Просто дыши

– Не будешь.

– Я не смогу с ним работать.

– Сможешь.

– Я хочу умереть.

– Все мы хотя бы раз в жизни этого хотим.

6

Элиот

Какого хрена Клоду де Шару нужно от Эвы Уоллис?

Зачем ему понадобился ее номер? Даже если бы я его знал, не дал бы.

Как ни крути, но связь здесь одна – Селин. Неужели она послала своего братца разнюхать что да как? Нет. Не может быть. Клод бы не стал этого делать. Однако признаюсь, такая мысль приятно потрахивает мое эго. Потому что это означало бы только одно – Селин де Шар не такая холодная стерва, какой хочет казаться.

Но что если Клод все-таки найдет Эву?

Нет. Они не знакомы, иначе он бы не спрашивал у меня ее номер. Если бы мы вращались в одних кругах, я бы наверняка с ней пересекся еще раньше, значит, и с Клодом у них нет никого и ничего общего. Хотя она сказала, что дизайнер. Но необязательно же модный. Она может придумывать дизайн чего-угодно.

Вроде бы все складывается хорошо, вот только мы все уже каким-то образом оказались на одной и той же выставке. Каковы шансы снова нечаянно собраться такой компанией? Небольшие. Да и Эва достаточно холодно отреагировала на то, что я представил ее своей невестой, значит, ей все равно. Получается, моя невинная ложь останется при мне. А как только неделя моды пройдет, я буду свободен.

Да, я буду в порядке.

В отличии от моей совести.

Нельзя же вот так нагло использоваться невинную девушку. И я бы с радостью загладил свою вину, вот только она не позволила. Даже проводить себя не дала. Сбежала от меня как ошпаренная. Причем, уже дважды. Не то, чтобы я считал…

Вообще странная она. Но в хорошем смысле. А эти синие глаза? Она будто одним только взглядом может в душу залезть. Мало, кто умеет смотреть в глаза. При разговоре. В тишине. Отчасти это даже интимнее. Соприкосновение тел ничто в сравнении с касанием душ. Да, Эва Уоллис умеет смотреть. Умеет видеть. Хорошо, что она сбежала. Что-то мне подсказывает, что если бы не она, то это сделал бы я. И плевать, что общение с ней доставило мне какое-то странное удовольствие.

Мне кажется, она из тех, кто не смеется, если не смешно. Не плачет, если не грустно. Честная. Не только с другими, но и с собой.

Не терпится от меня избавиться?

Да. То есть, нет.

Она явно не из тех, кого могла бы заинтересовать такая жалкая задница, как я. Но.

Но.

Но.

Но.

Но мне хочется увидеть ее. Разочек. Просто, чтобы убедиться в своих суждениях. Ее взгляд. Не могу выбросить его из головы. Это не был взгляд «хочу тебя трахнуть», нет. Скорее «вау, красиво». Она даже сравнила меня с «Давидом» Микеланджело. Меня никогда не сравнивали с произведением искусства. Обычно говорят – «Вау, какой красавчик», «Спорю, ты просто бог в постели», «А член у тебя тоже привлекательный?». Но Эва…она просто смотрела. Открыто. Без стеснения. Как будто жадно впитывала каждый сантиметр моего тела. На меня никогда не смотрели так. Наверное, поэтому я тогда нацепил футболку. Она…смутила меня. Черт возьми, а я думал меня просто невозможно смутить. Я трахался в таких позах и при таких обстоятельствах, что многим и не снилось. Даже в самых смелых снах.

Ты улыбаешься, а твои глаза нет.

Дело не в твоей общительности, твоя популярность была не с этим связана…

Все. Хватит. Нужно выбросить все это дерьмо из своей головы. Мы в любом случае больше не встретимся. Эва довольно четко расставила свои границы. Я не стану искать с ней встречи, и Клод ее не найдет. Точно не найдет.

– Не верю своим глазам. – раздается знакомый голос над головой. – Неужели это сам Элиот Бастьен?

Дана швыряет сумку на мой столик и плюхается на соседний стул.

– Дьяволенок. – широко улыбаюсь ей, и она тут же бьет меня в плечо своим маленьким кулачком.

Я наигранно хватаюсь за это место, но боль вполне реальна. У этой малышки слишком сильный удар. Бедный Раф.

– Где ты был всю неделю, мать твою? – рычит подруга, причем так агрессивно, что на нас начинают оглядываться с соседних столиков. – Я тебе миллион раз звонила. Два раза была в твоей студии. Ты обещал встретиться, но продинамил меня. Где. Ты. Был?

