Хранители Севера

Оливия Мун

Хранители Севера

Пролог

Королевство Бермон долгие годы было оплотом мира и процветания. Но как свидетельствуют летописи, нет таких стен, что устоят перед разрушением, когда в их тени плетутся нити заговора.

Пролог.

Север. Граница с Королевством Атрея.

Холодная, безжизненная снежная пустыня раскинулась, словно бескрайний океан, где волны застыли во времени, превратившись в ледяные дюны. Они простираются на десятки тысяч километров, создавая иллюзию её бесконечности. Морозные ветра, беспощадные, неустанно бушуют над этой пустошью, поднимая в воздух снежинки, похожие на осколки разбитого зеркала.

Здесь нет ни троп, ни ориентиров, лишь хаотично разбросанные обломки замерзших скал, напоминающие о далеком времени, когда эта земля ещё дышала жизнью. Они торчат из-под снега, как клыки громадного зверя, уснувшего в вечном сне. Земля под мягким, только что выпавшим снегом скрывает множество опасностей: трещины глубиной в сотни метров, заледеневшие пропасти, воронки, где снежные вихри кружат, заманивая в свою ледяную пасть.

Пустыня кажется безмолвной, но любой, кто осмелится ступить на её искрящийся покров, почувствует скрытую угрозу. Мороз здесь не просто холод, а живое существо, которое кусает кожу, проникает в кости, замораживает кровь, превращая её в ледяной поток. Иногда этот ледяной мир пробуждается, как разгневанный хищник. Снежные бури возникают из ничего, воя, словно плач замерзших душ. Мощные вихри яростно кружат между горных вершин, разрывая реальность, поглощая свет, лишая путников зрения. Мир растворяется в белой мгле, где нет ни направления, ни времени.

И посреди этой бескрайней ледяной пустыни, возвышается могучая ледяная стена. Она протягивается на сотни километров, разделяя некогда единое королевство. Стена, сотканная из векового льда, переливается миллионами застывших кристаллов, будто усыпанная россыпью драгоценных камней. Её поверхность сияет даже в самую темную ночь, отбрасывая отражение лунного света. Её высота поражает воображение. Стоит поднять голову, и глаза устанут искать вершину. Где-то там, высоко, её макушка теряется в тяжёлых облаках, вечно клубящихся у самой кромки небес. Кажется, будто стена не имеет конца, теряясь в бесконечности зимнего горизонта. Кто построил эту ледяную преграду? Каким образом она возникла? Никто не знает. Жители ближайшей пограничной деревни каждое утро открывают дверь и первым делом смотрят туда – на далёкие сверкающие пики ледяных башен. А ночью провожают их взглядом, торопясь закрыть ставни и задвинуть засовы. Они привыкли к её холодному блеску, смотрят на неё с восторгом и ужасом, надеясь никогда не встретиться с теми, кто живет по ту сторону стены. Говорят, за этой стеной живут не люди, а демоны. Высокие, с волосами белыми, как снег, с глазами светлыми, как зимнее небо, и такими же пустыми. Ими пугают детей, шепча у костров страшные истории, запрещая выходить из домов после заката; рыцари молятся, чтобы никогда не встретиться с ними на поле боя:

– Если увидишь их тень – беги, не оглядываясь.

– Если услышишь их шаги – замри и не дыши.

– Если встретишь их взгляд – молиться уже поздно.

Эти северяне – варвары, охотники и лучшие наёмники, которых можно купить за золото. По ночам, когда ветер стихает, иногда доносятся звуки – далекие, ледяные голоса, пение без слов, от которого кровь стынет в жилах. Тогда жители запирают ставни, глубже зарываются в шкуры, стараясь быстрее уснуть. Потому что все знают: если они придут сами, снег окрасится в алый.

