Мальчишки из разделенного города

– Нет, такого недостойного поступка я не совершу, обещаю, – глядя маме в глаза, твёрдо пообещал Дима. – Я не сделаю ничего такого, за что ты и папа могли бы стыдиться меня, мама. И ещё…

На крыльцо выбежал Валерка, и он замолчал, чтобы их с мамой разговор не сделался «всеобщим» достоянием.

– Спим здесь, под навесом! – сказал мальчик, посмотрев на Диму. – Сейчас мы с тобой отставим стол в сторону, принесём из сарая большую железную кровать и… И всем спокойной ночи!

***

Кирилл Матвеевич Безбородько шёл в гости к Луке Григорьевичу Борзенко в превосходном настроении. Ни один страж порядка не попался им на глаза во время прогулки по поселковым улицам. Боевые товарищи обсуждали «дела минувшие», и эти воспоминания дарили не только радость, но навевали и лёгкую грусть.

Вечер наступил незаметно, и однополчане, довольные прогулкой, продолжая разговоры, добрались, наконец, до тихой окраинной улочки посёлка, на которой дома утопали в садах. Одна из хат, самая ухоженная, принадлежала Луке Григорьевичу.

– Ну вот, мы и пришли, – сказал Лука Григорьевич, пропуская во двор Безбородько. – Сейчас ты посмотришь, как я живу, может быть, и позавидуешь…

– Что-то в окнах света не видно? – сказал Кирилл Матвеевич, посмотрев на Борзенко.

– Фу, чёрт! – негодующе воскликнул Лука Григорьевич, ударив себя ладонью по лбу. – Заболтался с тобой, и начисто из головы вылетело, что электричество на нашей улочке уже третий день отсутствует.

– Да? А куда оно делось? – искренне удивился Кирилл Матвеевич.

– Провода со столбов срезали, – ответила ему вышедшая на крыльцо опрятная симпатичная женщина лет шестидесяти. Она посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой. – Чем ты думал, Лука, приглашая гостя домой, да ещё в вечернее время?

– Да вот, как увидел Матвеевича, этот прискорбный факт из моей головы внезапно выветрился, – вздохнул, пожимая плечами, Лука Григорьевич и тут же представил другу супругу: – Знакомься, Кирилл, это моя жена, Надежда Павловна, самая для меня красивая и преданная женщина на всём свете!

– А я именно такой вас и представлял, – приветственно улыбнувшись, протянул к женщине обе руки Кирилл Матвеевич. – Сегодня Лука особенно много мне о вас рассказывал, что я…

– Он как всегда приукрасил, – улыбнулась явно польщенная женщина. – А вот как и чем вас кормить, я даже и не знаю. Холодильник пуст из-за отсутствия электричества, да и горилки в хате нет, уж не взыщите, мужчины.

– Да это не беда! – хохотнул Лука Григорьевич. – Я сейчас в кафе сгоняю, оно тут рядышком. И без электросвета мы вполне обойдёмся. Как когда-то в Афгане, в палатке, при свечах посидим.

– Что ж пойдём, сходим в кафе, – засобирался Кирилл Матвеевич. – Мы долго гуляли с тобой по поселковым улицам, дружище и ни в одно питейное заведение так и не зашли.

– А что, идём, – улыбнулся Лука Григорьевич. – Только «заведения» в Меловом так себе, товар скудный. И ещё…

– Идите и возвращайтесь скорей, – поторопила его жена. – А то… Я недавно в ларёк за хлебом ходила, а когда вернулась, мне показалось, что в моё отсутствие в хате кто-то побывал.

– Чего-о-о? – уставился на неё Лука Григорьевич. – Как ты определила, что в наш дом было совершено проникновение чужих? Может быть, украли что?

– Вот я как раз и пыталась это понять, – вздохнула Надежда Павловна. – А тут вы явились…

– Ладно, продолжай начатое, а мы пошли, – коснувшись локтем руки Безбородько, сказал Лука Григорьевич. – Минут через тридцать вернёмся. – Он посмотрел на небо и добавил: – Ещё засветло.

Миновав перекрёсток, они свернули на соседнюю улицу и, пройдя по ней около ста метров, остановились у новенького шлагбаума, служащего проходом на территорию, обнесенную колючей проволокой. Шлагбаум был открыт, а за ним, на территории, виднелись несколько больших грузовых машин с затянутыми брезентными покрывалами кузовами.

– Это что, какая-то автобаза? – вкрадчиво поинтересовался Кирилл Матвеевич. – Видно, принадлежит она не бедным людям?

