Просто дыши

Мать твою, меня бросает в жар.

Дана замирает, а потом взмахнув волосами, бросает:

– Увидимся. – нотки злости в ее голосе бесспорны.

Элиот захлопывает дверь за своей подругой и снова возвращается ко мне.

– Думаю, мне на самом деле уже пора. – смотрю на свои воображаемые часы на запястье.

– Я подвезу тебя. – предлагает Элиот.

Ага, и узнаешь, где я живу. Нет, спасибо.

– Не стоит. Я живу здесь недалеко.

Черт. Нахрена я это сказала?

Его темные брови взлетают вверх.

– Правда?

– Нет.

– Нет? – на его губах появляется мальчишеская улыбка.

– То есть да. – прочищаю горло, сцепив руки на груди. – Да. Я живу прямо напротив парка.

Господи, просто уходи, Эва.

– Я бегаю там по утрам. – говорит он как будто обрадованный такой новостью. – Позволь тогда проводить тебя.

– Не стоит. – рефлекторно делаю шаг назад.

– Не терпится избавиться от меня? – усмехается он.

– Да. – выпаливаю я, но тут же морщусь. – То есть, нет. Просто. Это. Мне правда. Пора.

Все, теперь я это чувствую. Кто-нибудь откройте портал в другой мир, я бы хотела исчезнуть из этого.

Элиота нисколько не смущают мои слова, напротив, он начинает смеяться. И черт возьми, этот смех проносится эхом по всему моему телу и задерживается прямо между ног. Такой соблазнительный, низкий, с хрипотцой.

Выхожу из-за дивана, увеличивая дистанцию между нами, но он будто бы намеренно снова сокращает ее, направляясь в мою сторону. Похоже на танец хищника с его жертвой.

– Не хочу еще больше обременять тебя. – бормочу, едва не спотыкаясь, и хватаюсь о спинку дивана, чтобы не упасть.

Элиот подходит ко мне почти вплотную. Нависает надо мной. Господи, должно быть нелегально так вкусно пахнуть.

– А кто сказал, что ты меня обременяешь? – в зеленых глазах вспыхивают игривые огоньки. – Ты хотела, чтобы я был честен.

Киваю, и он склоняет голову набок. Взгляд падает к моим губам.

– Так вот знай, Эва Уоллис. – произносит, заглянув мне прямо в глаза. – Я всегда делаю только то, что хочу сам.

5

Эва

В тот теплый августовский день ничего не предвещало беды.

Я все утро просидела за мольбертом, пытаясь закончить портрет Элиота, который начала еще неделю назад. Но все мазки получаются грубыми, неправильными.

Снова и снова прокручиваю в голове наши короткие диалоги.

Почему в его присутствии мне было так уютно?

Что именно он так усиленно прячет внутри?

Может, мне просто показалось?

Уже неделя прошла, а я все размышляю. Размышляю и не нахожу ответов. Но чтобы это ни было, в этом причина моего застоя. Не могу закончить портрет, потому что не получается докопаться до истины.

Элиот Бастьен затерялся среди других загадок.

Да, люди для меня всегда были загадками. Мне доставляет удовольствие узнавать их тайну. Пусть я еще не могу как следует проникнуть в мир, где живут, дышат, любят люди, но я неплохо научилась их понимать.

Я искренне верю, что между совершенно незнакомыми людьми может возникнуть связь, цепная реакция, которая способна разрушить жизни обоих или же наоборот привнести нечто прекрасное, добавить яркости, насыщенности. Случайная встреча, общий знакомый, глупое решение – все эти нити могут объединить двух незнакомцев. И мне это нравится. В этом есть особая магия.

И сейчас мне кажется, будто я ее упустила. Будто не дав Элиоту проводить меня до дома, я оборвала нить, не дала ей привести меня к чему-то. С одной стороны я испытываю облегчение, но с другой разочарование. И хуже всего то, что я даже Рори не рассказала о том утре. Она думает, мне просто стало плохо на выставке, и я уехала домой. Мне не хотелось делиться с ней Элиотом. Наверное дело в том, что я знаю, она бы осудила меня. Осудила, и была бы права. Она бы не позволила мне вот так глупо оборвать нить.

Выдыхаю в пространство и понимаю, что портрет так и останется незавершенным. Поэтому убираю картину к стене и достаю несколько маленьких пустых холстов. Да, у меня не получается поймать нужную волну для своей привычной работы, но никто же не запрещает практиковаться в другом.

