
Полная версия
Где кончается ночь
«Извини, я дурак. Но я всё равно рядом.»
Я злилась на себя.
На него.
На суп, который всё ещё пах по-домашнему.
На Вонючку, которая вечно смотрела, будто знала, что я вру.
И всё равно…
читала.
Ждала.
Молчала.
Потому что если скажу —
значит, снова открою дверь.
А я не была уверена, что в этот раз выживу.
И вот он появился.
Конечно – под закрытие.
Как всегда.
Видимо, приходить не вовремя —
его личная фишка.
Он, как комета: не по расписанию, но всегда в момент,
когда ты почти отпустила.
Я стояла за стойкой, вытирала чашку.
Мозг автоматически сортировал заказы,
а сердце – уже не слушалось.
Он вошёл спокойно.
Как будто у нас не было ни поцелуя,
ни молчания,
ни этих семи дней тишины,
в которой каждый вечер я ловила себя на «а вдруг».
Я не подняла голову сразу.
Сделала вид, что занята.
Что мне плевать.
Что его присутствие не делает воздух гуще и теплее одновременно.
Но организм – предатель.
Плечи выпрямились.
Дыхание сбилось.
А внутри что-то сжалось – будто я снова шестнадцатилетняя,
и он – парень из старшего класса, который посмотрел в мою сторону.
– Привет, куколка, – голос у него был бархатный, хриплый, такой голос обычно оставляют на потом. На десерт. И именно поэтому он сразу ударил в сердце. Без предупреждения.
– Привет, – сухо ответила я, бросая взгляд на часы. Ещё десять минут до конца смены.
– Почему не отвечаешь мне?
– Не хочу доставлять тебе проблем.
– Я не против таких проблем. Он сказал это так просто, будто речь шла о погоде. – Сходи со мной на свидание, а там решишь, нужно ли тебе всё это.
– Я подумаю. Напишу тебе.
Я принесла ему заказ.
Обычный – как в те дни, когда всё было ещё просто.
До поцелуев. До молчания. До ожиданий, в которых я себе не признавалась.
Кафе гудело.
Пятница всё-таки.
Постоянные клиенты.
Смех, вспышки телефонов, звон бокалов,
пицца летит из кухни,
салфетки падают на пол,
кто-то просит ещё бокал вина, кто-то – счёт.
Жизнь вокруг кипела.
А я – работала.
Отвлекалась.
Делала всё, чтобы не думать.
Чтобы тело двигалось автоматически.
Чтобы не останавливаться даже на секунду.
Я смеялась с клиентами.
Благодарила за чаевые.
Подпевала радио в нос.
Я делала вид, что всё в порядке.
Что у меня нет горячего узла в животе,
пока он сидит за своим столиком
и не сводит с меня глаз.
Я чувствовала это кожей.
Плечами.
Спиной.
Как будто взгляд был осязаемым.
Не тяжёлым – нет.
Скорее – внимательным.
Точно вырезанным.
Словно он пытался выучить мои движения наизусть.
И каждый раз, когда я проходила мимо,
он не говорил ни слова.
Просто смотрел.
А я…
притворялась, что не замечаю.
Хотя внутри всё сжималось.
Не от страха.
От того, как сильно я хотела,
чтобы он встал.
Сказал.
Прикоснулся.
Что угодно —
только не молчал.
Но он сидел.
И смотрел.
И этого было – слишком.
Но стоило мне остановиться у другого стола – он сразу:
– Кто это? Ты с ним встречаешься?
– Ты же не мой парень.
– Пока нет, – спокойно бросил он, откидываясь в кресле. – Но я наблюдаю.
– Куколка, – снова это слово, – я подвезу тебя домой.
– Спасибо, не нужно.
– Это не предложение. Это уже готовое решение.
Я закатила глаза.
– Почему ты такой противный?
– Потому что добиваюсь того, что меня цепляет.
Ну и всё. Поболтали. Когда все ушли, ресторан был закрыт. И да – ключ у него был. Кто он вообще такой?
Он подошёл ко мне, убрал прядь со лба. Пальцы были тёплые, чуть шершавые.
– Пошли.
Я кивнула. Он не спросил адрес. Просто завёл мотор и поехал. Маньяк, серьёзно.
Мы ехали молча. Пять минут. Десять. Только ветер в окно.
Потом он заговорил первым:
– Ты так и не ответила про свидание.
– Я ещё думаю.
– Думай быстрее, – он усмехнулся. – Я так никого не добивался. Обычно все сразу идут.
