
Полная версия
Где кончается ночь
– Нет, спасибо.
– Может, ты и права. От тебя, чувствую, одни проблемы будут.
А у меня и так их слишком много.
Он не отступал. Его рука всё ещё была на моём подбородке, теперь – чуть ниже, почти касаясь шеи.
Я снова попыталась встать – но он поймал меня за талию, резко, но не грубо, и прижал к барной стойке.
Мой рот оказался в его власти.
Он поцеловал меня так, как будто хотел стереть память обо всех других.
Глубоко. С жадностью. С голодом, который не притворялся.
Я чувствовала, как его сердце бьётся.
И ещё кое-что.
Это не пистолет… Чёрт.
Его язык танцевал с моим. Я потерялась. Застыла. Плавилась.
И вдруг – вернулась в реальность.
Я резко оттолкнула его.
– Ты ненормальный! – выдохнула я и выбежала.
Он остался стоять. Голый.
Полотенце лежало на полу.
И он… улыбался.
Я ехала в такси и трогала губы. Они жгли.
Это был не просто поцелуй. Это было как наваждение.
Я возбудилась от одного прикосновения.
А он… просто обнимал. Просто целовал. Без усилий. Без лишних слов.
Мне было так хорошо в этот момент.
Чёрт возьми, это был не Том Харди.
Это был Габриэль.
И я даже не думала, что поцелуй может быть таким… чувственным.
Господи, во что я вляпалась?
Глава 2 Габриель
Чёрт.
Я точно не так планировал провести своё утро.
Вонючка злилась на меня.
Серьёзно.
Сидела у дверей, смотрела с укором и изредка тяжело вздыхала, как бабушка, которой не дали досмотреть сериал.
Да, именно так я назвал свою собаку.
Вонючка.
И не потому что хотел её обидеть.
Просто… она очень любит пукать.
Когда радуется. Когда грустит. Когда засыпает, свернувшись в клубок, как плюшевая бомба.
Это её фирменная суперспособность.
Нежная мина замедленного действия.
Ты гладишь – она фыркает.
Ты говоришь: «Молодец», – и тут же пффф в ответ.
Никаких компромиссов.
Как бы я ни пытался её отучить – всё бесполезно.
Менял корм. Как советовали врачи.
Разговаривал с ней, как с человеком:
«Ну, пожалуйста, давай хотя бы в гостях…»
Она слушала.
Кивала.
А потом делала по-своему.
Зато честно.
Она такая, какая есть.
И, наверное, именно поэтому я люблю её ещё сильнее.
Без фильтров. Без пафоса.
Просто – моя Вонючка.
Сейчас она сидела рядом.
Ткнулась мордой в мои ноги.
И вздохнула – с тем звуком, в котором было:
«Ты всё испортил, дурак. И мне теперь за тебя страдать.»
Я опустил руку, провёл по её шерсти.
– Да, малыш, я понял.
Она ушла.
Скорее всего – надолго.
Может быть – навсегда.
Вонючка снова пукнула.
Я усмехнулся.
– Спасибо. Прямо в сердце, как всегда.
Она свернулась рядом.
А я остался сидеть на полу.
И думать о том, что, может быть,
иногда единственный, кто не уходит —
тот, кто всегда честно пукает в ответ на любовь.
Вонючка не отходила.
То подходила к двери, то возвращалась, села у стены и тихо скреблась,будто хотела не выйти – а вернуть.
– Она не придёт, – пробормотал я.
– По крайней мере, не сегодня.
Собака фыркнула.
И посмотрела на меня с таким укором, будто это я всё испортил.
Может, так и есть.
Ей она явно понравилась.
А мне – тем более.
Я захотел ее, как только она оказалась в моём пространстве.
Пространство…
Смешное слово.
Я же пустой. Но её аура была другой. Как будто в комнате стало теплее.
После всего, что сделала Джуно… Чёрт, я думал, что разучился чувствовать. Но эта малышка – могла перевернуть мир любого. Даже мой.
Я был рад, что она приехала. Даже если злилась. Даже если сбежала.
Чёрт, мне было так херово. Я перебрал. Приставал к ней. Опозорился.
Джуно, гори в аду.
Восемь лет.
Восемь чёртовых лет моей жизни – насмарку.
Не просто вычеркнуты.
Выжжены. Как будто кто-то прошёлся по ним огнём и сапогами.
Я был ей верен.
Не в смысле – «не спал с другими».
А в смысле – смотрел на неё так, как будто она – центр моей чёртовой вселенной.
