Хранители Севера

– Ты должен… заключить новый договор… На любых… их условиях…

Он медленно опустил голову на подушку, и в его глазах мелькнуло облегчение.

“Как легко…Будто груз наконец спал с моих плеч…”

Лицо Люциуса вдруг стало удивительно спокойным. Морщины разгладились, на губах застыла слабая, почти детская улыбка. Он сделал последний желанный вздох. Грудь медленно опустилась, и больше не поднялась.

Адриан застыл. Он стоял у изголовья, всё ещё сжимая в ладони руку отца. Пальцы короля, ещё недавно такие сильные, теперь безвольно лежали в его руке. В горле встал ком. Он всматривался в лицо отца, и всё ещё надеялся: может, сейчас… он откроет глаза? Скажет последнее слово, поднимет бровь, шевельнёт пальцем? Ничего. В его застывшем взгляде не было ни боли, ни страха, только тихое сожаление.

– Прости… – будто прошептал ему на прощание тот самый голос, который когда-то учил его держать меч и не бояться темноты. – В этой битве я оставляю тебя одного.

За его спиной раздался пронзительный крик сестры.

– Отец! Нет, нет, нет!..

Она вцепилась в рубаху отца своими тонкими, дрожащими пальцами. Её тело сотрясалось от рыданий, а губы бессмысленно шептали одно и то же слово, снова и снова, будто заклинание: “Проснись, проснись, проснись…” В отчаянии она прижалась ухом к его груди, туда, где когда-то стучало сердце. Но услышала лишь…тишину. Слезы хлынули с новой силой, оставляя мокрые дорожки на её раскрасневшихся щеках. Она уткнулась лбом в грудь отца, словно надеялась, что тепло тела вернётся, если его не отпускать.

– Не уходи…прошу…очнись…

Тишина… затрещала. Послышались робкие, осторожные шёпоты, словно змеи, выползали из тени, почуяв замах крови. Потом они стали громче, настырнее. Уже не шёпот, а тревожный гул. Придворные столпились у дверей, стояли полукругом, как хищные птицы, что не решаются пока слететь к телу, но уже считают секунды. Их глаза блестели: у кого-то от подлинного горя, у кого-то от жадного и нетерпеливого любопытства. Кто теперь возьмёт власть? Кто станет ближе к трону?

– …говорят, он ещё утром подписал новый указ…

– …и что теперь, наследник? Он же…

– …смотрите, как она кричит…

– Принцесса, вам нужно остановиться, – голос Мадам Лакруа прозвучал резко.

Высокая женщина, облаченная в безупречное строгое чёрное платье, вышла из тени. Принцесса Доротея не слышала её, не замечала. Она всё ещё сжимала руками отцовскую рубаху, прижимаясь к его груди, будто желая укрыться от всего мира. Мадам Лакруа чуть заметно кивнула. Двое стражников в серебристых доспехах, бряцая латами, двинулись к девушке.

– Ваше высочество… простите, – мягко, почти жалобно проговорил один из них. Он взял её за руку, другой осторожно за плечо.

Доротея вздрогнула.

– Нет! Не трогайте!

Она дёрнулась – резко, с силой, что не ожидали даже закованные в сталь мужчины. Её ногти впились в простыню, рвя тонкую ткань.

– Отец… пожалуйста… не оставляй нас… – голос сорвался в крик, полный такой боли, что даже у самых чёрствых придворных дрогнули лица.

Второй кивок Мадам Лакруа. Стражники, не глядя друг на друга, действовали слаженно, подхватили принцессу под руки, оторвали от тела короля. Она билась, царапалась, но их железная хватка не ослабла.

– Отпустите меня! Адриан! – крик сорвался с губ Доротеи. Её глаза, мокрые от слёз, метнулись к брату, цепляясь за него, как за последнюю опору.