В старых свитках, что пылятся в заброшенных архивах Бермона, еще можно найти следы того времени. Времен, когда между Королевствами существовал мирный договор, когда торговые караваны свободно ходили по Северному тракту, а в тавернах на границе можно было услышать смешанную речь. Пока Рейнхард Д’Альбон, бывший король Бермона, не изменил всё. Старики в деревнях до сих пор спорят, что толкнуло его на этот шаг. Одни шепчут, что его ослепила власть – мол, увидел в северянах угрозу своему трону. Другие клянутся, что его кто-то обманул – подсунули фальшивые письма, нашептали лживые предсказания. А третьи… третьи говорят, что он узнал что-то такое, из-за чего даже самый мудрый правитель мог сломаться. Как бы то ни было, в одну из ночей договор был разорван. Все началось с тихого приказа, данного шепотом в полутёмном кабинете, с печати, поставленной на пергамент дрожащей рукой, с факелов, зажженных у пограничных постов. Его поступок стал искрой, из-за которой вспыхнул пожар вражды, а союзные земли превратились в заклятых врагов.

С тех пор ледяная стена, стала несокрушимым барьером, прочно разделяя два Королевства. Она не просто граница, она символ ненависти, что пылает по обе стороны, не давая надежде прорасти сквозь вечную мерзлоту. Но в безлунные ночи, когда ветер затихает, словно затаив дыхание, происходит нечто странное. Если прижаться щекой к ледяной поверхности, можно услышат, как она дышит. Одни говорят – это шёпот мёртвых, другие клянутся, что слышали зов – чужие голоса манят за стену, обещая тому, кто послушает их, силу, способную перевернуть мир.

Глава 1

Неразборчивый шёпот доносился у подножия ледяной стены. Четыре тёмные фигуры, укутанные в плотные не продуваемые плащи, встали в круг. Капюшоны, обледеневшие от колких порывов, скрывали их лица. Ладони, долгое время находившиеся без перчаток, заледенели и кожа на них приобрела мертвенно-синеватый оттенок, но их будто это совсем не волновало, хоть они и дрожали от холода, но не отступали. Безумный блеск в их глазах сиял ярче, чем отблески солнца на выпавшем снегу.

Пустыня не щадила никого. И сегодняшним утро, словно в насмешку, она призвала морозный ветер, что свободно гулял по её просторам и любезно одаривал незваных гостей своим безжалостным вниманием. Острый, хищный холод вгрызался в щёки, разрывал кожу на губах, и заставлял лёгкие ныть от каждого вдоха.

Прикрыв глаза, чужаки обратились к энергии внутри себя. Она с неохотой, лениво, откликалась им, ведь то, что они задумали противоречило самой природе. Пальцы дрогнули, нащупав нити силы. Сцепив руки в плотный замок, чужаки зашептали, питая каждое слово чёрной магией. Четыре голоса слились в зловещий унисон. Воздух вокруг них потяжелел, дышать с каждым произнесенным словом становилось всё труднее, но они, сжав до скрежета зубы продолжали призывать запретную магию. Никто из них и не думал останавливаться.

– Мы взываем к тебе…Услышь наши молитвы…Приди в наш мир. (произнесено на древнем языке)

Вихрь магии с треском сорвался с невидимых цепей, раскалывая воздух, но этого было недостаточно, чтобы разорвать грань. Чужаки уже не шептали, они рычали. С каждым произнесённым словом, губы обнажали зубы, лицо искажалось, а в глазах вспыхивала звериная одержимость. По вискам стекали капли пота, но даже в ледяном воздухе они не остывали, а испарялись паром. Им всё сложнее удавалось сохранить нужную концентрацию, разрыв забирал слишком много энергии, но они чувствовали, что сегодня грань, как никогда тонка.

–Пора, – раздался грубый голос.

Высокий темноволосый мужчина, на вид лет тридцати, резко скинул капюшон и напряженно посмотрел на молодого юношу, стоящего перед собой. Обветренные губы, неожиданно расплылись в пугающей улыбке. В тёмных глазах полыхнул огонь предвкушения. Морозный ветер, играючи трепал его немного длинноватые для местных жителей волосы.