Глупо. Слепо. Молодо.
А она?
Она выставила меня предателем.
Перед всеми.
Перед теми, ради кого я бы пошёл в пекло.
Перед боссом.
Меня.
Габи.
Того, кто бился за семью, как бездомный пёс за миску.
Хорошо, что Соло знает, кто я.
Что он не купился на это дерьмо.
Что он умеет смотреть глубже, чем заголовки.
И верит мне. Пока.
Я цепляюсь за это «пока» как за последний поручень в разбитом поезде.
Потому что знаю: ещё один удар – и я сломаюсь.
Не снаружи.
Внутри.
И тогда останется только Габриэль до Джуно.
Тот, кем она меня сделала.
Тот, кем я клянусь больше не быть.
Я выдохнул.
Глубоко. С шумом, как будто мог выдуть из себя всё это дерьмо – Джуно, боль, страх снова быть не тем.
Не получилось.
Сегодня ещё и вечеринка.
Каспер с Ванессой празднуют рождение ребёнка.
Мигель. Маленький, красный, шумный. И уже важнее для всей нашей чёртовой семьи, чем все сделки и автоматы вместе взятые.
Я обещал помочь.
С украшением дома. С гирляндами. С шарами.
С этим нарочитым счастьем, которое, если честно, мне сейчас казалось почти издевкой.
Но Каспер – мой брат.
Несс – свет.
А Мигель…
Чёрт с ним. Он ещё ничего не сделал, а уже нужен мне больше, чем воздух. Надо собираться.
Натянуть на лицо не-совсем-маску.
Прийти. Принести еду. Подкинуть дров в камин.
И не дать ни одному взгляду понять, что внутри – всё ещё горит пепелище.
Я всё-таки пошёл на кухню.
Не потому, что проголодался – скорее, потому что устал быть пустым.
Снаружи и внутри.
На столе ждал аккуратно завёрнутый бумажный пакет.
Тихий. Как будто знал, что я долго не решался подойти.
Я развернул его.
И сразу – ударил запах.
Тёплый. Домашний. Как воспоминание о чём-то, что не болит.
Бульон.
Зелень. Немного перца. И что-то ещё…
Что-то, что пахло, как дом, которого у тебя никогда не было, но очень хотелось.
Я взял ложку.
Сел прямо на табурет у барной стойки.
Не накрывал. Не подогревал.
Просто начал есть.
Медленно.
Без суеты.
Суп оказался… охренительно вкусным.
Простой. Без изысков.
Но в каждой ложке – тепло.
Как будто кто-то собирал этот вкус с любовью.
Не ради лайков. Не ради отчёта.
А потому что знал, что я не поем, если никто не позаботится.
Ложка звякнула о керамику.
Вонючка устроилась у ног и сопела.
Я ел.
И чувствовал, как внутри – впервые за день – стало не больно.
Этот суп вытаскивал меня из тьмы.
Медленно.
Как будто говорил:
«Ты ещё нужен. Тебя ещё ждут.»
Я доел.
Поставил миску в раковину.
И вдруг…
почувствовал вкус жизни.
Он был солёный.
Чуть острый.
И абсолютно настоящий.
Люси, чёрт тебя побери, ты даже в этом хороша.
Суп с послевкусием заботы.
Я протянул руку к телефону.
Открыл список контактов.
Пальцы остановились на одном имени.
Альфредо.
Нейтральность между мной и Люси.
Тот, кто знал нас обоих и не выбирал сторону.
Хотелось просто… выговориться. Хотя бы немного.
Я нажал вызов.
– Привет, Альфредо.
– Габриэль?
(Это было удивление в голосе? Или все-таки настороженность.)
– Привет. Что-то случилось? Я же просил её вести себя хорошо.
– Нет, всё в порядке. И со мной и с Люси.
Она молодец. Просто…хотел поблагодарить её. Лично.
Пауза.
Он тяжело выдохнул.
– Только не обижай её, Габи.
Я замолчал.
Слова застряли где-то между грудиной и горлом.
– Она правда хороший человек. – продолжил он.
– Добрая. Глупо добрая.Иногда верит тем, кому не стоит.
Иногда не защищает себя. Потому что слишком переживает за других.
– Я знаю.
Я сжал телефон крепче.
– Вот и запомни. Если ты сделаешь ей больно – я могу за неё ударить.
Без разговоров. Без пояснений. Просто.
Я усмехнулся. Тихо.
– Верю.
– Не смейся. Я серьёзно.
