Просто дыши

– Мастурбируешь часто?

Каждая клеточка кожи начинает гореть.

– Что?

– Мне повторить? – выгибает бровь.

– Нет. Я услышала.

Что я там говорила? Ад был в машине? Нет, я ошиблась. Настоящая пытка – этот разговор.

– Ну так что?

– Нет.

– Нет, не мастурбируешь или нет, не часто?

– Нет, не часто.

– Понял. – будничным тоном говорит он, делая глоток кофе.

– Вернемся к правилам?

– Конечно. У меня даже есть одно.

– Какое?

– Никаких личных вопросов.

– Издеваешься?

– То, что спросил я, напрямую связано с нашим договором. Мне нужно знать насколько ты закрыта. Воспринимай меня, как личного тренера. В связи с этим, у меня есть второе правило.

Зря. Зря я на это подписалась.

– Я слушаю.

– Даже если тебе не понравятся мои методы, ты будешь делать все, что я скажу.

– Но…

– Никаких «но». У нас есть только месяц.

Резонно.

Ладно, в любом случае, я ничего не потеряю, если попробую. Верно?

– Окей. – без особого энтузиазма бормочу я. – У меня есть третье правило.

Он кивает.

– Честность. Прозрачность. Во всем, что касается нас обоих. Ты не хочешь делиться своей личной жизнью, хорошо. Но если это будет хоть как-то задевать меня, я должна знать. Именно поэтому говорю сразу, тетя и Аврора будут знать правду о нас. Но только они. Для остального мира ты мой жених.

– Согласен. Дана тоже в курсе. И Эмма.

– Эмма?

– Еще одна моя подруга.

Должно быть, это та брюнетка, которую я видела на фотографиях в его спальне. Неужели, это она тогда забрела к нам в магазин босиком, а позже дала мне контакт Элиота? Черт, теперь мне хочется снова увидеть те фотографии, чтобы рассмотреть поближе.

– Хорошо. – наконец отзываюсь я. – Пообещай мне кое-что.

– Смотря что.

– Этот договор не навредит мне.

Он поджимает губы и качает головой.

– Прости, детка, но я не даю обещаний, которые не смогу сдержать. – грубо, но зато честно. – И кстати о договоре, я так и не сказал что-то странное о себе.

В его глазах вспыхивают игривые огоньки.

– Помнишь комнату, в которой проснулась неделю назад?

– Твоя фотолаборатория.

– Это моя спальня.

Что?

– Но я думала, та, что напротив, твоя спальня. Я видела там кровать с шелковыми простынями.

– Эта кровать не совсем для сна. – он подавляет улыбку. – Я не сплю там один, точнее редко когда высыпаюсь, если ты понимаешь, о чем я.

Ух. Понимаю. Еще как понимаю. Слишком хорошо. И в ярких картинках.

– То есть, ты там…

– Трахаюсь? Занимаюсь сексом? Да. Иными словами, простыни там меняются ежедневно.

Становится жарко.

Очень.

Жарко.

– Подожди, но в ту ночь я…я спала в твоей спальне. Получается, это была не гостевая?

Элиот вдруг отводит взгляд и допивает кофе залпом. Затем поднимается на ноги.

– Пожалуйста, скажи, что мы не спали вместе в одной кровати.

– Мы не спали вместе в одной кровати.

– Элиот.

Он смеется, запрокинув голову назад.

– Расслабься, Уоллис, в конце концов, я твой жених. – подмигивает. – Мне можно.

10

Элиот

Я написал Уоллис, что приехал, и теперь направляюсь к цветочному с мятным чаем в руках. Купил ей его по дороге сюда. Спрашивается, нахрена? Она наверняка уже выпила свою порцию утром. Пофиг. Не буду об этом. Ну захотелось мне купить ей чай. Нет в этом ничего особенного.

Колокольчики звонят надо мной, когда толкаю дверь цветочного. В нос сразу ударяет этот сладкий аромат. Но не такой сладкий как Эва Уоллис.

Стоп.

Что?

Амелия, тетя Эвы, стоит за прилавком и поднимает на меня глаза. Кажется, она собиралась с улыбкой поприветствовать клиента, но передумала, увидев меня. Прочищаю горло и желаю ей доброго утра. Она отделывается коротким кивком и возвращается к букету на прилавке.

Подхожу ближе.

– Красиво. – указываю на цветы.

Женщина улыбается в ответ, но лишь из вежливости. И Авроре я вчера не понравился. Что не так с этими женщинами? Я же просто само очарование. И насколько помню, пока не сделал ничего, чтобы заслужить такое холодное отчуждение.

– Тебе необязательно быть милым со мной. – не глядя от меня, произносит Амелия. – Если Эва счастлива, то и я тоже.

– Значит, вы не против нашего соглашения?

– Этого я не говорила.

Теперь понятно, в кого Уоллис унаследовала характер.

– Я ни к чему ее не принуждал.

– Знаю. – она поднимает букет рассматривая свое творение, но все еще игнорируя меня. – Мою племянницу трудно к чему-либо принудить. Она упряма. Если приняла решение, о стену разобьется, но доведет дело до конца. В этом ее проклятье.

Я такая не потому что мои границы размыты, а потому что их множество раз нарушали.

