Хранители Севера

Пот катился по шее, спина горела от напряжения, а в висках отчаянно стучало: быстрее, думай, действуй, сейчас же! Она вдохнула – резко, шумно, через нос. Заставила себя дышать глубже, выравнивая дыхание.

«Ладно, без паники. Дыши ровно, держи центр.»

Талли расставила ноги чуть шире, пятки едва оторвались от пола. Вес тела переместился на носки, кинжал прижался ближе к корпусу, готовый к молниеносному движению.

МЕЛИССА

«Может, мы зря разделились, и она была права – в одиночку нам сложнее будет справиться, а вдруг случится что-то непоправимое?..»

Этот вопрос грыз её с самого поворота, бесполезный, но навязчивый, как заноза под кожей. Он не давал покоя, свербел и мешал сосредоточиться.

«Глупо, но сейчас уже поздно что-то менять».

Девушка нервно поправила прядь волос и продолжила двигаться вперёд, стараясь ступать бесшумно. Коридор был узким и сырым, камни под ногами скользили. Внезапно справа мелькнуло нечто, почти слившееся со стеной, – силуэт двери. Потемневшее дерево, вросшее в камень, было спрятано в тенях. Почти всё полотно покрывал толстый слой пыли, кроме одного вытянутого участка на уровне груди, к которому кто-то недавно прикасался. Сердце сжалось.

«Надеюсь, это именно то, что мы ищем…»

Она подошла ближе, осторожно приложила ухо к дереву и, прикрыв глаза, замерла в ожидании. Пару секунд – ничего. Ни скрипа, ни стонов, ни шагов. Даже ветер не гулял по щелям. Слышно было лишь её собственное дыхание.

«Подозрительно тихо, но выбора нет».

Мелисса глубоко вдохнула и толкнула дверь плечом. Та поддалась с лёгким скрипом, и изнутри пахнуло затхлостью и плесенью. За дверью скрывался небольшой кабинет, где пыль клубилась в воздухе от её шага.

«Да… это он, – прошептала она, и глаза засветились. – Это точно оно…»

Сделав ещё шаг, она вдруг остановилась.

«Что-то не так».

Она не сразу поняла, что именно, но в груди нарастало странное, липкое чувство. Пыль – она не оседала, а продолжала висеть в воздухе.

«Это место только что покинули. Кто-то был здесь… совсем недавно».

Нос предательски зачесался от сухого, пыльного воздуха. Она не успела сдержаться.

– Апчхи!

Громкий звук разорвал тишину.

– Чёрт! – прошипела она, резко замирая, сердце билось в висках.

Несколько долгих секунд – ничего. Ни шагов, ни скрипа. Осторожно войдя в кабинет и прикрыв за собой дверь, она сузила глаза, пальцы непроизвольно сжавшись в кулаки. Помещение выглядело чистым. В углу стоял одинокий стол – массивный, с трещинами на ножках, без чернильницы, без бумаг, словно кто-то специально всё убрал. Она подошла ближе, сдвинув брови.

«Не может быть, чтобы ничего не оставили».

С усилием дёрнув верхний ящик, она обнаружила пустоту. Второй – щелчок, скрежет – тоже пуст. Третий… Сердце дрогнуло. На самом дне лежал белый, аккуратно сложенный листок. Она выхватила его, развернула, и тут же вспыхнула. «Да чтоб вас всех…» – прошипела сквозь зубы, выругавшись так, как научили старшие, – так, что, услышь её кто-то, принял бы за простолюдинку. Тонкие пальцы до белизны в костяшках сжали проклятый клочок. Злость вспыхнула мгновенно.

Бах!

Она ударила кулаком по столу. Глухой треск разнёсся по комнате, и по деревянной поверхности поползла паутинка трещин. Бумага соскользнула на пол, а за ней, медленно покачиваясь, опустился тёмный знак – чёрный пак, символ гильдии. Она сжала зубы.

«Мы опоздали, нужно было идти сюда сразу же. Мы только что потеряли единственную зацепку. Они знали, ждали и оставили это нарочно».