– А я не смеюсь, Альфредо.
(снова тихая пауза)
– Спасибо.
Он замолчал.
А потом, чуть тише:
– Суп. Это она придумала.
Сказала, что ты всё равно не поешь, если никто не напомнит, что ты важен.
Я закрыл глаза.
Стукнул затылком о стену. Молча.
– Она слишком добра для этого мира, Габриэль.
– Я знаю, – выдохнул я.
– И всё равно… она почему-то решила проявить заботу.
Альфредо не ответил.
Просто повесил трубку.
А я остался сидеть.
Со вкусом супа во рту.
И с ощущением, что этот мир – может, не для неё.
Но если она ещё здесь…
То, может, и для меня тоже есть место.
Я завис на этих словах: «не обижай её». Как будто он знал, на что я способен. Как будто предупреждал.
Не обижай… Смешно. Люси сама кого хочешь может обидеть. Я видел этот огонь в её глазах. У неё острый язык и острый ум. Девочка с когтями. С характером. Но всё равно – эта фраза застряла у меня в голове.
Спустя минуту пришло сообщение.
Номер. Без имени. Просто цифры.
Я уставился на экран.
И испытал что-то странное.
Не восторг. Не облегчение.
А скорее… волнение. Как будто мне вручили ключ от чего-то, что я даже не надеялся открыть.
Что это?
Просто набор цифр.
Одиннадцать знаков.
Но через них…
я мог стать ближе.
К ней.
К Люси.
Я провёл пальцем по экрану.
Не звонил. Не писал. Просто смотрел.
Словно хотел почувствовать момент, в котором всё ещё можно было не облажаться.
Она была не как Джуно.
Не как те, кто сначала рвут, потом целуют, потом делают вид, что не знают, кто ты.
В ней не было игры.
Она не пыталась завоевать.
Просто… была.
Как глоток воздуха после подвала.
Как тёплая вода на кожу, когда ты долго мёрз.
Она не спасала меня.
Но рядом с ней хотелось самому выбраться.
Может, это было безумием.
Может, я сам себе придумывал спасение.
Но всё равно я держал этот номер,
как держатся за поручень в движущемся поезде.
Тихо.
С надеждой.
И с мыслями:
“Пожалуйста, пусть она не станет ещё одной болью.”
Я уставился на экран. Пальцы уже начали набирать. «Спасибо за суп. Было вкусно. Прости за утро. Можем…»
Стоп. Я стёр текст.
Рано. Слишком рано.
Сначала нужно узнать, кто она вообще такая. Кто её друзья. Где училась. Где работала. С кем живёт. Кто за ней стоит. А вдруг её кто-то подослал?
Да, я параноик. Но я жив благодаря этой паранойе.
Я открыл базу. Начал искать. Люси. Девочка, которая принесла суп – и унесла мой покой. Имя, город, примерный возраст. Но в ответ – тишина.
Никаких соцсетей. Никаких карт. Никаких следов. Как будто она – не человек, а призрак. Не живёт, не дышит, не оставляет цифровых отпечатков. Словно появилась на минуту, чтобы сбить мне дыхание, – и исчезла. И именно это бесило сильнее всего.
Я сдёрнул с полки шлем и вышел. Мотоцикл зарычал глухо, с упрямым рычанием – как будто чувствовал: настроение не то. Я выехал с парковки и погнал в сторону дома Каспера. И, конечно, мысли снова вернулись к ней. Потому что у паранойи есть ещё одна сторона. Когда ты не можешь перестать искать. Даже если очень хочешь.
К Люси. К её глазам, к голосу, к тому дурацкому моменту, когда мои губы нашли её губы. Я опять дал маху. Опять влез туда, куда не стоило.
Я даже не знаю её. Но внутри – будто кто-то включил тёплый свет. Люси не была похожа на Джуно. В ней не было манипуляции, не было холода. Была… настоящей. Простая. Лучик света. Лучик надежды.
И, чёрт возьми, мне захотелось быть лучше рядом с ней. Не потому, что она этого требует. А потому что она – могла бы принять лучшую версию меня. Если бы я её создал.
Дорога заняла минут сорок.
Я пролетел их, как пять.
Как будто время сжалось, свернулось в комок и выкатилось из головы.
Мотоцикл гудел подо мной.
Пульсировал. Дышал вместе со мной.
Каждый поворот – как выдох.
Каждый рывок – как плевок в прошлое.
Я летел, а в груди будто что-то разжималось.
Не становилось легче.