– Во-первых, я ничего тебе не обещал. – откидываюсь на спинку стула, наслаждаясь теплым солнышком. – А во-вторых, ты правда хочешь знать, где я был?

Недвусмысленно играю бровями, и она тут же морщится.

Дане Эдвардс не по душе разговоры о моих похождениях, а именно на них я и намекаю. Окидываю ее оценивающим взглядом. Длинные сексуальные ноги, симпатичная грудь, огненные волосы. На ней сегодня коротенькое красное платье на бретельках. Дана просто олицетворение греха. Наверное, поэтому ее душа выбрала Рафаэля, а не Тристана.

– Одно твое, слово, детка. – продолжаю, ухмыляясь. – И я расскажу все грязные подробности моей недели. Или у меня есть идея по-лучше. Давай продемонстрирую. Скажем, сегодня в девять вечера?

Она закатывает глаза и достает пачку сигарет Мальборо из сумочки.

– Хорошая попытка. – бросает подруга, закурив сигарету.

Мы оба знаем, что таким образом, я просто съезжаю с главной темы. Но она не возражает. Это мне в ней и нравится. Дана не станет ломиться в душу, если знает, что там заперто.

К нам подходит официант, и мы делаем заказ. Вечером воздух почти свежий. Солнце отбрасывает последние лучи на старую мостовую. Еще пара минут и наступит ночь. Мое любимое время суток.

Дана больше не расспрашивает меня о недельном отсутствии, а я не тороплюсь рассказывать о том, что все это время пытался растормошить свое творческое начало. Мне предстоит работа в Роше, и я просто не могу ударить в грязь лицом. Уж точно не когда Селин де Шар сверху.

Первые несколько дней я провел за городом у друзей. Природа и все такое. С этого я когда-то начинал. Не прокатило. Потом я решил вспомнить свои ранние годы и поснимать одну частную тусовку здесь, в Париже. Тоже глухо. Хотя было весело. Особенно после вечеринки. Утром я проснулся голый на какой-то террасе с тремя девушками в обнимку. После утреннего траха снова вышел в город с камерой. Снимал все, что видел и едва не выбросил камеру в Сену. Пленку сразу же уничтожил. Чистая посредственность. Два дня назад случилась моя последняя попытка. Я пригласил к себе одну пару. Мы выкурили косячок, трахнулись. Два раза. Я снимал их обнаженных. Трахающихся. В одежде. Снова трахающихся. И ничего. Со мной, мать твою, точно что-то не так.

Диагноз очевиден – творческая импотенция.

Нам приносят еду и напитки. Я жду. Дана продолжает молчать, выкуривая уже вторую сигарету за вечер. Уверен, ей не терпится спросить насчет Эвы. Но и она ждет. Не могу не улыбаться. Буквально вижу, как мысли крутятся в ее голове без остановки. Любопытство – ее наилучший порок. Именно любопытство сподвигло ее год назад закрутить роман с двумя братьями одновременно. Именно благодаря ему, она трахнула мою ногу на одной вечеринке на глазах у Рафа. Ей просто-напросто любопытно. Все. Всегда. Поэтому она никогда не сидит на месте.

– Мне нужны твои услуги фотографа. – вдруг выпаливает Дана, отпивая вино.

– За просто так? – отвечаю, выгнув бровь, и разрезаю стейк.

– Тебе заплатят.

– Не интересно. – отправляю кусочек мяса в рот.

– Ладно. – фыркает она, со звоном опустив бокал на столик, и хватает еще одну сигарету.

– Уже прочла книгу Рафа? – спрашиваю не без издевки в голосе, лишь бы только она не попыталась узнать о причинах моего отказа.

Она выдыхает дым мне прямо в лицо.

– Нет. Вы с Эвой уже назначили дату свадьбы?

Вот оно.

Подавляю улыбку и делаю глоток виски.

– Нет. Как поживает Рафаэль?

Она поджимает губы, сверля меня взглядом.

Прости, малышка, но у тебя нет права задавать вопросы о моем дерьме, если не готова отвечать на вопросы о своем.

Она стряхивает пепел и снова затягивается сигаретой, раздумывая, стоит ли разговор откровенностей с ее стороны. Моя девочка.

Мы продолжаем играть в гляделки, молча расправляясь со своей едой. Дана тушит очередную сигарету и подается вперед, складывая руки на столе. Официант уносит тарелки и подливает нам еще алкоголя.