– Я не все.
– Знаю. – Его голос стал ниже. – Именно поэтому мне чертовски интересно, что будет дальше.
Габриэль включил музыку. Испанская баллада – тёплая, как вечер в Гаване, и немного грустная. Он отбивал такт пальцами по рулю, покачивался в такт, напевал вполголоса, нараспев, будто слова были ему родными. И улыбался. Не для кого-то. Просто себе. Тихо. Почти ребенок.
И в какой-то момент мне показалось: передо мной не клиент с пистолетом под полотенцем. Не человек из темноты, вечно готовый уехать, исчезнуть, выстрелить. А просто парень. Молодой мужчина, у которого на душе, может быть, впервые за долгое время стало немного тише.
Я смотрела на него и вдруг заметила, как много уже успела в нём запомнить. Неосознанно. Почти жадно.
Его татуировки – сливающиеся с кожей так, будто были там с рождения. Они не казались вызывающими – скорее, личными. Как следы. Как клейма, но не позора, а опыта.
Щетина – едва заметная, но придающая лицу резкость. Кудрявые волосы – беспорядочные, как будто он только что снял шлем, и не подумал о том, как выглядит. Именно в этом и было что-то трогательное – он не старался казаться. Он просто был.
Карие глаза. С золотыми искрами. Тёплые. Уставшие. Как у человека, который многое видел, но всё ещё хочет верить, что впереди будет свет.
Длинные ресницы. Такие бывают у мальчиков в старших классах, которым ты завидуешь и тихо влюбляешься, не признаваясь никому.
Запах. Его духи. Лес. Специи. Что-то пряное, тёплое, сильное. Но в то же время – домашнее. Как будто он пах местом, куда можно вернуться. Даже если раньше ты не знала, что у тебя есть дом.
И в этот момент я поняла: я не боюсь. Я дышу. И мне – хорошо. Без вопросов. Без страхов. Просто хорошо. Рядом с ним.
Что он делает с моими мыслями?
Я отвлеклась только тогда, когда мы остановились. Он выскочил первым, обошёл машину, открыл дверь с моей стороны. Когда я вышла, оказалось, что между мной и дверью – только он.
Он навис надо мной. Тепло его тела – почти осязаемое. Взгляд – твёрдый, но с какой-то неожиданной уязвимостью. Он посмотрел прямо в глаза и тихо сказал:
– Куколка… согласись на свидание. Я прошу тебя.
– Ты правда думаешь, что это хорошая идея?
– Да. И я докажу тебе это.
Он потянулся ко мне и поцеловал.
Этот поцелуй был другим. Не таким, как раньше – дерзким, искромётным, на грани между игрой и вызовом. Сейчас в нём не было спешки. Он не торопился взять – он словно просил разрешения. Как будто искал внутри меня что-то важное, что-то утерянное. И, кажется… находил.
Его губы были тёплыми, уверенными, но мягкими. Поцелуй углублялся медленно, как будто он смаковал каждую секунду, каждую дрожь, каждое неуверенное движение с моей стороны. Как будто я – целый язык, и он учился произносить меня с нуля.
Его руки скользнули по моей талии – неспешно, горячо, будто заучивали изгибы. Пальцы прошлись по спине, по рёбрам, замирая чуть дольше, чем нужно. Он притянул меня ближе. Слишком близко. Словно боялся, что, если отпустит – исчезну.
Я сдалась. Не потому, что он завоевал. А потому что мне больше не хотелось сопротивляться. Я обняла его в ответ – медленно, с полной отдачей, с тем самым движением, в котором больше, чем в тысяче слов: я здесь. с тобой. вся.
Он тихо зарычал. Глухо. Грудью. Как дикий зверь, которому наконец-то позволили прикоснуться. Как мужчина, который слишком долго ждал, чтобы прижаться лбом к чужому плечу и выдохнуть: наконец-то ты моя.
И в этот момент между нами не было больше мира. Никаких опасностей. Никаких прошлых жизней.
Только этот воздух. Этот жар. Эта дрожь под кожей.
И поцелуй – долгий, голодный, живой. Как обещание. Как клятва. Как начало.
– Чёрт, куколка… соглашайся. Я так не могу. Он поцеловал снова – глубже, увереннее.
– Хорошо, – прошептала я, задыхаясь, – но только одно свидание.
– Ура, – он почти прошептал в мои губы, и снова поцеловал. Я почувствовала, как его тело напряглось, прижалось плотнее. Эрекция. У него всегда так? Или это только я так на него влияю?
