Хранители Севера

– Что?

– Просто… – Брайан неопределённо махнул рукой, обвёл взглядом оранжерею. – Вы так внимательно слушали, смотрели на каждый цветок, будто видели их впервые.

Она на мгновение замолчала.

– Вы правы, у нас всё… совсем по-другому. Наш климат слишком суров, и трудно вырастить хоть что-то живое. Цветы там не живут долго. Мы выращиваем в основном зелень, редкие коренья, остальное только в теплицах, и то с трудом. Наши мастера постоянно работают над этим.

– Мастера? – переспросил он, приподнимая бровь. Слово прозвучало немного чуждо.

Девушка чуть прикусила нижнюю губу. Взгляд её скользнул в сторону.

– Всё в порядке, – вскоре произнёс он. – Не нужно, если не хотите.

Она вновь посмотрела на него. Внимательно, будто что-то в нём взвешивала. Несколько долгих секунд, и всё же заговорила тихо, почти шёпотом:

– Так мы называем наших ремесленников. Только это… немного больше. Быть мастером – это не просто работа. Это путь. Это человек, который отдал себя одному делу: кузнецы, лекари, ткачихи, каменщики… У каждого – своя область, и в ней он стремится к совершенству. В Атреи все делятся на две касты: мастера – те, кто создают и заботятся, и… – она запнулась, но всё-таки продолжила: – воины. Те, кто сражаются, защищают. С детства каждый приносит пользу.

Говоря, она не смотрела на него. Её глаза блуждали где-то среди листвы, между витиеватыми ветками и стеклянным сводом, будто сквозь прозрачную крышу видели не цветущую оранжерею, а далёкие заснеженные земли. Где ветер всегда режет кожу, где каждый шаг даётся с усилием, где всё требует стойкости. Она замолчала.

Брайан не торопился с ответом.

«Как необычно – посвятить всю жизнь одному делу. Настолько, чтобы оно стало смыслом, чтобы ничего другого и не существовало.»

Суровый север всегда казался ему диким, отстранённым, почти мифическим. Но сейчас… сейчас он захотел узнать о нём всё. Не из любопытства, не ради пользы, а потому что хотел знать её. Её жизнь, привычки, страхи, мечты. Почему она выбрала путь, который больше подходил мужчине в доспехах, чем юной девушке с руками, пахнущими карамелью.

– А ты у нас… – начал он осторожно, глядя на неё с мягкой улыбкой. – Не против, если мы перейдём на «ты»?

Талли взглянула на него краем глаза, а потом губы её тронула тонкая, почти озорная, но всё же чуть печальная улыбка.

– Воин, как и мой отец. Но, думаю, ты уже догадался.

Её светло-голубые глаза встретились с его – открыто, но с каким-то внутренним вызовом, словно она ждала реакции. Испуга? Недоверия? Жалости?

Он не отвёл взгляда, лишь кивнул, будто принял это как должное, как факт, не требующий объяснений.

– У вас это… выбор? – спросил он спустя мгновение. – Или… долг?

Талли чуть склонила голову. В лице отразилась сдержанность, даже осторожность. Она будто искала слова.

– И да, и нет, – ответила наконец. – Кто-то идёт по стопам семьи, так проще и правильно, а кому-то – не оставляют выбора.

Последние слова прозвучали чуть глуше. В голосе проскользнула не то горечь, не то усталость. Брайан уловил это сразу, в его взгляде мелькнула тень.

«Не оставляют выбора…?»

Он хотел спросить, кто, почему, но не посмел. Слишком рано.

Тогда… расскажи мне о себе, – сказал он, делая шаг ближе. – Не как представитель севера, просто как ты.

Девушка посмотрела на него, и в её взгляде появилась глубина, которую он раньше не замечал.

– Боюсь, без «воина» и «севера» от меня мало что останется, – произнесла она с лёгкой иронией, но затем добавила мягче: – Но я попробую.

