколько дней у меня будет синяк».

Происшествие было из разряда тех, которые король, вспоминая свои первые дни на флоте, хорошо мог себе представить, поэтому он ответил сочувственно: «Жаль, что ты, не без чьей-то помощи, выпал из гамака и ушиб глаз. Наверняка это очень больно, но я рад, что у тебя нет никаких необратимых повреждений. Если бы у меня была возможность, я бы сделал с виновником то же самое».

«Коллингвуд» как часть Первой эскадры находился в порту Портланда, когда пришло известие об убийстве эрцгерцога Фердинанда, который за шесть месяцев до этого гостил у короля Георга в Виндзоре. На принца Альберта это произвело такое же незначительное впечатление, как и на большую часть англичан. Погода стояла ясная и жаркая, и возможность того, что это неприятное событие на Балканах будет иметь далеко идущие последствия, казалась бесконечно малой. Что имело непосредственную важность в течение следующих нескольких дней, так это то, что корабль отчалил из Брайтона и туда «после ланча в 2:30 дня прибыли 50 девушек из Родин-Скул[31]. Мы показали им корабль, и перед чаем были танцы».

Но для Уайтхолла выстрелы в Сараево прозвучали предупреждающей нотой, которая пробилась сквозь шум «отвратительного и вместе с тем трагического конфликта в Ирландии, угрожавшего разделить британскую нацию на два враждующих лагеря». К счастью, британский кабинет по инициативе мистера Черчилля решил не далее как прошлой осенью вместо обычных летних маневров провести пробную мобилизацию, и на практике этот процесс начался 15 июля 1914 года. Военно-морскому резерву – хотя официально он не подлежал мобилизации – было предложено вернуться на свои корабли, и свыше 20 000 резервистов рапортовали о прибытии в свои лагеря. В Спитхеде был назначен общий сбор военных кораблей, и 17–18 июля король Георг провел большой смотр военно-морского флота, проинспектировав корабли всех классов. Принц Альберт сопровождал своего отца на яхте «Виктория и Альберт» и вечером 18-го присутствовал на обеде с шестнадцатью адмиралами. Утром в воскресенье 19 июля эта огромная армада, куда входил и «Коллингвуд», вышла в море для демонстрации различных учений. Для прохождения флота перед королем потребовалось почти шесть часов. «Проходя мимо папы, стоявшего на королевской яхте, мы отдавали ему честь», – писал принц Альберт.

Требования службы не позволили принцу Альберту проститься с отцом и другими членами семьи, и он написал ему, сожалея об этом, но выражая надежду, что вскоре приедет в отпуск. 28 июля король ответил ему из Букингемского дворца:

«Дражайший Берти!

Большое тебе спасибо за письмо от 26-го. Мне тоже жаль, что я не мог сказать тебе слова прощания перед уходом с „Коллингвуда“ в прошлое воскресенье. Я прекрасно понимаю, что ты был занят. На яхте я тоже пропустил тебя, поскольку мы прибыли в гавань с опозданием и шел сильный дождь. От твоего капитана я слышал, что на время все отпуска отменяются из-за ситуации в Европе. Он спрашивал, как поступить с твоим отпуском, запланированным на пятницу. Я, конечно, ответил, что ты не можешь уйти в отпуск, пока ситуация не нормализуется. Уверен, что ты первый не хотел бы, чтобы с тобой обходились не так, как с другими. Но я надеюсь, что все уладится, что войны не будет и что вскоре ты сможешь приехать как-нибудь в пятницу. Ирландский вопрос стоит очень серьезно, положение критическое, особенно после того, что произошло в воскресенье в Дублине. По причине сложившейся политической ситуации мне пришлось отказаться от поездки в Гудвуд, куда я должен был ехать вчера, и я не сделал никаких распоряжений относительно воскресной поездки в Коуз. Я, конечно, буду расстроен, если ты не сможешь приехать. Я надеялся по меньшей мере четыре раза прокатиться на „Британии“ на следующей неделе. Гарри простудился и приедет домой завтра, а Георг в четверг. Погода у нас довольно холодная, и каждый день сильный ветер, совсем не то, что та теплая погода, что стояла до этого.