Злость жгло изнутри, она поднималась от самого солнечного сплетения горячей волной, сжимала горло и застилала глаза мутной пеленой, мешая дышать. Но Мелисса с силой вытолкнула воздух из груди, заставив себя выдохнуть. Резко, почти болезненно, повернула голову в сторону, отрываясь от неприятных мыслей. Вдоль дальней стены, в полумраке, стояли стеллажи – старые, покрытые слоем пыли, они стояли криво, но всё ещё полные книг.

– Не всё успели утащить…

Она сделала шаг, потом ещё один, её сапоги мягко ступали по полу. Глаза скользнули по потрёпанным, пожелтевшим корешкам. Кожаные переплёты потрескались от старости, а позолота на тиснении давно стёрлась, превратив названия в загадочные узоры. Деревянные полки, изогнутые под неподъёмным весом фолиантов, тихо кряхтели, и казалось, ещё одно неосторожное прикосновение – и всё это рухнет, утопив комнату в облаке бумажной пыли.

– Хм…

Девушка провела кончиками пальцев по шершавым корешкам, и её охватило странное чувство благоговения перед этой собранной кем-то коллекцией. Почти каждая книга здесь была о делах Королевств, о переменчивой, как ветер, политике, о холодных союзах и хрупком равновесии между южными и восточными землями.

– «Традиции и обычаи Востока»… – вслух прочла она, и губы сами собой сложились в лёгкую усмешку. Интересно, но не то, что ей было нужно сейчас.

Она уже собралась отойти, разочарованно пожав плечами, как вдруг её взгляд случайно зацепился за узкий, неприметный том в самом углу нижней полки. Он был неброский, весь в серой пыли, будто его специально припрятали от посторонних глаз. Маленький и почти невидимый, он так сливался с тенями, что его легко было принять за часть древесной текстуры или просто за щель, словно кто-то очень хотел, чтобы эта книга навсегда затерялась здесь.

Мелисса медленно наклонилась, сгибаясь в коленях. Щекой она почти коснулась холодной, шершавой кромки полки, когда её пальцы потянулись к находке. Книга не поддавалась сразу, будто нехотя цепляясь за соседние тома своим корешком, но после короткой борьбы с лёгким щелчком выскользнула на свободу. Обложка была выцветшей, пепельно-серой, с паутиной тонких трещинок на сгибах. Края страниц казались неровными, обтрёпанными, некоторые были загнуты и потемнели от времени. В углу едва читалось стёршееся золотое тиснение, а почерк был старинным, местами почти неразборчивым.

– Что ты тут делаешь?.. – пробормотала она, и её голос прозвучал тише шороха страниц, когда она аккуратно раскрыла книгу на первой.

Там, чёрным, но уже выцветшим от лет шрифтом, стоял заголовок: «Легенды Королевств».

Она моргнула, потом ещё раз, не веря глазам. Она ожидала найти что угодно – сухие указы, архивные записи, скучные отчёты, но точно не это. Не сборник детских сказок.

– Бред какой-то… – выдохнула она, ощущая лёгкий укол разочарования, но почему-то не выпускала книгу из рук.

Страницы хрустели, когда она начала их перелистывать, и вдруг знакомые с детства сказки и мифы, которые ей рассказывали у очага холодными вечерами, оказались другими. На полях, аккуратными, выведенными острым пером буквами, были сделаны едва заметные пометки. Чёрные чернила кое-где расплылись, превратившись в маленькие кляксы, но слова всё ещё угадывались. Где-то стоял короткий знак «проверь», где-то – «совпадает». Некоторые страницы были аккуратно, почти бережно, загнуты на уголках. Кто-то явно искал здесь что-то, изучал эти сказки с недетской серьёзностью. Мелисса сжала книгу крепче, и её пальцы побелели от напряжения, впиваясь в старый корешок.

– Что же ты скрываешь?.. – её шёпот был полон недоумения и зарождающегося любопытства.