Она провела рукой по лепесткам ближайшего цветка, и её пальцы выглядели одновременно и сильными, и нежными.

– Знаешь, иногда, когда ветер завывает особенно сильно, я представляю, что он поёт. Старые северные песни, которые никто уже не помнит.

Брайан слушал, затаив дыхание. Казалось, он впервые видит её настоящую – не стальную северянку, а живую девушку с трепетной душой.

– Если честно, – проговорил он осторожно, – я до сих пор помню тебя у конюшни в тот день.

Перед глазами встали отрывистые картины: хлопья снега, кружащиеся в яростном танце, перекошенное лицо наёмника, и она – неподвижная, с кинжалом в пальцах, с пустым, бездонным, как ночное небо на Севере, взглядом. Капли алого медленно стекали на белый снег, оставляя рваные следы.

– Впервые видел, чтобы хрупкая девушка так… эффективно обращалась с оружием, – он попытался шуткой разрядить напряжённость, но голос выдал его.

Талли ответила лёгким движением губ, но глаза оставались серьёзными. В них мелькнула тень.

– Ты не представляешь, сколько лет мы тренируемся, чтобы быть такими, —в её голосе не было ни гордости, ни бравады. – У нас больше ничего нет. Только это. Как бы грустно это ни звучало.

– Ни одна из наших леди даже не задумывалась о подобном, – проговорил он, и в голосе прозвучало не осуждение, а скорее недоумение. – И… я всегда считал, что женщине не место на поле боя.

Пальцы её едва заметно дрогнули.

– И я мечтаю о дне, когда мы сможем перестать… – слова сорвались с губ неожиданно даже для неё самой.

Она замерла, глаза расширились от ужаса. Ладонь инстинктивно прикрыла рот, словно пытаясь вернуть неосторожные слова обратно. Взгляд метнулся в сторону, ища спасения.

«Слишком много сказала… Слишком доверилась.»

Пальцы медленно опустились, на щеках выступил румянец, но в глазах зажёгся стальной блеск. Она выпрямилась во весь рост.

– Ты этого не слышал, – произнесла она твёрдо, с вызовом глядя на него.

Но Брайан не улыбнулся в ответ. Его лицо стало серьёзным.

– Ты можешь доверять мне, – сказал он тихо, но так, что каждое слово отозвалось эхом в тишине оранжереи.

Талли застыла. Смотрела на него с немым вопросом, с недоверием, смешанным с надеждой. Потом опустила глаза, плечи её ссутулились. Пальцы сплелись в замок, сдерживая дрожь.

– Ты же понимаешь… я не могу…

Брайан долго молчал, затем слабо улыбнулся. Он чувствовал себя странно. Слишком многое звучало в голове: слова кронпринца, осторожные намёки. Но глядя на неё сейчас – живую, уязвимую, одновременно сильную и испуганную – он понимал: он не хочет играть ни в чьи игры. Не хочет быть ещё одним, кто манипулирует, кто говорит красивые вещи ради выгоды. Он просто хотел, чтобы она доверилась сама, когда будет готова. Сегодня между ними было что-то особенное, и впервые за долгое время он почувствовал не притворную близость, а настоящую. Вдруг он мягко, почти шутливо выдохнул:

– А стоило бы, юная леди, – произнёс он, привнося в голос нарочитую важность и ироничный надрыв. Прижал ладонь к груди, поклонился с преувеличенной учтивостью.

Талли фыркнула, уголки губ дёрнулись вверх. Она чуть качнула головой, скорее про себя, чем в ответ ему.

– Безнадёжный, – пробормотала она. Глаза оставались немного настороженными, но в них теплилась благодарность за то, что он не стал копать глубже, не нажимал.

Солнечный свет скользнул по стеклянному потолку, упал на её лицо. Он сделал его ослепительно светлым, почти воздушным, и одновременно подчеркнул всё то, что скрывалось под этим светлом. И Брайан вдруг понял: несмотря на все её тайны, ему хочется остаться, просто быть рядом. Не потому, что велели, не ради награды, а потому, что она этого достойна. Он слегка склонил голову набок, и его взгляд стал мягким.

