Просто дыши

Поверить не могу, что не вспомнил тебя сразу.

Элиот. Я в спальне Элиота Бастьена.

Из горла вырывается отчаянный стон. Твою мать. Как это вообще произошло? Хватаю таблетку с тумбочки и не думая, отправляю в рот, тут же запивая прохладной минералкой. Очень надеюсь, что это не просто болеутоляющее, а какой-нибудь яд. Это ж надо так опозориться? А чего собственно я вообще ожидала, когда перешла с шампанского на виски? Идиотка. Просто идиотка. Но иначе я бы не смогла там продержаться, ведь так? Нет. Точно нет. Как только зал начали заполнять люди, я забилась в угол и стала слушать. Пара человек приняли меня за официантку. Еще несколько спрашивали, где здесь туалет, приняв меня за сотрудника галереи. Слишком много людей. Слишком много незнакомых людей. А потом я услышала, как две особы модельной внешности назвали мои картины, цитирую: «какое уродство, не понимаю, почему он так популярен». Тогда то я и переключилась на виски. Аврора стояла на страже, не давая уйти. Так что пришлось пить, пока не стало совершенно плевать. Что было потом? Я спряталась в своем укрытии и…Элиот.

Ты улыбаешься, а твои глаза нет.

Нет. Нет. Нет. Я не могла сказать ему это в лицо. Черт. Издаю по-настоящему болезненный стон. Почему я вообще здесь? Что было потом? Пытаюсь напрячься, но воспоминания расплывчаты. Встряхиваю головой и поднимаюсь на ноги. Меня до сих пор немного шатает. Чертово похмелье.

Мое внимание привлекает письменный стол слева от двери. Над ним висит пробковая доска с…кажется, это полароидные снимки. Подхожу ближе и опустив руки на спинку стула, изучаю едва освещенные картинки. В самом центре фото Элиота с двумя девушками. Одна рыженькая, другая брюнетка. Все трое улыбаются с бокалами в руках. На моих губах тоже появляется непроизвольная улыбка. На другой фотографии только рыжая девушка, она сидит в траве на фоне Эйфелевой башни. Ее лицо почему-то кажется знакомым. Да и лицо брюнетки тоже, но при таком освещении трудно рассмотреть подробнее. На еще одном снимке девушки вместе курят где-то на улице. И везде они выглядят такими счастливыми. Иногда смотрят прямо в камеру, а иногда нет, и тогда складывается впечатление, будто их снимали незаметно. Несколько кадров сделаны на кухне, но не на обычной. Она кажется огромной, как ресторанная. Хотя откуда мне знать, я никогда не была на кухне ресторана. Взгляд скользит дальше. Меня привлекает серия снимков, на которых брюнетка в свадебном платье. На одном из них Элиот сидит и вместе с рыжей девушкой ест торт прямо с коленей брюнетки. Последняя смеется, запрокинув голову назад. Все трое кажутся такими счастливыми. Беззаботными. Молодыми. Красивыми. Это личное. Я просто знаю это, чувствую. Может, Элиот и снимает для билбордов размером со здание, но в этих крошечных карточках есть душа. Он очень талантлив. Настолько, что на мои глазах почему-то наворачиваются слезы. Не думаю, что хоть когда-нибудь в своей жизни улыбалась так, как эти трое. Их словно связывает нечто большее, чем просто дружба. У меня есть Рори, да, но…не думаю, что она понимает меня полностью. И я не виню ее в этом. Встретить по-настоящему родных незнакомцев редкость в нашем мире. Смахиваю слезу с щеки и выпрямляюсь.

Как так вышло, что мы с ним снова встретились?

Познакомьтесь с моей невестой. Эва Уоллис.

Воспоминание врезается в голову точно паровоз.

– Что? – я хмурюсь, пытаясь убедиться, реальность ли это или мне просто приснилось.

Он притягивает меня к себе. Целует в уголок рта.