– Давай же, дьяволенок, спроси. – подначиваю я. – Знаю, тебе интересно.

– С каких пор у тебя невеста? – тут же выстреливает она, как из автомата.

– Ты мне, я тебе.

Она кивает.

– С выставки. – отвечаю, отпив виски. – Как долго собираешься держать Рафа в друзьях?

– Еще не решила. Зачем тебе вдруг понадобилась невеста?

Расслабленно выдыхаю, вращая жидкость в стакане.

– Скажем, мне скучно. – только часть правды. – Жизнь утратила привычные краски, а наличие невесты ее разнообразит, тебе так не кажется?

Она впивается в меня своими синими глазами. Не такими проницательными, как у Эвы, но не менее умными. Черт, почему я опять думаю об Эве Уоллис? Серьезно. Пора заканчивать с этим дерьмом.

– Дело в Селин, да? – вдруг выдает Дана, и я непроизвольно напрягаюсь.

Неудивительно, что она догадалась. Мы как ни как бывшие.

– Отчасти. – пожимаю плечами. – Да.

На губах Даны появляется дьявольская улыбка, которая мне совсем не нравится. Она вальяжно откидывается обратно на спинку своего стула.

– Тогда у тебя проблемы, Бастьен. – постукивает пальчиками по столешнице.

– Ты о чем?

Она ухмыляется:

– Я сегодня говорила с мамой.

– И? – невольно подаюсь вперед.

– Она спросила, правда ли, что у тебя появилась невеста?

Твою. Мать.

– И что ты ответила?

Дана пожимает плечами.

– Сказала, что твоя душа потемки.

– Но как она?..

– Узнала?

Я киваю, сжав стакан с виски так крепко, что он просто чудом не треснул у меня в руке.

– Ты просто идиот.

– Скажи мне то, чего я не знаю.

– Ты хоть помнишь, кто такая Эва Уоллис? Точнее, кто ее родители?

На самом деле мне всегда было глубоко плевать на то, кто чьи родители. Поэтому нет. Я не просто не помню. Я понятия не имею.

– Какие-нибудь богатенькие ребята из Нью-Йорка?

– Нефтяные магнаты, Элиот. – протягивает Дана. – Эва Уоллис, твоя невеста, одна из наследниц много миллиардного состояния.

– Ближе к сути.

– Эвелина Уоллис, ее мать, занимается одним международным фондом, с которым сотрудничает моя мама плюс еще несколько громких имен включая, угадай кого?

Дана уже не скрывает своего восторга, а я начинаю осознавать, что моя невинная ложь по воле судьбы или еще какой хрени приобрела размеры вселенского масштаба.

– Вивьен де Шар. – добивает подруга. – Мать твоей бывшей девушки, Селин.

Может ли мир быть еще меньшей задницей?

Правильный ответ: Нет.

И кажется, я только что залез в нее без смазки по самые яйца.

Дана не единственная, кого я игнорировал всю эту неделю. Звонки от Селин я тоже сбрасывал. Думал, что прийдя завтра в компанию, буду чувствовать себя победителям. Но не учел, что жизнь тоже умеет трахать. Жестко. Неожиданно. Без твоего согласия. И завтра мне прийдется широко раздвинуть булки, потому что единственный вариант разгрести это дерьмо – признать, что я соврал. Признать, что Селин, мать ее, де Шар схватила меня за яйца.

7

Эва

Большая часть моей жизни была…Была. Просто. Без каких-либо прилагательных. Одним словом все равно не опишешь. От меня многого ждали. Но от себя я не ждала ничего. Я шла, куда говорили и делала то, что говорили. Когда ты подросток, тобой либо управляют гормоны, либо родители. Мой случай как раз второй. Меня насильно пытались подогнать в рамки. Даже не так. Не в рамки. А под рамки. Чтобы красиво смотрелось.

Общаться полагалось только с детьми определенных родителей, и моей семье было плевать, что эти дети меня не принимали. Они не знали, что это самое «правильно окружение» измывалось надо мной ежедневно. Способы, надо признать, были необычными. Иногда пассивно-агрессивными. Иногда просто агрессивными. Однажды меня заперли в бассейне на всю ночь. Буквально. Пристегнули запястья к лестнице. А все потому что я должна была заполнить расписание кружками и по глупости выбрала плавание, где мне очевидно не было места. Ни отец, ни мать не заметили моего отсутствия, потому что их не было в городе. А я знала, что не могу никому рассказать о том, что произошло. О том, что происходило. Стало бы только хуже.