– Расскажи мне о Севере, – тихо попросил он. – Всё, что захочешь. Я правда хочу узнать о тебе, о вашей культуре.

Он медленно поднял руку и протянул ей локоть. Простой жест, почти формальный, как в старом танце, когда кавалер приглашает даму на прогулку.

Талли колебалась. Казалось, весь её внутренний мир застыл на грани между «можно» и «опасно». Её пальцы зависли в воздухе, а потом всё же коснулись его руки. Её ладонь мягко легла на ткань его камзола. Почти невесомо, но для него это прикосновение обожгло.

Они неспешно шли дальше. Извилистые аллеи оранжереи тянулись между тонких деревьев и зарослей цветов, чей аромат всё ещё держался в воздухе. Последние лучи дня скользили по влажным листьям, оставляя на них отблески золота и отбрасывая длинные, мягкие тени. Лёгкий ветер шевелил листву, и над головой слышался шелест. Девушка начала рассказ. Сначала ровно, сдержанно, будто читала из свитка: о климате, о длинных, тяжёлых зимах, потом голос стал чуть теплее, когда она заговорила о праздниках, где даже воины позволяли себе смеяться, когда в ночи разгоралось пламя костров, и мужчины с женщинами выходили на снег, чтобы танцевать под звёздами. Брайан не перебивал, слушал внимательно. Лишь иногда чуть крепче прижимал локоть к себе – невесомо, но достаточно, чтобы она чувствовала: он здесь, он слышит. Когда солнце склонилось к горизонту, окрашивая стеклянные своды в багряные тона, они дошли до выхода. Вечерний воздух стал прохладным, прозрачным. Талли мягко высвободила руку.

Возвращаясь в свои покои, она шла медленнее обычного. Ноги будто налились свинцом, не желая покидать тот мир, что они только что делили. В груди звенело странное чувство – лёгкое, как пух, и тяжёлое, как свинец. Невыносимо противоречивое.

Брайан.

Разум твердил: «Глупо, бесполезно, опасно». Но мысли упрямо возвращались к нему. К его глазам, к тому, как он молча слушал, как в тишине между словами рождалось что-то большее. С каждым воспоминанием притяжение становилось сильнее, и именно это пугало больше всего. Потому что она знала: у них нет будущего. Но даже понимая это, даже сквозь всю осторожность, она не могла не признаться себе:

«Мне он нравится».

В нём было всё, о чём она никогда не смела мечтать: тактичность, уважение, тепло, не требующее жертв. С ним она впервые за долгие годы позволила себе быть просто Талли – уставшей девушкой, которая хочет не сражаться, а держать чью-то руку.

Проходя мимо покоев Мелиссы, она замедлила шаг. Взгляд потемнел, брови сдвинулись. Сомнение впилось в сердце, как ледяная заноза.

«Она не поймёт».

Как объяснить то, чего сама боишься понять? Как сказать, что тебе хочется невозможного? Талли отвела взгляд, покачала головой и двинулась дальше по коридору, тонущему в сумерках.

«Пусть у нас нет будущего… Но разве нельзя хотя бы помечтать?»

Пальцы сжали тонкую верёвочку на запястье.

«А может… всё же будет?»

Глава 14

Ночь уже полностью вступила в свои права. Последняя полоска заката на западе погасла, словно угасший уголёк, и тьма начала медленно, но неотвратимо заполнять улицы города. Воздух быстро терял дневное тепло, и вечерняя прохлада пробиралась под одежду. Город засыпал. Смолкали крики торговцев, стихал стук колёс по булыжнику, исчезали последние прохожие. Теперь лишь изредка доносились одинокие шаги, гулко отдающиеся в каменных стенах, да тени, казалось, двигались сами по себе, скользя следом. Даже кошки, эти ночные хозяева улиц, куда-то попрятались. Лишь из-за плотных занавесок окон пробивались скупые полосы света, ложившиеся на мокрую брусчатку расплывчатыми золотистыми пятнами. Но одно место в городе не спало.