Познакомьтесь с моей невестой. Эва Уоллис.

Я вскрикиваю и тут же прикрываю рот рукой, начиная метаться по комнате.

Клод. Клод был там. Он слышал. Божечки. Нет. Только не это. Элиот не мог этого сказать. Мне точно показалось. Нет. Зачем ему это?

Где-то в квартире раздается какой-то грохот, и я вздрагиваю, остановившись. Черт, он здесь. Элиот здесь.

– Ну, разумеется, он здесь, идиотка. Это же его квартира. – шепчу в воздух и запускаю руки в волосы.

Здесь нет зеркала. Как я выгляжу? На голове точно гнездо. Мать твою. Твою долбанную мать.

Следом в мое сознание проникает еще одно воспоминание. Мерзкое, сопровождающееся отвратительными звуками и запахом.

– Нет. – пищу я, опустившись на край кровати. – Он что, видел, как я блюю? В раковину?

Нет. Я не смогу выйти из этой комнаты. Никогда. Ни в жизни. Нет. Какой позор. Хуже ситуации не придумаешь. Хотя нет, есть еще хуже. И тогда я тоже блевала.

Осматриваюсь по сторонам в поисках своего пиджака и телефона. Ни того, ни другого нет. Черт. Даже такси не вызовешь. Может, мне удастся проскочить незаметно? Может, у него такая планировка, что он и не узнает, что я уже ушла. Нет. Это неправильно. Он позаботился обо мне, когда я отключилась, позволил остаться в его квартире. Нужно извиниться и быстренько свалить. Да.

Подскакиваю на ноги, стиснув кулаки.

Я смогу.

– Ты сможешь, Эва. – твердо говорю себе и чувствую аромат своего зловонного дыхания, который только сейчас замечаю.

На расстоянии. Извинюсь на расстоянии. Делаю шаг к двери, а потом возвращаюсь к кровати и заправляю ее так, будто меня здесь вообще не было. Думаю, он все равно сменит простыни. Я бы сменила. Морщусь от самой себя и снова подхожу к двери, хватаясь за ручку. На всякий случай проверяю не воняет ли моя футболка и подмышки. Нет. Ну хоть что-то.

Набираю полные легкие воздуха и толкаю дверь.

Глаза тут же пронзает яркий свет. Я жмурюсь, но понемногу привыкаю. Так, я в коридоре, хорошо. Слева окно, а под ним стойка с гантелями. Стены из темного кирпича. Прямо напротив меня еще одна дверь, такая же и справа, в конце этого небольшого коридора. Одна из них точно приведет меня к выходу.

Была не была. В моем случае, прежде чем что-то сделать, думать нельзя, поэтому я решительно распахиваю дверь напротив. Еще одна спальня. В самом центре огромная двуспальная кровать. На ней в беспорядке лежат шелковые простыни и какая-то одежда. Значит, мы не спали вместе. Мощная волна облегчения захлестывает меня, и я выхожу обратно в коридор.

Рядом с последней дверью над небольшим комодом висит зеркало, и я решаюсь взглянуть туда.

Так и знала. Выгляжу как троль. На голове хаос, футболка помята. Лицо отекло. Судорожными движениями кое-как расчесываю волосы пальцами. Лучше не становится.

Извини за вчерашнее и спасибо, что помог.

Извини за вчерашнее и спасибо, что помог.

Извини за вчерашнее и спасибо, что помог.

Извини за вчерашнее и спасибо, что помог.

Сказать и уйти. Сказать и уйти. Вот и все. Я справлюсь. Не страшно, что я вылитый троль. Мы больше не встретимся.

– Ага, я точно так же думала и в прошлый раз. – бормочу себе под нос.

На этот раз мы точно больше не встретимся. Я приложу максимум усилий, чтобы так и было.

Протираю заспанные глаза и шлепаю себя по щекам, чтобы согнать отечность. Нет. Все равно троль. Ну и ладно. Не торчать же мне здесь весь день.