– Скоро…– выдохнул он, и в этом коротком слове звенело нетерпение.

“ Наконец-то этот мальчишка послужит для высшей цели, и наш план осуществится. О, как же долго мы шли к этому моменту.”

Мужчина едва сдерживался.

“Но необходимо поторопиться пока не появились они!”

Он нервно кивнул юноше, и тот, словно заворожённый, вышел в центр круга. Вокруг него замкнулись фигуры. Магия завибрировала в воздухе, скользнула по их коже ледяными когтями.

– Сегодня мы разрушим грань! – его голос звучал торжественно.

Юноша медленно, словно по команде, скинул свою накидку, оставшись в простой белой льняной рубахе и чёрных, грубоватых штанах. Мороз сразу же вцепился в его тело, мурашки волной покрыли бледную кожу. Он поёжился, обхватил себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла, но, увидев недовольный взгляд карих глаз, тут же опустил руки, они безвольно повисли вдоль тела.

– Встань на колени, – приказал мужчина.

Мальчик повиновался. Неуверенно опускаясь на колени, он проваливался в хрустящий снег. Ледяные иглы моментально вонзились в кожу, вызывая жгучую боль. Он вскинул голову, и, как испуганный щенок, преданно, с надеждой посмотрел в родные карие глаза, того, кто когда-то спас его из уличной грязи, кто грел, кормил, учил. Но сейчас в этих в них не было ничего: ни тепла, ни гордости, только холодное равнодушие. Сердце юноши сжалось. Пальцы непроизвольно впились в ладони, оставляя на них кровавые полумесяцы, но он не отводил взгляда. Он всё ещё верил. Может, где-то там, за этой маской равнодушия, оставалась хоть капля прежней ласки?

Наставник заметил его колебание, и улыбнулся. Это была странная улыбка, будто кто-то дернул за невидимые ниточки, заставив губы растянуться в привычном, но уже пустом жесте. Той самой улыбке, что когда-то утешала его после ночных кошмаров, но сейчас в ней не было души, только мрачное удовлетворение. Он медленно обвёл взглядом остальных, замерших в ожидании, и кивнул. Вновь воздух наполнился шёпотом, голоса сливались в единую молитву. Он же тем временем, потянул руку к рукаву плаща, и достал оттуда маленький кинжал, что был спрятан в нём. Стальное лезвие сверкнуло в лучах утреннего солнца. Клинок завораживал своей красотой, не зря мастер, что сделал его, подарил ему всю свою любовь. Длинный, с изогнутым концом, выплавленный из чистейшего серебра. Такое оружие совсем не предназначалось для боев. Нет. Его задача состояла совершенно в другом – приносить жертвы, именно в этом его истинная красота. По клинку, от рукояти до самого острия, вилась гравировка. Древние письмена, что наделяли клинок особой силой. Мужчина повернул лезвие, поймав луч солнца, и свет скользнул по гравировке, заставив буквы вспыхнуть багровым.

– Ты готов? – Голос его прозвучал ласково, как в старые времена.

Шёпот нарастал, превращаясь в гул, будто тысячи голосов взывали из-под земли. Юноша дёрнулся, увидев клинок. В его глазах вспыхнуло смятение. Его наставник, его спаситель, единственный человек, который протянул ему руку, когда весь мир отвернулся, он же не собирается причинить ему боль?

“Нет. Не может быть.”

Мужчина, заметив панику в глазах юноши, натянуто улыбнулся. Эта улыбка должна была быть тёплой, такой, какой он утешал его в детстве, но теперь в ней не было ничего, кроме усталого нетерпения. Ему порядком надоело нянчится с этим ребенком, но без него не разорвать грань, так что нужно потерпеть еще чуть— чуть.

– Всё хорошо, Тири, —его голос вновь звучал с той же заботой. – Помни, ты был избран, ты единственный, кто может сделать это. Тебе не чего бояться, мой мальчик, хаос помнит всех своих слуг, что верно служат ему, и он обязательно отблагодарит тебя. Так с честью прими свое предназначение.