Но он даже не посмотрел на неё. Его руки безвольно свисали вдоль тела. Он всегда умел держать себя в руках. Его учили, говорили: "Ты будешь королём, а короли не дрожат, не срываются, не плачут." Но сейчас… сейчас никакие уроки самоконтроля не помогали.

Шёпоты за его спиной нарастали, как прилив.

– …совсем не реагирует.

– …а что он должен делать? Рыдать, как девчонка?

– …или, может, уже знает то, чего мы не знаем…

Слова были острыми, как иглы. Адриан слышал всё. Каждую фразу, каждую интонацию, но не отвечал. Он лишь смотрел, как сестра бьётся в руках стражников. Видел, как её ноги скользят по полу, как она хватает воздух, как кричит в истерике, и ничего не мог сделать. Впервые в жизни он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Мир вокруг него рушился. Пол, стены, высокие своды зала, всё смешалось в расплывчатом мареве. Грудь сдавило так, будто кто-то положил на неё камень и медленно, неумолимо надавливал. Воздуха не хватало, казалось, вот-вот и он упадет в обморок. В горле пересохло.

"Нужно собраться. Соберись, Адриан, давай. Ты должен."

Но тело не хотело слушаться. Ноги стали ватными, руки дрожали, в висках громко, навязчиво стучало.

Тук. Тук. Тук.

Звуки вокруг потонули в этом гуле. Голоса придворных, шаги стражников, даже отчаянные крики Доротеи – всё растворилось, оставив только этот бешеный стук собственного сердца.

“Что мне делать дальше? Как быть?”

Голова гудела от мыслей, от тяжести, которую возложил на него отец. Судьба королевства теперь зависела от него. Но что, если он не справится? Что, если допустит ошибку? Мысли метались, цепляясь за обрывки памяти: последние слова отца, его взгляд. Паника подползла к горлу, сжимая его ледяными пальцами.

– Адриан! – чей-то голос прорвался сквозь туман в сознании.

Он не ответил, не смог.

– Адриан, ты в порядке? – снова раздался тот же низкий, обеспокоенный голос, уже громче.

– Адриан… – чья-то рука легла ему на плечо.

Он медленно поднял голову.

Брайан

Пальцы сомкнулись на плече Адриана крепко, будто напоминая: ты здесь, ты жив, ты не один. Хватка была твёрдой, но не властной – поддерживающей, как якорь, удерживающий в реальности. Через это простое прикосновение в его тело словно вливали силу. Жар, что пробежал по позвоночнику, выжег страх дотла. Адриан медленно выпрямился, разогнул лопатки. Веки дрогнули, а дыхание выровнялось. Тихие перешёптывания придворных вновь стали различимыми. Они боялись, боялись перемен, что неизбежно надвигались. Луч солнечного света пробился сквозь зашторенное окно, ударив в лицо. Свет резанул глаза, обжёг веки, но юноша не отвёл взгляда. Он смотрел в свет, как будто хотел увидеть там ответ.

“Может, это знак? Может, так боги пытаются сказать, что пора принять этот вызов?”

Адриан сам не знал, верить в это или нет. Он резко тряхнул головой, отгоняя наваждение, и подняв взгляд, встретился с зелёными глазами друга. Некогда ясные, решительные, сейчас смотрели на него сквозь затянутую дымку. Загар, который он привёз с южных границ, не смог скрыть синеву под ними. Исчезла и привычная улыбка, что всегда озаряла его лицо, оставив лишь опущенные уголки губ. В его глазах Адриан увидел ту же боль, что испытывал сам. Друг не смотрел на кровать, он просто не мог. Как будто, если не видеть, то этого нет, как будто смерть можно обмануть так просто.

– Нужно идти, – почти шёпотом произнёс Брайан.

За его спиной, почтенно склонив головы, замерли фигуры в белоснежных балахонах. Глубокие капюшоны скрывали лица, оставляя на виду только подбородки. По краям их длинных одежд, касавшихся мраморного пола, тянулась ало-красная вышивка – тонкая, как кровь на снегу, вплетённая в ткань древним узором. Они ждали смиренно и безмолвно, как те, кто привык стоять рядом со смертью.