Дом Роз.

Он жил своей, особой жизнью, пробуждаясь с приходом темноты. Уже из-за его деверей был слышен нарастающий гул голосов, звон бокалов, переливы музыки и сдержанный, но соблазнительный женский смех. Внутри воздух был густым и тяжёлым, пахнущим дорогими винами, пряностями вроде корицы и мускатного ореха, ароматом воска от горящих свечей и насыщенными, пудровыми духами. Здесь витал запах тела, кожи и скрытого желания. Дом Роз был не просто местом для развлечений. Для кого-то он становился островком забвения, для других – опасной зависимостью, но все здесь искали чего-то особенного.

На открытом балконе, вглядываясь в погружающийся в сон город, стояла Мелисса. Её чёрный плащ колыхался от порывов ветра. Под ним плотно сидел боевой кожаный костюм, а на поясе висел меч с короткой гардой. У бедра была закреплена повязка с тонким кинжалом, а в сапогах надежно спрятаны запасные ножи. Она была готова ко всему, как и всегда. Прядь белых волос выбилась из прически и развевалась у щеки, но она не обращала на это внимания.

– Опаздывает, как обычно, – прошептала она себе под нос.

Её пальцы нервно барабанили по рукояти меча, выдавая растущее раздражение. Взгляд был прикован к соседнему балкону, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. В этот момент луна выплыла из-за облака, залив всё вокруг призрачным серебристым светом, и тут же двери с другой стороны распахнулись. На балкон буквально ворвалась Талли – запыхавшаяся, с раскрасневшимися щеками и своей вечно непослушной шевелюрой, одна прядь которой намертво прилипла ко лбу. В её руке был зажат лук, туго обтянутый матовой кожей.

– Прости! – выдохнула она, пытаясь поймать дыхание. – Я…

– Тише, – резко подняла руку Мелисса. – Нас могут услышать.

Она быстрым движением накинула капюшон, и глубокая тень скрыла её лицо, оставив видимыми лишь холодные, острые, как отточенный клинок, глаза.

Подруга тут же прикусила губу, виновато кивнула и, перекидывая лук за плечо, прошептала уже почти беззвучно:

– Всё, теперь я готова.

Они переглянулись, и молча показали друг другу большие пальцы вверх. Их старый, надёжный знак. Всё, как в детстве, как на первых ночных вылазках из тренировочного зала. Балконы, с которых им предстояло спуститься, выходили во внешний двор. Ниже – массивные колонны, густо оплетённые вечнозелёными лианами. Толстые, как канаты, туго обвившие камень, местами покрытые мхом и каплями росы. Растения росли здесь десятки лет, цепко впиваясь корнями в швы кладки.

Талли пошла первой. Легко перекинулась через перила. Её пальцы тут же зацепились за лианы, ноги ловко нашли опору. Спускалась быстро, почти беззвучно – с точностью и уверенностью человека, делавшего это сотни раз. Девушка наблюдала за ней сверху, и на миг её губы дрогнули. Через несколько мгновений та уже стояла на земле. Она мягко приземлилась, опустившись на одно колено, как учил их когда-то наставник. Взгляд – влево, вправо, вверх.

«Чисто», – промелькнуло в её голове, и она вскинула взгляд вверх.