“Мой мальчик.”

Тири глубоко вдохнул, и вдруг, будто кто-то вырвал из его груди клубок сомнений, тревога испарилась.

“Конечно же, наставник прав. Он не причинит вреда. Нет. Как я мог усомниться?”

Ведь они борются за правое дело, всего лишь хотят остановить северных варваров, что грабят их города, и эта жертва меньшее, что он может сделать

“Защитить свой народ, разве это не благородно?”

Губы его посинели от холода, когда он кивнул в согласии. С каждой секундой он чувствовал, как тяжелел вокруг воздух, как что-то тёмное царапалось по краю реальности, невидимыми когтями рвя ткань мира. Тири почувствовал, как волосы на его руках встают дыбом. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Эти ощущения начали пугать, беспокойные мысли вновь одолели его.

“А что, если это неправильно?”

В тот же миг на его плечо легла твёрдая ладонь. Он, как завороженный уставился на массивный зеленый камень, обрамленный оправой из серебра, что с каждой секундой становился всё темнее. Или это просто была игра света? Тири уже не понимал. Рука на его плече исчезла, а вместе с ней ушло и последнее сопротивление, внутри осталась только пустота. Глаза юноши вновь заблестели. Преданно, слепо, как у пса, готового на всё ради хозяина. А камень тем временем почернел окончательно.

– Во имя хаоса, – прошептал наставник, его пальцы нетерпеливо постукивали по рукояти кинжала.

– Во имя хаоса, – словно зачарованный, следом повторил Тири.

Мужчина не медлил.

Замах.

Лезвие сверкнуло в холодном воздухе, описывая идеальную дугу. В последний миг Тири увидел в глазах наставника то, чего не замечал раньше —лихорадочный блеск фанатизма, смешанный с холодным расчётом. Клинок вошёл бесшумно. Сначала юноша даже не почувствовал боли, только странное тепло, растекающееся по груди. Он посмотрел вниз и увидел, как серебряное лезвие исчезает в его плоти, а по гравированным письменам стекает алая нить. Запрокинув голову, он в последний раз посмотрел на столь прекрасное ясное небо. В глазах вспыхнул болезненный зелёный отсвет, на мгновение затмивший зрачки, но тут же погас, оставляя лишь пустой, остекленевший взгляд. Глухой, ломкий вздох сорвался с его губ, и тело, слабея, обмякло, тяжело оседая в снег. Юноша рухнул на бок, ударившись о промёрзшую землю с глухим, хрустким стуком. Горячая кровь хлынула из груди, алыми потоками впитываясь в снег. Кровь, казалось, текла слишком быстро, будто её влекла неведомая сила, жадно тянущая её вглубь земли.

Наставник выдернул клинок одним резким движением, тяжело выдохнув, провёл ладонью по лицу, оставляя на коже липкие следы крови. На лезвии, забрызганном ещё горячей алой влагой, вспыхнули руны – гравировка, что опоясывала клинок, дрогнула багровым светом, словно оживая. Он склонил голову, сжал пальцы в замок и, прикрыв глаза, влился в молитву. Глухое, гортанное бормотание набирало мощь, сливаясь в рваный, мерно нарастающий хор. Воздух с каждой секундой напитывался силой их слов. Он дрожал, вибрировал. Птицы, что свободно парили в небе, почувствовав опасность, с криком уносились за стену, стремясь улететь, как можно дальше от этого места. Вдруг тишина ударила по ушам, густая, давящая, будто природа задержала дыхание. Ни щебета птиц, ни присутствия дикого ветра – ничего, только собственное сердце, стучащее где-то в горле. А потом кровь зашевелилась. Алые капли дёрнулись, будто по ним ударили невидимым кнутом, и поползли. Сначала медленно, нерешительно, потом быстрее. Они вытягивались в нити, сплетались в узлы, вычерчивая на снегу древние знаки, чьё значение давно забыл этот мир. Края линий дымились, будто кровь кипела, а по мере завершения рисунка земля под ними застонала. Ритуал был завершён. Небо почернело, тьма плыла вверх, густея с каждой секундой, пока не поглотила солнце целиком. Воздух затрещал сначала тихо, едва слышно, словно потрескивание льда под ногами, но с каждой секундой этот звук нарастал, становясь резче, громче, как будто сама реальность рвалась по швам. Грань содрогнулась, трещины побежали по её поверхности, расходясь паутиной, и в них забился багровый свет. Оттуда хлестнуло чёрное пламя. Оно вспыхнуло резко, вырвавшись из разлома, ударяя во все стороны рваными, кривыми языками. Этот огонь не грел, он вытягивал тепло, пил его, вгрызался в пространство. В его ненасытных языках не было жизни – лишь жадная, поглощающая пустота. Колкий, почти вязкий холод резал кожу, пробираясь под накидки, впиваясь в рёбра.

Багровые всполохи рвали пространство, хлестали воздух, извиваясь, словно змеи, и каждый их удар растягивал разрыв, раздирая его шире. Грань сотрясалась, то сжимаясь, то расползаясь вновь. Из глубин разлома вырвался низкий, глухой рёв. Он звучал как будто бесконечно далёкий и в то же время пугающе близкий. Этот звук не просто наполнял уши, он проникал в каждую клеточку тела, пробуждая первобытный страх. Что-то двигалось там, в непроглядной тьме, за еще не сломленной гранью, и только одно его присутствие угрожало разорвать ткань мира. На миг грань дрогнула, будто некая сила пыталась закрыть её, втянуть обратно, не позволить разрушиться, но тьма прорывалась с пугающей настойчивостью. И в этот миг стало ясно – она скоро не выдержит.

– Получилось!

Мужчина задыхался от нестерпимого ликования. Глаза лихорадочно блестели, а на губах застыла судорожная улыбка. Грань, разделяющая миры, трещала и содрогалась, билась волнами, из последней силы удерживая натиск, но разлом уже было не остановить.

– Мы… наконец-то смогли… – сипло прошептал он, с трудом сдерживая рвущийся наружу вскрик. Губы дрожали, не поспевая за рваным дыханием, а слова звучали, словно мольба, полные благоговения и одержимости. Радость накатывала лавиной, захлёстывала его рассудок, пьянила разум. Хотелось кричать, хохотать до хрипоты, разорвать глотку в безумном восторге. То, к чему они так долго стремились, вот- вот произойдёт. Губы, пересохшие и треснувшие от ледяного ветра, болезненно расползлись в улыбке. Дрожащие пальцы вцепились в ткань плаща, сжались в кулаки до хруста суставов.

– Глава будет доволен…

Красно-черные всполохи магии искрились во все стороны. Они танцевали в воздухе, извивались, с шипением прожигая снег, оставляя на белоснежном покрове чёрные обугленные пятна. Заворожённый этим зрелищем, невысокий, полноватый мужчина вытянул руку, пытаясь поймать одну из искр. Пальцы, обнажённые от холода, дрожали, когда огненная капля опустилась на раскрытую ладонь. Искра вспыхнула, прожигая кожу, и тут же взорвалась, оставив на ладони обугленный чёрный след. Резкая боль пронзила его руку, мужчина неприятно взвизгнул, судорожно прижав обожжённую руку к груди.

– Идиот! – грозно прокричал Джафар, грубо оттаскивая своего подчиненного за капюшон плаща.

