bannerbanner
Где кончается ночь
Где кончается ночь

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 7

«Извини, я дурак. Но я всё равно рядом.»

Я злилась на себя.

На него.

На суп, который всё ещё пах по-домашнему.

На Вонючку, которая вечно смотрела, будто знала, что я вру.

И всё равно…

читала.

Ждала.

Молчала.

Потому что если скажу —

значит, снова открою дверь.

А я не была уверена, что в этот раз выживу.

И вот он появился.

Конечно – под закрытие.

Как всегда.

Видимо, приходить не вовремя —

его личная фишка.

Он, как комета: не по расписанию, но всегда в момент,

когда ты почти отпустила.

Я стояла за стойкой, вытирала чашку.

Мозг автоматически сортировал заказы,

а сердце – уже не слушалось.

Он вошёл спокойно.

Как будто у нас не было ни поцелуя,

ни молчания,

ни этих семи дней тишины,

в которой каждый вечер я ловила себя на «а вдруг».

Я не подняла голову сразу.

Сделала вид, что занята.

Что мне плевать.

Что его присутствие не делает воздух гуще и теплее одновременно.

Но организм – предатель.

Плечи выпрямились.

Дыхание сбилось.

А внутри что-то сжалось – будто я снова шестнадцатилетняя,

и он – парень из старшего класса, который посмотрел в мою сторону.

– Привет, куколка, – голос у него был бархатный, хриплый, такой голос обычно оставляют на потом. На десерт. И именно поэтому он сразу ударил в сердце. Без предупреждения.

– Привет, – сухо ответила я, бросая взгляд на часы. Ещё десять минут до конца смены.

– Почему не отвечаешь мне?

– Не хочу доставлять тебе проблем.

– Я не против таких проблем. Он сказал это так просто, будто речь шла о погоде. – Сходи со мной на свидание, а там решишь, нужно ли тебе всё это.

– Я подумаю. Напишу тебе.

Я принесла ему заказ.

Обычный – как в те дни, когда всё было ещё просто.

До поцелуев. До молчания. До ожиданий, в которых я себе не признавалась.

Кафе гудело.

Пятница всё-таки.

Постоянные клиенты.

Смех, вспышки телефонов, звон бокалов,

пицца летит из кухни,

салфетки падают на пол,

кто-то просит ещё бокал вина, кто-то – счёт.

Жизнь вокруг кипела.

А я – работала.

Отвлекалась.

Делала всё, чтобы не думать.

Чтобы тело двигалось автоматически.

Чтобы не останавливаться даже на секунду.

Я смеялась с клиентами.

Благодарила за чаевые.

Подпевала радио в нос.

Я делала вид, что всё в порядке.

Что у меня нет горячего узла в животе,

пока он сидит за своим столиком

и не сводит с меня глаз.

Я чувствовала это кожей.

Плечами.

Спиной.

Как будто взгляд был осязаемым.

Не тяжёлым – нет.

Скорее – внимательным.

Точно вырезанным.

Словно он пытался выучить мои движения наизусть.

И каждый раз, когда я проходила мимо,

он не говорил ни слова.

Просто смотрел.

А я…

притворялась, что не замечаю.

Хотя внутри всё сжималось.

Не от страха.

От того, как сильно я хотела,

чтобы он встал.

Сказал.

Прикоснулся.

Что угодно —

только не молчал.

Но он сидел.

И смотрел.

И этого было – слишком.

Но стоило мне остановиться у другого стола – он сразу:

– Кто это? Ты с ним встречаешься?

– Ты же не мой парень.

– Пока нет, – спокойно бросил он, откидываясь в кресле. – Но я наблюдаю.

– Куколка, – снова это слово, – я подвезу тебя домой.

– Спасибо, не нужно.

– Это не предложение. Это уже готовое решение.

Я закатила глаза.

– Почему ты такой противный?

– Потому что добиваюсь того, что меня цепляет.

Ну и всё. Поболтали. Когда все ушли, ресторан был закрыт. И да – ключ у него был. Кто он вообще такой?

Он подошёл ко мне, убрал прядь со лба. Пальцы были тёплые, чуть шершавые.

– Пошли.

Я кивнула. Он не спросил адрес. Просто завёл мотор и поехал. Маньяк, серьёзно.

Мы ехали молча. Пять минут. Десять. Только ветер в окно.

Потом он заговорил первым:

– Ты так и не ответила про свидание.

– Я ещё думаю.

– Думай быстрее, – он усмехнулся. – Я так никого не добивался. Обычно все сразу идут.