Мне очень жаль, что ты не сможешь приехать в пятницу, но надеюсь, мы очень скоро встретимся.

Мама шлет тебе любовь, наш дорогой мальчик.

Твой отец».

Увы, надежды на отпуск и мечты о Коузе не осуществились, и отцу не суждено было встретиться с сыном еще несколько долгих недель. Над Европой сгущались тучи. Когда король писал свое письмо (28 июля), Австрия уже объявляла войну Сербии. В тот же день прозорливый ум мистера Черчилля осознал необходимость отправки флота к месту его дислокации в военное время, и эскадрам был дан приказ выйти из Портланда с тем, чтобы с максимальной быстротой и секретностью собраться в гавани Скапа-Флоу. «Можно себе представить, как этот огромный флот, – писал Черчилль, – с его флотилиями и крейсерами медленно выходит из гавани Портланда эскадра за эскадрой, и все эти многочисленные огромные стальные крепости идут по подернутому дымкой сияющему морю, подобно гигантам, склонившимся в тревожной думе. Можно себе представить, как они в сумерках, а потом в абсолютной темноте идут на большой скорости по узким проливам, неся с собой в широкие воды Севера гарантии благополучия в важных делах».

Дневник принца Альберта за 29 июля дает более прозаическое описание миграции этого огромного флота, как она виделась глазами мидшипмена: «Мы вышли из Портленда в 7:00 и направились на запад и потом повернули на восток. До полудня мы находились в состоянии боевой тревоги, чтобы опробовать все морские телефоны. Перед ланчем капитан сообщил нам место дислокации в военное время, и в час дня мы приступили к выполнению действий, предписанных на время войны. Нас поделили на три группы: вахтенные, офицеры наведения и навигационная часть. После полудня я стоял на вахте один, поскольку был одним их трех вахтенных мидшипменов. После чая все подготовили к ночной обороне: все шлюпки подняли на палубу, а кабели и стальные тросы связали и сложили внизу. После обеда я продолжил вахту, мы пошли к месту дислокации для ночной обороны. Все четырехдюймовые орудия привели в состояние боевой готовности. В 12:00 мы прошли через проливы в Дувре. Потом я пошел спать».

По инициативе мистера Черчилля, когда время, отведенное для призыва резервистов, закончилось, флот не стали рассредоточивать. Вместо этого 1 августа в ответ на то, что Германия объявила войну России, он был переведен в состояние перманентной мобилизации. Через пять дней время неопределенности закончилось и старый мир раскололся.

«Я встал в 11:45 ночи и простоял на вахте до 4:00 утра, – писал принц Альберт. – В 2 часа ночи мы объявили войну Германии. В 4:00 я снова пошел спать до 7:15. Сэр Джон Джеллико принял командование у сэра Джорджа Каллагана. Я снова стоял на вахте до 4:00. Эсминцы захватили два немецких траулера. Папа прислал флоту замечательную телеграмму. Я приведу ее ниже:

„В этот тяжелый момент нашей национальной истории я шлю вам, а через вас [сэр Джон Джеллико] офицерам и матросам военно-морского флота, которыми вы поставлены командовать, мои уверения и убежденность в том, что под вашим руководством они воскресят славу Королевского военно-морского флота и снова докажут, что в час испытаний он является надежным щитом Британии и ее империи“».

В Лондоне, когда толпы, собравшиеся перед Букингемским дворцом, разошлись, король Георг написал в своем дневнике: «Боже, сделай так, чтобы это поскорее закончилось, и защити нашего дорогого Берти».