Как много раз в своей жизни она делала то, чего на самом деле не хотела? Как много раз из нее пытались сделать нечто, кем она не являлась?

По опыту Даны знаю, родители в богатых семьях имеют тенденцию лепить из детей подобие себя. Заставляют добиваться их любви. Заставляют делать все, чтобы соответствовать какому-то призрачному стандарту.

– Я вам не нравлюсь. – констатирую. – Только не пойму, почему. Вы меня не знаете.

Амелия снова раскладывает цветы на столе, но на этот раз поднимает на меня глаза. Они очень похожего оттенка, что и у Эвы. Вот только в них нет того, что есть у Эвы. Взгляд Амелии не касается тебя изнутри. Не заставляет тебя замереть. Не выбивает кислород из твоих легких.

– Элиот, верно? – спрашивает она, и я киваю. – Не пойми меня неправильно, Элиот. Лично к тебе у меня нет никаких претензий. Но я знаю таких, как ты. Что уж там говорить, у меня были мужчины, похожие на тебя. Харизматичные, уверенные в себе, талантливые. Вы умеете привлечь внимание, залезть под кожу. Жизнь для вас игра. Вот только, когда вам становится скучно, вы склонны разрушать.

– Вы меня не знаете. – качаю головой.

– Ты прав. И тем не менее я знаю, что эта история ничем хорошим не закончится. – она вздыхает. – Еще я знаю, что люди в нашу жизнь приходят не просто так. Эва тоже это знает. Вопрос лишь в том, осознаешь ли это ты?

Что не так с этим семейством Уоллис?

– Тетя? – раздается голос в глубине магазина, а через мгновение появляется Эва. – Я покормила Милли. Погуляешь с ней в обед?

Она роется в сумке и не замечает меня. Это дает мне время, чтобы нацепить улыбку и расслабиться.

– Конечно. – отзывается Амелия, возвращаясь к своему букету.

Уоллис поднимает голову и наши глаза встречаются. На ее губах тут же появляется радостная улыбка. От этого и моя становится вполне искренней. Вот, что я имел в виду. Когда Эва на вас смотрит, вы не можете не смотреть в ответ. Не можете не улыбаться, когда улыбается она.

– Доброе утро. – легко говорит она, приближаясь ко мне.

Поразительно, еще какую-то неделю назад эта девушка даже слова не смогла сказать и сбежала, как только заговорил я. Почему? Почему от Клода у нее сердце падает в желудок, а рядом со мной полный штиль?

Тебе не скучно, тебе одиноко.

Потому что она видит меня насквозь? Видит и не боится?

– Я бы так не сказал. – бросаю хмурый взгляд на этот бесформенный мешок, который снова на ней. – Что это на тебе?

– Ты о чем? – осматривает себя с ног до головы.

– Этот пиджак. – подхожу ближе. – На улице жара. Сними его.

Она усмехается.

– Я могу носить, что хочу, Элиот.

На моих губах растягивается дьявольская улыбка.

– Тебе напомнить про второе правило?

Ее рот приоткрывается в изумлении.

Что ж, детка, ты сама согласилась делать все, что я скажу.

Наверное, в данном случае это хорошо, что приняв решение, Эва Уоллис, разобьется, но доведет дело до конца.

– Ты серьезно? – выдыхает она.

– А похоже, что шучу?

Бьюсь об заклад, этот пиджак нужен ей только для того, чтобы шрамы скрыть. А, ну и еще, потому что она много потеет. Нервничает и потеет. Совсем не трудно сложить два и два.

– Но мы так опоздаем. – возражает она.

– Чтобы снять пиджак, требуется две секунды. Ты больше времени потратила, препираясь со мной.

– Если я его сниму, – цедит сквозь зубы. – Мне придется переодеться.

– Хорошо. – пожимаю плечами. – Иди переодевайся.

Эва колеблется. Наверное, отчасти потому что боится лишиться своей брони, а отчасти, чтобы просто не соглашаться со мной. Думаю, какой-то крошечной части ее не нравится подчиняться.

Прости, детка, но ты сама на это подписалась. Никто не говорил, что будет легко.

Ее кулаки сжимаются. Она делает глубокий вдох, а затем пихает сумку мне в грудь. Успеваю схватить ее как раз в тот момент, когда Уоллис отнимает руку. Затем взмахнув своими длинными волосами, она с явным негодованием разворачивается и уходит.

Я смотрю ей вслед и не могу сдержать улыбки.

Да, есть в ней эта дерзкая искра. Нужно только открыть ее миру.

– Может, я и ошибаюсь. – раздается тихий голос Амелии, и я поворачиваюсь к ней. – Возможно, это не ты ее, а она тебя сломает.

Очень хочется спросить, что, мать твою, это значит, но я не успеваю. В магазин заходит клиент, и все внимание Амелии устремляется на него.

Выхожу на улицу и жду Эву там. С ее сумочкой в одной руке и ее чаем в другой. Боже, чем я вообще занимаюсь? Зачем мне это? Почему просто не мог признаться Селин в том, что соврал? Что в этом такого? С каких пор я вообще боюсь говорить людям правду в лицо? С этих самых пор. Потому что на это раз правда не нравится мне. Какой же я идиот.