Он проводил меня до двери. Молча. Держал за руку. А потом обнял. Не страстно. Не жадно. А как будто… домой пришёл.
– Я приеду за тобой завтра. У тебя выходной, да?
– Да… – всё, что смогла выдавить из себя.
Он поцеловал снова.
На этот раз быстро.
Но чётко.
Без колебаний.
Как будто хотел оставить след.
Не на губах —
на памяти.
И мои ноги…
Подкошенные – это ещё мягко сказано.
Они будто стали ватой.
И в груди – не сердце, а что-то звенящее,
как ложка в пустой чашке.
Я зашла в подъезд.
Закрыла за собой дверь.
Повернулась к ней спиной.
И просто…
съехала вниз.
По холодной стене.
В лёгком пальто. В этих дурацких кроссовках.
С волосами, впитавшими весь вечерний смог.
Я сидела.
На полу.
Одна.
В абсолютной тишине.
Смотрела в пустоту.
И чувствовала, как всё внутри
дрожит.
Пульсирует.
Бьётся о рёбра – не от страха,
а от чего-то большего.
Что это было?
Кто он вообще такой?
Почему каждое его прикосновение
звучит как музыка,
а каждое молчание – как приговор?
Я не влюблялась.
Я просто…
проваливалась.
Без страховки.
Без плана.
И уже не знала —
молиться об ответе
или умолять себя не ждать его.
Азалии не было – она где-то тусила с очередной шишкой. И я осталась наедине с собой. С пульсирующими губами. С вопросом в голове: Как Габриэль так легко ворвался в мой мир? И почему от этого… не хочется, чтобы он уходил?
Я долго ворочалась и никак не могла уснуть.
Одеяло душило. Подушка казалась слишком мягкой, потом – слишком жёсткой.
Тело уставшее, но внутри – тревожный электрический гул.
Сначала думала о поцелуях.
О его дыхании.
О том, как он смотрел.
О том, как я…
не отпрянула.
Потом – о свидании.
Даже само это слово звучало неловко.
Как что-то не из моей жизни.
Но оно было. Назначенное. Настоящее. С ним.
Потом снова – о поцелуях.
И о том, что надеть.
Мой гардероб не из разряда «вау».
Скорее: выживи как можешь и выгляди достойно.
Я перебрала почти всё.
Юбка – нет, слишком не я.
Платье – слишком «я старалась».
Кофта с сердечками – выкинуть к чёрту, не сегодня.
В итоге —
любимая рубашка.
Джинсы, которые сидят, как надо.
Волосы – распущенные, немного волной.
Стрелки – тонкие, дрожащей рукой.
Губы – в нюде с блеском, будто я не старалась (но старалась).
На ногах – старые проверенные найки.
Потёртые, но верные.
Такие же, как я.
Я посмотрела в зеркало.
Вроде ничего.
Вроде не выгляжу как девочка, впервые попавшая в большой мир.
Хотя внутри всё кричало:
"Ты боишься.
Ты ждёшь.
Ты уже выбрала."
Но я сделала вдох.
И вышла.
Словно просто иду на кофе.
Словно это не первый раз, когда сердце так шумно дышит в горле.
Габриэль написал: «Выходи.»
Он снова приехал на своём чёрном, немного потёртом, но всё равно очень наглом Range Rover. Вышел из машины, и в руках у него был… букет.
Нет, не просто букет. Целое поле тюльпанов. Мои любимые.
– Это тебе, куколка, – сказал он и поцеловал меня в щёку. Я покраснела. Сильно. Наверное, там было штук сто. Я растерялась, но взяла.
Мы ехали в центр Лондона, я крутила в руках лепестки и думала, что мои джинсы, может, и классные, но явно не тянут на уровень свидания с тюльпанами и мужчиной, который выглядит как обложка журнала. Подъехали к ресторану. Очень дорогому, как я поняла по видам на Биг-Бен, приглушенному свету и женщинам в шёлковых платьях. Я – в найках. Отлично.
Габриэль открыл дверь, подал мне руку. Я неуклюже зацепилась ногой за порог… …и рухнула ему прямо в объятия.
Он поймал меня мягко, даже крепко. И прошептал:
– Куколка, не нервничай. Я сам переживаю. Я кивнула. Он держал меня крепко, пока я снова не почувствовала землю под ногами.
Нас проводили к столику. Хостес чуть не растаяла под взглядом Габи, и, кажется, уже рисовала свою фамилию рядом с его. Мне стало не по себе. Даже в его мире у него есть «фанатки».