Хотя однажды я все же попыталась.

Мам, мне не нравится эта школа…

Не драматизируй. Оливию же все устраивает.

Да, Оливию всегда все устраивало, ведь она вписывалась. Она общалась с теми, с кем нужно. Играла в то, что нужно. Ей не было равных в нашем мире, где деньги и статус определяют твою жизнь на годы вперед. Она выучила правила и использовала их. Я же не смогла научиться. Я была чужой в своем мире, чужой в собственном теле. Мир начал сужаться, когда я впервые это осознала.

Мне было пятнадцать. Первая неудачная попытка наглотаться таблеток.

Не драматизируйте. – говорила мама доктору в больнице, где меня чудом откачали. – Она просто перепутала лекарство с витаминами.

Никто не узнал о том, что произошло. Это был бы скандал, а скандалы в нашей семье не приветствуются. За них наказывают. Жестко.

Мне было семнадцать. Вторая неудачная попытка освободиться. Вмешалась тетя. Не знаю, как, но Амелия убедила мою мать и забрала меня во Францию на лето. Это было лучшее лето в моей жизни и первый переломный момент. Виток, за которым последовали остальные крошечные.

Я впервые познакомилась с «изгоями» нашей семьи. Их было двое. Моя двоюродная бабушка Роза и тетя Амелия. Я стала одной из них. Стала изгоем. И теперь горжусь этим. Да, я Эва Уолли, и я рада, что являюсь изгоем в собственной семье. Я сумела построить свою жизнь вокруг себя. Исцеляя. Восстанавливая. Маленькими шажочками.

Но вот сейчас я стою перед зданием Роше, и внутри такое чувство, будто снова вхожу в тот мир, из которого сбежала. Да, в университетские годы всем по большей части было плевать на меня. Я старалась сильно не выделяться и как можно реже контактировать с людьми. Я училась шить. Училась работать с цветом. Училась создавать. Да, создавать мне нравилось больше всего. Однако весь этот модный мир очень похож на тот, в котором я выросла. Он жесткий. Не терпит провалов. И только и ждет возможности сожрать тебя.

Новый виток. Сильный. Мощный. Я ощущаю это всем телом. Переломный момент. Авроре пришлось остаться со мной на все выходные, потому что я два раза порывалась позвонить Клоду и все отменить. На самом деле мысленно я сделала это множество раз и только дважды набралась сил и взяла телефон в руки.

Сделай это для себя. Тебе не нужна эта работа, но это хорошая возможность потренироваться в коммуникации. Ты будешь каждый день выходить из дома с определенной целью. Глядишь, втянешься.

На фразе «каждый день выходить из дома» я схватила телефон в первый раз. Рори пришлось отвлекать меня мороженным и любимыми ромкомами нулевых.

Тебе необязательно вписываться. Будь таинственной и молчаливой. Будь собой. Спросят, отвечай. Нет? Да и хрен с ними. У тебя получится, ты готова. Вон даже твой психолог так сказала. Ты готова.

На фразе «спросят, отвечай» я потянулась к телефону во второй раз, но Рори опередила меня и засунула его между подушек дивана.

Ты готова.

Я не готова. Во всяком случае не ощущаю себя таковой. Но назад дороги нет. Я не даю себе повернуть назад, хотя очень хочется. Хочется вернуться в свою уютную квартирку, включить какую-нибудь лекцию по истории, сесть за холст или приготовить себе печенье. Хочется сделать что-то знакомое, понятное. Меня всю жизнь пытались вытолкнуть из зоны комфортно насильно. И вот, как только я сама обрела этот самый комфорт, собственноручно выталкиваю себя. Просто не верится.

Если первый день будет ужасным, уйдешь, тебя там никто держать не будет.

Эти слова были последним козырем в рукаве Авроры Монреаль. И они сработали. Да, я уйду, если будет плохо. Нет. Не уйду. Всего месяц. Неужели не продержусь месяц? Четыре недели. Я справлюсь. Я смогу.

Ты сможешь, Эва Уоллис. Давай же, сделай шаг.

Люди продолжают обходить меня на тротуаре, точно воды камень.

Я смогу.

Стиснув кулаки, подхожу к зданию одного из самых старинных парижских домов моды. Одета я не совсем к месту. Но мне плевать, потому что под черным длинным пиджаком мое тело уже извергает всю воду, что есть в организме. Кажется, будто даже скальп потеет. Уж лучше мне будет неловко из-за своего совершенно немодного образа, чем от кругов пота по всему телу.