Он едва сдерживался, чтобы не свернуть дураку шею на месте. Его злило это безрассудство. Слишком много было поставлено на кону, чтобы терпеть такое ничтожество. Мужчина с силой оттолкнул его прочь, и тот с глухим стуком рухнул в снег, тихо захныкав. Но прежде, чем он успел нависнуть над ним, разрыв содрогнулся, громкий рык вновь заставил их вздрогнуть. Грань блекла, её очертания становились всё тоньше, словно она растворялась, расползаясь под натиском тьмы. Разлом разрастался, полыхая угольно-чёрным огнём, и в этом сгущающемся мраке, прорывающемся сквозь трещину, вспыхнули два алых глаза. Они горели, как раскалённые угли. Чёрный туман густыми, тяжёлыми клубами обволакивал их, извивался, струился, менял форму, словно живое, голодное существо. Он растекался по краям разлома, сливаясь с ним, вползая в мир, заполоняя всё вокруг. И два немигающих глаза впились в них. В этом взгляде не было ни жалости, ни милосердия, только бездонная, первобытная ярость.

Полноватый мужчина вздрогнул. Дыхание перехватило, зрачки расширились, а лицо побледнело до болезненного, воскового оттенка, становясь похожим на мертвеца. Шаг. Ещё один. Он медленно пятился назад, как загнанный зверёк, не спуская взгляда с разлома.

– Трус, – процедил сквозь зубы Джафар, глядя на жалкого Карла, что в страхе пятился от разлома.

Он быстро забыл про него, и вновь вернул своё внимание к разрушающейся грани. Ветер, пропитанный магией, вибрировал, обжигая лицо, но Джафар словно этого не замечал. Его взгляд неотрывно следил за разломом, чувствуя, как в груди приятно разливалось торжество. На губах медленно расползалась холодная, исполненная триумфа улыбка. Совсем скоро в этот мир войдут Звери Хаоса, и их гильдия возродит своё величие.

– Совсем скоро… – Хрипло выдохнул он, почти теряя голос от нарастающего волнения.

Карл, пристально наблюдая за разрывом грани, краем глаза заметил смазанное движение сверху. В груди резко кольнуло, то ли от холода, то ли от внезапного предчувствия. Он медленно поднял голову, прищурившись. Спустя несколько секунд, его рот непроизвольно приоткрылся от удивления. Там, на самом верху, где лёд терялся в облаках…была тень.

– С-смотрите! – его голос сорвался на хрип, а палец, толстый и дрожащий, беспомощно тыкнул вверх.

На краю обрыва, едва различимые на фоне сверкающего льда, стояли они – Асуры. Те самые северные демоны, о которых ходили легенды. Впереди всех стояла хрупкая на вид девушка. Ледяной ветер трепал её короткие волосы цвета свежего снега. Тонкие пальцы, уверенно держали натянутую тетиву. Лук, изогнутый, как полумесяц, казался частью её самой. При первом взгляде её можно было принять за юношу – узкие плечи, плоский живот, резкие движения. Но при ближайшем рассмотрении становились заметны мягкие изгибы бёдер и лёгкий силуэт груди, подчёркнутый облегающей кожаной броней. Костюм из странного матового материала плотно облегал её тело, как вторая кожа, переливаясь тусклым блеском при каждом движении. Она не шевелилась, но каждый мускул в её теле был напряжён. Казалось, ещё мгновение – и стрела сорвётся с тетивы, чтобы найти свою цель.

– Опять они за свое!

Девушка даже не пыталась скрыть своего раздражение. Голубые глаза, с лёгким серебристым отливом, сузились, зрачки превратились в две тонкие чёрные щёлки. Недовольство читалось в каждой черте её лица: пухлые губы сжались в упрямую линию, густые брови резко сошлись к переносице. Длинные пальцы, покрытые характерными мозолями, впились в лук так, что кожа побелела на костяшках.

– А ты что хотела?

Хмыкнул слева от неё крепкий парень, лениво растягивая губы в нахальной ухмылке. Голос его прокатился низким баритоном, с хрипотцой, будто рычание медведя, разбуженного посреди зимы. На груди у него поблёскивал медальон из чёрного металла – птица с распахнутыми крыльями, застывшая в прыжке. За спиной маячила массивная рукоять меча, обмотанная грубой кожей. Он разминал пальцы, то сжимая, то разжимая кулаки. Мускулистые, жилистые руки покрывали старые боевые шрамы – тонкие белёсые полосы, уходящие к запястьям. Широкие плечи, мощная грудь, толстая шея, он выглядел как живая гора мышц, и только когда он поднялся в полный рост, становилось заметно, что юноша невысок. Но даже низкий рост не делал его менее грозным.

– Да у нас это каждый рассвет одно и то же, всю мою жизнь!

Бернар лениво растянул губы в хищной улыбке, выгибая спину, позвонки хрустнули так, что Талли скривилась.

– Боже, Бернар!

Она закатила глаза и фыркнула, будто увидела что-то совсем глупое.

– Ты хоть раз попробуй ответить нормально.

В ответ он лишь развёл руками, ухмыляясь ещё шире. В голубых глазах, сверкнул озорной огонёк.

– Мелисса!

Талли обернулась, бросив взгляд на их молчаливую спутницу, стоящую чуть поодаль.

– Что будем делать?

Девушка стояла на самом краю обрыва, и внимательно смотрела вниз. Обычно её глаза напоминали спокойную гладь северного моря, но не сейчас, они потемнели, становясь всё более напряженным. Она сжала ладони так сильно, что ногти впились в кожу. Внизу, копошились темные фигуры – чужаки, нарушившие покой их земель. С каждым вдохом морозного воздуха ярость в её груди разгоралась всё сильнее. Защитный костюм, сшитый из кожи змеевика – материала, добытого с риском для жизни, плотно облегал каждую мышцу, подчёркивая плавные изгибы. Лишь самые искусные мастера Севера умели обрабатывать эту кожу так, чтобы сохранить её невероятную прочность и гибкость. Костюм не стеснял движений, но мог остановить клинок или выдержать удар когтей дикого зверя. Ноздри трепетали, улавливая запах приближающейся опасности. Быстрый, решительный взгляд в сторону темноволосого чужеземца, и глаза хищно прищурились.

– Бернар!

Он лишь кивнул коротко, без лишних слов.

– На тебе тот, что с клинком, – она даже не повернула голову, лишь скользнула взглядом в сторону товарища. – Взять живым! А мы разберёмся с остальными.

И не дожидаясь ответа, рывком оттолкнувшись от края, словно тень, сорвалась вниз. Её длинные, белоснежные волосы взметнулись за спиной. Бернар лишь усмехнулся в ответ, его мощная рука уже выхватывала меч.

– Как же я скучал по этому! – прокричал он, бросаясь следом.

– Я прикрою отсюда! – крикнула Талли, оставаясь наверху и следя, как её товарищи исчезают в вихре снега. Её пальцы, обычно такие уверенные, на мгновение дрогнули, но затем обрели привычную твердость. Она вдохнула глубже, чувствуя, как холодный воздух наполняет легкие, успокаивая бешеный ритм сердца. Тетива натянулась с мягким шелестом, стрела легла точно в выемку между пальцами, что побелели от напряжения.

Щелчок.

Смертоносная стрела разорвала морозный воздух, оставляя за собой едва заметный след, и молниеносно устремилась к намеченной цели. Карл едва успел сделать резкий вдох, когда заметил, как она летит прямо в него. Его тело оцепенело, будто скованное невидимыми цепями. Время словно замедлилось, он видел, как смертоносный снаряд приближался, но мышцы отказались слушаться. Лишь инстинктивно шагнул назад, осознавая всю бесполезность этого движения. Сухой, хрустящий звук. Острая боль пронзила грудь, заставив его широко раскрыть глаза от шока. Дрожащие пальцы нащупали торчащее древко, затем скользнули к ране – горячая, липкая кровь тут же залила ладонь, стекая по запястью багровыми ручейками. Стрела пробиларебро и вспороло лёгкое. В глазах мелькнуло недоумение, словно он не мог поверить, что это происходит с ним. Затем взгляд помутнел, ноги подкосились, и он рухнул в снег, как подкошенное дерево. Руки раскинулись в стороны, а из приоткрытого рта тонкой струйкой побежала алая кровь.