Габриэль сел не напротив – а рядом. Так близко, что между нами оставался только воздух.
Он был в тёмных брюках, белой рубашке, жилетке. Безупречно. Сексуально. Чёрт возьми.
Подошёл официант. Они заговорили на испанском. Я ничего не поняла, но звучало это как музыка.
– Я заказал нам еду. Здесь есть фирменные блюда – тебе точно понравится.
– Хорошо, – прошептала я и уставилась в тарелку, потому что в глаза ему смотреть было просто невозможно. Он взял меня за подбородок, мягко повернул лицо к себе:
– Малышка, не волнуйся. Это просто свидание. Первое. Что будет – то будет. Но я счастлив, что ты здесь. Со мной.
И вдруг обнял. Просто. Искренне. И я расслабилась. Все зажимы, тревога, мысли – испарились.
Еда оказалась вкуснейшей. Мы смеялись. Он шутил, я цвела. Белое вино, маленькие тортики на десерт – вечер был идеальным. А потом…
Мы просто встали – и ушли.
– Подожди. А оплата ужина? – Не переживай. Мне пришлют счёт. – Да кто ты вообще? – Я расскажу. У себя дома. По кофе?
– Хорошо… Только предупреждаю: если всё закончится сексом, мы оба окончательно сломаемся. Я, конечно, подготовилась – и бельё выбрала, и ноги побрила – но я не уверена, что эмоционально мы к этому готовы. Он засмеялся. Так заразительно, что я сама улыбнулась.
– Ты невероятная, куколка. И знаешь что? Я подожду. Ради тебя – сколько угодно.
Габриэль ехал быстро. Слишком быстро. Мне казалось, что мы не на машине, а на ракете – неслись сквозь город, как будто спешили к какому-то заранее запланированному моменту, который нельзя было упустить. И вот мы остановились. Дом. Он выскочил первым, открыл мне дверь, подал руку. Я даже не успела сообразить, как мы оказались внутри.
Глухой стук двери. Мгновенно – его тело напротив моего. Он прижал меня к дереву.
– Ты не поверишь… – прошептал он, прижимаясь ближе, – какая ты сексуальная в этой рубашке. Я так хочу её снять.
Я чуть не потеряла дар речи. Соберись, Люси.
– Кофе… Ты обещал кофе.
Он прикусил губу, улыбнулся и отступил на шаг. – Да, куколка. Я помню.
Я прошла вглубь квартиры и уселась на высокий табурет у барной стойки. К нам тут же подбежала Вонючка – бультерьер с характером. Она виляла хвостом, встала лапами на мои колени. Я обняла её, и она радостно облизала мне лицо.
– Вот проказница, – фыркнул Габриэль, снимая рубашку. – Это я хотел сделать.
Он повесил рубашку на спинку моего стула и остался в одних штанах. У него было идеально поджарое тело – с каждой мышцей, будто выточенной. Но всё это он носил небрежно, как будто даже не знал, насколько он красив.
Он ходил по кухне, прикасаясь ко мне – то мимоходом к талии, то к щеке, то поправляя прядь волос. Каждое прикосновение – как взрыв током. У меня мурашки бегали по всему телу. Что со мной происходит?
Он варил кофе в турке, напевая себе под нос что-то испанское. Его голос был низким, слегка хриплым. Он играл мускулами, наклонялся, доставал чашки. Я сидела и пялилась на его спину. И не только на спину.
Вонючка тихо урчала у меня на коленях и косилась на своего хозяина. – Вот мы с тобой и попались, – прошептала я ей.
– Ты по уши, и я по уши.
Габриэль налил кофе. Подал мне чашку. Улыбка у него была довольная, как у повара, который знает: его блюдо – шедевр.
– Итак, – торжественно начал он. – Здесь нет сливок. Первый глоток – самый важный. Здесь нет сахара – он портит вкус. И здесь нет десерта. Потому что жизнь, куколка, не всегда сладкая. Но если вслушаться – можно уловить нотки настоящего. Вкуси момент.
Я взяла чашку. Пахло сильно, обволакивающе. Глоток. Горько. Потом – насыщенно. Потом… мягко. Потом – странно сладко, но без сахара. Как будто какао, цветы, немного дыма… и что-то ещё. Что-то, чего я не могла объяснить.
– Ты всегда так серьезно относишься к кофе?