– Понятия не имею, что это за «база» такая, – нахмурился Лука Григорьевич. – Этот участок всегда был пустынной окраиной посёлка, а вот недавно его обнесли колючей проволокой и установили шлагбаум. До сегодняшнего дня я здесь никаких машин не видел, а сейчас вижу и не верю своим глазам. Они будто из воздуха материализовались.

– Верь не верь, а машины вот они, не призрачные, я их отлично вижу, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Так что, долго мы ещё будем на них таращиться? Может, пойдём? Мы обещали твоей супруге вернуться быстро.

– Сейчас, обожди, – изучая взглядом «базу», сказал Лука Григорьевич. – Тебе не интересно, а меня любопытство гложет. Может быть, как-то удастся узнать, что это за таинственное «предприятие»?

Не успели они отойти в сторону от шлагбаума и встать за кустами, как с территории вышли двое мужчин в камуфляжной форме с шевронами националистического батальона «Айдар». Оказавшись за шлагбаумом на улице, «айдаровцы» обернулись и, вскинув в националистическом приветствии руки, попрощались с оставшимся на территории базы мужчиной:

– Слава Украине!

– Героям Слава!

– Чёрт бы их побрал, этих нациков, – презрительно высказался Лука Григорьевич и потянул Безбородько за руку за собой.

– Что с тобой, дружище? – спросил Кирилл Матвеевич, ступая за ним. – Ты идёшь так быстро, что я едва успеваю за тобой.

– Чем дальше мы отойдём отсюда, тем целее будем, – огрызнулся Лука Григорьевич, ускоряя шаг. – Если нацики увидят нас вблизи своей «базы» и, не дай бог, в чём-то заподозрят, наше будущее закончится сегодня, в нашем «нежном» пожилом возрасте.

Они прошли ещё метров двести, перешли на другую сторону улицы и остановились у неприметного одноэтажного строения, над входом в которое висела большая вывеска с надписью «Кафе».

– Надо же, на украинской территории да на русском языке, да ещё крупными буквами! – усмехнулся Кирилл Матвеевич. – Когда мы гуляли с тобой, Лука, по посёлку, я обратил внимание, что надписи на магазинах, магазинчиках и прочих заведениях все на русском языке.

– А чего тут удивляться, Матвеевич? – вздохнул Борзенко. – Здесь, в Меловом, все говорят на русском и живут по русскому укладу и украинскую мову услышишь редко.

– Действительно, я даже не чувствую, что нахожусь на территории Украины, – согласился с ним Кирилл Матвеевич. – Даже в уме не укладывается, что я сейчас в «сопредельном» государстве, а не на российской стороне. Я не удивлюсь, что памятник Ленину здесь где-нибудь остался.

– Нет, памятника вождю пролетариата ты сейчас в Меловом не увидишь, – покачал головой Лука Григорьевич. – Пресловутый закон о декоммунизации плохо ли, хорошо ли, но и у нас исполняют.

– Ленина убрали, а на его месте что-то соорудили? – не удержался от едкого вопроса Кирилл Матвеевич. – Памятник «небесной сотне», например?

– И такого памятника пока в Меловом нет, – уловив в его словах лёгкую иронию, вовсе не обиделся Лука Григорьевич. – Наши люди всё больше к России тянутся и не воспринимают того, что на Майдане произошло. Но ветеранам АТО мемориал всё-таки будет. Где именно его установят, не знаю, но то, что он появится – факт неоспоримый.

– Что ж, я тебя услышал, – вздохнул Кирилл Матвеевич и указал рукой на вход в кафе. – Идём?

– Идём, – кивнул Лука Григорьевич и взглянул на часы. – В это время мы должны быть уже дома…

Помещение, в котором расположилось кафе, выглядело неуютным. Дверь обшарпанная и покосившаяся, как в сыром тёмном подвале. Из-под облупившейся на стенах штукатурки выглядывали почерневшие, скользкие от плесени балки. Пыльные окна закрывали застиранные мятые занавески. Три пустующих столика застелены грязными, засаленными скатертями.

– Полная антисанитария, – осматривая помещение, содрогнулся от омерзения Кирилл Матвеевич. – После всего, чего я сейчас здесь вижу, у меня кусок в рот не полезет.

– А мы это давно видим, и кусок в рот лезет, представь себе, – печально улыбнулся Лука Григорьевич. – Торговля в Меловом, так сказать, на мели. У людей мало денег, покупают только всё самое необходимое для выживания. Страдают все. У предпринимателей мизерные доходы. Налоги и прочие поборы позволяют им только сводить концы с концами, а не думать о ремонте своих торговых точек. Пройдись по всему посёлку и везде одно и то же.