За дверью снова раздается какой-то шум.

Черт, когда я последний раз вот так просыпалась в спальне почти незнакомого парня, он спал, а путь был открыт. Почему вселенная не может подсобить и в этот раз? Я что прошу слишком много?

Собрав всю свою волю в кулак, открываю дверь. В нос тут же ударяет запах чего-то жаренного, от чего желудочка начинает урчать. Лофт оказывается огромным. Высокие потолки, слева два широких окна, сквозь которые проникает мягкий утренний свет. Я понимаю, что это место еще и своего рода студия, потому что слева находится что-то вроде скрученных фонов, а у стены между окнами стеллаж с оборудованием. В центре диван из коричневой кожи и кофейный столик. Справа от меня еще стеллажи с различными камерами. Да у него тут целая коллекция. Элиот Бастьен живет там же, где и работает. Стоп, получается, что я сейчас совсем рядом со своим домом. Мы же фактически живем на одной улице. И как мне сделать так, чтобы мы больше никогда не пересекались? Просто буду реже выходить из дома. Вот и все. В конце концов раньше же мы не сталкивались. Совсем.

Раздается какой-то шум в самой дальней части студии, за кирпичной стеной. Видимо, там кухня.

Извини за вчерашнее и спасибо, что помог.

В следующее мгновение появляется он.

Извини за…

Голый торс. Голый торс с шестью кубиками. Рельефные мышцы груди и плеч. А кожа? Оливковый теплый оттенок. Внутри тут же оживает знакомый зуд. Хочу написать его с натуры. Но почему? Я никогда не пишу с натуры. Да потому что он же само совершенство. В художественном смысле. Разумеется. Эти линии. Особенно те, что ведут к его паху, где начинаются джинсы. Вау. Просто. Вау.

Мой взгляд медленно скользит выше к ключицам, кадыку и линии челюсти. Впитываю каждую деталь, как завороженная. Поднимаю глаза к лицу и…

Я что пялюсь? Я пялюсь на него? А он, что просто стоит и позволяет? На его губах появляется ухмылка, и низ моего живота опаляет огнем. Жар поднимается вверх, заливая щеки. Что?..Что я собиралась сказать ему?

– Извини… – тихо начинаю я, но он одновременно с этим говорит.

– Доброе утро. – поднимает чуть выше две тарелки, которые, оказывается, все это время держал в руках. – Я приготовил нам завтрак. Ты голодна?

Я замираю.

Это мило. Он очень мил.

И что мне с этим делать? Остаться? Уйти? Он же завтрак приготовил. Будет слишком грубо уйти, учитывая, что он сделал для меня.

Элиот опускает две тарелки на столик, и я откровенно таращусь на то, как перекатываются мышцы на его спине. Жарко. Здесь очень жарко.

Он выпрямляется и снова смотрит на меня. Прямо в глаза. Невольно переношусь во вчерашнюю ночь, когда он вот точно так же не сводил с меня глаз. С одной стороны был Париж, с другой картины со всем моим прошлым, а над нами звезды. Не знаю, может, дело в алкоголе, но тогда мне на долю секунды показалось, будто мы вдвоем остались совершено одни во всем мире. Сейчас возникает похожее чувство. Очень странное. Мы не знаем друг друга, но и в то же время Элиот кажется мне таким знакомым. Я моргаю, и это чувство растворяется где-то в пространстве между нами.

– Если тебе нужна ванная. – вдруг говорит он, потирая шею. – Она там.

Он указывает куда-то мне за спину, и я киваю. Не помешало бы освежиться. Развернувшись на пятках скрываюсь за еще одной дверью, что находится рядом с той, из которой я вышла.

– Над раковиной в шкафчике есть новая зубная щетка. – кричит он, и я снова киваю, но уже самой себе.