Толкаю тяжелую дверь и попадаю в немного прохладное помещение. Это радует. В отличии от молодой женщины на ресепшен, с которой мне предстоит говорить.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Здравствуйте, меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Девушка поднимает глаза и тут же замечает меня, на ее губах появляется вежливая улыбка. Отлично. Не люблю грубых людей.

– Здравствуйте. – протягивает она на французском. – Чем могу вам помочь?

– Меня зовут Эва Уоллис. Клод де Шар ожидает меня.

Ни разу не запнулась. Хорошо. Но кажется, забыла поздороваться. Ничего. Не страшно. Девушку это не смущает. Она только кивает и начинает звонить кому-то, а я тем временем осматриваюсь по сторонам. Здесь светло. Много воздуха. Сердце выбивает чечетку, и я стараюсь дышать. Успокоиться точно не получится. Не в моем случае. Лучшая тактика для меня – просто делать, не думая, пока мозг не испугал себя еще больше.

– Прошу. – девушка встает и указывает на два лифта слева от меня. – Поднимайтесь на четвертый этаж. Мсье Клод ожидает вас.

Киваю и быстро направляюсь к лифтам, но не успеваю нажать кнопку, как створки сами открываются. Оттуда выходит несколько человек. Мое тело рефлекторно сжимается, и я буквально отпрыгиваю в сторону.

Черт.

Выдыхаю, прижав ладонь ко лбу. Потом поднимаю глаза и замечаю, что та девушка за стойкой смотрит на меня с явным недоумением.

Да, я испугалась людей, женщина. Что здесь такого? Многие боятся насекомых и животных, а я людей. Ничего необычного.

Забегаю в лифт и быстро жму на кнопку, чтобы избежать столкновения с кем-то еще. Позолоченные створки медленно закрываются, и я морщусь, глядя на свое отражение.

Избежать столкновения? Серьезно? Я буквально устроилась в компанию, где работают люди.

Это будет чертовски длинный день.

Для такого старого здания, этот лифт невероятно быстрый. Не успеваю моргнуть и глазом, как оказываюсь на четвертом этаже. Вытираю ладони о черные джинсы и делаю шаг вперед, обливаясь потом. Еще одно испытание. Передо мной очередной ресепшен.

На этот раз девушка стоит не за ним, а рядом, перебирая какие-то документы на своем столе. Откуда-то справа до меня доносятся приглушенные голоса, и я бросаю взгляд в ту сторону. За стеклянной стеной открытая зона – несколько столов расположены в хаотичном порядке. А за ними целый рой незнакомцев. Мужчины и женщины разных возрастов. Кто-то говорит по телефону, кто-то ест, кто-то сосредоточенно печатает на компьютере, а кто-то расслабленно смеется. Но никто не замечает вид за ними. Три широких арочных окна открывают вид на улицу, заполненную солнцем и людьми. Зеленые деревья едва касаются верхушек домов, а дальше, в нескольких километрах отсюда, она, Эйфелева башня. Уверена, многие бы убили за возможность работать с таким видом, но кажется никого здесь это не впечатляет. Поразительно, как быстро люди привыкают к красоте, когда она становится чем-то обыденным.

– Мадам Уоллис? – раздается резкий голос, и я перевожу взгляд на девушку.

Надо же, на пару мгновений мне удалось отвлечься. Пульс замедлился на несколько ударов, и дышать стало легче. Хорошо. Надо просто ухватиться за это состояние. Но это сложно, когда девушка окидывает меня пренебрежительным взглядом сверху-вниз. Становится ясно – она ожидала увидеть кого-то более увлеченного модой. Современные дизайнеры даже стиль кэжуал могут превратить в нечто необычное. А если взглянуть на меня, то можно подумать, будто я нацепила чью-то чужую одежду. Знаю, такой фасон мне не идет. Знаю, черный цвет создает жуткий контраст с моим лицом, делая его болезненно бледным, невзрачным. Знаю. И я морально была готова к этим взглядам.

– Да. – киваю. – Это я.

На долю секунды ее светлые брови удивленно взлетают, но следом лицо приобретает скучающее выражение. Она отворачивается обратно к своим бумагам.

– Мсье Клод сейчас подойдет. – бросает она, не отрывая глаз от своего стола. – Подождите.