Мелисса всё ещё стояла на балконе. Она уже перелезла через каменное ограждение и зависла, сжимая лиану так крепко, что костяшки побелели. Порыв ветра тронул край её плаща. Она застыла, в животе неприятно сжалось, словно тысячи крошечных игл воткнулись в кожу изнутри. Пальцы похолодели, дыхание сбилось. Она опустила взгляд вниз. Всего-то второй этаж, пара метров, но тело словно перестало принадлежать ей. Этот страх жил в ней давно. Спрятанный глубоко, под слоями привычной уверенности. Никто о нём не знал, и никто не должен был узнать. Если бы хоть кто-то догадался – заставили бы прыгать, лезть, падать, подниматься. Снова и снова. Пока не выжгут его дотла, пока не станет «как у всех». Ведь воин не может бояться.

«Ты сможешь. Страх подвластен тебе. Здесь не высоко.»

Она выдохнула. Раз. Второй. Медленно считая удары сердца. Перехватила лиану обеими руками. Сперва одна нога, потом вторая. Мышцы на плечах вскоре начали ныть. На втором метре руки горели, как после долгой тренировки, но девушка и не думала посмотреть вниз. Только вверх, только на плетение лиан. Один хват. Ещё один. Ещё.

И вдруг – хруст.

Под ногами прогнулась каменная плитка двора. Она опустилась, выпрямилась. Плечи дрожали. Глубоко вздохнула, чувствуя одновременно облегчение и гордость за себя, но вместе с этим пришло и осознание: «Ведь потом придётся подниматься обратно.»

Талли бросила внимательный взгляд на Мелиссу, заметив, как та сжала челюсть и дёрнула рукой.

– Всё в порядке? – спросила, немного наклонив голову.

Мелисса, словно одёрнув себя, резко отвернулась.

– Да, просто кожу ободрала об плющ.

Талли хитро прищурилась, но промолчала.

– Хорошо, тогда пойдём уже, а то Бернар, наверное, нас заждался.

Две фигуры беззвучно растворились в тенях, став продолжением ночи. Они скользили от одного укрытия к другому – от выступающей колонны к глубокой нише в стене, от грузовых ящиков к чугунному водостоку. Узкие улочки торгового района опустели. Плотно закрытые ставни напоминали сомкнутые веки, а деревянные вывески тихо поскрипывали на цепях, будто перешептываясь между собой. Ветер гулял по переулкам, принося с собой сложный коктейль запахов – влажного камня, старой пыли и печной золы. Где-то в отдалении грохнуло упавшее ведро – какой-то запоздалый гуляка, шатаясь от выпитого вина или усталости, уронил его у порога трактира. Девушки даже не замедлили шаг, продолжая двигаться вперёд, и в этот момент, словно материализовавшись из самой тьмы, прямо перед ними из глубокой тени возникла чья-то фигура.

Талли молниеносно выхватила стрелу и натянула тетиву. Её движения были отточены до совершенства, даже дыхание оставалось ровным. Мелисса, не отставая, инстинктивно развернулась боком и пригнулась в боевой стойке – пальцы уже скользнули к рукоятке кинжала на бедре, а ум молниеносно проигрывал варианты: удар в шею, по колену, в горло? С какой стороны подойти, чтобы обезвредить бесшумно? Но прежде, чем любая из них успела сделать движение, незнакомец с театральной поспешностью взметнул руки вверх.

– Я беден, у меня нечего брать в качестве трофея! – прохрипел насмешливый голос, в котором слышались нотки комичной обречённости.

Талли медленно выдохнула, не опуская лука. Её взгляд метнул искры ярости.

– Бернар, чтоб тебя… – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Ещё один такой фокус, и следующую стрелу я не остановлю.

Он сделал шаг вперёд, и на его лице расплылась ухмылка, словно ничего не произошло.

– А что? Я уже заждался вас. Решил хоть немного развлечь себя… пока вы в подворотнях крадётесь, как самые настоящие воры.