«Почему эта легенда оказалась здесь, в этом пыльном углу, среди серьёзных политических трактатов? И зачем на полях сделаны эти пометки, будто кто-то уже вчитывался в эти строки, уже искал в них скрытый смысл?»

Сердце ухнуло куда-то вниз от необъяснимой, внезапной тревоги. На следующей странице начиналась новая глава: «Сказания Востока». Миф о русалках был стар, как мир, и она слышала его ещё в детстве, но сейчас она медленно провела пальцем по шершавой, пожелтевшей бумаге, рассматривая иллюстрацию. Русалка сидела на тёмном, склизком от морской воды валуне, который уходил в бездну. Её длинный, переливающийся золотисто-зелёными отсветами хвост обвивал камень могуче кольцом. Вокруг шевелились, как живые, тёмные водоросли, причудливые кораллы тянулись вверх, и стайки крошечных серебристых рыбок юрко проносились мимо. Но не это привлекло её внимание, а лицо. Лицо было слишком человеческим, и на его чертах лежала печать настоящей, глубокой боли. На бледных, почти прозрачных щеках были видны тонкие, будто только что высохшие, дорожки слёз. А глаза… глаза были глубокими, как сама океанская пучина, и в них жила такая тоска, такая древняя и тяжёлая, что от неё у девушки сдавило грусть. Под рисунком тонкой, изящной вязью было выведено: «Слёзы русалки».

Мелисса с трудом, будто преодолевая невидимое сопротивление, оторвала взгляд от этих печальных глаз и опустила его ниже. Её пальцы медленно скользили по шершавой поверхности бумаги, а слова в книге будто сами складывались в тихий, настойчивый шёпот у неё в голове. Текст под картинкой продолжал разворачиваться, и строки будто вплетались в самое её сознание, не желая отпускать. Каждое прочитанное слово отзывалось внутри странным, глухим эхом, находя отклик в чём-то давно забытом.

…

Далеко-далеко, в непроглядной тьме бездонных глубин Чёрного Моря, что лежит тёмным барьером между Восточными землями и остальным миром, жили те, кого породила сама морская пена, подхватившая шёпот течений и ритм вечного прибоя. Прекрасные создания.

Дети Моря.

Боги наградили их невиданной силой, какой не знала суша. Они не ведали, что такое боль, и никогда не чувствовали холодной дрожи страха. Под водой они были неуязвимы и быстры, как сама мысль, а ступая по суше, двигались с такой грацией, что даже трава не гнулась под их ногами. Их голос обладал волшебной силой – он мог разбудить уснувшее навеки, наполнить самое остывшее сердце теплом и покоем, вернуть в него жизнь. Достаточно было одного прикосновения их прохладной руки, и умирающий делал первый, жадный глоток воздуха. Их мир был безмятежным, как гладь океана в предрассветной тишине, и в то же время неукротимым, как сама стихия в час полнолуния, заставляющая воды подниматься им навстречу.

Они пели. Их песни были неотделимы от шума волн и шёпота глубин. Они славили свободу, безграничную, как океан, любовь, горячую, как подводные течения, и свет солнца, что золотистыми столбами пронизывал толщу воды. Их чистые, высокие голоса поднимались в небо вместе с криками чаек, а внизу, в тёмной пучине, их слушали древние киты и бесшумные тени скатов. Они не знали бед и горестей. Они покоряли морские просторы и ступали по земле, не оставляя за собой следов, пока сама суша не отвернулась от них.

Дети Суши возжелали то, что никогда им не принадлежало. Их ослепила и свела с ума сила океана, сила тех, кто родился от пения, а не от борьбы. Они пришли с грубыми сетями и острыми гарпунами, с тяжёлыми цепями и холодным железом. В их глазах горел не огонь восхищения, а тусклый отсвет алчности. И началась охота – не просто на существ, а на сам их дар, самый редкий и таинственный: на слёзы Детей Моря. Те самые жемчужные капли, что могли исцелить любую хворь, отодвинуть саму смерть, вернуть увядшей плоти юность и силу.