Но становилось… тише.
Ветер рвал куртку, бил по шлему.
И я почти слышал, как он выдувает из меня всё:
страх, злость, мысли, которые жгли с утра.
Джуно. Люси. Подвал.
Мама. Собака. Кулаки, сжимающиеся не от ярости, а от беспомощности.
Я выдыхал это всё с каждым километром.
Как будто сам себе был терапевтом.
Без слов. Без советов.
Просто ехал.
И пока асфальт бежал подо мной,
я чувствовал – впервые за много дней —
что ещё могу держать руль.
Что ещё жив.
К концу дороги я уже не чувствовал пальцев.
Ветер прожёг до костей.
И, наверное, это было даже к лучшему.
Тело стало пустым.
Словно все обиды, мысли, крики – выдуло.
Остался только рёв мотора и хриплое "живой".
Я свернул с трассы, проехал по знакомому асфальту.
Замедлился у поворота.
Дом Мачадо. Дом Каспера и Ванессы.
Он выглядел так же, как всегда: надежно.
Как крепость.
Как точка, где тебя не спрашивают,
почему ты весь в шрамах – просто пускают внутрь.
Я ввёл код.
Ворота открылись быстро.
Будто узнали.
Будто уже ждали.
И сразу же захлопнулись за моей спиной —
как будто сказали:
«Ты внутри. Теперь дыши.»
Ванесса вышла на крыльцо —с маленьким Мигелем на руках.
Он подрос.
Кудри вьются, как у неё.
Взгляд упрямый – как у Каспера.
И что-то в его лице было… настоящее.
Словно он родился не в пентхаусе, а из желания быть.
– Как ты, дорогой? – она посмотрела внимательно. – На вид – не очень.
– Есть такое, – я усмехнулся.
– Ночь выдалась… насыщенная? А глаза какие. Ты либо влюбился, либо кого-то прибил.
– Ни то, ни другое. Почти. Мне нужен твой талант хакера.
Она приподняла бровь.
– Погоди, ты пришёл ко мне не за тортом?
– Я пришел к Мигелю, потом за тортом, потом за твоей помощью.
– Только помоги с украшением дома, – она улыбнулась, – а я помогу тебе с чем угодно.
Я кивнул. Почти искренне.
Чёрт.
Я не думал, что будет столько украшений.
Каспер говорил: «Немного гирлянд, пару фонарей, ничего сложного».
Надо было сразу насторожиться, когда он закончил фразу с «ничего сложного».
Прошёл почти час, а я всё ещё возился с гирляндами.
Провода путались, как мысли у меня в голове, скотч таял на солнце, крючки не держались, а один из шаров взорвался у меня в руках, будто намекал: «Вали отсюда, Габриэль, ты не для праздников.»
Потом я полез на лестницу – закрепить фонари на фасаде.
Солнце жарило так, будто мы снова на Кубе, только без коктейлей и музыки.
Майка прилипла к спине. Пот стекал по шее. Я пару раз выругался сквозь зубы.
Плюнул. Снял её.
Пусть смотрят, если так надо.
Мимо прошёл сосед с собакой – остановился, кивнул.
Даже пёс посмотрел одобрительно.
– Да не смотри ты так, – буркнул я в сторону фонаря.
– Я вообще-то в этом доме охрану организовывал, а не декорации.
Фонарь молчал.
Я закрутил крепление и вытер лоб.
Снизу послышался голос Хуана:
– Осторожнее там, герой. Нам нужен живой Габи, а не супермен в гипсе.
Я хрипло усмехнулся.
– Я почти закончил.
– Почти – это когда шарики уже висят, а не ты, дружище. Хуана тоже позвали на праздник. Он был рад – по-настоящему, как ребёнок, которому впервые разрешили остаться на ужин. Хотя он не был так допущен к семье, как я. Не сидел за общим столом. Не знал всех по именам. Но для него это всё равно было как знак: ты не совсем чужой. Ты рядом. А иногда – этого достаточно.
Я почти спустился.
Руки в пыли, спина мокрая, но внутри – тепло.
Праздник пах не фальшью. А домом.
Я уже думал, что победил эту проклятую гирлянду.
Фонарь держался. Лестница не рухнула.
Пот капал с подбородка, но внутри – было какое-то странное чувство удовлетворения.
Типа: я что-то построил, и оно даже не развалилось.
И тут —дверь хлопнула.
И на крыльцо вылетела она.
Ванесса.
В домашнем платье и пушистых тапках, но с таким выражением лица,
будто сейчас будет расстрел из взглядов.