Снова размещаюсь за мольбертом и беру в руки уголь. Несерьезная, но очень приятная практика. Я воспроизвожу в своей голове все линии его тела и делаю черные штрихи на белом холсте. Моя собственная версия «Давида». Один холст изображает его профиль – немного кудрявые волосы, прямой нос и четкую линию челюсти. На другой я переношу его крепкие мышцы груди, вены на руках и твердые линии, уходящие к паху. Я изображаю каждый изгиб, каждый кусочек, что удалось запомнить. Все, кроме глаз. Губы. Длинные пальцы. Широкие плечи. Спустя пару часов передо мной на полу шесть черно-белых изображений незнакомца. В них нет жизни, нет цвета, нет эмоций, только воспоминания. Думаю, я смогла бы написать его с натуры. Маслом. Восхваляя и отдавая должное его красоте. Как художник, не как женщина.

Снова вздыхаю и убираю холсты, разворачивая их лицом к стене.

Милли поднимает голову со своего места у дивана и наблюдает за мной. Наверное, она единственное живое существо, знающее обо всех моих поражениях. Опускаюсь на корточки перед ней и чешу за ушком. Она начинает довольно вилять хвостом.

– Ты же не осуждаешь меня? –  говорю ей. – Я не испугалась его. Правда. Мы просто слишком разные, понимаешь? Да и к тому же, его вряд ли привлекают такие закрытые люди, как я.

Я всегда делаю только то, что хочу сам.

Эти его слова…В них столько уверенности.

– Мы бы даже друзьями не смогли быть. Такие, как он, дружат только с такими, как Дана Эдвардс. Именно так все и работает.

Мой телефон внезапно оживает на кофейном столике. Я тянусь к нему рукой и бросаю взгляд на экран.

Мама.

С чего вдруг? Мы уже больше двух лет не общались. Нет, даже трех. Я игнорирую звонок и возвращаю телефон на столик. Затем поднимаюсь на ноги и плетусь на кухню готовить себе завтрак.

Немного овсянки и мятного чая – идеально.

Сев за столик, разделяющий кухню и гостиную, я принимаюсь есть. Телефон снова вибрирует, и я бросаю на него удивленный взгляд.

Серьезно? Неужели кто-то умер?

Отгоняю от себя эту мысль и продолжаю есть.

Наши отношения с родителями вот уже несколько лет пассивно-агрессивные. С их стороны. С моей стороны претензий нет. После многолетней терапии я научилась выделять то, что хорошо для меня. А разговор с моей матерью в эту категорию не входит. Так же, как и разговор с отцом. Они понятия не имеют, чем я занимаюсь или жива ли я вообще.

Да, семья – это главное. Но в моем случае, это то, что заставило меня узнать о депрессии, социофобии и мире, в котором я сейчас живу. И это место, надо сказать, довольно одинокое.

Телефон снова вибрирует. Но на этот раз от сообщения. Короткая вибрация. Спустя несколько минут еще одна. И еще одна. Кто-то настойчиво написывает мне. Я знаю, что это сообщения, потому что ничего другого на мой телефон не приходит.

В любом случае, сначала завтрак, потом все остальное.

Как только расправляюсь с едой и мою посуду, медленно направляюсь к дивану и сажусь, взяв телефон в руки.

Какого черта?

Здесь не только звонки от мамы, но еще и сотня от сестер.

Старшая Оливия несколько раз звонила. А младшая Карли прислала сообщения, последние из которых:

Заноза в заднице: Пожалуйста не говори, что ты и правда выходишь замуж.

Заноза в заднице: Наша мать уже весь мозг мне трахнула.

Заноза в заднице: Я возвращаюсь в Париж на следующей неделе.

Заноза в заднице: Если ты еще жива, дай знать.

Я отвечаю только Карли:

Я жива. С чего ты взяла, что я выхожу замуж?

Что вообще происходит?

Она сразу читает и печатает ответ:

Заноза в заднице: Мне сказала Оливия. А ей мама. Кто-то в Париже распространил слух о твоей свадьбе!!! И эта новость разорвала Нью-Йорк вместе с задницей нашей дорогой мамочки. Ты бы видела ее лицо)))

Ужасные подозрения медленно растекаются по моей разумной части мозга.

Я пишу ответ:

А за кого я выхожу замуж тебе случайно не сказали?

Ответ приходит тут же:

Элиот, мать твою, Бастьен!