По сравнению с размерами других комнат, ванная небольшая. Делаю очередной глубокий вдох и подхожу к черной раковине, открываю шкафчик над ней и обнаруживаю не одну, а сразу три разных щетки. Все запакованные. Очевидно, он часто принимает у себя гостей. Это объясняет наличие двух спален, хотя вторая совсем не похожа на гостевую. Смотрю на свое отражение и до меня доходит. Не просто гостей, девушек. Или парней. Неважно. Он…ух, от одной только мысли о том, как именно Элиот Бастьен делает это, по телу проносятся мурашки.

Открываю холодную воду и брызгаю на лицо, шею. Затем чищу зубы и более менее прихожу в себя. Оставляю черную щетку в пустом стаканчике, просто потому что не знаю, куда ее деть.

Когда выхожу, Элиот сидит на диване, и теперь на нем белая футболка. Не знаю, радоваться мне или попросить его снова раздеться. Разумеется, ради искусства. Чтобы я получше запомнила каждую мышцу в его теле…

Подхожу к нему и сажусь рядом. Он молчит, но эта тишина почему-то не кажется мне тяжелой, как это происходит с другими людьми.

На тарелках два омлета и овощи. Выглядит аппетитно.

– Черт. – вдруг выпаливает он и тут же поднимается на ноги. – Забыл о напитках.

Я стараюсь не смотреть ему в спину, когда он уходит на кухню. Почему он вообще так мил со мной? Я доставила ему столько неудобств.

Познакомьтесь с моей невестой.

Может, он тоже испытывает своего рода чувство вины? В конце концов какое право он имел называть меня своей невестой, верно? Это немного успокаивает. Получается, в каком-то странном смысле мы с ним на равных.

– Кофе? – его голова появляется из-за стены, точнее в проеме без двери.

– Эммм. – сглатываю нервный ком в горле. – Я не…не пью кофе.

– Чай? – выпаливает он и тут же хмурится. – А, черт. У меня ведь нет чая. Воды? Или еще есть сок. Апельсиновый.

– Сок.

Элиот тут же скрывается на кухне.

Пожалуйста. Я забыла сказать пожалуйста. Но можно ли меня за это винить? У меня жуткое похмелье. Я проснулась в незнакомой спальне, в чужой кровати. Моя голова мягко говоря сейчас не на месте.

Раздается звон стаканов, а через пару минут Элиот появляется с соком в одной руке и чашкой кофе в другой. Ставит все это на столик и снова садится на диван, но на этот раз чуть ближе ко мне. Настолько ближе, что в нос ударяет древесный терпкий аромат. Едва не открываю рот, чтобы спросить, что это за парфюм, но вовремя затыкаюсь.

Перевожу взгляд на еду. Столик слишком низкий, чтобы с него есть. Он буквально упирается мне в колени. Как мне есть и при этом не заляпать себя едой?

– А у тебя нет нормального стола? – окей, я все же это сделала. Ляпнула первое, что пришло в голову.

Плохая привычка. Очень плохая привычка.

Элиот выпрямляется и начинает осматривать помещение с серьезным выражением лица. Так, будто и сам оказался здесь впервые.

– Нет. – просто заключает он, переведя на меня глаза. – Нормального стола нет.

Наши взгляды сталкиваются, и из меня вырывается непроизвольный смешок. Уголки его губ тоже дергаются вверх, но он подавляет улыбку.

Твои глаза. Ты улыбаешься, а они нет.

Да, я и правда это сказала.

Кажется, будто и он сам вспомнил те мои слова, потому что моргнув, отворачивается. Слишком резко. А затем принимается за свой омлет. Так странно. Все это очень странно. Почему от его присутствия мое сердце не выбивает знакомую дробь? Да, мне все еще неловко, но…привычная тяга раствориться в воздухе исчезает. Чем дольше сижу вот так, тем комфортней становится. Дело в его ауре или в чем-то еще? По какой-то неведомой причине мне…мне уютно рядом с Элиотом Бастьеном.