И тогда чистые, сверкавшие на солнце волны впервые окрасились кровью своих детей. Дети Моря стали исчезать. Они скользили вглубь, прячась в лес подводных водорослей, в лабиринты скал, забираясь в тёмные расщелины рифов и в те бездны, куда не доходит луч света. Но зазубренные наконечники копий настигали их, прочные сети душили, а острые крючья вырывали из родной стихии с мясом и кожей. Те, кто раньше парил в воде свободно, как птицы в небе, стали трофеями, диковинками в клетках. Наступили дни великой скорби. Дни гробовой тишины, когда само море, казалось, затаило дыхание и замолкло.

И тогда, в самом сердце этого мрака, Дети Моря запели. Последнюю свою песню. Самую сокровенную. Ту, что никогда прежде не звучала ни в радости, ни в печали. Она была не о свете, не о радости и не о любви. Она была о мести. Их голоса, прежде такие чистые, теперь дрожали от непрожитой ярости, они пели об утрате и о предательстве. Их скорбь превратилась в страшную мольбу, а гнев – в гигантскую волну. Их пение стало бурей, в клочья рвавшей паруса и поглощавшей целые корабли, смывавшей с лица земли прибрежные города и стиравшей берега. И море ответило на их зов. Оно взревело, раскололось на части, взметнулось к небу, словно древнее чудовище, пробудившееся ото сна. Боги услышали отчаянный крик своих детей – и вложили в их песню всю свою разрушительную силу.

В тот день небо почернело. Тяжёлые, свинцовые тучи, словно траурный занавес, наглухо закрыли солнце. Над морем прокатился глухой, будто подземный, раскат, хотя грома не было. Волны поднялись выше самых высоких башен, ветер выл в обломках мачт, ломал вековые деревья и срывал крыши с домов. Гнев богов обрушился на сушу сплошной стеной. Прилив нарастал с каждым часом – водяные валы, один страшнее другого, с рёвом обрушивались на землю, круша каменные стены, сминая улицы в щепки, подмывая и поглощая целые дома. Гавани, ещё недавно полные жизни, превратились в ненасытные пасти бездны. Вода, что когда-то исцеляла, теперь лишь убивала. Она смывала города с лица земли, приносила с собой мор и болезни, разрывала в клочья самые прочные плотины. Дети Суши в ужасе молились, умоляли о пощаде, но океан был глух к их мольбам.

Семь бесконечных ночей голос моря был громче всех молитв, слившихся в один отчаянный вопль. Лишь на восьмой день, когда суша уже истекла кровью и стояла на коленях, буря начала понемногу стихать, её рёв сменился угрожающим гулом. Но было уже поздно – Дети Моря отвернулись от мира людей. Они ушли – туда, где солнечный свет не может пробиться сквозь толщу ледяной воды, туда, куда никогда не ступала нога человека. Они исчезли, и наступила тишина. Ни песен, ни веселых всплесков в волнах, ни золотых отсветов в морской пене. С той поры их больше никто и никогда не видел. И само море изменилось, стало другим. Оно остыло и стало враждебным к чужакам. Больше не выносило оно на берег свои дары, не давало рыбы, не прощало ни малейшей ошибки. Дети Моря наглухо закрыли свои владения, а воды наполнились тенями и чудовищами, рождёнными из их скорби и гнева.

И с тех пор всякий, кто осмеливался бросить вызов и пересечь Чёрное Море, должен был помнить старую, как мир, истину: Гнев не забыт. Он дремлет в глубине. И путь этот отныне и навсегда будет полон опасностей и никогда больше не будет спокоен.

…

Дочитав, Мелисса фыркнула. Она щёлкнула языком, как делала это с детства, когда сталкивалась с чем-то особенно абсурдным, и резко щёлкнула ногтем по краю страницы, перелистывая её дальше.

– Ну конечно, – пробормотала она с лёгкой усмешкой. – Очередная глупая сказка. Русалки, чудовища, слёзы, что исцеляют… Ещё бы драконов туда приплели, для полного набора.