– Ты прав, – Адриан выговорил с усилием.

Он медленно протянул руку и пальцами коснулся век отца. Тонких, прозрачных, как шёлк. Одним движением провёл по ним, и глаза, ещё недавно смотревшие в него с такой решимостью, навсегда закрылись.

– Прощай, отец…– его губы дрогнули на миг, но потом, стиснув зубы, он добавил уже решительно: – Я обещаю. Я справлюсь.

Он сделал шаг назад и кивнул. Белые фигуры в балахонах разом двинулись вперёд, скользя, как призраки, к ложу короля. А Адриан вышел из покоев. Свет встретил его с неожиданной яростью, солнце било прямо в спину, отражаясь от мрамора. Коридор был пуст. Стены, холодные и ровные, казались слишком прямыми, слишком правильными. Шаги эхом отдавались в тишине, звонкие, одинокие. Брайан шёл рядом, молча, но недолго.

– Ты же понимаешь, что они опасны? – его голос прозвучал ровно, без ярости, но слишком прямо, чтобы можно было проигнорировать.

Он не уточнял, кто «они». Это было и не нужно. Адриан понял, кого он имеет в виду, ещё до того, как тот решил спросить. Где-то впереди, за поворотом, донёсся приглушённый всхлип, плач Доротеи. Адриан сжал губы и ускорил шаг, как будто мог убежать от этого звука. Но Брайан резко вышел вперёд, встал прямо на пути. Его широкие плечи заслонили проход, тень легла на лицо Адриана.

– Ни один наш шпион не вернулся. Ни один, даже Вейн. – Голос Брайана стал жёстче. – А ведь он мог пройти сквозь любую охрану.

Он сжал кулак. В голосе сквозила настоящая тревога.

– У нас нет никакой достоверной информации о них, ничего, кроме баек перепуганных торговцев и бреда пьяных наемников. И все они твердят одно: они – не люди. Они – порождение тьмы.

Брайан наклонился ближе.

– У них необычная внешность: белоснежные волосы, насыщенно- синие глаза. Они словно… не люди, Адриан. – Он тяжело вздохнул. – Не просто так ходят слухи, что они прокляты.

Адриан с усилием провёл рукой по лицу, как будто хотел стереть усталость, сомнения – всё разом. Его пальцы взъерошили волосы, и он замер, глядя в сторону.

– Я знаю… – выдохнул он. – Но, если бы они действительно были порождением тьмы… отец не настаивал бы на восстановлении договора.

Он повернулся к другу.

– Здесь есть что-то, чего мы не понимаем. Что-то, что он знал, и не успел рассказать нам.

Брайан сжал губы.

– У нас слишком мало информации. – повторил он тише.

Адриан криво улыбнулся. Это была усталая, неубедительная усмешка.

– Вот и узнаем больше, еслиони согласятся, – с напускным весельем бросил он, хотя сам сомневался, что асуры вообще прочтут его письмо.

….

Столица пребывала в смятении. Весть пришла с утренним туманом, вползая в узкие улочки Бермона раньше первых лучей солнца. Она просочилась сквозь ставни богатых особняков, прокралась в дымные трубы бедняцких кварталов, зашептала на ухо спящим горожанам. К полудню весь город уже знал – король Люциус Д'Альбон мертв.

У дворцовых ворот столпился народ. Старый пекарь в муке до локтей стоял, сжимая в мозолистых пальцах помятый берет. Рядом замерла пряха, её обычно ловкие пальцы бессильно повисли вдоль простого шерстяного платья. Даже городской глашатай, всегда такой важный в своем бархатном камзоле с позументами, сейчас молча кусал губу, пряча дрожь в голосе.

Короля любили.