– Ты не голодна? – вдруг интересуется он, снова повернувшись в мою сторону.

Ничего не ответив, отбрасываю волосы за спину, убираю часть за уши и беру вилку со стола. Затем отделяю кусочек омлета и быстро отправляю его в рот.

– Ммм. – тут же вырывается из меня стон. – Очень вкусно.

– Приятного аппетита. – слышу довольный голос, но не смотрю в его сторону.

– И тебе. – тихо бормочу, продолжая уплетать за обе щеки.

Несмотря на то, что мою фигуру нельзя назвать идеальной, у меня никогда не было проблем с едой. Это единственное, что не смогла отнять у меня мать. Наслаждение едой. Видит бог она пыталась это сделать. Пыталась сажать меня на диеты в подростковом возрасте и ничего у нее не вышло. Моя грудь по-прежнему больше среднего, бедра широкие, а под попой сколько себя помню, рельеф в виде целлюлита. Дома я иногда занимаюсь спортом, чтобы держать свое тело в здоровом состоянии, но уже давно наплевала на все свои неровности. Хотя…к чему лукавить, стоит только взглянуть на мою одежду, и можно сразу определить – не люблю я выставлять себя на показ. Не люблю, когда меня оценивают. Ненавижу, когда оценивают. Думаю, над этим вопросом мне еще долго предстоит работать с психологом. Маленькие шажки. Вон, посмотрите, я сижу на одном диване с одним из самых сексуальных мужчин, что повстречала за всю свою жизнь, ем омлет и все это с жутким похмельем.

Что это если не шаг в правильном направлении?

Мы едим в абсолютной тишине. Когда тарелки пустеют, Элиот берет свой кофе со столика и откидывается на спинку дивана. Я же только делаю пару глотков сока.

Теперь нужно лишь произнести заготовленные слова и можно сваливать.

Только открываю рот, как он снова меня опережает:

– Я бы хотел извиниться за вчерашнее.

Поднимаю к нему глаза и тут же сталкиваюсь с его полным раскаяния взглядом. Мои брови сходятся на переносице:

– Это я должна просить прощения.

Кажется, его удивляют мои слова.

– За что?

– Ну, – начинаю, опустив глаза себе на колени, и разглаживаю несуществующие складки на брюках. – Меня стошнило, а потом я отключилась.

Элиот вдруг подается вперед, положив руку на спинку дивана за мной, и мы оказываемся лицом к лицу. Так близко, что у меня на мгновение перехватывает дыхание. Как давно я была вот так близка с мужчиной? Кажется, вчера. И это был один и тот же мужчина.

– Тебе не за что извиняться, Эва. – его колено соприкасается с моим, мягко, почти невесомо, я жду знакомой тахикардии, ну, знаете, когда сердце вот-вот выйдет наружу через грудную клетку. У меня так всегда когда я трезвая, а рядом сексуальный красавчик.

Однако пульс лишь слегка подскакивает. Что-то в его взгляде успокаивает меня. Заземляет. Я все еще считаю его невероятно привлекательным, но складывается такое впечатление, будто что бы сейчас ни сделала или ни сказала, Элиот не станет осуждать. Не будет смеяться.

– Ты перебрала, а я оказался рядом. – просто пожимает плечами, и я чувствую, что говорит он это не из вежливости, а искренне. – С кем не бывает.

Элиот Бастьен буквально излучает тепло. Как мягкое одеяло в холодную зимнюю ночь. Быть рядом с ним все равно что укутаться в мягкое одеяло. Вот таким он мне кажется. Думаю, всегда казался. Даже в школе от него исходил этот свет, тепло. Поэтому люди к нему и тянулись.

– Почему ты так на меня смотришь? – тихо произносит он, и я моргаю, тут же отводя взгляд.

Господи, как же сложно на него не пялиться.

– Думаю, дело не в твоей общительности. – бормочу я, сцепив руки в замок на коленях. – То есть твоя популярность была не с этим связана.