Она качнула головой, и прядь белоснежных волн соскользнула на лицо, зацепившись за ресницы; она раздражённо, почти грубо, заправила её за ухо. Всё это было красиво, да. Но не более чем миф, выдумка для несмышлёных детей и легковерных простаков. «Русалок не существует, никогда не существовало. Это просто…» – мысль оборвалась, не найдя достойного оправдания такой наивности.

Она посмотрела на следующий заголовок уже без особого интереса, с лёгкой, привычной насмешкой в уголках губ.

– Посмотрим, что вы там нафантазировали про Север, – пробормотала она, не ожидая ничего, кроме очередной заурядной сказки.

Её пальцы торопливо шуршали по шершавым страницам, словно хотели как можно быстрее дойти до финала, покончить с этой нелепостью. Глаза скользили по строчкам, не вчитываясь, выхватывая лишь знакомые слова, крупные заголовки, обрывки карт и причудливо украшенные инициалы. Так продолжалось до поры. Внезапно пальцы замерли, губы приоткрылись в немом изумлении. Воздух будто застыл в её лёгких, став густым и тяжёлым.

– …Что?.. – вырвался у неё сдавленный шёпот.

Книга выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и с глухим, почти неприлично громким стуком ударилась об пол. Гулкий звук прокатился по мёртвой тишине кабинета, отозвавшись эхом в углах. Девушка не двигалась несколько секунд, парализованная, потом, медленно, как во сне, опустилась на корточки и подняла книгу. Руки её предательски дрожали. Лист перевернулся сам от падения, и перед её глазами вновь возникла иллюстрация.

На странице была изображена молодая девушка, до боли знакомая. Одна половина её волос была белой, как снег, вторая всё ещё сохраняла насыщенный, тёплый каштановый цвет. За её спиной пылал город: чёрные, зловещие клубы дыма взвивались в багровое небо, крыши рушились с оглушительным грохотом, который почти слышался, и пламя ползло по улицам живым, ненасытным зверем. Пепел летал в воздухе, кружась в странном танце, и иллюзия была настолько сильна, что Мелиссе на мгновение почудился этот запах – едкая гарь, горечь сожжённого, и медно-сладкий привкус крови. А по телу девушки, от запястий вверх, к шее, к самому лицу, тянулись странные символы. Тёмные, зыбкие, будто написанные самой тенью, они извивались, словно живые, и исчезали в гуще её волос.

– Это… невозможно… – прошептала она, и голос её был чужим.

Она не могла оторвать взгляд. Внутри всё похолодело, будто её обдали ледяной водой. Под иллюстрацией – всего два слова, выведенные простым, строгим почерком: «Леди Роуэн». Имя всплыло из глубин памяти, как обломок затонувшего корабля, внезапно выброшенный на берег бурей. Это имя нельзя было забыть, его не должно было быть здесь. Оно не было частью сказок или легенд – это была тайна. Сокрытая, защищённая, почти похороненная. О ней знали лишь единицы, даже в стенах замков её шептались лишь по ночам, боязливо оглядываясь. И вот оно – здесь, на странице книги, среди выцветших чернил и старых страниц, среди мифов о русалках.

Девушка крепко сжала край страницы, так что пальцы свело судорогой. Кожа на костяшках побелела, ногти едва не врезались в хрупкую бумагу. Губы пересохли, стало трудно дышать. Она сглотнула, но комок в горле не исчез, а лишь застрял там, мешая сделать вдох.

– Как?.. – вырвалось едва слышно, шершавым от напряжения шёпотом.

«Кто мог узнать?»

Королевство Атрея веками хоронило этот секрет. Стирали упоминания, безжалостно сжигали записи, вырезали страницы из хроник, подменяли имена. Даже само слово «Роуэн» стало запретным, произносить его вслух было равносильно измене. И вот теперь – она здесь. В книге, в иллюстрации, пугающе точной, до малейшей детали.