Вау. Говорила же, мы с Элиотом из разных миров. Очевидно, в его мире слухи распространяются со скоростью света.

Я печатаю ответ:

Я:Ты знакома с ним?

Заноза в заднице: Ну разумеется я с ним знакома. У нас была совместная съемка пару лет назад. Он горяч. Одна моя подруга была на оргии вместе с ним. ОРГИИ, ЭВА. Он же ходячая легенда в мире секса. ПЛЕЙ-БОЙ. Все только и хотят, что трахнуть его. ВСЕ. БЕЗ. ИСКЛЮЧЕНИЯ.

По телу проносится жаркая волна, стоит только вспомнить, как близко мы сидели на его диване, в его квартире. А те три щетки в его ванной? Я точно не первая девушка, проснувшаяся в его студии. Однако он вроде не пытался флиртовать со мной. Это потому что я не привлекаю его как женщина. Ну, разумеется. В этом дело. Эта мысль немного расстраивает. Но я и не тешила себя надеждами. Такие, как он западают только на моделей.

И тем не менее…

Ты красивая.

Ладно, какая-то мертвая часть моего эго все же оживает.

Почему-то я не учла того момента, что появившись вместе с человеком его уровня один раз в обществе, ты можешь неожиданно привлечь больше внимания, чем хотелось бы, а учитывая, что он сказал своим друзьям…

Познакомьтесь с моей невестой.

Я: можешь сказать маме, что тоже не смогла со мной связаться. Я не стану в это ввязываться.

Заноза в заднице: Так это правда или нет?

Нет. Но желания объяснять это каждому у меня нет. Да и тема уже закрыта. Мы с ним больше не увидимся. А сплетни имеют дело сходить на нет, если их не подогревать ответами.

Я: Пока, Карли

На этом сообщении я выключаю телефон. Раз Элиот заварил эту кашу, то пусть сам и расхлебывает.

Теперь я на все сто процентов уверена в своем желании больше не пересекаться с Элиот Бастьеном. Его мир слишком шумный для меня, слишком яркий. Я не могу стать частью его, не сейчас. Не могу позволить своей прошлой жизни снова разбить себя.

К вечеру я заканчиваю слушать лекции про самых выдающихся женщин в истории, занимаюсь йогой, учу десять новых слов на итальянском. Мой преподаватель сейчас в отпуске, но я все равно не даю себе поблажек. По опыту знаю, стоит сделать перерыв, как все иностранные слова просто исчезают из моего мозга. После дозы итальянского читаю несколько страниц романа про герцога и суфражистку. Эви Данмор уже стала одной из моих любимых писательниц. Ох уж эти мужские персонажи, вдохновленные Остин. Любовь с первых страниц.

Затем под Doja Cat я готовлю себе здоровый ужин и ем в тишине.

Так проходят все мои дни.

Не всегда одинаково, но всегда насыщенно.

Моя квартира забита учебниками, книгами, поделками, изделиями. Всем, что я создаю, коротая время в одиночестве. Наверное, когда-нибудь место закончится и мне придется все это выбросить, но пока я просто горжусь тем, что не трачу время впустую. Приятно осознавать, что после моей смерти от меня хоть что-то останется. Это делает мою жизнь не такой бессмысленной.

Подхожу к портрету Элиота у стены, но не рискую развернуть. Какой смысл, если я уже все решила? Может, стоит избавиться от полотна? Перерезать нити окончательно? Нет. Качаю головой и отхожу. Падаю на диван и снова включаю телефон. Помимо моей семьи больше никто сегодня не пытался со мной связаться. Не знаю, чего ждала или кого.

Откидываю голову на диван и смотрю в потолок, который разрисовала в стиле эпохи Возрождения. Однажды я наткнулась в интернете на потолок Сикстинской капеллы в Ватикане и решила перенести кусочек той росписи себе. Тогда мне казалось, что вживую я не смогу это увидеть. Сейчас же…сейчас во мне есть крохотная надежда на то, что однажды все получится. Не знаю, откуда это вообще взялось.

Бросаю взгляд на Милли, она спит на своем месте рядом с диваном. Немного подумав, хватаю ключи и выхожу через оконную дверь. Спускаюсь по металлической лестнице и вхожу в магазин тети через заднюю дверь.

До закрытия остается еще пара часов. Я замечаю Амелию за стойкой, она собирает букет под пристальным взглядом женщины средних лет, поэтому я проскальзываю за столик в углу, стараясь не издавать лишних звуков, чтобы не привлекать внимание.