Снова смотрю на него и вижу сначала легкое недоумение, а потом он будто бы вспоминает наш короткий вчерашний диалог. На губах тут же появляется едва заметная улыбка.

– Если не в этом, то в чем? – спрашивает и задумавшись, отпивает кофе. – Едва ли меня можно назвать привлекательным.

Из моего горла вырывается чуть ли не истеричный смешок, и его улыбка становится шире.

– Ты же это не серьезно. – отвечаю, развернувшись к нему в пол-оборота. – Ты же буквально дитя Генри Кавилла и Сэма Клафлина.

Его брови взлетают вверх, а я никак не могу заткнуться.

– Даже Давид в исполнении Микеланджело чистая посредственность по сравнению с…

Заметив довольную ухмылку на его лице, я прикусываю язык и чувствую, как щеки начинает заливать краска. Он, что специально это сказал, чтобы услышать комплимент?

– Тело у меня получше, чем у Давида, это уж точно. – просто сообщает он, изо всех сил стараясь подавить смех.

– Зачем ты тогда?..

– Теперь ты знаешь, какого мне было вчера.

Я хмурюсь, и он поясняет:

– Я назвал тебя красивой, а ты засмеялась.

– Это потому что…

Я осекаюсь. У моей реакции нет причины, кроме той, что возможно мне казалось, что «красивыми» Элиот Бастьен мог посчитать только тех моделей, что назвали мои картины уродскими.

– Не закончишь предложение? – вопросительно выгибает бровь.

Качаю головой и тянусь к своему стакану на столике.

– Вряд ли. – бросаю я и делаю пару больших глотков сока.

Черт возьми, почему я вообще все еще здесь?

– За что ты, кстати, извиняешься? – снова поворачиваюсь к нему, вернув стакан на стол.

Элиот немного медлит с ответом, такое ощущение, будто он вообще не услышал вопроса. Его взгляд медленно скользит по моему лицо. Он вроде бы смотрит на меня, но и в то же время, мыслями где-то далеко. Взгляд точно оценивающий, но мне почему-то не хочется сбежать как обычно.

Вообще-то, мне даже интересно, что он думает…

– Я представил тебя своей невестой. – спокойно произносит он. – Это было неправильно.

– С кем ни бывает. – тут же выпаливаю его же слова, и на его губах появляется одобрительная улыбка. Мысленно я уже знаю, какие цвета смешаю, чтобы получить идеальный оттенок его кожи.

– Вчера ты была… – продолжает он, и я замираю. – Другой.

Другой, хм? Тактичная замена слову странная.

– Во мне было больше алкоголя, чем здравого смысла.

Он улыбается моему ответу.

Зеленые. Его глаза зеленые. Почти изумрудные, но из-за золотистых крапинок у зрачка кажутся карими. Особенно при определенном освещении.

– Ты так и не рассказала, почему сбежала тогда. – кивает на входную дверь за нашими спинами.

– А, это…

Стоит ли рассказывать о моей проблеме с коммуникацией? Будет странно, учитывая, что сейчас я общаюсь с ним без каких-либо трудностей.

Я. Общаюсь. С красавчиком. БЕЗ ТРУДНОСТЕЙ.

Поразительная мысль.

– Длинная история. – вдруг заканчивает Элиот, не дождавшись моего ответа. – Знаю, ты говорила, но времени у меня полно.

Он ставит чашку на стол и снова откидывается на спинку дивана. Его ладонь сейчас так близко с моим плечом, практические касается его.

– Значит, ты любитель историй?

Он ухмыляется.

– Еще какой.

– Зачем тебе это знать? – склоняю голову набок, и прядь волос падает на мою шею. Взгляд Элиота тут же смещается в том же направлении, и я сглатываю.

– Скажем так, от меня не часто сбегают симпатичные девушки.

Ложь.