Не за золото королевских карет и не за пышные балы. За то, что в голодную зиму сам объезжал окраины, раздавая хлеб из собственных запасов. За то, что мог запросто зайти в лавку кожевника и час говорить о тонкостях выделки.

А теперь?

Толпа замерла в тягостном молчании. Лишь где-то у фонтана всхлипывал ребенок, да ветер играл черными лентами на флагах, уже приспущенных в знак траура. В наступившей тишине витали невысказанные вопросы. Что ждёт их дальше? Кто взойдёт на трон? Неужто Молодой принц? Справится ли он?

Люди шептались на улицах, переговаривались на рынках, пряча тревожные взгляды. Но один слух волновал их больше всего – приход проклятых людей. Заключить мир с Севером, означало заключить мир с самой тьмой.

Даже сквозь пелену всеобщего горя Сертанский рынок продолжал жить своей буйной, нерушимой жизнью. Здесь можно было найти всё – от изысканных южных украшений, тончайших тканей и причудливых сувениров до редких ядов и оружия. Воздух давно пропитался запахами жареного миндаля, пряностей и свежей выпечки. Пёстрые тенты колыхались над головами посетителей, отбрасывая длинные тени на вымощенные булыжником улицы. Крики торговцев, смешанные с перезвоном монет, создавали странный контраст с мрачной тишиной, окутавшей остальной город.

Стая голубей, как обычно, суетилась под ногами прохожих, выискивая крошки между выбоинами в камнях мостовой. Но сегодня птицы были странно нервны, при каждом резком звуке вспархивали, хлопая крыльями, и тут же оседали снова, будто не могли решить, бежать ли от опасности. На углу, у лотка со специями, старый Харви, сутулый торговец с сединой в бороде, дрожащими пальцами перебирал мешочки с корицей и кардамоном. Его привычное: "Свежие пряности с юга!" сегодня так и не сорвались с губ, вместо этого он, понизив голос почти до шёпота, склонился к соседу, торговцу керамикой:

– Ты слышал? Они напали на повозку виконта Лорана. Ни один не выжил. Ни…Один.

Молодая Луиза, что торговала лентами и брошами, расставляла товары на подносе, как по привычке – аккуратно, ровно, – но пальцы её дрожали. Улыбка, обычно не сходившая с её лица, исчезла. Взгляд всё время ускользал куда-то вдаль.

– Говорят, они не отбрасывают тени, – сказала она кому-то невпопад, будто вспоминая чей-то шёпот, услышанный ночью.

У лавки оружейника, где витрина блестела от начищенных до блеска кинжалов и мечей, собралась небольшая толпа. Бравый капитан городской стражи, грузный, с густыми усами, обычно не прочь был перекинуться парой слов с любым, кто проходил мимо, но не сейчас. Сегодня он мрачно разглядывал новый клинок в своей руке.

– Говорят, принц слишком молод… – прошипел тощий торговец шелками, поправляя бархатную повязку, что скрывала пустую глазницу.

– Отец его был мудр, – добавил кто-то из-за спины.

– А сын…Слишком мягок, – отрезал капитан, не поднимая взгляда.

– А кто тогда? Совет? – вскинулась женщина в потёртом сером платье, от которого пахло сухими травами и сыростью. – Эти старые вороны только и ждут, чтобы урвать свой кусок. Будь воля, они бы и трон поделили, как пирог.

В тени под навесом, где торговали "особыми" товарами, сгрудились гильдейские информаторы. Их лица оставались спокойными, почти равнодушными, но глаза… глаза бегали, ловя каждое слово.

– А если договор подпишут? – перебил её молодой подмастерье, вытирая сальные руки о фартук. – Может, тогда…

Старый моряк, с кожей, высушенной солёным ветром, и татуировками морских змеев, оплетающих жилистые руки, хрипло расхохотался:

– Договор с северянами?.. – он сплюнул в сторону и мотнул головой. – Это как договориться с бурей.

Седовласый, крепкий мужчина, краем уха прислушался к перешёптываниям уличных торговцев. Их голоса, обычно такие громкие и уверенные, теперь дрожали от тревоги. Он резко захлопнул книгу в своей руке, и направился внутрь старой лавки.

Щелчок.

Лавка сегодня закрылась раньше обычного. Прихрамывая на правую ногу, он прошёл между высоких стеллажей, на которых в строгом порядке стояли кожаные фолианты, стянутые лентами, древние трактаты с потрескавшимися сургучными печатями, и аккуратно завёрнутые в парчу свитки. Воздух здесь всегда пах воском, старой бумагой и сушеными травами. В дальнем углу, где свет от простого окна едва пробивался сквозь пыль, его костлявые пальцы нашли то, что искали – неприметный том в выцветшей синей обложке без названия.

Опустил.

В стене что—то провернулось, механизм с тихим скрежетом пришёл в движение, каменная кладка застонала, как старик на утренней заре. Книжный шкаф отъехал в сторону, открывая узкий проход. Холодный воздух, пахнущий сыростью, сразу ударил в лицо. За стеллажом скрывалась узкая лестница, что уходила вниз. Мужчина, не колеблясь, уверенно ступил на холодный камень, позволяя полумраку сомкнуться за его спиной.

Спускаясь по истёртым временем ступеням, он насвистывал странную, протяжную мелодию. Уголки его губ были едва заметны сквозь густую бороду, но можно было сказать одно – он точно улыбался. С каждым шагом становилось прохладнее. Лёгкий иней окутывал каменные ступени, постепенно сгущаясь, пока внизу их не засыпало хрустящим снегом. Воздух звенел от морозной свежести, смешанной с запахом подземелья. Где-то внизу послышался шорох и странное щебетание. Он остановился, переводя дыхание. Старая рана ныла, но эта боль была ему давно знакома, почти привычна.

Небольшое помещение встретило его молчаливым сиянием, каждый камень здесь был затянут прозрачной ледяной плёнкой, будто время застыло в середине холодов. Лёгкие обжигало при каждом вдохе. По краю небольшого стола, что стоял в дальнем углу, комнаты свисали длинные прозрачные сосульки.

Шум на секунду стих.

Со всех сторон, на заледеневших выступах,словно живые статуи, восседали белоснежные, с перьями, переливающимися, как лунный свет, птицы. Их чёрные глаза – крошечные, блестящие бусины – неотрывно следили за каждым его движением.Мгновение, и комната наполнилась радостным гулом.Птицы зашевелились, защебетали, узнавая его.

– Я тоже рад, – прошептал он на языке, который мир считал мёртвым.

Прошёл вперед, прямиком к письменному столу. Он провёл рукой по столешнице, оставляя за собой тёмную полосу талой воды, которая тут же снова начинала покрываться инеем. Пергамент развернулся с тихим шуршанием, мужчина достал тонкое, острое, будто выточенное изо льда перо, и принялся писать, сосредоточенно выводя каждую букву, сгорбившись над столом. Каждое движение пера было точным и аккуратным.

На край стола, покрытого тонким слоем льда, бесшумно опустилась одна из белоснежных птиц. Её чёрные глазки внимательно следили за движением пера, с любопытством наблюдая, как оно порхает над пергаментом, оставляя за собой изящные линии. Длинные когти нетерпеливо царапали замёрзшую поверхность, а сама птица, мелкими шагами, осторожно продвигалась вперёд. Она защебетала, склонив голову так, что один глаз оказался прямо над текстом. Мужчина усмехнулся.

– Ты? Ну ладно…

Последняя строка была закончена. Он отложил перо, скрутил пергамент в тонкую трубочку.Лента из тонкой кожи обвила лапку птицы, что стояла неподвижно, лишь изредка поворачивая голову, будто проверяя его работу.

– Готово, малютка.