– Я всегда серьёзно отношусь к удовольствию, – сказал он, и его голос был низким, насыщенным, как тёмный ром на льду. Он снова дотронулся до моей щеки – нежно, почти благоговейно. Пальцы горячие, сильные, но прикосновение – будто у кого-то, кто боится распугать.
– Особенно если оно сидит напротив… в рубашке… и с Вонючкой на руках.
Я застыла. В груди что-то дрогнуло. Сначала как лёгкий толчок изнутри. А потом – волной накрыло.
Он не смотрел на меня как на трофей. Не сканировал, не разглядывал – смотрел, как будто уже знал, что внутри, и всё равно хотел остаться.
Я почувствовала, как щёки начинают гореть. Не от смущения – от желания быть… важной. Для него. Сейчас. Здесь.
Рубашка, которую я надела наспех, вдруг стала ощущаться особенно – ткань на коже, как напоминание, что я живая. А Вонючка, свернувшись у меня на коленях, вдруг заурчала во сне, будто подтверждая: всё правильно. Мы здесь. Мы вместе.
И ещё – я поймала себя на мысли, что мне хочется, чтобы его рука осталась на моей щеке. Долго. Может быть, навсегда.
И я выдохнула. Тихо. Чтобы он не услышал, как громко бьётся моё сердце.
Я сделала ещё один глоток. А потом – подняла взгляд. Он смотрел на меня, как будто во мне был ответ на вопрос, который он искал всю жизнь. И мне стало страшно… и одновременно тепло. Как от крепкого кофе в холодное утро.
– Ты что-то добавил туда? – спросила я, отпивая кофе.
– Да, – он наклонился ко мне и прошептал: – Щепотку страсти. Щепотку любви. И себя.
– Звучит не очень… но очень вкусно. Спасибо, – усмехнулась я, отводя взгляд.
– Не за что, куколка. Посмотрим фильм?
– Давай.
Он встал и протянул мне руку. Движение было простым, почти обыденным – но в нём не было ни грамма пошлости. Только тепло. Человеческое. Почти невинное. Как будто он просто знал: сейчас мне это нужно. И мне действительно было нужно. Кто-то, кто не тащит за собой ни требований, ни ожиданий. Только – присутствие.
Я вложила ладонь в его – осторожно, с внутренним замиранием. Его пальцы сомкнулись крепко, но не сжали. Он не тянул – просто держал. Как будто я могла уйти в любой момент, и он это примет. Но пока я рядом – он будет рядом тоже.
Мы уселись на диван. Он подвинулся ближе и легко обнял меня за плечи, его рука легла за спину, чуть согнулась, будто создавая пространство – не клетку, а укрытие.
Вонючка свернулась клубком у его ног, посапывала, время от времени подрагивая лапами, будто ей снился бег по полю или погоня за птицами. Он наклонился и тихо провёл рукой по её голове. Так бережно, что я едва удержалась от того, чтобы не зарыдать.
Он включил какой-то случайный фильм. Что-то о любви или о потере, или и о том, и о другом. Я не запомнила ни названия, ни сюжета. Потому что уже через десять минут я не смотрела. Я смотрела на него.
На то, как он внимательно следил за экраном. Как прикусывал губу, когда что-то в кадре вызывало эмоцию. Как двигалась его грудь при дыхании – ровно, глубоко, спокойно. Как он слегка морщил лоб, если не понимал реплику. И как его рука то и дело чуть сильнее прижимала меня к себе, будто проверяя: я всё ещё рядом?
И в какой-то момент я поймала себя на том, что больше не жду беды. Не просчитываю шаги, не напрягаю плечи в ожидании боли. Я просто была. Рядом с ним. Тихо. Тепло. Легко.
И впервые за долгое-долгое время я почувствовала не возбуждение, не страх, не напряжение.
Я почувствовала абсолютный покой. Такой, в котором можно жить. Дышать. И – может быть – остаться.
Я чувствовала, как он рядом – телом, дыханием, каждой клеткой. Мы будто растворялись в тишине этой комнаты, в мерцании экрана, в ритме чужой истории, которая теперь уже не имела никакого значения. Моя голова легла ему на плечо. Он провёл пальцами по моим волосам – медленно, почти машинально. Но в этом движении было всё.
И вдруг его рука замерла. Я почувствовала, как он затаил дыхание. И как мышцы под моей щекой напряглись – будто он борется с чем-то внутри.
– Я так больше не могу, – выдохнул он вдруг. Голос был глухим, с хрипотцой, сдержанный, но надломленный. Он отвернулся на секунду, будто хотел взять себя в руки, но потом резко повернулся ко мне.