II

В рамках того непрерывного наблюдения и охраны британских берегов, которая теперь была возложена на Королевский военно-морской флот, «Коллингвуд» играл свою роль, и на орудийной башне «А» выполнял свои обязанности принц Альберт. Офицером, ответственным за эту башню, был лейтенант Кэмпбел Тейт, который во время последнего апрельского визита на корабль принца Уэльского подружился с обоими принцами. Несмотря на то что для принца Альберта из этого не следовало ни фаворитизма, ни поблажек при выполнении его обязанностей, это породило счастливое чувство товарищества, которое запомнилось принцу на всю жизнь. Теперь его жизнь состояла из долгих периодов монотонного напряжения в море, чередовавшихся с короткими урывками отпусков на берегу в шотландском городке Розит, который не мог похвастаться хорошими условиями для отдыха.

Вместе с тем он все отчетливей сознавал, что между ним и его отцом складываются отношения, наполненные теплотой и взаимопониманием, и это приносило принцу глубокое удовлетворение. «Когда всего три недели назад я виделся с тобой на носовой башне „Коллингвуда“, я совсем не думал, что мы будем воевать с Германией, – писал король. – Все произошло так внезапно… Всегда исполняй свой долг. Да благословит и защитить тебя Бог, мой дорогой мальчик, – вот самая искренняя молитва преданного тебе папы». И еще через несколько дней: «Можешь быть уверен, что я постоянно думаю о тебе».

Очень скоро оказалось, что тревога короля и королевы о здоровье их сына была не напрасной. Не успел принц Альберт привыкнуть к флотской рутине военного времени, как его поразило первое из целой серии желудочно-кишечных заболеваний, которые сильно осложнили его военную службу, причиняя жестокие страдания, как телесные, так и душевные.

«После ланча у меня была дневная вахта, – написал он в своем дневнике 23 августа, – потом я пошел в лазарет из-за сильной боли в желудке. Я едва мог дышать. Они наложили теплый компресс, и мне стало легче… Мне вкололи морфий в руку и в 8:00 вечера отправили в постель в каюте командующего. Я проспал всю ночь».

Через два дня принцу поставили диагноз – аппендицит, но он был не настолько болен, чтобы его нужно было отправлять в плавучий госпиталь на корабле «Рохилла», стоявшем возле Уика. Вскоре его посетил сэр Джеймс Рейд, выдающийся шотландский врач, многие годы лечивший королевскую семью, которому король поручил разобраться в ситуации. Сэр Джеймс подтвердил диагноз судового врача и согласился, что пациента следует переправить на берег как можно скорее. Однако он не был уверен, что принц готов к транспортировке.

В тот момент возникла новая проблема. Британская разведка сообщила, что германский Флот открытого моря[32], или по крайней мере его часть, собирается вторгнуться в Северное море, чего Гранд-Флит, конечно, ожидал с момента объявления войны и к чему он готовился в обстановке строгой секретности. Это повлекло за собой необходимость переправки на берег всех находившихся в корабельных лазаретах серьезно больных пациентов, которые не могли участвовать в военных действиях. Сэра Джеймса Рейда проинформировали, что «Рохилла» с этой целью вызвана на станцию Скапа-Флоу. Он сразу же решил, что останется со своим пациентом, пока юношу не доставят в Абердин.

В среду 26 августа, двигаясь в густом тумане по заминированным водам, где только что подорвались два местных траулера, «Рохилла» вышла из Уика под охраной эсминца. Пришла информация о том, что вблизи обнаружена вражеская подлодка, и минуло несколько тревожных часов, прежде чем к вечеру плавучий госпиталь благополучно присоединился к флоту. На следующее утро главнокомандующий и сэр Джеймс Рейд провели совещание, где, узнав, что к субботе принц Альберт будет готов к отправке на берег, сэр Джон Джеллико согласился послать «Рохиллу» прямо в Абердин следующим вечером (в пятницу 28 августа), при условии что она не потребуется для перевозки раненых в результате «определенных операций», которые могут быть неизбежны. Из соображений безопасности он не мог сказать больше, но в тот же день после полудня с плавучего госпиталя было видно, как часть кораблей Гранд-Флита под командованием сэра Джона Джеллико на «Айрон Дьюке» ушла в туман. Они встретили врага и в битве в Гельголандской бухте одержали свою первую морскую победу в этой войне, потопив три немецких крейсера и два эсминца.

Главнокомандующий сдержал слово. «Рохилла» получила приказ немедленно идти в Абердин, и к вечеру субботы 29 августа принца Альберта благополучно разместили в больнице «Нозерн Нёрсинг Хоум». Здесь ему сняли острый приступ и подготовили к операции. Операция была проведена 9 сентября профессором Джоном Марнохом из университета Абердина в присутствии сэра Джеймса Рейда и сэра Александра Огстона. «Принц вел себя безукоризненно, не выказав ни признаков страха, ни нервозности», – написал королю сэр Джеймс тем же вечером, объявив, что операция прошла успешно. Очевидно, что принц Альберт скрывал свои эмоции, поскольку позднее он признавался отцу: «Он [профессор Марнох] действительно очень приятный человек. Человек намного лучше узнает хирурга после операции. Сначала я его боялся, но это быстро прошло».

Несмотря на то что принц Альберт, естественно, был очень разочарован, что пропустил первую операцию флота в этой войне, он показал себя прекрасным пациентом, с благодарностью воспринимавшим все, что для него делали, и внимательным ко всем, кто за ним ухаживал. Еще ему хотелось успокоить своих родителей:

«Я боюсь, вас немного напугало известие о том, что я болен. Мне гораздо лучше, и я чувствую себя хорошо. Вчера приезжал сэр Джеймс Рейд, чтобы осмотреть меня. Все ко мне очень добры, и мне здесь очень удобно. Вам наверняка очень жаль, что вы не сможете, как обычно, поехать в этом году в Шотландию. Вы наверняка устали от всех этих тягот: у вас так много работы, приходится встречаться с таким множеством людей, и не остается времени для отдыха…

С любовью, дорогие папа, мама и Мэри, мысленно всегда с вами, преданный вам сын

Берти».

Неизбежное одиночество в «Нёрсинг Хоум» дважды нарушили визитеры. Первыми были принц Уэльский и мистер Хенселл. «В 11:00 сюда приехали Дэвид и Майдер навестить меня. Оба сказали, что я выгляжу хорошо». Вторыми были принцесса Мария и мадемуазель Дюссо. Тем не менее 4 октября он с радостью покинул Абердин и поехал к родителям в Лондон. Его окончательное выздоровление, в ходе которого он мигрировал между Букингемским дворцом и Йорк-Коттеджем, прошло без происшествий. Ему не терпелось вернуться на «Коллингвуд» к друзьям, которым он писал с легкой завистью, в полной уверенности ожидая, что по окончании отпуска по болезни сможет присоединиться к ним на корабле. Однако возобновившиеся приступы боли поставили крест на этих надеждах, и принц был обречен на очередной период бездействия.

Принц чувствовал себя глубоко подавленным. Лишенный общества сверстников и близких флотских друзей, он, как любой молодой человек в военное время, страдал от острого ощущения, что не может внести свою лепту в общее дело. Это было время тяжелых потерь для Англии. Цвет нации погибал на полях Франции и Фландрии, под Ипром и в Ла-Басе. Среди погибших было много друзей принца Альберта, а он мог разве что присутствовать на их поминальных службах в Лондоне. Льюис Крейг, служивший в Королевской военно-морской дивизии, попал в плен под Антверпеном. Принц Уэльский отбыл в штаб-квартиру Британских экспедиционных сил, где занял должность адъютанта главнокомандующего, сэра Джона Френча. Младшие братья жили в школе. Король был поглощен многочисленными обязанностями монарха в военное время, у королевы тоже не оставалось ни одной свободной минуты. А принц Альберт тем временем был обречен в компании своей сестры курсировать между Сендрингемом и Лондоном, посвящая свое время чтению книг, верховой езде и охоте, радуясь самым незначительным происшествиям из тех, которые могли произойти.