Не знаю, почему решила спуститься. Наверное, мне просто хочется поговорить. С живым человеком. Вдруг и до тети уже дошли слухи? На мгновение прикрываю глаза, откинувшись на спинку стула. Мысли о семье кружатся вокруг, точно надоедливые насекомые. Ненавижу, когда они вот так просто пытаются снова влезть в мою жизнь, где им уже давно нет места.

Мне потребовались годы, чтобы отпустить их, простить, перестать злиться. Мне казалось, я выстроила достаточно крепкую стену между нами, но теперь возникает такое ощущение, будто в этой стене прорезалась дверь, а под ней ко мне начинает просачиваться вода. Нет. Не вода. Мерзкая слизь из сточных вод. Видимо, день, когда я перестану бояться этой слизи еще не настал.

Раздается звон колокольчиков у входа в магазин, оповещающий о новом клиенте. Я знаю, что он новый, потому что с той женщиной тетя только что попрощалась.

– Добрый вечер. – произносит низкий мужской голос на французском, и по телу проносится дрожь.

Сердце ускоряется. Резко. Почти болезненно. Я распахиваю глаза и выпрямляюсь.

– Не подскажите, где я могу найти Эву Уоллис?

Клод де Шар. Клод, мать его, де Шар стоит в нескольких метрах от меня. Идеальный. Как с обложки журнала. Серый костюм, светлые волосы, легкая щетина на щеках.

– Могу я узнать, кто вы? – вежливо интересуется тетя. – И по какому вопросу?

Что делать? Меня пока не видно из-за растений в горшках, но если попытаюсь сбежать точно не останусь незамеченной. Может, прокатит? Может, Амелия спровадит его? Меня бросает в пот. Прижимаю руку к груди. Черт. Это точно тахикардия. Дыхание перехватывает. Что мне твою мать делать?

– Я Клод де Шар, знакомый Эвы. Мы учились вместе.

Как он узнал, где меня можно найти? Что он вообще здесь делает?

Подаюсь вперед, выглядывая из-за кустов. Тетя явно сбита с толку. Ну, разумеется, я не из тех людей, у кого в знакомых такие красавчики. И уж точно они не приходят к моему порогу, разыскивая меня.

Бросаю взгляд вниз на свою одежду. Черная бесформенная футболка и такие же тренировочные штаны с кроссовками. На голове пучок. Я просто не готова встретиться с Клодом де Шаром.

– Мне нужно поговорить с ней. – произносит он. – Это важно.

Тетя открывает рот, чтобы ответить, но тут замечает меня. По ее взгляду понимаю, она ждет моего сигнала. И что мне делать? Пусть спровадит? Или нет?

Снова прячусь за кустами, стараясь дышать, но легкие сжимает в тиски.

Так, Эва, ты взрослая женщина. И ты пожалела о том, что не дала Элиоту проводить себя. Теперь наверху незаконченная картина. Хочешь повторения? Нет. Ты грезила об этом мужчине уже несколько лет, и вот он прямо перед тобой. Просто. Поговори. С ним.

Прежде, чем успеваю отговорить себя, поднимаюсь на трясущихся ногах. Стул отъезжает с отвратительным скрипом, и я морщусь. Клод с тетей тут же поворачивают головы в мою сторону. В серых глазах на доли секунды проносится удивление, но потом улыбка тут же касается его губ. Он оборачивается к тете и кивает, направившись в мою сторону.

Тете тем временем спрашивает одними губами: «Ты в порядке?».

Я игнорирую, потому что нет, я определенно не в порядке. Клод, мать его, де Шар подходит к моему столику. Ладони начинают потеть, тело бросает в жар. Уже чувствую каплю пота на позвоночнике. Просто храни бог черные футболки, скрывающие все неловкие пятна.

– Привет. – он подается вперед, явно для того, чтобы поцеловать в щеку, как делают все французы, но я резко опускаюсь обратно на стул, зажав руки между коленей.

Его это ничуть не смущает. Слегка улыбнувшись, он размещается напротив, расстегнув пуговицу пиджака.

– Не знаю, помнишь ли ты меня…

Разумеется, помню. Он был старшекурсником в университете, где я училась. Ему и его группе поручили взять под свое крыло по одному первокурснику. Клоду досталась я. Мы вместе готовили проект. Лучшее, что случалось со мной за все время учебы.