Он подошёл к прилавку и купил у неопрятного вида барменши еду и выпивку. Хлеб, сало, сыр и колбасу он сложил в один большой пакет, а в другой, точно такой же, несколько бутылок горилки.

– Ну, всё, я упакован, – сказал он, посмотрев на пасмурное лицо Безбородько. – Мы можем возвращаться, Матвеевич?

– Пожалуй, пора, – брезгливо поморщился Кирилл Матвеевич, направляясь к выходу. – Ох, и трудно мне будет заставить себя есть купленную тобой пищу, но я постараюсь себя заставить, чтобы угодить тебе.

Не успели друзья выйти из кафе, как в дверь втиснулся могучего телосложения «нацик», который, освобождая себе проход к барной стойке, небрежным жестом отодвинул их в стороны огромными ручищами. Следом за ним вошли ещё несколько человек, которые тут же заняли все три столика и потребовали к себе официанта.

В это время из-за прилавка, покачиваясь на ногах, вышел пьяный мужчина, со всклоченными волосами и опухшим лицом.

– Ого-го, да тут «нациков» полна хата?! – едва ворочая языком, промычал он и оглянулся, ища глазами «барменшу». – Зи-и-ин? – позвал он её. – Гони прочь этих долбаных бандерлогов. В твоей тошниловке и без того грязи хватает!

Айдаровцы недоумённо переглянулись. Гигант, первым вошедший в кафе, встал из-за столика и дал такого пинка пьянчуге, что тот кубарем отлетел к двери.

– Так ему, Петро! – загоготали «нацики» и дружно зааплодировали. – Ещё вякнет, сломай ему хребет и вышвырни подыхать на улицу!

– Всё, уходим, – подтолкнув Кирилла Матвеевича к двери, прошептал Лука Григорьевич. – Эти уроды сейчас подопьют и могут на нас перекинуться. Если вовремя не унесём ноги, то обещаю, нам мало не покажется…

***

День прошёл незаметно. Лесь и девочки не разговаривали, плохое предчувствие терзало детей.

Открылась дверь, и в комнату с подносом в руках вошла Марыся. Поставив поднос на стол, женщина села на табурет и бессильно опустила на колени руки.

«И с ней что-то не так, – подумал, глядя на Марысю, Лесь. – Она что-то знает, но не может нам сказать, и это мучает её…»

Проголодавшиеся девочки встали с кровати, и подошли к подносу. Не удержавшись, они стали уплетать за обе щёки картофельное пюре и котлеты.

– Кушайте, кушайте, миленькие, – вздохнула Марыся, с умилением глядя на них. – А то не знай, когда поесть ещё придётся.

Уловив в обронённой женщиной фразе непонятную двусмысленность, Лесь подошёл к ней. Марыся тут же в неожиданном порыве обняла его и прижала к себе.

– Сегодня ночью уходить вам надо, – сказала она, шмыгнув носом. – Никак нельзя дожидаться утра, никак нельзя…

Девочки перестали есть и удивлённо посмотрели на Марысю, чутко уловив в её голосе тревогу.

– Вы нас прогоняете? – всхлипнула маленькая Ксюша.

– Ох, не думайте так плохо про меня, кралечки? – закрыла лицо ладонями женщина. – Не гоню я вас, упаси Господи, и в мыслях не держу такого. Я хочу жизни ваши спасти, деточки.

Лесь помрачнел. Он и мысли не допускал, что Марыся лжёт им.

– И всё же нас хотят убить? – спросил он дрогнувшим голосом. – Нас хотят…

Его голос сорвался, и он не смог продолжить фразу, словно цепкая, сильная рука схватила его за глотку.

– Ты что-то сказал? – встрепенулась женщина. – Повтори, я не расслышала.

– Мы готовы бежать хоть сейчас, но куда, не знаем, – строго, по-взрослому, сказал Лесь. – Мы никогда раньше не были в этом посёлке. И, попав сюда, мы безвылазно сидим запертыми в вашей хате.

– Я помогу вам уйти в Россию, – встрепенулась Марыся, поспешно вытирая слёзы. – А что будет с вами дальше, боюсь даже представить.

– С нами всё хорошо будет, – поморщился Лесь и решительно добавил. – Только укажите направление, куда идти, и выведите нас из хаты.

– Я выведу вас в Чертково, – женщина взволнованно приложила руки к груди, и в её слезящихся глазах обозначилась тревога. – Вот только куда же вы там пойдёте? Разве что к пограничникам?