Ясно. Она из сучек. Плавали, знаем. Скорей всего она общается только с «достойными». Высокомерие так и тянется от кончиков ее светлых волос до тоненьких черных шпилек. Красное строгое платье облегает точно вторая кожа ее идеальную по всем параметрам фигуру. Я узнаю фасон. Гуччи. Прошлогодняя коллекция. Неплохо. Стильно. К платью идеально подобраны лабутены. На пальцах золотые кольца. Идеальный маникюр. Идеальный макияж. Идеальная укладка. В этой девушке идеально все. Кроме характера, очевидно.

Я опускаю взгляд к своим белым кроссовкам, к бесформенным джинсам клеш, к пиджаку, что доходит аж до колен. На мне нет украшений. Нет макияжа. Волосы убраны в небрежный пучок на затылке. Это не протест. И не незнание. Я можно сказать, увлекаюсь модой. Я могу наизусть пересказать историю всех модных домов Парижа, а так же биографии самых знаменитых кутюрье. Мне нравится мода как искусство. Нравится, что она изменчива, как времена года. Я наблюдательна. Вижу, что носят люди разных возрастов. Знаю, какой бы цвет им бы подошел исходя из их цвета кожи и волос. Я вижу. Но это не то же самое, что использовать. В моем гардеробе есть красивые вещи. Есть цветные. Есть странные. Но я никогда их не ношу. Это как собирать свою библиотеку. Ты покупаешь книги, но не факт, что прочтешь их все.

– Эва. – раздается знакомый голос, и все внутри меня скручивается в тугой узел.

Закончились эти сладостные мгновения сравнительного спокойствия, потому что из-за угла появляется Клод де Шар. Белоснежная рубашка обтягивает широкие плечи, и о боже, рукава закатны до локтей. Черт возьми, это должно быть нелегально.

Его серый взгляд задерживается на моей одежде, и бабочки внутри живота лопаются в агонии.

– Прости за ожидание. – тепло улыбается он, и вдруг сокращает дистанцию между нами.

Мое тело каменеет. Дыхание в груди обрывается. Клод подходит ко мне вплотную и целует в обе щеки. Кожу покалывает от его щетины, а бабочки снова оживают, порхая в моем кишечнике. Не могу понять, как он пахнет, потому что не могу дышать. Буквально.

Он снова отстраняется, а я бросаю взгляд на блондинку. Она не сводит с него глаз. На губах приветливая улыбка. Глаза искрятся обожанием. Вау. Вот это перемена.

– Давай проведу тебе экскурсию. – предлагает Клод и разворачивается на пятках, не дожидаясь моего ответа.

Я шумно выдыхаю и едва не скручиваюсь пополам. Сердце так колотится, будто марафон пробежала. Прижимаю руку к груди и снова ловлю взгляд блондинки. На этот раз она морщится. Так, будто я сделала нечто непотребное.

Господи, угомонись, женщина, я всего лишь человек.

Нужно будет избегать ее всеми возможными способами. Но как? Она буквально на входе восседает.

– Здесь у нас трудится отдел продаж. – Клод указывает на людей за стеклянной стеной как раз в том момент, когда я нагоняю его. – Они немного в мыле, как и все мы. Селин довольно жесткий руководитель.

Селин де Шар. Я прочла о ней всевозможную информацию в интернете. Недавно она возглавила целую ювелирную империю в Америке. Та перешла ей по наследству, но это все равно заслуживает уважения. Эта женщина настоящая акула в бизнесе. Слова Форбс, не мои.

Мы сворачиваем налево и попадаем в широкий коридор. Клод останавливается у открытой двери. Внутри кабинета просто хаос. Повсюду разбросаны ткани, нитки и инструменты. Полуголые манекены нежатся в лучах солнца, что пробиваются из единственного окна у дальней стены.

– Это мой личный кабинет. – поясняет Клод. – Селин уволила модельера, так что теперь эта должность моя.

– Но я думала, ты главный дизайнер. – тут же выпаливаю я.

Клод устало вздыхает.

– И он тоже. Не было времени искать новых людей. Да и я не прочь вернуться к истокам. Ну, знаешь, иногда полезно выйти из зоны комфорта, бросить себе вызов.

Нет. Я не знаю. Звучит ужасно.

Получается, он будет и шить, и придумывать. Трудоемко. Но уверена, он справится. Клод очень талантлив, а его усердию можно только позавидовать.

Мы двигаемся дальше по коридору, и он вдруг говорит: