Просто дыши

О чем ты думаешь, Селин? – спрашиваю мысленно, но она не отвечает и просто утыкается в папку перед собой.

Зато другая женщина, сидящая напротив, перехватывает мой взгляд и довольно красноречиво сообщает – «Ты просто засранец, Элиот». Элис была и остается близкой подругой Селин. Только вот это не помешало ей запрыгнуть в мою постель сразу же после того, как Селин меня бросила. Интересно, рассказала ли она об этом Селин? Думаю, нет.

Черт возьми, и этих людей Эва ставит по умолчанию выше себя?

Это неправильно. Так неправильно.

Дверь кабинета снова распахивается, и мои брови взлетают вверх. Какого хрена?

Дана Эдвардс влетает красным ураганом с шикарной улыбкой на губах.

– Доброе утро. – пропевает она.

Селин поднимается на ноги.

– Дана Эдвардс. – представляет она мою подругу. – В ближайший месяц Дана будет заниматься нашим пиаром.

Дана кивает в ответ на приветственные слова каждого и опускается на стул справа от Эвы, прямо напротив меня. Сначала подруга бросает взгляд на Эву, потом на Селин, а следом на меня.

«Ты просто придурок» – говорят ее глаза.

Дана точно знает, что это не Эва выбрала себе место во главе стола. Иначе говоря, она знает меня.

Я только пожимаю плечами, а она качает головой, подавляя улыбку. К моему удивлению они с Эвой переглядываются, и на губах последней вдруг появляется намек на улыбку. Может, дело в том, что теперь по обе стороны от нее знакомые ей люди. Почему-то мне кажется, что ей проще в кругу тех, кого она знает.

Селин начинает совещание, но Дана вдруг перетягивает одеяло на себя, не дав той даже двух слов вставить. Подруга подрывается на ноги и достает из своей сумки набор красных папок. Продолжая свою пламенную речь, она раздает их всем, даже мне, хотя знает, что я не стану смотреть. Забавно наблюдать за тем, как Селин пытается сохранить профессиональное выражение лица, хотя мы оба знаем, что она сейчас раздражена. Она ненавидит, когда кто-то перехватывает контроль себе. Дана определенно точно делает это специально. Высока вероятность, что дело в том, что ей хорошо известно, что бросили меня. Пусть я и не озвучивал это вслух, она поняла, что эти отношения с Селин не прошли для меня безболезненно, и все, что сейчас происходит, это ее маленькая месть. Черт возьми, она бесподобна.

Когда подруга возвращается на свое место, я спрашиваю ее одним взглядом:

«И это я то придурок?».

Она пожимает плечами, совершенно довольная собой.

Селин возвращает себе бразды правления и продолжает начатый Даной разговор о пиаре и прочей хрени, до которой мне вообще нет никакого дела. Общий посыл я уловил. Мы все в заднице, и теперь нам всем дружненько предстоит из нее выбираться. Желательно за месяц, потому что неделя моды на носу, и она может стать последней в истории Роше.

Все это время Эва не шевелится. Сидит, точно статуя. Я приглядываюсь, чтобы узнать, дышит ли она вообще. Нет. Разве что делает короткие едва заметные вдохи. Она вроде и здесь, и не здесь. Могу только представить, какой хаос творится у нее внутри.

Все эти люди…Это просто совершенно другой уровень для меня.

Она боится их. Боится, что ее сожрут и выплюнут. Мне знакомо это чувство. Страх, что ты недостаточно хорош для того, чтобы сидеть с кем-то за одним столом и делиться своими идеями.

Сколько же раз эту девушку пинали в жизни, что теперь она так пугается каждого шороха? Сколько раз отвергали за ее идеи? Сколько раз давали понять, что она недостаточно хороша? И как так вышло, что не смотря на все это, в ее глазах продолжает гореть свет? Неужели я единственный, кто замечает этот свет?

Пока все бурно что-то обсуждают, я подъезжаю к ней на стуле и кладу руку поверх ее. Она вздрагивает и резко втягивает ртом воздух, тут же поворачивая ко мне голову. Наши взгляды сталкиваются. Да, вот он, этот свет. Искра, что тянется из самой глубины. Именно она и делает ее такой красивой. Эва Уоллис красива не из-за одежды или макияжа. Это не внешняя красота, а внутренняя. Она прекрасна, потому что ее душа умеет петь.

– Ты вкусно пахнешь. – вдруг произносит она шепотом, и я на мгновение замираю.

К таким комплиментам я не привык. Обычно говорят – «Да, вот так, мне нравится твой член в моей киске» или «Я никогда не испытывала такого оргазма, это было феерично». Еще иногда хвалят мои работы. Но ее слова…К тому же, она тут же смущается, когда осознает, что произнесла это вслух.

Я подаюсь ближе и едва не утыкаюсь носом в ее шею.

– Спасибо. – так же тихо произношу я. – Ты тоже. Ваниль?

Она слегка кивает, и я отстраняюсь, снова заглядывая в ее глаза. Напряжение все еще сжимает ее тело в тисках, но теперь она хотя бы свободней дышит. Хорошо.

Перевожу взгляд на Селин, которая выводит какие-то изображение на экран у стены, и поглаживаю большим пальцем ладонь Эвы.

– Когда у Селин месячные, она делает себе коктейль из мороженного с нутеллой и смотрит документалки про серийных убийц.

Брови Эвы взлетают вверх, а губы приоткрываются. Как же сладко она пахнет. Прям десерт.

Переварив мои слова, она медленно поворачивается ко мне. Невольно бросаю взгляд на ее рот.

Стоп.

Нет.

Не смотри туда.

Это запрещенная территория. Она влюблена в Клода, придурок.

Прочищаю горло и продолжаю:

– Клод начинает икать даже после двух бокалов вина, поэтому говорит всем, что не пьет.

На ее губах появляется слабая улыбка, а щеки розовеют.

Я ловлю удивленный взгляд Даны, потом Элис, Клода и даже Рины. Все, как один, тут же возвращаются к Селин. Странно. Не то чтобы они раньше не видели меня с девушкой.

Выждав пару минут, я снова наклоняюсь к Эве и шепчу ей на ухо:

– Как-то раз Элис перебрала на корпоративе и начала танцевать стриптиз прямо на столе посреди офиса. – Эва прикусывает нижнюю губу, пытаясь подавить улыбку.

Не смотри туда, Элиот, не нужно. Это ничем хорошим не кончится.

– После своего второго развода Рина набросилась на меня прямо в лифте. – синие глаза широко распахиваются, и она снова поворачивает ко мне голову.

Наши губы оказываются буквально в сантиметре друг от друга.

– Ты не подумай. – продолжаю я, сглотнув. – Я не возражал. В смысле, взгляни на Рину. Кто бы в здравом уме возражал?

Она вздрагивает всем телом от подавляемого смеха. Миленько. Ее плечи заметно расслабляются. Лицо приобретает здоровый оттенок. Хорошо. Очень хорошо. Перевожу взгляд на Дану. Подруга это чувствует и отрывает глаза от экрана, теперь наблюдая за нами.

– Три года назад Дана напилась и залезла на барную стойку в баре.

Я отстраняюсь, чтобы оценить реакцию Эвы.

«И что?» – как бы спрашивает она глазами.

Снова смотрю на свою подругу и ухмыльнувшись, выдаю:

– На ней не было белья.

Из Эвы вырывается смешок, который она тут же заглушает ладонью. Победа.

– Тебе есть, что добавить, Элиот? – раздраженно бросает Селин с другого конца стола. – Может, есть вопросы?

Не смотря на то, что все сейчас смотрят на меня, я продолжаю широко и довольно улыбаться.

– На самом деле, есть, да. Спасибо, что спросила. – произношу я так, будто не пропустил мимо ушей все совещание. – Мы закончили? А то я проголодался.

Клод закатывает глаза. Рина недовольно качает головой. Элис усмехается, а Дана плотно сжимает губы, дабы не рассмеяться.

Поворачиваюсь к Эве.

– Как насчет итальянской кухни?

– На сегодня все. – резко бросает Селин.

Я тут же поднимаюсь на ноги, таща за собой Эву. Она не возражает, и мы вместе вылетаем из кабинета, как пара голубков, которым не терпится уединиться.

– Элиот. – слышу ее голос, когда мы двигаемся по коридору в сторону лифта. – Подожди.

На этот раз я не останавливаюсь и даже не оборачиваюсь. Нам срочно нужно поговорить.

– Куда мы идем? – не унимается она, но руку вырвать не пытается.

Торможу у лифта и вызываю его. Только в этот момент Эва отнимает руку, и я поворачиваюсь к ней лицом.

– Я же сказал, детка, я голоден.

Эва хмурится. За ее спиной замечаю Стеллу с Диной, перешептывающихся между собой.

– Как ты можешь быть таким грубым?

Мои брови взлетают вверх.

– Ты о чем?

– Там на совещании. Ты был груб.

– Правда? – ухмыляюсь. – Я и не заметил.

– Она ведь твой начальник. И Клод тоже.

Ах, да. Эва ведь не знает, что меня с ними связывает что-то еще помимо работы.

– Я им нужен больше, чем они мне.

– И поэтому ты ведешь себя как… – она осекается, пытаясь подобрать слово.

– Мудак? – подсказываю, склонив голову набок.

Она осторожно кивает, словно не уверена, заденет ли меня это слово.

– Нет, Эва, я веду себя так, не потому что могу. – пожимаю плечами. – Просто я такой.

– Мудак. – тихо повторяет она, и я не сдерживаю смех.

До чего же она милая.

Стелла с Диной продолжают таращиться в нашу сторону, явно перемалывая косточки Эве.

– Да. Просто я мудак.

Теперь смеется Эва.

Мне нравится ее смех.

Стоп.

Что?

Створки лифта за моей спиной открываются.

– Идем? – спрашиваю я.

Она тут же становится серьезней.

– Не могу.

– Почему?

– Потому что работаю здесь. Я обещала. И в отличии от некоторых, не имею привычки уходить в начале рабочего дня.

Я хмурюсь. Не от ее слов, а от того, что нам срочно нужно поговорить, а она собирается проторчать здесь до вечера. Что если ей вдруг захочется излить душу Клоду?

– Но нам нужно поговорить.

– Поговорим вечером.

– Эва. – настаиваю я.

– Элиот. – отрезает она.

Черт возьми, а она сильнее, чем кажется. Я же буквально даю ей шанс сбежать, а она решает остаться, просто потому что пообещала?

– Хорошо. – выдыхаю я. – Заеду за тобой после работы.

На ее лице вдруг появляется уже знакомая мне паника.

– Ты уедешь на весь день?

Ах, вот в чем дело. Она была готова остаться здесь, но только не одна. Какая-то часть меня рада этому. Ликует от того, что эта девушка по какой-то причине видит во мне защитника. У меня еще никто и никогда не искал защиту.

– Хочешь, чтобы я остался?

– Да. – выпаливает она, но тут же добавляет. – Нет.

– Так да или нет? – склоняю голову набок, она молчит.

Глаза говорят «останься» , но губы молчат.

Зря она цепляется за меня. Зря пытается найти во мне убежище. Я не из тех, на кого можно положиться.

– Офисы навевают на меня тоску. – легкомысленно бросаю я. – Так что, если ты не намерена составить мне компанию, я уеду один.

Молчит. Все еще. Я вижу, как внутри нее происходит борьба, но она все еще не просит меня остаться. С одной стороны я рад, ведь это значит, что в ней есть стрежень. Но с другой, я почему-то разочарован.

– Окей. – выдавливает она, сложив руки на груди. – Тогда до вечера.

Сейчас Эва Уоллис напоминает мне воина перед битвой, и вот мне уже хочется остаться самому. Просто, чтобы посмотреть, как она справится, убедиться, что ее не сожрут те мегеры за ее спиной. Она не видит их, не видит их насмешливые взгляды, но уверен, что чувствует. Поэтому не торопится оборачиваться. Не торопится уходить. Она оттягивает неизбежное точно так же, как пыталась сделать это перед совещанием.

Из коридора выходят Селин вместе с Даной, и Эва кивает самой себе, делая шаг в сторону. Не знаю, что именно мной движет, но я заставляю ее снова замереть на месте, обхватив ладонями ее лицо.

Синие глаза смотрят в мои вопросительно, непонимающе. Я и сам не знаю, что творю. Может, я еще хуже, чем есть на самом деле. Или наоборот, лучше, чем кажусь. Но я подаюсь вперед и накрываю рот Эвы Уоллис своим.

Много лет назад я зарекся не искать причины людским поступкам. Пообещал себе делать то, что хочется, не думая о том, зачем мне это. Но сейчас я снова чувствую эту тягу узнать. Чувствую, как погружаюсь на глубину, ныряю с головой в самую бездну.

Я сделал это, потому что Селин смотрела?

Я сделал это, чтобы Эва не увидела, как над ней насмехаются?

Я сделал это, чтобы показать всем, что она не одна?

Я сделал это, потому что захотел?

Что из этого правда?

Черт, это даже не поцелуй. Лишь легкое касание губ. Но когда я отстраняюсь, то вижу, что Эва со мной не согласна. Подавшись вперед, я шепчу у ее уха:

– Ты моя невеста, помнишь? По крайней мере, пока мы не поговорим.

Она не отвечает, но и не отталкивает меня.

Думаю, это хороший знак.

Отступаю назад, не сводя с нее глаз, и нажимаю на кнопку лифта. Тот снова открывается за моей спиной. Я захожу в него ровно в тот момент, когда Дана появляется рядом с Эвой. Они кивают друг другу, и подруга проскальзывает ко мне.

Ищу на лице Эвы хотя бы что-то. Улыбку. Кивок. Согласие. Хоть что-то. Ничего из этого я не получаю, но ее взгляд…он вдруг царапает что-то глубоко внутри меня. Вдоль позвоночника проносится разряд. Я уже испытывал нечто подобное совсем недавно. Когда смотрел на картины Эден.

Створки лифта закрываются, разрывая этот странный зрительный контакт между нами.

Зря я ее поцеловал.

9

Эва

Когда я выхожу из здания, Элиот и правда ждет меня. Небрежно прислонившись к своей синей машине, он нежится в лучах закатного солнца. Черт, как же хочется нарисовать его. Это бесит, потому что я злюсь. Злилась весь день. А увидев его, теперь злюсь еще больше.

Заметив меня, Элиот широко улыбается. Так легко и беззаботно.

Стиснув кулаки пересекаю улицу и встаю прямо перед ним. Хочется врезать ему, но я сдерживаюсь.

– У тебя нет права использовать меня. – голос повышается сам собой, и он тут же вскидывает руки, выпрямившись.

– Знаю, прости.

– Ты не можешь целовать меня, когда тебе вздумается. – тычу в него пальцем. – Я не твоя игрушка, ясно?

– Ясно. – серьезно кивает он. – Прости.

Внимательно изучаю его лицо на наличие вранья и выдыхаю с облегчением, потому что там только искренность. Он правда сожалеет. Хорошо.

Элиот оборачивается и лезет одной рукой в салон машины через окно. Затем выпрямляется. В его руках насколько бумажных стаканчиков из кофейни на подставке.

– Не знал, что ты пьешь. – пожимает плечами, бросая на меня совершенно невинный взгляд. – Ну, кроме апельсинового сока.

Изо всех сил подавляю улыбку, сжав губы как можно плотнее.

– Зачем это все? – спрашиваю, воинственно сложив руки на груди.

– Это извинения.

Получается, он заранее знал, что я могу разозлиться.

– Не пойму, зачем делать то, за что потом нужно извиняться?

Он пожимает плечами:

– Лучше извиняться, чем жалеть о том, чего не сделал.

Жалеть.

О том, чего не сделал.

С какой стати ему жалеть о том, что он меня не поцеловал?

Черт. Зачем я вообще анализирую его? Я же уже решила держаться от него подальше. И тем не менее…

– Что там? – киваю на стаканчики, и он тут же расплывается в довольной улыбке, указывая на каждый стаканчик по очереди.

– Здесь зеленый чай с мятой, черный с бергамотом, этот вроде с фруктами, а этот с ягодами.

Опустим тот момент, что он запомнил, что я не пью кофе.

Молча беру тот, что с мятой.

– Ты хотел поговорить. – вспоминаю я, делая глоток чая. – Говори.

Его брови взлетают вверх.

– Что, прям здесь? Может, поедем куда-нибудь?

Он это серьезно? Как будто мне мало того, что пережила за весь день. Пусть Клод и разрешил мне работать в его кабинете, а не в общем, все эти косые взгляды буквально высосали из меня всю энергию. Как я поняла, половина из них возненавидела меня из-за Клода, а вторая половина из-за Элиота. Еще вчера в моей жизни вообще не было мужчин, а теперь сразу двое. И оба каким-то чудом умудряются осложнить мне жизнь одним только своим присутствием.

– Я хочу домой. – просто сообщаю ему.

– Хорошо. – не возражает он. – Домой, так домой. К тебе или ко мне?

От меня не ускользнули саркастичные нотки в его голосе, но хватило одного только моего взгляда, чтобы он не продолжал и молча открыл мне дверь.

Я залезаю в машину и выдыхаю, наслаждаясь мгновением тишины. Элиот хватает себе стаканчик из подставки, а остальное выбрасывает в урну неподалеку. Какое расточительство. И тем не менее его забота приятна. Не смотря на то, что это всего лишь извинения. Плюс, думаю, ему еще от меня что-то нужно.

От него вообще трудно чего-то добиться. Особенно, если для него нет никакой выгоды.

Может, Клод был прав.

Может, Элиот и правда такой, каким кажется.

Мудак, которому нет дела до окружающих.

Нет. Я видела те снимки на его доске. Тому, кто сделал их, не плевать. По крайней мере, не на всех.

Элиот садится за руль, и я сообщаю ему адрес цветочного. Мы трогаемся с места. Тишина заполняет все пространство между нами, но как и раньше, она не кажется мне гнетущей. Мне не хочется разрушить ее, нет желания оборвать. Поэтому я просто сижу и пью свой чай, разглядывая улицы вокруг. Мне не так часто удается выбраться из дома. Ладно, я чаще вообще не выхожу. Разве только в парк, чтобы выгулять Молли. Иногда еще Рори или тетя вытаскивают меня на короткую прогулку. Но на этом все.

Это приятно. Наблюдать за всем с безопасного расстояния. Из машины, которая проносится так быстро, что ее никто и не замечает. Меня не замечают. Никто, кроме Элиота. Снова и снова чувствую на себе его взгляд. Знаю, он хочет убедить меня согласиться на игру в жениха и невесту. Без понятия зачем, но не хочу усложнять свою жизнь еще больше. Хотя с другой стороны я четко осознаю, что рядом с Элиотом мне было проще, легче. Там, на совещании.

– То, что ты мне рассказал о Селин, Клода и об остальных правда? – вдруг спрашиваю, повернув к нему голову.

– Да. – без колебаний отвечает он.

– Значит, вы с Риной…

– Нет. – улыбается одним уголком губ. – Ей нужно было пережить развод и доказать себе, что еще не все потеряно. А я…просто под руку попался.

Ума не приложу, как кто-то может вот так попасться под руку. Она, что, вдруг почувствовала невыразимую тягу тряхнуть первого встречного? И так уж вышло, что это был Элиот?

– Получается, она тобой воспользовалась?

Он усмехается.

– Мной не так просто воспользоваться.

Мне нужно увидеть его глаза, но он упрямо смотрит только перед собой. Это странно, учитывая, что пока я молчала, он все время поглядывал на меня.

– Потому что ты и сам умело используешь людей.

Вот оно. Он поворачивается ко мне и я вижу, что мои слова ему не нравятся.

– Я поцеловал тебя взамен на ценный урок, которым поделился на совещании.

Из меня вырывается недоверчивый смешок.

– Урок? Ты просто достал их грязное белье и показал мне.

– Ты ставила их выше себя, а я дал понять, что все они такие же простые смертные, как и ты. – снова отворачивается. – В следующий раз, когда решишь, что кто-то выше, просто опусти его.

– Опустить?

– Да, представь его или ее…ну, например, на унитазе. Неважно принц или принцесса, мы все срем одинаково.

Невольно морщусь от его примера, но как ни странно в этих словах есть смысл.

И почему-то первым я представила именно его самого. Элиот Бастьен на унитазе, но почему-то без футболки. Буквально вижу эту картину перед собой, но она не заставляет меня взглянуть на него по-новому. Кажется, будто даже на унитазе Элиот неуязвим, неприступен, бесподобен.

– Ты рассказал обо всех, но не о себе.

На его губах появляется легкая улыбка, которую он тут же старательно подавляет.

– А что, ты и меня ставишь выше себя?

Подловил. И нет, я не ставлю его выше. Напротив, после того поцелуя мне как ни странно стало еще проще находится рядом с ним.

– Ты вручил мне оружие против всех, но не против себя. Это нечестно. Я бы даже сказала, лицемерно.

Он пожимает плечами.

– Тогда я лицемер.

Вот, в чем его неуязвимость. Он не пытается никому ничего доказывать. Не пытается казаться хорошим. Не объясняет своих поступков. Интересно, что заставило его отрастить себе такую броню?

– Расскажи. – не сдаюсь я, разворачиваясь к нему в пол оборота.

– И зачем мне это?

Говорю же, непробиваемый.

– Потому что тогда я поделюсь с тобой своим грязный бельем.

Черт, в голове слова звучали не так тупо. И в них явно не было так много скрытого подтекста.

Элиот поворачивает ко мне голову и ухмыляется.

– Знала бы ты сколько шуток сейчас вертится на моем языке…

– Лучше используй свой язык по назначению. – выпаливаю я и тут же заливаюсь краской.

Мать. Твою. Что я только что сказала?

– В смысле, – прочищаю горло. – Расскажи что-нибудь о себе.

Элиот не выдерживает и начинает смеяться, дрожа всем телом.

Мне нравится его смех.

Жарко. Становится жарко. Кондиционер работает вообще? Снова сажусь нормально, уставившись перед собой. Как мне вообще удалось выставить себя дурой за два предложения? Вот, что бывает, когда говоришь все, что в голову приходит. А я так делаю всегда.

– Хорошо, Эва Уоллис. – вдруг произносит Элиот, и я резко поворачиваю к нему голову.

Наши глаза встречаются.

– Так и быть, я использую свой язык по назначению.

Не смотри на его рот. Не смотри на его рот. Черт. Зачем я посмотрела? Он заметил? Конечно, заметил, иначе не ухмылялся бы так.

Дерьмо.

Отворачиваюсь к окну и делаю внушительный глоток чая. Хорошо, что он уже остыл. Черт. Теперь мое воображение рисует Элиота у меня между ног…

– Только вот мне нечего сказать. – просто говорит он.

Картинка в голове тут же распадается, и я хмурюсь. Не от того, что больше не вижу Элиота между своих ног, а от его слов. Да. От слов.

– Это как? – снова смотрю на него.

– Чтобы поделиться чем-то постыдным, нужно испытывать стыд, а в моих настройках такого нет.

Везет ему.

– Тогда расскажи что-нибудь интимное.

Машина останавливается на светофоре, и Элиот разворачивается ко мне в пол оборота. Одна рука на руле, вторая на подлокотнике между нами. Только сейчас я осознаю, как много пространства он занимает. Эти широкие плечи. Эти вены на его предплечьях. А этот взгляд? Почему он смотрит на меня так, словно я какая-то задачка, которую он не может решить? И почему все внутри переворачивается от этого взгляда? Не так, как обычно. Это ощущение новое. Словно впервые в жизни на меня не просто смотрят, но и видят, замечают. Словно на меня хотят смотреть.

– Ты ведь понимаешь, что рассказав что-то интимное, я попрошу нечто похожее взамен?

Клод был прав. Элиот Бастьен и правда не делает ничего просто так. Но почему это кажется мне скорее защитным механизмом нежели частью его натуры? Что-то заставило его стать таким.

– Почему ты такой? – сначала слышу свой голос, а потом только осознаю, что произнесла это вслух.

Элиот моргает. Удивленно. А потом тут же отворачивается, снова уставившись на дорогу перед собой. Выглядит вроде бы расслабленно, но я замечаю, как сильно его пальцы сжимают руль.

Только я думаю, что пересекла черту, как он говорит:

– Ты мне, я тебе.

– Не отвечай. – тут же выпаливаю я. – Забудь, что я спрашивала.

Не думаю, что смогу рассказать ему обо всем, что привело меня в эту точку. Высока вероятность, что он станет смотреть на меня иначе. С жалостью. А это последнее, чего я хочу.

– Так быстро сдаешься, Уоллис? – игриво подначивает он.

– Нет. – вскидываю голову. – Просто меняю вопрос.

Легкая улыбка играет на его губах, и он не возражает.

– Расскажи просто факт о себе. Что-то странное.

– Странное, хм… – обдумывает он. – Хорошо, но ты первая.

Я закатываю глаза, потому что он невыносим. Еще никогда я не встречала более сложного человека. Хотя многим он явно кажется раскрытой книгой. Однако уверена, вы так считаете только потому что Элиот хочет, чтобы вы так считали.

– Я разговариваю с собакой. – выдаю первое, что приходит в голову.

Он берет стаканчик из подставки между нами и попивая, спрашивает:

– С воображаемой или реальной?

Что?

– Реальной.

– Тогда не считается. Я иногда разговариваю сам с собой. Это не странно.

Мы пьем чай, а я продолжаю думать, что такого есть во мне странного, помимо очевидной социофобии.

– Я сильно потею, когда нервничаю. – только эти слова зависают между нами, как мне тут же хочется забрать их обратно.

Боже. Какой стыд. Зачем я это сказала?

– А я во время секса. –  пожимает он плечами, как ни в чем ни бывало. – Тоже не то.

Видимо, у Элиота Бастьена и правда нет в словаре слова «стыд».

– Я люблю слушать песни с матами.

На его лице появляется довольная улыбка.

– Любимый исполнитель?

– Doja Cat.

– Одобряю. – кивает он. – А любимая песня?

Кажется, мои уши начинают краснеть.

– Rules.

Черт. Не нравится мне выражение его лица. Он возвращает стаканчик на подставку. Берет телефон и подсоединяет к машине.