Коренастый юноша, облачённый в полный боевой комплект, выглядел внушительно. Несмотря на невысокий рост, в его фигуре чувствовалась природная сила, твёрдая устойчивость и уверенность в каждом движении. На нём был тот же костюм, что и у девушек – облегающая гибкая ткань, усиленная по бокам и плечам прочными защитными вставками. В полумраке материал почти не бликовал, поглощая свет. Кожаные перчатки с металлическими накладками на суставах и тыльной стороне ладони идеально сидели на его больших руках. За спиной у него покоился широкий, явно тяжёлый меч с изящной гравировкой на ножнах и потёртой, обмотанной тёмной кожей рукоятью. Он усмехнулся, заметив, как у Талли блеснули глаза. Та сделала полшага вперёд, и её бровь изогнулась в хорошо знакомом ему предупреждающем жесте.

– Что, снова хочешь меня побить? – лениво спросил он, снова поднимая руки в шутливом жесте сдачи.

– Нет, но мысль хорошая, – усмехнулась она, щёлкнув пальцами по его нагруднику.

Мелисса тяжело вздохнула, закатывая глаза так, что это было видно даже в полумраке.

– Снова вы, – пробормотала она с раздражением. – Всё как всегда: один провоцирует, вторая не против сломать кому-нибудь ребро. Отличная тактика для скрытной операции.

Она шагнула вперёд, решительно став между ними.

– Остыньте оба, – приказала она жёстким, не терпящим возражений тоном. – Мы задержались, потому что проверяли, нет ли за нами хвоста.

Как по волшебству, лицо Бернара изменилось. Улыбка исчезла без следа, он стал другим человеком – собранным, сосредоточенным, и в его позе теперь читалась почти опасная готовность к действию.

– И?

– Никого, – ответила девушка, бросив взгляд через плечо в темноту пустынной улицы. – Но это не повод расслабляться.

Бернар кивнул, уже полностью погрузившись в дело. Он развернулся и резким жестом подозвал их за собой.

– Тогда идём. Чем дольше мы тут торчим, тем выше шанс, что хвост появится по-настоящему.

Он двинулся в сторону узкого переулка, где тень поглощала всё, скрываясь в темноте подальше от главных улиц. Их шаги глухо отдавались по булыжной мостовой, нарушая ночную тишину. Они двигались быстро, но, проходя мимо Дома Роз, девушки невольно замедлили шаг, притянутые его сиянием.

Дом Роз сиял, как и всегда. Он возвышался над тусклыми постройками, словно драгоценность, забытая в пыльной шкатулке. Его многоярусная крыша изгибалась, как волна, будто перенесённая сюда из восточной сказки. По карнизам свисали алые фонари с тонкими шёлковыми кисточками, и ветер играл ими, разливая мягкое, золотисто-красное сияние. Стены были выкрашены в насыщенный, густой рубиновый цвет, а по ним извивались золотые узоры, похожие на живые лозы роз с шипами, тонкими стеблями и распустившимися бутонами. Всё в этом доме – от тяжёлых дверей с резьбой, изображающей сцены пиршеств и танцев, до пряного аромата благовоний, тянущегося изнутри, – говорило о роскоши и наслаждении. Из глубины здания доносилась музыка и приторные женские голоса. Мужчины входили и выходили, двери хлопали. Здесь не спрашивали имён, но все знали: стены Дома Роз слышали больше, чем все дознаватели столицы за десятилетие.

– Что это за место?.. – одновременно прошептали девушки, остановившись.

Бернар резко замер, на его лице промелькнула тень. Он сжал челюсть, бросив короткий взгляд через плечо.

– Лучше вам не знать, – буркнул он, отворачиваясь от их взглядов. Он свернул в боковой проулок, ускоряя шаг, будто хотел как можно быстрее уйти от этого света, этих звуков, этих воспоминаний.

– Ну почему? – не унималась Талли. Она вытянула шею, надеясь заглянуть внутрь, хоть на мгновение.

– Тише будь, – прошипел юноша. Он приложил палец к губам и покосился по сторонам. – Мы не должны выделяться. Юные леди не гуляют ночью в этом районе.

Он быстро оглядел улицу, выискивая признаки слежки. Взгляд, приученный замечать мелочи, тут же зацепился за крохотную фигуру в тени старой лавки неподалёку.