– Я не все.

– Знаю. – Его голос стал ниже. – Именно поэтому мне чертовски интересно, что будет дальше.

Габриэль включил музыку. Испанская баллада – тёплая, как вечер в Гаване, и немного грустная. Он отбивал такт пальцами по рулю, покачивался в такт, напевал вполголоса, нараспев, будто слова были ему родными. И улыбался. Не для кого-то. Просто себе. Тихо. Почти ребенок.

И в какой-то момент мне показалось: передо мной не клиент с пистолетом под полотенцем. Не человек из темноты, вечно готовый уехать, исчезнуть, выстрелить. А просто парень. Молодой мужчина, у которого на душе, может быть, впервые за долгое время стало немного тише.

Я смотрела на него и вдруг заметила, как много уже успела в нём запомнить. Неосознанно. Почти жадно.

Его татуировки – сливающиеся с кожей так, будто были там с рождения. Они не казались вызывающими – скорее, личными. Как следы. Как клейма, но не позора, а опыта.

Щетина – едва заметная, но придающая лицу резкость. Кудрявые волосы – беспорядочные, как будто он только что снял шлем, и не подумал о том, как выглядит. Именно в этом и было что-то трогательное – он не старался казаться. Он просто был.

Карие глаза. С золотыми искрами. Тёплые. Уставшие. Как у человека, который многое видел, но всё ещё хочет верить, что впереди будет свет.

Длинные ресницы. Такие бывают у мальчиков в старших классах, которым ты завидуешь и тихо влюбляешься, не признаваясь никому.

Запах. Его духи. Лес. Специи. Что-то пряное, тёплое, сильное. Но в то же время – домашнее. Как будто он пах местом, куда можно вернуться. Даже если раньше ты не знала, что у тебя есть дом.

И в этот момент я поняла: я не боюсь. Я дышу. И мне – хорошо. Без вопросов. Без страхов. Просто хорошо. Рядом с ним.

Что он делает с моими мыслями?

Я отвлеклась только тогда, когда мы остановились. Он выскочил первым, обошёл машину, открыл дверь с моей стороны. Когда я вышла, оказалось, что между мной и дверью – только он.

Он навис надо мной. Тепло его тела – почти осязаемое. Взгляд – твёрдый, но с какой-то неожиданной уязвимостью. Он посмотрел прямо в глаза и тихо сказал:

– Куколка… согласись на свидание. Я прошу тебя.

– Ты правда думаешь, что это хорошая идея?

– Да. И я докажу тебе это.

Он потянулся ко мне и поцеловал.

Этот поцелуй был другим. Не таким, как раньше – дерзким, искромётным, на грани между игрой и вызовом. Сейчас в нём не было спешки. Он не торопился взять – он словно просил разрешения. Как будто искал внутри меня что-то важное, что-то утерянное. И, кажется… находил.

Его губы были тёплыми, уверенными, но мягкими. Поцелуй углублялся медленно, как будто он смаковал каждую секунду, каждую дрожь, каждое неуверенное движение с моей стороны. Как будто я – целый язык, и он учился произносить меня с нуля.

Его руки скользнули по моей талии – неспешно, горячо, будто заучивали изгибы. Пальцы прошлись по спине, по рёбрам, замирая чуть дольше, чем нужно. Он притянул меня ближе. Слишком близко. Словно боялся, что, если отпустит – исчезну.

Я сдалась. Не потому, что он завоевал. А потому что мне больше не хотелось сопротивляться. Я обняла его в ответ – медленно, с полной отдачей, с тем самым движением, в котором больше, чем в тысяче слов: я здесь. с тобой. вся.

Он тихо зарычал. Глухо. Грудью. Как дикий зверь, которому наконец-то позволили прикоснуться. Как мужчина, который слишком долго ждал, чтобы прижаться лбом к чужому плечу и выдохнуть: наконец-то ты моя.

И в этот момент между нами не было больше мира. Никаких опасностей. Никаких прошлых жизней.

Только этот воздух. Этот жар. Эта дрожь под кожей.

И поцелуй – долгий, голодный, живой. Как обещание. Как клятва. Как начало.

– Чёрт, куколка… соглашайся. Я так не могу. Он поцеловал снова – глубже, увереннее.

– Хорошо, – прошептала я, задыхаясь, – но только одно свидание.

– Ура, – он почти прошептал в мои губы, и снова поцеловал. Я почувствовала, как его тело напряглось, прижалось плотнее. Эрекция. У него всегда так? Или это только я так на него влияю?