– Это не может быть случайностью…

Один вопрос бился в висках, не давая думать: «Кто держал эту книгу до меня?»

Мелисса устало провела ладонью по лицу, закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Голова гудела от перегруза, мысли сталкивались, путались, сбивались в клубок паники.

«Кто-то из наших?.. Рассказал? Нет. Нет, это исключено. Никто бы не осмелился, тогда… как? Кто?»

Резко, почти с яростью, она захлопнула книгу. Пыль взвилась в воздух золотистым облачком. Она перевернула том в руках, вглядываясь в потёртую обложку, ища хоть какую-нибудь зацепку.

«Должен же быть хоть какой-то след. Имя, метка, всё, что угодно, хоть что-то».

Кожа переплёта была выцветшей и шершавой, буквы почти полностью стёрлись, но её пальцы, словно обладая собственным зрением, нащупали неглубокие вдавленные знаки. Старые чернила въелись в морщины кожи, оставив бледный, едва различимый отпечаток. Под определённым углом, в правом нижнем углу, она увидела несколько букв: А. Р…

– Кто ты, загадочный А. Р…? – прошептала она, наклоняясь ближе.

Последние буквы были смазанными, неразборчивыми. То ли «Ал…», то ли «Ари…». Ни даты, ни оттиска гербовой печати, ни личной символики, только это: полустёртое, ускользающее имя.

– И откуда ты узнал наш секрет…? – в её голосе прозвучала смесь страха и гнева.

«Это нельзя оставить просто так. Я должна выяснить, кто автор, до нашего отъезда. До того, как кто-то ещё прочитает это. До того, как это выйдет за пределы этих стен».

Девушка прижала книгу к груди, словно пытаясь скрыть её от посторонних глаз. Её пальцы так сильно впились в переплёт, что казалось, вот-вот разорвут кожу. Всё тело напряглось, решимость рванула в ней вверх, как внезапный порыв штормового ветра. Она сделала шаг назад, твёрдо намереваясь унести том с собой, спрятать или, возможно, уничтожить его, но в ту же секунду в гробовой тишине кабинета что-то щёлкнуло. Ручка двери медленно, почти бесшумно, пошла вниз. Сердце сжалось в ледяной комок и резко, болезненно дёрнулось в груди. Кто-то был за дверью. Без единой лишней мысли, на чистом рефлексе, она выхватила меч. Сталь беззвучно выскользнула из ножен, холодно блеснув в полумраке. Она затаила дыхание, слившись с тенью. Один осторожный шаг. Ещё один. Девушка переместилась ближе к двери. Пальцы крепче сжали знакомую рукоять. Меч пошёл вперёд, его кончик чуть приподнялся, готовясь к уколу.

«Ждать?.. Нет, поздно».

Щелчок прозвучал оглушительно в тишине. Дверь приоткрылась едва-едва, на ширину ладони. Мгновение – и она атаковала. Взмах был резким, точным, выверенным годами тренировок. Лезвие прошлось по воздуху, словно вспышка молнии, рассекая пространство. Факел, который незваный гость держал в руке, раскололся пополам с сухим треском. Огонь сорвался вниз, брызнул золотыми искрами, коснулся пола и на мгновение вспыхнул с новой силой. Свет метнулся по стенам, вырвав из тьмы бледное, искажённое изумлением лицо. С её губ сорвался изумлённый, почти возмущённый возглас, в котором смешались шок и неверие:

– Вы?!