Подняв руку, он почувствовал знакомый холодок предвкушения. Птица взмыла вверх, и опустилась на его рукав. Острые коготки впились в ткань рубашки, но мужчина даже не моргнул. Поднимаясь обратно, он почувствовал, как холод, исходящий от её тела, начал медленно проникать в его руку, начиная с пальцев. Крошечные кристаллики инея поползли по коже, оставляя за собой узоры, похожие на морозные цветы. Рука немела, но он знал: это пройдет. Он давно привык к этой странной особенности своих пернатых посланников.

Окно распахнулось с тихим скрипом. Ветер ворвался в комнату, принеся с собой запах горячего хлеба и далёкий гул города. Внизу, на мостовой, две служанки горячо спорили между собой:

– Твоя леди Элинор слишком стара для принца!

– Зато не пустая кукла, как твоя леди Изабелла!

Мужчина усмехнулся.

“Какие всё-таки простые у них заботы.”

Птица на его руке встрепенулась, радостно защебетала, и не теряя времени выпорхнула в окно, устремляясь навстречу ветру.

– Лети.

Белое пятнышко взмыло высоко вверх, поднимаясь к облакам и скрываясь в их мягких объятиях. Мужчина совсем не переживал. Он знал – послание донесут, они всегда доносят. Тряхнул рукой, сбрасывая со своего рукава остатки инея, и вернулся к своим делам. Теперь ему оставалось лишь ждать.

Несмотря на свою небольшую величину, маленькая птичка обладала поразительной силой и выносливостью, способной преодолеть длинные расстояния. И сейчас, усиленно работая мощными крыльями, она устремилась туда, куда желала давно.

Домой.

На север.

Глава 3

Первые лучи солнца медленно пробирались сквозь высокие окна, расползаясь по полу золотистыми полосами. Они лились через не задёрнутые шторы упрямо и неотвратимо. Не закрыв вчера их, Мелисса теперь расплачивалась за свою забывчивость: свет бил в лицо, жёг веки. Она сдавленно застонала и с головой нырнула под подушку.

– Мрргх…

Ворчание было бессмысленным, но искренним. Ткань холодила щёку, однако это уже не спасало. Мелисса нехотя приподнялась, волосы, спутанные после тревожной ночи, упали на лицо, цепляясь за губы и ресницы. Она взъерошила их рукой, зевнула, тяжело опустила ноги на холодный пол. Вскочив слишком резко, она тут же пожалела об этом, перед глазами замелькали черные мушки. Девушка пошатнулась, на миг замерла, потрясла головой. Потом, короткими сердитыми шагами направилась к окну. Шторы с глухим шорохом сомкнулись, и солнечный натиск отступил. В комнате повис мягкий полумрак. Лишь по краям плотной ткани струились тонкие лучи, оставляя на полу вытянутые золотые полоски. Она потянулась, удовлетворенно щурясь в темноте.

– Так-то лучше.

Она вернулась в кровать и с удовольствием уткнулась лицом в подушку. До тренировки оставалось почти целых сорок минут, и она собиралась использовать их по назначению – полежать, выкинуть из головы всё, что успело за ночь туда влезть. Но покой не приходил, как только глаза сомкнулись, из глубин памяти выплыли недавние образы: тренировки, разрыв грани, лицо пленника перед самой смертью.

– Не сейчас, – прошептала она, сквозь зубы.

Мысленные образы, как рой ос, жужжали, жалили, путались в мыслях. Она перевернулась на бок, зажмурилась, снова натянула одеяло до подбородка. Сжалась в клубок, стараясь выкинуть всё лишнее из головы. Ведь здесь, в тепле, среди мягких подушек, с запахом свежих простыней и догорающих ночных свечей, всё было по-другому, реальность казалась такой далекой. Здесь можно было забыть, отдохнуть, не волноваться ни о чём.

“Ещё пять минут. Всего пять минут…”

Тишину разорвал скрип дверных петель. Из коридора в комнату хлынул утренний свет. Он пересёк пол, полоснул по краю постели. И в этом свете, на пороге, застыв, застыла высокая тень.