Он проводил меня до двери. Молча. Держал за руку. А потом обнял. Не страстно. Не жадно. А как будто… домой пришёл.

– Я приеду за тобой завтра. У тебя выходной, да?

– Да… – всё, что смогла выдавить из себя.

Он поцеловал снова.

На этот раз быстро.

Но чётко.

Без колебаний.

Как будто хотел оставить след.

Не на губах —

на памяти.

И мои ноги…

Подкошенные – это ещё мягко сказано.

Они будто стали ватой.

И в груди – не сердце, а что-то звенящее,

как ложка в пустой чашке.

Я зашла в подъезд.

Закрыла за собой дверь.

Повернулась к ней спиной.

И просто…

съехала вниз.

По холодной стене.

В лёгком пальто. В этих дурацких кроссовках.

С волосами, впитавшими весь вечерний смог.

Я сидела.

На полу.

Одна.

В абсолютной тишине.

Смотрела в пустоту.

И чувствовала, как всё внутри

дрожит.

Пульсирует.

Бьётся о рёбра – не от страха,

а от чего-то большего.

Что это было?

Кто он вообще такой?

Почему каждое его прикосновение

звучит как музыка,

а каждое молчание – как приговор?

Я не влюблялась.

Я просто…

проваливалась.

Без страховки.

Без плана.

И уже не знала —

молиться об ответе

или умолять себя не ждать его.

Азалии не было – она где-то тусила с очередной шишкой. И я осталась наедине с собой. С пульсирующими губами. С вопросом в голове: Как Габриэль так легко ворвался в мой мир? И почему от этого… не хочется, чтобы он уходил?

Я долго ворочалась и никак не могла уснуть.

Одеяло душило. Подушка казалась слишком мягкой, потом – слишком жёсткой.

Тело уставшее, но внутри – тревожный электрический гул.

Сначала думала о поцелуях.

О его дыхании.

О том, как он смотрел.

О том, как я…

не отпрянула.

Потом – о свидании.

Даже само это слово звучало неловко.

Как что-то не из моей жизни.

Но оно было. Назначенное. Настоящее. С ним.

Потом снова – о поцелуях.

И о том, что надеть.

Мой гардероб не из разряда «вау».

Скорее: выживи как можешь и выгляди достойно.

Я перебрала почти всё.

Юбка – нет, слишком не я.

Платье – слишком «я старалась».

Кофта с сердечками – выкинуть к чёрту, не сегодня.

В итоге —

любимая рубашка.

Джинсы, которые сидят, как надо.

Волосы – распущенные, немного волной.

Стрелки – тонкие, дрожащей рукой.

Губы – в нюде с блеском, будто я не старалась (но старалась).

На ногах – старые проверенные найки.

Потёртые, но верные.

Такие же, как я.

Я посмотрела в зеркало.

Вроде ничего.

Вроде не выгляжу как девочка, впервые попавшая в большой мир.

Хотя внутри всё кричало:

"Ты боишься.

Ты ждёшь.

Ты уже выбрала."

Но я сделала вдох.

И вышла.

Словно просто иду на кофе.

Словно это не первый раз, когда сердце так шумно дышит в горле.

Габриэль написал: «Выходи.»

Он снова приехал на своём чёрном, немного потёртом, но всё равно очень наглом Range Rover. Вышел из машины, и в руках у него был… букет.

Нет, не просто букет. Целое поле тюльпанов. Мои любимые.

– Это тебе, куколка, – сказал он и поцеловал меня в щёку. Я покраснела. Сильно. Наверное, там было штук сто. Я растерялась, но взяла.

Мы ехали в центр Лондона, я крутила в руках лепестки и думала, что мои джинсы, может, и классные, но явно не тянут на уровень свидания с тюльпанами и мужчиной, который выглядит как обложка журнала. Подъехали к ресторану. Очень дорогому, как я поняла по видам на Биг-Бен, приглушенному свету и женщинам в шёлковых платьях. Я – в найках. Отлично.

Габриэль открыл дверь, подал мне руку. Я неуклюже зацепилась ногой за порог… …и рухнула ему прямо в объятия.

Он поймал меня мягко, даже крепко. И прошептал:

– Куколка, не нервничай. Я сам переживаю. Я кивнула. Он держал меня крепко, пока я снова не почувствовала землю под ногами.

Нас проводили к столику. Хостес чуть не растаяла под взглядом Габи, и, кажется, уже рисовала свою фамилию рядом с его. Мне стало не по себе. Даже в его мире у него есть «фанатки».