ТАЛЛИ

– Красивая-я-я… – протянул наёмник. – Жаль будет так просто тебя убить…

Он сделал тяжёлый шаг вперёд. Его грубый сапог с противным чавканьем оставил за собой жирный след. Медленно, с наслаждением, он провёл языком по потрескавшимся губам. Кривые, жёлтые, точно у старой дворовой крысы, зубы обнажились в полумраке. Кинжал в его руке лениво скользнул по собственному языку – тонкая алая полоска проступила почти сразу. Он прикрыл глаза, втягивая вкус собственной крови, смакуя его, будто уже ощущал на лезвии её, чужую. Всё его тощее тело пробрала мелкая дрожь. Длинные пальцы с чёрной грязью под ногтями подрагивали от нетерпения. Маленькие, глубоко посаженные глазки вспыхнули мутным, алчным блеском. Он начал кружить вокруг неё, не спеша, точно голодный пёс, который учуял добычу и не хочет спугнуть её сразу. Его взгляд ползал по ней жадно, пристально, изучая каждую деталь: изящный изгиб шеи, высокие скулы, хрупкие запястья. Она была выше и стройнее его обычных жертв, но, судя по тому, как разгорался огонёк в его глазах, это лишь распаляло его. Язык снова скользнул по губам, оставив влажный блеск. Его глаза кричали без слов: «Ты не умрёшь быстро. Ты будешь долго просить о пощаде».

Позади неё, в глубине зала, задвигались тени. Они медленно, не спеша, начали смыкать кольцо. Талли почувствовала, как всё внутри у неё сжалось в тугой комок. Сердце заколотилось в грудной клетке, отчаянно стуча в рёбра, и каждый удар отдавался в висках оглушительным гулом. Пальцы чуть заметно дрожали, но она не сводила с него глаз.

«Четверо. Я – одна, отступать некуда. Думай, думай, чёрт тебя дери, думай…»

Взгляд её на мгновение метнулся по мрачному залу: голые каменные стены, полуразрушенная арка со сбитыми краями, старая, истлевшая гобеленная тряпка, болтающаяся сбоку – всё бесполезно, ничего не могло стать оружием или укрытием.

«Сдаться?.. Нет. Ни за что. Никогда».

– Не стоит даже пытаться, птичка, – хрипло усмехнулся главарь, поймав её беспокойный взгляд. Он прекрасно видел, о чём она думает, и наслаждался её отчаянием, как изысканным вином. – Ты всё равно умрёшь здесь. Ты, и твои друзья, совсем скоро. Ведь время почти на исходе.

Позади него раздался сдавленный, гнусный смех. Один из бандитов, толстогубый и прыщавый, с силой плюнул на пол; плевок шлёпнулся в пыль, оставив тёмное, мокрое пятно. Факел, вбитый в стену, заколебался, и его пламя заплясало, будто смеясь вместе с ними.

Взмах.

Она рванула в сторону, и клинок со свистом прошёл в сантиметре от её плеча. Ещё одно мгновение – и он вонзился бы в плоть. Улыбки с лиц наёмников мгновенно исчезли, сменившись сосредоточенными, злыми масками. Она увернулась от следующего удара, резко уйдя корпусом в сторону. Лезвие снова прошло по воздуху – мимо. Второй выпад – короткий, резкий, направленный в бок – она парировала, сдвинув корпус. Третий, тяжёлый удар сверху, был силовым, опасным, но слишком очевидным – она сделала шаг вбок, пропуская его мимо себя.

Они били с слепой, необузданной яростью. Она же отвечала холодным, безжалостным расчётом. Каждое её движение было выверено и точно. Талли видела их насквозь. Эти грязные уловки, эти тяжёлые, неповоротливые замахи, их глупая уверенность, что одна девчонка не сможет им противостоять.

«Я не умру здесь. Ни за что! Никогда!»

Стиснув зубы до хруста, она перехватила рукоять кинжала крепче. Кожа на ладонях натянулась до боли. Пальцы начали неметь, но она не разжимала хватку. Прямой удар – и их клинки столкнулись в воздухе. Металл взвыл от удара, резкий скрежет резанул по ушам. Отдача болезненно отозвалась в запястьях, разгоняя дрожь по всем рукам. Каменный зал ответил на грохот глухим, многоголосым эхом. Девушка едва успела отклониться. Остриё чужого лезвия чиркнуло по её плечу – быстрая, обжигающая боль пронзила тело. Секунда, и тёплая кровь выступила тонкой струйкой, поползла вниз по руке, залила запястье и начала впитываться в ткань рукава, оставляя тёмный, быстро растущий след.