– Ты ещё не встала? – недовольно произнёс высокий голос. Его юная обладательницапытались привыкнуть к полумраку, настороженно всматриваясь в тёмные очертания комнаты.

– Мелисса!

Тишина.

– Мелисса! – теперь уже громче.

Ответа не последовало. Только слабый ветерок колыхнул занавеску у окна, будто смеясь над её попытками разбудить подругу. Талли закатила глаза.

“Ясно. И снова я буду виновата…Ну уж нет. Не сегодня.”

Девушка решительно направилась к кровати, что стояла в центре комнаты. Её босые ноги бесшумно скользили по холодному полу. На секунду замерев, словно раздумывая, стоит ли рисковать, она протянула руку к смутному силуэту на кровати…

Вжжих!

Темная фигура сорвалась с кровати с молниеносной скоростью, схватив её за запястье и рывком повалив на пол. В следующий миг к её горлу был прижат тонкий кинжал, светящийся холодным голубым светом.

– Чёрт возьми, Талли! – голос Мелиссы был хриплым от сна. – Сколько раз я говорила не будить меня так?!

Лезвие слегка дрогнуло, оставляя на коже едва заметную царапину.

– Тренировка… – прошептала она. – Мы опоздаем…

Талли стиснула зубы, подавляя порыв выругаться, и осторожно отвела лезвие в сторону, освобождая шею, где уже проступала тонкая розовая полоска.

– А если бы я не остановилась? Что бы я сказала твоему отцу? Что его дочь погибла от случайности?!

Мелисса резко вскочила, бросив кинжал обратно на кровать.

– Ты же знаешь, что нам простят смерть только от зверей хаоса. И никак иначе.

Талли нахмурилась, светлые брови сомкнулись в одну резкую линию. Тяжело признавать, что твой путь выбрали за тебя.

– Ну, это может касается тебя, – она скрестила руки на груди. – В моем случае, мне ещё простят, если я прикрою твою спину.

Где-то вдалеке раздался гулкий удар колокола, его медные волны разнеслись по каменным коридорам крепости, оповещая о начале нового дня.

– Талли… – Мелисса внезапно обняла подругу, прижавшись щекой к её плечу. Вдох, и в ноздри ударил знакомый аромат жасмина, сладкий и нежный, так не похожий на их суровую жизнь. – Ты же знаешь…Ты не просто мой напарник. Ты моя подруга.

Она отстранилась, и в её глазах вспыхнул знакомый огонь.

– Да и я не настолько слаба, чтобы меня приходилось защищать! – добавила с напускной легкостью, неловко рассмеявшись. – Никому не позволю пожертвовать собой ради меня!

Но Талли не засмеялась в ответ. Губы её сжались в тонкую ниточку, а взгляд упал на каменный пол, будто она внезапно заинтересовалась узором трещин между плитами. Каждый раз, когда Мелисса произносила слова поддержки, вместо утешения она чувствовала только острую боль. Как сейчас, в груди вновь болезненно сжалось – знакомое, ноющее чувство, которое она давно научилась скрывать.

"Ты должна стать тенью её величества"

Голос отца зазвучал в голове.

"Она – самое ценное. Защищай её любой ценой"

Эти слова прожигали душу, будто раскалённое клеймо. Они были её неоспоримой судьбой, путами, которые держали её крепко, не давая вздохнуть полной грудью. Талли никогда не хотела держать меч. Видя ужасы битв, она мечтала лишь о свободе. Помнила, как в детстве пряталась в библиотеке, зачитываясь романами о дальних странах, где нет войн. Мечтала о простых вещах: о запахе свежеиспечённого хлеба по утрам, о возможности выбирать одежду не по практичности, а по красоте, о чьих-то тёплых руках, обнимающих с любовью. Она всего лишь хотела простого тепла и собственного выбора, но никто и никогда не спрашивал её о желаниях. Её судьбу решили задолго до первого крика.