Габриэль сел не напротив – а рядом. Так близко, что между нами оставался только воздух.

Он был в тёмных брюках, белой рубашке, жилетке. Безупречно. Сексуально. Чёрт возьми.

Подошёл официант. Они заговорили на испанском. Я ничего не поняла, но звучало это как музыка.

– Я заказал нам еду. Здесь есть фирменные блюда – тебе точно понравится.

– Хорошо, – прошептала я и уставилась в тарелку, потому что в глаза ему смотреть было просто невозможно. Он взял меня за подбородок, мягко повернул лицо к себе:

– Малышка, не волнуйся. Это просто свидание. Первое. Что будет – то будет. Но я счастлив, что ты здесь. Со мной.

И вдруг обнял. Просто. Искренне. И я расслабилась. Все зажимы, тревога, мысли – испарились.

Еда оказалась вкуснейшей. Мы смеялись. Он шутил, я цвела. Белое вино, маленькие тортики на десерт – вечер был идеальным. А потом…

Мы просто встали – и ушли.

– Подожди. А оплата ужина? – Не переживай. Мне пришлют счёт. – Да кто ты вообще? – Я расскажу. У себя дома. По кофе?

– Хорошо… Только предупреждаю: если всё закончится сексом, мы оба окончательно сломаемся. Я, конечно, подготовилась – и бельё выбрала, и ноги побрила – но я не уверена, что эмоционально мы к этому готовы. Он засмеялся. Так заразительно, что я сама улыбнулась.

– Ты невероятная, куколка. И знаешь что? Я подожду. Ради тебя – сколько угодно.

Габриэль ехал быстро. Слишком быстро. Мне казалось, что мы не на машине, а на ракете – неслись сквозь город, как будто спешили к какому-то заранее запланированному моменту, который нельзя было упустить. И вот мы остановились. Дом. Он выскочил первым, открыл мне дверь, подал руку. Я даже не успела сообразить, как мы оказались внутри.

Глухой стук двери. Мгновенно – его тело напротив моего. Он прижал меня к дереву.

– Ты не поверишь… – прошептал он, прижимаясь ближе, – какая ты сексуальная в этой рубашке. Я так хочу её снять.

Я чуть не потеряла дар речи. Соберись, Люси.

– Кофе… Ты обещал кофе.

Он прикусил губу, улыбнулся и отступил на шаг. – Да, куколка. Я помню.

Я прошла вглубь квартиры и уселась на высокий табурет у барной стойки. К нам тут же подбежала Вонючка – бультерьер с характером. Она виляла хвостом, встала лапами на мои колени. Я обняла её, и она радостно облизала мне лицо.

– Вот проказница, – фыркнул Габриэль, снимая рубашку. – Это я хотел сделать.

Он повесил рубашку на спинку моего стула и остался в одних штанах. У него было идеально поджарое тело – с каждой мышцей, будто выточенной. Но всё это он носил небрежно, как будто даже не знал, насколько он красив.

Он ходил по кухне, прикасаясь ко мне – то мимоходом к талии, то к щеке, то поправляя прядь волос. Каждое прикосновение – как взрыв током. У меня мурашки бегали по всему телу. Что со мной происходит?

Он варил кофе в турке, напевая себе под нос что-то испанское. Его голос был низким, слегка хриплым. Он играл мускулами, наклонялся, доставал чашки. Я сидела и пялилась на его спину. И не только на спину.

Вонючка тихо урчала у меня на коленях и косилась на своего хозяина. – Вот мы с тобой и попались, – прошептала я ей.

– Ты по уши, и я по уши.

Габриэль налил кофе. Подал мне чашку. Улыбка у него была довольная, как у повара, который знает: его блюдо – шедевр.

– Итак, – торжественно начал он. – Здесь нет сливок. Первый глоток – самый важный. Здесь нет сахара – он портит вкус. И здесь нет десерта. Потому что жизнь, куколка, не всегда сладкая. Но если вслушаться – можно уловить нотки настоящего. Вкуси момент.

Я взяла чашку. Пахло сильно, обволакивающе. Глоток. Горько. Потом – насыщенно. Потом… мягко. Потом – странно сладко, но без сахара. Как будто какао, цветы, немного дыма… и что-то ещё. Что-то, чего я не могла объяснить.

– Ты всегда так серьезно относишься к кофе?