– Прости, куколка, – сказал он.
И в следующую секунду его губы накрыли мои. Он опустил меня на спину – не грубо, но решительно. Как будто держался слишком долго. Как будто всё внутри сорвалось с цепи. И, наконец, случилось то, к чему мы шли с самого первого взгляда.
Он оказался между моих ног – и в этот момент весь воздух вышел из моих лёгких, словно всё, что я до этого сдерживала, наконец вырвалось наружу. Желание. Голод. Вся та дрожащая, живая, ранимая часть меня, которой я так долго не позволяла быть.
Он начал целовать меня.
Глубоко.
Голодно.
Так, будто держал себя с самой первой секунды, как только увидел.
Будто каждое его «ещё рано»,
каждое «только не сейчас»
внутри него сгорело к чёртовой матери.
И осталась только одна правда —
я тебе нужна.
Не для игры.
Не для победы.
А как воздух. Как вода. Как способ остаться в живых.
Мои руки сами нашли его спину.
Пальцы вцепились в футболку,
а потом – в кожу.
Будто пытались доказать, что это не сон.
Что он – здесь.
Реальный.
Живой.
Мой.
Я стонала.
Тихо.
Прерывисто.
Как будто с каждым его движением выходило что-то запретное,
глубокое, удерживаемое месяцами.
Он рычал в ответ.
Глухо.
Как зверь, который слишком долго ждал,
чтобы снова почувствовать вкус.
Его ладони скользили по моей спине —
с жадностью и благоговением одновременно.
Будто он боялся разрушить,
но ещё сильнее – боялся не дотронуться.
Каждое прикосновение было как признание.
Без слов.
Без театра.
Просто: «я здесь.
И я горю.»
Наши тела притягивались с силой,
которой невозможно было сопротивляться.
Это не было просто страстью.
Это было – отпечатком.
Следом.
Как будто мы впечатывались друг в друга.
Навсегда.
Моя рубашка полетела на пол.
Он снял её аккуратно,
но с одержимостью.
Как будто ткань мешала ему почувствовать меня полностью.
Как будто каждая пуговица была преградой,
а он – не мог больше ждать.
Штаны он стянул в одно точное движение,
ловко, быстро, будто делал это сто раз,
но при этом —
каждое касание было новым.
Нежным и жадным одновременно.
Как у того, кто нашёл воду посреди пустыни
и не верит, что она настоящая.
Я не думала.
Вообще.
Я была телом.
Кожей.
Жаром.
Открытым нервом,
который дрожал в его ладонях и тянулся ближе.
Мои пальцы скользнули по его ключицам.
По спине.
Я чувствовала, как он горит.
Не внешне – внутри.
И я тонула в этом пламени.
Стоны.
Вздохи.
Сбивчивое дыхание.
Ни одно слово не могло бы описать,
как мы сливались.
Без обещаний. Без страхов.
Только ощущение: вот, наконец.
Но вдруг…
он замер.
Всё тело напряглось.
Резко.
Будто его окликнули изнутри.
Дыхание сбилось.
Но не продолжилось.
Не углубилось.
Оно просто… оборвалось.
Он отпрянул.
Не сильно – на полшага.
Но этого хватило, чтобы между нами
появился холод.
Я почувствовала, как на его плечах
вдруг – тяжесть.
Словно что-то вернулось.
Какой-то призрак.
Какой-то голос.
Как будто он снова был не здесь.
Не со мной.
Только со своей болью.
С чем-то, что я не могла потрогать.
Но могла… почувствовать.
Я не спросила.
Просто смотрела.
И ждала.
Потому что знала —
сейчас он сражается.
Не со мной.
С собой.
Но вдруг… он замер. Всё тело напряглось. Дыхание сбилось, но не продолжилось.
Он прижался лбом к моей шее. Его рука сжала простыню рядом, будто он боролся с собой.
– Габи?.. – прошептала я.
Он не ответил сразу. Просто лежал. Дышал. Как будто на грани.
И тогда я поняла: что-то внутри него всё ещё боится. Не меня. Себя.
– Прости. – Его голос был хриплым. – Я не так хотел наш первый раз. Меня разрывает рядом с тобой. Я… Я встал и отошёл. Засел в кресле. Закурил.
Я осталась лежать на диване.
В нижнем белье.
В тишине.
Он стоял в паре шагов.
Не двигаясь.
Не дыша, кажется.