– Мы виделись на выставке. – продолжает он с теплыми нотками в голосе и складывает руки на столе между нами. У него красивые руки. Вообще все части тела у него, что надо. Он, точно принц, сошедший со страниц сказок. Сероглазый Крис Хемсворт. – И я курировал твой проект в университете.

Все, что получается, это кивнуть.

Ему не привыкать к моей замкнутости. Не привыкать к моим красным щекам. Могу по пальцам одной руки пересчитать сколько раз, мы действительно провели, работая вместе, бок о бок. Чаще мы общались путем переписки. Я оставляла для него эскизы у преподавателей. И он ни разу не пожаловался.

– Может, хотите кофе. – вдруг появляется Амелия, и я пользуясь тем, что он отвлекается на нее, делаю глубокий вдох. – Или чай?

Тетя смотрит на него, потом бросает взгляд на меня. Хорошо, что она здесь. Ее присутствие успокаивает.

– Нет, спасибо. – вежливо отвечает Клод. Господи, какой же у него красивый голос. – Я не задержусь надолго.

Приятно слышать. Отличная новость. Долго я все равно не продержусь. Высока вероятность, что я просто отключусь от недостатка кислорода.

Тетя улыбается ему и черт возьми, скрывается в глубине магазина, оставляет нас наедине. Пусть вернется. Нет. Она ушла. Почему она еще не научилась читать мои мысли?

– Перейду сразу к делу. – начинает Клод.

Да, было бы неплохо.

– Мне в команду сейчас позарез нужен толковый дизайнер.

Ага, а я тут причем?

– Я помню твои способности. Ты талантлива. Знаю, скорей всего у тебя уже есть работа. Такие, как ты, обычно нарасхват.

Стоп. Что?

Такие, как ты.

Ты талантлива.

Клод де Шар считает меня талантливой? Тот самый Клод, которому пророчили светлое будущее в мире моды?

– Но когда увидел тебя на выставке, решил, что это судьба. Тебя мне сам Бог послал.

Скорее Элиот Бастьен.

– Скажи, ты сейчас работаешь на какой-нибудь модный дом?

Я моргаю. Что происходит? Он же не предлагает мне работу? Мне не нужна работа. Но почему-то язык не поворачивается озвучить это вслух.

Ниточка порвется. Точно порвется. Если откажу сразу, он уйдет и не вернется.

– Как вы…

– Ты. – поправляет он. – Давай сразу на ты.

Ох, ну ладно.

Сглатываю, во рту пересохло. Пот ручьями стекает под футболкой.

– Как ты…вы, то есть, ты нашел меня?

Он улыбается. Мягко. Мило. Так, что появляются ямочки.

– Связался с университетом. Этот адрес был указан последним как место твоего проживания. Я решил попытать удачу.

Что? Но он же…он точно видел меня с Элиотом. Почему просто не спросил его? Хотя даже если бы спросил, что бы сказал Элиот? Он же понятия не имеет, где я живу…

– Разумеется, я сначала спросил твоего жениха. – как-то странно он произносит последнее слово. – Но этот засранец отказался раскрывать твое местоположение.

Из меня вырывается истеричный смешок, и я тут же прикрываю рот рукой. До чего же странная ситуация. Просто идиотская. Словно я оказалась в каком-то долбанном сериале и вдруг заняла главную роль, к которой никогда и не стремилась.

Нужно сказать ему, что Элиот никакой мне не жених, но слова так и застревают в горле. Любые слова.

– От него вообще трудно чего-то добиться. – добродушно продолжает Клод. – Особенно, если для него нет никакой выгоды. Ну, ты наверное и сама знаешь.

Нет. Я не знаю. На самом деле, понятия не имею, о чем он. Человек, который держал мои волосы, пока я блевала в раковину, а потом притащил мое бессознательное тело к себе домой не похож на того, кто делает все исключительно ради выгоды. Но опять же, что я вообще знаю об Элиоте Бастьене?

– В любом случае, я все равно нашел тебя. И без его помощи.

О, это я заметила.

– Что скажешь? Согласишься работать со мной?

По телу проносится очередная огненная волна. Внутренности скручивает в тугой узел. Меня начинает тошнить. Надо…надо сказать, что Элиот мне никакой не жених. Да. Надо.

– Элиот…я не…

– Уверен, он не будет против. – тут же бросает Клод. – Я не стал рассказывать ему, что хочу предложить тебе работу, потому что хотел, чтобы решение было только за тобой. Соглашайся, Эва, пожалуйста.