– Я всегда серьёзно отношусь к удовольствию, – сказал он, и его голос был низким, насыщенным, как тёмный ром на льду. Он снова дотронулся до моей щеки – нежно, почти благоговейно. Пальцы горячие, сильные, но прикосновение – будто у кого-то, кто боится распугать.

– Особенно если оно сидит напротив… в рубашке… и с Вонючкой на руках.

Я застыла. В груди что-то дрогнуло. Сначала как лёгкий толчок изнутри. А потом – волной накрыло.

Он не смотрел на меня как на трофей. Не сканировал, не разглядывал – смотрел, как будто уже знал, что внутри, и всё равно хотел остаться.

Я почувствовала, как щёки начинают гореть. Не от смущения – от желания быть… важной. Для него. Сейчас. Здесь.

Рубашка, которую я надела наспех, вдруг стала ощущаться особенно – ткань на коже, как напоминание, что я живая. А Вонючка, свернувшись у меня на коленях, вдруг заурчала во сне, будто подтверждая: всё правильно. Мы здесь. Мы вместе.

И ещё – я поймала себя на мысли, что мне хочется, чтобы его рука осталась на моей щеке. Долго. Может быть, навсегда.

И я выдохнула. Тихо. Чтобы он не услышал, как громко бьётся моё сердце.

Я сделала ещё один глоток. А потом – подняла взгляд. Он смотрел на меня, как будто во мне был ответ на вопрос, который он искал всю жизнь. И мне стало страшно… и одновременно тепло. Как от крепкого кофе в холодное утро.

– Ты что-то добавил туда? – спросила я, отпивая кофе.

– Да, – он наклонился ко мне и прошептал: – Щепотку страсти. Щепотку любви. И себя.

– Звучит не очень… но очень вкусно. Спасибо, – усмехнулась я, отводя взгляд.

– Не за что, куколка. Посмотрим фильм?

– Давай.

Он встал и протянул мне руку. Движение было простым, почти обыденным – но в нём не было ни грамма пошлости. Только тепло. Человеческое. Почти невинное. Как будто он просто знал: сейчас мне это нужно. И мне действительно было нужно. Кто-то, кто не тащит за собой ни требований, ни ожиданий. Только – присутствие.

Я вложила ладонь в его – осторожно, с внутренним замиранием. Его пальцы сомкнулись крепко, но не сжали. Он не тянул – просто держал. Как будто я могла уйти в любой момент, и он это примет. Но пока я рядом – он будет рядом тоже.

Мы уселись на диван. Он подвинулся ближе и легко обнял меня за плечи, его рука легла за спину, чуть согнулась, будто создавая пространство – не клетку, а укрытие.

Вонючка свернулась клубком у его ног, посапывала, время от времени подрагивая лапами, будто ей снился бег по полю или погоня за птицами. Он наклонился и тихо провёл рукой по её голове. Так бережно, что я едва удержалась от того, чтобы не зарыдать.

Он включил какой-то случайный фильм. Что-то о любви или о потере, или и о том, и о другом. Я не запомнила ни названия, ни сюжета. Потому что уже через десять минут я не смотрела. Я смотрела на него.

На то, как он внимательно следил за экраном. Как прикусывал губу, когда что-то в кадре вызывало эмоцию. Как двигалась его грудь при дыхании – ровно, глубоко, спокойно. Как он слегка морщил лоб, если не понимал реплику. И как его рука то и дело чуть сильнее прижимала меня к себе, будто проверяя: я всё ещё рядом?

И в какой-то момент я поймала себя на том, что больше не жду беды. Не просчитываю шаги, не напрягаю плечи в ожидании боли. Я просто была. Рядом с ним. Тихо. Тепло. Легко.

И впервые за долгое-долгое время я почувствовала не возбуждение, не страх, не напряжение.

Я почувствовала абсолютный покой. Такой, в котором можно жить. Дышать. И – может быть – остаться.

Я чувствовала, как он рядом – телом, дыханием, каждой клеткой. Мы будто растворялись в тишине этой комнаты, в мерцании экрана, в ритме чужой истории, которая теперь уже не имела никакого значения. Моя голова легла ему на плечо. Он провёл пальцами по моим волосам – медленно, почти машинально. Но в этом движении было всё.

И вдруг его рука замерла. Я почувствовала, как он затаил дыхание. И как мышцы под моей щекой напряглись – будто он борется с чем-то внутри.

– Я так больше не могу, – выдохнул он вдруг. Голос был глухим, с хрипотцой, сдержанный, но надломленный. Он отвернулся на секунду, будто хотел взять себя в руки, но потом резко повернулся ко мне.