Мальчишка.

Щуплый, жилистый, с лицом, испачканным сажей и пылью. Рубаха висела на нём, как мешок, явно не по размеру. Он прятался, но его огромные, почти чернильные глаза настороженно следили за ними из-за угла. Рука Бернара рефлекторно скользнула к рукояти меча.

– Оставь его, – тихо приказала Мелисса, положив ладонь ему на запястье.

– Он нас видел, – нахмурился юноша, взгляд его остался цепким, недоверчивым.

Мальчишка, уловив опасность, съёжился сильнее, вжав голову в плечи. Его босые ноги дрожали, но он не пытался бежать. Впалые щёки, настороженный взгляд делали лицо почти взрослым, несмотря на детские черты. Когда в свете фонаря на миг блеснул металл клинка, мальчик резко зажмурился, ожидая удара.

– Оставь, – повторила она, уже твёрже.

Бернар нехотя отступил. Сжал челюсть и, опустив руку, отвернулся.

– Идём.

Он повёл их за Дом Роз – туда, где начинался скрытый проход, о котором знали лишь немногие.

…

Мальчишка медленно открыл глаза. Его зрачки блеснули в полумраке, пытаясь разглядеть силуэты у фонаря. Трое. Сердце ёкнуло.

– Это они… – прошептал он почти беззвучно, губы едва шевельнулись.

В следующее мгновение он сорвался с места, взвив облачко пыли из-под босых ног. Сердце заколотилось в такт бегу. Он нёсся вперёд, и кривые улочки одна за другой распахивались перед ним, пытаясь запутать, но он знал каждый поворот, каждую выбоину в булыжнике. Ловко проскочив мимо заваленного поддона, он юркнул в узкую щель между заборами, перепрыгнул вонючую лужу. Дома теснились друг к другу, словно пьяные: крыши в рваной черепице, облезлые стены в трещинах. Наконец он выскочил на пустырь у края квартала. Перед ним стоял дом. Одинокий, перекошенный, будто время толкнуло его в бок, и он так и замер, с трудом держась на ногах. Широкая щель под крышей зияла чёрной пустотой.

Мальчишка споткнулся на подступах, едва не врезавшись в дверь. Схватившись за косяк, он пытался отдышаться. Лёгкие горели, под рёбрами колотилось. Вытер потные губы запястьем, сделал глубокий вдох.

Раз. Два. Три удара в шершавое дерево.

Секунда тишины. Потом – скрип половиц. Медленные шаги, щелчок замка. Дверь со скрипом отворилась, и изнури пахнуло затхлой влагой. На пороге возник высокий, плечистый мужчина. Его странная, растянутая улыбка казалась чужой на этом суровом лице. Мутные, блестящие глаза скользнули по мальчишке.

– Быстро ты, – прохрипел он. – Значит, всё видел?

Мальчишка сглотнул. Комок подступил к горлу, мешая дышать, но он заставил себя кивнуть, выдавливая слова:

– Как вы и просили… Я следил за домом. Туда только что вошли трое… чужих.

Где-то вдалеке залаяла собака. Мальчишка почувствовал, как холодная капля пота скатилась по спине. Он стиснул пальцы, желая повернуться и бежать без оглядки, но ноги не слушались.

– Тебя не видели? – медленно уточнил мужчина, не отрывая пристального взгляда.

– Нет! – вырвалось резко. – Я всё сделал, как вы сказали… Прятался, ждал… Они даже не заметили…

Мужчина чуть приподнял брови – не удивлённо, а с насмешкой, будто слышал подобные оправдания сотни раз. Его сухая, жилистая ладонь медленно опустилась в карман. В тишине звякнул металл. Мальчишка затаил дыхание. Из тени появилась крошечная медная монета, на мгновение блеснув в лунном свете. Мужчина подбросил её, и она, перевернувшись, с глухим звоном упала в его ладонь.