– Габриэль! – руки в боки. Голос – как у миниатюрной фурии.
– Надень хоть что-нибудь! Официантки глаз с тебя не сводят!
Я даже не обернулся.
– Им скучно, пусть развлекаются. Я – общественное достояние.
– Ты – ходячее недоразумение, а не достояние, – фыркнула она.
– Хоть подумай о ребёнке!
Я спрыгнул с последней ступеньки лестницы, растёр пот по груди.
– Мигель пока не понимает. А когда поймёт – уже будет привыкший.
Типа: "Да, это мой дядя. Он всегда без майки и с лицом, как будто ему кто-то задолжал душу."
Она прикрыла лицо ладонью.
– Господи, за что мне такие родственники.
Я пожал плечами.
– За то, что ты слишком хорошая. Вселенной нужно равновесие.
А Мигель, пусть с детства приучается к прекрасному.
– Ты невозможный!
– И всё равно меня все любят. Я наконец обернулся, ухмыльнувшись. – Особенно ты, Несс. Не отпирайся, я – твой крест.
Она закатила глаза, но улыбнулась. – Да уж. Крест тяжёлый, волосатый и с характером.
Но стоило ей сказать «официантки», как я снова увидел перед собой Люси. Её глаза. Её лёгкую усмешку. То, как она гладила мою собаку. Что с тобой, Габи? – я сам себя уже не узнавал.
Пока мы украшали, двор начал преображаться. Синие фонарики развевались под ветром, как флажки на корабле. Животные гостей ходили в нелепых костюмах. На Булку— Ванесса надела розовые крылышки. Моя идея. И, кажется, Булка не против.
Я устал. Сел прямо на траву, закурил.
Нет. Так дела не пойдут. Кто она такая, эта Люси? Почему сидит в голове, как заноза под кожей?
Ванесса вышла снова. На этот раз – с ноутбуком. Села рядом.
– Ну что, говори, кого искать.
– Люси.
– Фамилия?
– Не знаю. Просто Люси. У меня есть её номер.
Она выдохнула – с надрывом, театрально, будто я только что навалил на неё всю вселенскую боль.
– Классика. Мужчины. Сначала находят себе головную боль, а потом зовут меня разбираться. Она откинула волосы с лица, взяла ноутбук, сдвинула к себе и хлопнула ладонью по крышке. – Ну, давай сюда.
Я продиктовал номер.
Ванесса тут же врубилась в режим боевой феи: пальцы защёлкали по клавишам, как по фортепиано. Космическая скорость. Полный фокус. Она сидела в позе орлицы перед добычей, бормотала себе под нос, вскидывала брови, снова стучала, щёлкала мышкой, морщилась.
– Это кто вообще так гуглит? Ты хоть IP нормальный мне дал?
– Я что, гений кибербезопасности?
– Ты – гений попадать в идиотские истории. Она закатила глаза и продолжила стучать по клавишам, уже входя во вкус. – Так… Так… Что ж ты, девочка-призрак… Где же твои следы?..
На секунду она замерла, а потом резко развернулась ко мне:
– Слушай, а она точно настоящая?
– Ты о чём?
– Ну мало ли. Может, ты влюбился в призрака.
Я фыркнул.
– Не такая уж она и призрачная. У супа был вкус. И температура.
Ванесса скривилась.
– Отлично. В следующий раз влюбляйся в ту, у кого хотя бы есть аккаунт в «Здоровье и питание». Так проще.
Я усмехнулся. А внутри всё равно чесалось: если даже Ванесса не может её найти – значит, Люси либо профессионал… либо действительно призрак.
Ванесса щёлкнула ещё пару раз, что-то хмыкнула себе под нос, а потом вдруг застыла. Несколько секунд внимательно смотрела в экран, потом медленно подняла голову.
– Бинго. Всё нашла. Она сказала это спокойно, как будто речь шла о потерянной кнопке, а не о девушке, которая поселилась у меня под кожей.
– Будешь смотреть сейчас или заберёшь у меня из кабинета?
– Заберу, – ответил я, отводя взгляд. – Сегодня же день Мигеля.
– Вот и умница. Она встала, подошла ко мне, и, как всегда, легко положила руку на плечо. Тепло. Надёжно. Почти по-матерински. – Милый, я думаю… это то, что тебе нужно.
Вот в этом она вся. Ванесса. Светлая. Добрая до невозможности. Та, кто греет, даже когда ты сам от себя зябнешь. Как солнышко в мире, где все давно спрятались в тень.