– Прости, куколка, – сказал он.

И в следующую секунду его губы накрыли мои. Он опустил меня на спину – не грубо, но решительно. Как будто держался слишком долго. Как будто всё внутри сорвалось с цепи. И, наконец, случилось то, к чему мы шли с самого первого взгляда.

Он оказался между моих ног – и в этот момент весь воздух вышел из моих лёгких, словно всё, что я до этого сдерживала, наконец вырвалось наружу. Желание. Голод. Вся та дрожащая, живая, ранимая часть меня, которой я так долго не позволяла быть.

Он начал целовать меня.

Глубоко.

Голодно.

Так, будто держал себя с самой первой секунды, как только увидел.

Будто каждое его «ещё рано»,

каждое «только не сейчас»

внутри него сгорело к чёртовой матери.

И осталась только одна правда —

я тебе нужна.

Не для игры.

Не для победы.

А как воздух. Как вода. Как способ остаться в живых.

Мои руки сами нашли его спину.

Пальцы вцепились в футболку,

а потом – в кожу.

Будто пытались доказать, что это не сон.

Что он – здесь.

Реальный.

Живой.

Мой.

Я стонала.

Тихо.

Прерывисто.

Как будто с каждым его движением выходило что-то запретное,

глубокое, удерживаемое месяцами.

Он рычал в ответ.

Глухо.

Как зверь, который слишком долго ждал,

чтобы снова почувствовать вкус.

Его ладони скользили по моей спине —

с жадностью и благоговением одновременно.

Будто он боялся разрушить,

но ещё сильнее – боялся не дотронуться.

Каждое прикосновение было как признание.

Без слов.

Без театра.

Просто: «я здесь.

И я горю.»

Наши тела притягивались с силой,

которой невозможно было сопротивляться.

Это не было просто страстью.

Это было – отпечатком.

Следом.

Как будто мы впечатывались друг в друга.

Навсегда.

Моя рубашка полетела на пол.

Он снял её аккуратно,

но с одержимостью.

Как будто ткань мешала ему почувствовать меня полностью.

Как будто каждая пуговица была преградой,

а он – не мог больше ждать.

Штаны он стянул в одно точное движение,

ловко, быстро, будто делал это сто раз,

но при этом —

каждое касание было новым.

Нежным и жадным одновременно.

Как у того, кто нашёл воду посреди пустыни

и не верит, что она настоящая.

Я не думала.

Вообще.

Я была телом.

Кожей.

Жаром.

Открытым нервом,

который дрожал в его ладонях и тянулся ближе.

Мои пальцы скользнули по его ключицам.

По спине.

Я чувствовала, как он горит.

Не внешне – внутри.

И я тонула в этом пламени.

Стоны.

Вздохи.

Сбивчивое дыхание.

Ни одно слово не могло бы описать,

как мы сливались.

Без обещаний. Без страхов.

Только ощущение: вот, наконец.

Но вдруг…

он замер.

Всё тело напряглось.

Резко.

Будто его окликнули изнутри.

Дыхание сбилось.

Но не продолжилось.

Не углубилось.

Оно просто… оборвалось.

Он отпрянул.

Не сильно – на полшага.

Но этого хватило, чтобы между нами

появился холод.

Я почувствовала, как на его плечах

вдруг – тяжесть.

Словно что-то вернулось.

Какой-то призрак.

Какой-то голос.

Как будто он снова был не здесь.

Не со мной.

Только со своей болью.

С чем-то, что я не могла потрогать.

Но могла… почувствовать.

Я не спросила.

Просто смотрела.

И ждала.

Потому что знала —

сейчас он сражается.

Не со мной.

С собой.

Но вдруг… он замер. Всё тело напряглось. Дыхание сбилось, но не продолжилось.

Он прижался лбом к моей шее. Его рука сжала простыню рядом, будто он боролся с собой.

– Габи?.. – прошептала я.

Он не ответил сразу. Просто лежал. Дышал. Как будто на грани.

И тогда я поняла: что-то внутри него всё ещё боится. Не меня. Себя.

– Прости. – Его голос был хриплым. – Я не так хотел наш первый раз. Меня разрывает рядом с тобой. Я… Я встал и отошёл. Засел в кресле. Закурил.

Я осталась лежать на диване.

В нижнем белье.

В тишине.

Он стоял в паре шагов.

Не двигаясь.

Не дыша, кажется.

На страницу:
4 из 7