В голове почему-то всплывает тот случай в университетской столовой. Так четко, словно это было вчера. Девочки с моего потока решили, что моей черной одежде нужно немного цвета, поэтому «нечаянно» вылили на меня пакет дорогущего безлактозного молока. Клод заступился. Следом он вызвался защищать наш проект вместо меня, потому что одна только мысль о публичном выступлении вызывала паническую атаку. Особенно после того самого раза в первом триместре, когда я забыла все слова и меня вырвало прямо на всех наших преподавателей. Весь остаток учебы меня так и называли. Фонтанчик.

В любом случае, Клод защищал меня, помогал, как только мог. Он стал единственным светлым воспоминанием за все студенческие годы. Я чувствую себя обязанной ему, но…

– Ты нужна мне, Эва.

Ты нужна мне, Эва.

Я нужна ему. Я нужна Клоду де Шару.

Эти слова теплом растекаются по всему телу. Мне еще никто никогда не говорил подобного. Никто никогда не нуждался во мне. Ни разу. Ну, может, разве что Аврора. Как никак львиная доля ее заработка зависит от меня.

Серые глаза продолжают буравить меня с надеждой, и наверное, я окончательно, тронулась умом, потому что в следующую секунду слышу свои же слова:

– Хорошо. Я согласна.

Что я только что сказала?

В ушах застревает белый шум. Тело каменеет. Конечности превращаются в желе. И вот я как будто бы издалека наблюдаю за Клодом де Шаром. Он довольно улыбается. Ох, эти ямочки. Что-то говорит. Ага, быть в понедельник. Девять утра. И мне тоже было приятно встретится. Киваю, не моргая. Он уходит. Я сижу. Сижу. Потом снова звенит этот долбанный колокольчик.

– Мне показалось или я только что видела Клода де Шара? – слышу голос Авроры. Ее сумочка падает на стол передо мной. – Эй, ты в норме?

Вижу, как тетя опускает передо мной стакан воды. Моргаю. Поднимаю голову. Смотрю на Рори. Смотрю на тетю. И наконец судорожно втягиваю ртом воздух. Мышцы спины сводит от напряжения. Хватаю стакан и залпом осушаю его. Так быстро, что какая-то часть выливается и стекает по моему подбородку. Рори морщится и опускается прямо на то место, где только что сидел Клод.

Я согласна.

Я правда это сказала? Поверить не могу.

Из горла вырывается истеричный смех. Тетя с Рори обеспокоено переглядываются.

– Он говорил с тобой, да? – предполагает подруга, и я киваю, не переставая смеяться.

Тетя хватает стакан и снова скрывается где-то в подсобке.

– Что я натворила? – вырывается из меня странный писк.

Прикрываю руками горящее лицо.

– Что? Что он сказал? Ну же Эва, выкладывай.

Качаю головой.

Поверить не могу. Я согласилась. Я, мать вашу, согласилась. Работать в Роше. С Клодом. Работать дизайнером. С Клодом.

Тетя снова возвращается со стаканом воды, и я опять выпиваю его залпом. Потом вытираю рот и смотрю на двух шокированных женщин.

– Я согласилась. – шепотом произношу, понурив плечи. – Согласилась работать с ним в Роше.

Тишина. Такая оглушительная, недоумевающая тишина расползается по цветочному магазину. А затем Аврора, моя близкая и единственная подруга заливается смехом.

Я подаюсь вперед и бьюсь головой о железный стол.

– Зачем? – стону, наслаждаясь холодом металла и болью. – Зачем я это сделала?

– Подожди. – сквозь смех говорит Рори, и я отрываю лоб от столешницы. – Я правильно понимаю? Клод предложил тебе работу, а ты взяла и согласилась?

– Да.

Брови тети взлетают вверх, и она прикрывает рот рукой, пряча улыбку. Рори смеется громче, заваливаясь на спинку стула.

– Черт возьми, Эва, когда я толкала тебя выйти из зоны комфорта, я имела в виду сходить в кино, в бар или на худой конец в музей. А ты устроилась на работу в модный дом, которым заправляет твоя не разделенная первая любовь. – из меня вырывается болезненный стон, и она подается вперед, опуская руку мне на плечо. – Ты справишься.

– Не справлюсь.

– Справишься. От этого еще никто не умирал.

– Я буду первой.