Не знаю откуда, но чувствую, что причина не в этом. Однако не может же ему действительно быть интересна моя скромная персона? Во мне нет совершенно ничего особенного. И тем не менее в его взгляде действительно что-то очень похожее на интерес. Ему будто бы не терпится проникнуть мне в голову и узнать, что там творится. Ух, ему не понравятся мои внутренности. Там все очень, очень странно.

– А зачем ты назвал меня своей невестой? – задаю ему встречный вопрос.

Элиот тут же неодобрительно качает головой.

– Я первый спросил.

Я вздыхаю. Он прав.

– Хорошо. Тогда честность в обмен на честность?

Он задумывается. Интересно. Теперь мне и правда любопытно, почему он назвал меня своей невестой. Однако он не торопится отвечать. Взгляд тяжелеет, а улыбка меркнет. Такое чувство, будто наружу пробивается нечто, что он старательно прячет внутри. Пауза затягивается, и я пользуюсь ей.

– Вот видишь. Некоторым вопросам лучше оставаться без ответов.

Только он открывает рот, как раздается звонок в дверь.

Элиот прочищает горло, пару раз моргает, а затем натягивает на себя легкую улыбку. Передо мной вновь возникает знакомый мне Элиот Бастьен. Тот, кому не знакомо слово «трудности». Эта перемена происходит за доли секунды, но я все равно замечаю. Неужели правду говорят, и те, кто громче всех смеется, на самом деле самые несчастные?

Элиот встает и уверенно направляется к двери. Как только он распахивает ее, я замечаю рыжеволосую незнакомку и тут же поднимаюсь на ноги.

– Какого хрена ты игнорируешь мои звонки? – с порога возмущается девушка, и я понимаю, что никакая она не незнакомка. Это она на тех фото в спальне. Она же ходила со мной в одну школу.

Дана Эдвардс.

– Что это вообще вчера было? – продолжает она, размахивая руками.

Дана не сразу замечает меня, но как только взгляд отрывается от Элиота, она тут же осекается и удивленно замирает с раскрытым ртом. От ее пристального внимания мне хочется сжаться до размеров горошины. По спине проносится знакомый озноб. Ладони потеют. А сердце ускоряется. Я отчетливо чувствую себя третьей лишней.

Что мне сказать? Представиться? Поздороваться? Элиот тоже молчит, переводя веселый взгляд с Даны на меня и обратно. Он, что не собирается ничего говорить?

– Эва Уоллис. – ошарашено выдыхает Дана, и я киваю, хотя это был не вопрос.

Она снова открывает рот и переводит взгляд на Элиота, потом опять на меня. Такое впечатление, будто в ее голове что-то бесповоротно сломалось.

Познакомьтесь с моей невестой.

Только сейчас я вспоминаю, что видела ее вчера на выставке. Мельком, но она тоже там была, когда Элиот представлял меня. Черт возьми. Пора сваливать. Вот прям сейчас.

– Я… – голос выходит писклявым. – Пойду, наверное.

– Нет. – тут же выпаливает Элиот. – Прошу, останься. Мы еще не закончили.

Не закончили?

Брови Даны удивленно взмывают вверх. Рот все так же открыт. Достаточно одного только взгляда Элиота, чтобы она его прикрыла и расправив плечи, выдала:

– Да, лучше я пойду. – разворачивается на каблуках. – Не буду вас отвлекать.

Мне хочется возразить, но слова буквально застревают в горле, и я откашливаюсь, но кажется, никто не обращает на меня внимание. Дана подается к Элиоту и произносит достаточно тихо, но я все равно слышу:

– Мы ведь увидимся вечером? – вроде вопрос, но такое чувство, будто она скорее приказывает.

Элиот легкомысленно пожимает плечами:

– Если у меня не будет планов. – его взгляд снова устремляется ко мне, и я перестаю дышать, когда он подмигивает. Черт возьми, он подмигивает мне. Причем так, как это делают мужчины своим любовницам. С явным подтекстом.