Я кивнул. Молча. А на улице уже мягко опускался вечер. Свет фонариков во дворе начал мерцать – как звёзды в тех местах, где их никто не ждёт. И где они особенно нужны.
Первым приехал Каспер. Он вышел из машины, подошёл ко мне и сразу обнял.
– Спасибо, что помог, брат. Я бы не успел один.
– Не вопрос, – коротко ответил я, хлопнув его по спине.
А внутри – всё ещё жгло. Люси. Поцелуй. Жар, который не отпускает.
Каспер был моим вторым боссом.
Но главным – и будет всегда – оставался Соломон Стоун.
Если вы знаете эту фамилию – значит, вы хоть раз стояли рядом с настоящей властью.
Не с политиками. Не с богатыми.
А с теми, кто решает, кто будет жить, а кто – исчезнет без следа.
Влиятельнее семьи Стоунов в нашем мире не было и не будет.
По крайней мере, не в этом полушарии.
А может – и нигде.
Я не сразу попал сюда.
В этот дом.
За этот стол.
К людям, у которых не принято делиться слабостью – только хлебом.
И, если надо, – пулей.
Мне повезло.
Хотя путь до этой «удачи» прошёл через ад.
Сначала – через мексиканцев, где я был просто “рука с пистолетом”.
Меня не звали по имени. Только щёлкали пальцами, когда нужно было нагрянуть, забрать, запугать.
Потом – Серхио.
На Кубе.
Он был первым, кто посмотрел на меня не как на пса, а как на человека, который просто не умеет быть мягким.
Он видел, как я голоден, но не только по еде.
По доверию.
По возможности не доказывать свою нужность кулаками.
И он сделал то, за что я до сих пор не знаю, как сказать "спасибо".
Он отправил меня в Лондон.
К Касперу.
К Соло.
Не как наёмника. Не как телохранителя.
А как часть чего-то большего.
Он выбрал меня – туда, где выбирали только своих.
С тех пор я многое видел.
Больше терял, чем приобретал.
Но сегодня – я здесь.
Сижу за столом.
Не у стены, не в тени.
А в кругу.
И пусть у меня нет фамилии Стоун.
Пусть у меня нет крови этой семьи.
Но я делю с ними хлеб.
Делю боль.
И сегодня – делю радость.
Радость рождения маленького Мигеля.
Пусть он никогда не узнает, что такое подвал.
Что такое голодное время.
Что такое быть рядом, но не внутри.
А если узнает – я буду рядом.
И не позволю никому повторить наш путь.
Я стоял у окна и смотрел, как Ванесса поправляет скатерть, а Каспер разливает вино, одновременно успевая что-то объяснять повару и держа сына на одном бедре.
Он делал это с таким видом, будто так и должно быть.
Как будто у него никогда не было жизни, где он стрелял первым.
Я поймал себя на мысли:
так выглядит счастье, когда его не боишься.
А я пока ещё боялся.
Но остаться – решился.
Вечеринка была масштабной.
Не в том смысле, что пафос.
А в том, как искренне она была устроена.
Фонарики.
Живые цветы.
Детский смех.
Тосты, которые звучали не как речь под дулом, а как слова людей, которым не всё равно.
Каждый гость пришёл с подарком.
Не по приказу – по зову сердца.
Я достал свой. Небольшой бархатный футляр. Внутри – крестик. Простой, серебряный, с лёгкой гравировкой. Он был из моей любимой церкви на Кубе. Я заказал его заранее. И он пришёл вовремя. Не для защиты – для памяти. Для веры.
Каспер поблагодарил меня взглядом.
Без слов. Без жестов.
Только кивок – как брату, как соратнику.
Этого было достаточно.
Я остался.
Смешался с толпой.
Перекинулся словами с дюжиной людей.
С кем-то – холодно, с кем-то – теплее.
Со старыми охранниками, с новыми "своими", с кем-то из кухни.
Меня называли по имени.
Не по кличке.
Не "эй, ты".
Это было странно.
Я улыбался.
Делал вид, что в порядке.
Иногда – почти верил в это сам.
Дом был наполнен светом.
Не лампами – людьми.
Фонарики свисали с арок.
На каждом столе – живая зелень.
Цветы, игрушки, салфетки с детскими рисунками.
Кто-то играл на гитаре во дворе.
Кто-то учил Мигеля говорить: "Каспер" – у него пока получалось "ау или он просто угукал".
И это тоже было правильно.