– Мы сами решим, – ответил Лесь, и капельки пота выступили у него на лбу. – Только что с вами будет, когда утром Корсак узнает, что мы убежали?

– Ничего… Ничего он мне не сделает, – содрогнувшись от ужаса при упоминании о квартиранте, простонала Марыся. – И вас ловить в Чертково он не решится.

– К пограничникам нам нельзя, – категорически возразил Лесь. – Нас сразу в детдом упекут или, что хуже всего, обратно, на Украину вернут. А вот тогда Корсак доберётся до нас.

На лбу женщины собрались тонкие морщинки. Она напряжённо думала.

– Вам в Чертково тоже задерживаться нельзя, – сказала она после короткого раздумья. – У квартиранта моего всюду свои люди. Лучше бегите подальше от посёлка.

Женщина встала и показалась Лесю ещё толще и выше.

– Я вам денег немного дам и еды в узелочке, – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Больше ничем помочь не могу, а очень хочется…

Смахивая платочком с раскрасневшихся глаз слёзы, Марыся вышла из комнаты и заперла снаружи дверь на замок.

– О чём вы с ней говорили, Лесь? – поинтересовалась Ольга. – Я слушала, слушала и ничего не поняла.

– Вам ничего понимать не надо, – угрюмо огрызнулся Лесь. – Вы лучше доедайте, что принесла тётка Марыся, а ночью мы уходим из этого дома.

– Уходим? А зачем? – забеспокоилась девочки.

– Потом расскажу, – грозно, как рассерженный отец, посмотрел на них Лесь. – Раз говорю надо, значит надо. Ночью разбужу и… Если со мной идти не захотите, здесь оставлю, а сам уйду.

Отказавшись доедать ужин, расстроенные и напуганные девочки провели в слезах остаток вечера. Обнявшись, они зарылись с головой под одеяло и лежали под ним, будто отгородившись от всего враждебного мира.

В отличие от девочек, Лесь не терял время даром. С пасмурным видом он тщательно обдумывал все способы побега и возможности затеряться на время в Чертково.

«Как ни крути, а недельку надо где-то перекантоваться, – думал Лесь, наблюдая, как быстро темнеет за окном. – Переходя через мост в Меловое, я видел заброшенное предприятие за высоким забором. А ещё я видел элеватор. Кажется, он тоже уже не работает давно. И ещё, надо раздобыть где-то денег. Того, что нам сможет дать тётка Марыся, наверняка, будет очень мало и нам на них не прожить…»

Марыся пришла в комнату ровно в полночь с узелком в руках. Она вошла тихо, закрыла за собой дверь, и, включив свет, присела на табурет.

– Ну как, вы готовы? – спросила она, выговаривая слова бледными, трясущимися губами.

– Готовы, – ответил Лесь, глядя на её бледное лицо. – Говори, что и как. Я хочу точно знать, как будем действовать.

– У-у-ух, всё просто, – сказала Марыся, тяжело вздохнув и проведя по покрывшемуся испариной лицу ладонями. – Мы сейчас выходим из хаты во двор, и всё, вы уже на российской территории. А там выходите за ворота, и… Пошли вам Бог удачу, деточки.

– Что, это всё? – удивился Лесь.

– Это всё, – кивнула утвердительно женщина.

– А как же граница? – ещё больше удивился Лесь. – В каком месте нам переходить российскую границу?

– А зачем её переходить, здесь она, посреди хаты проходит, – натянуто улыбнулась Марыся. – Передняя часть моей хаты в России, а задняя в Украине.

– Вот это да? – изумился Лесь. – Это значит, что комната, в которой мы сейчас находимся, в России, а та комната, в которой проживает квартирант, в Украине?

– Да, так и есть, – кивнула женщина. – Сейчас я выведу вас за ворота, и вы в Чертково, деточки. А там…

– А если нас при выходе Корсак перехватит? – засомневался Лесь. – Внутри хаты ему ничего не стоит перейти российско-украинскую границу.

– Он сейчас спит, – тихо сказала Марыся. – Корсак дал мне несколько снотворных таблеток, чтобы я ими напоила вас. А я его ими же и накормила…

Выслушав её, мальчик на минуту задумался, а затем сказал:

– Зря ты так поступила. Лучше бы ты усыпила пса под нашим окном, а мы бы через него выбрались.

– Ох, правда, так и надо было поступить, – закусив губу, сникла женщина. – А я как-то об этом сразу не подумала, а теперь…

– Зато я подумал, как дальше тебе быть, – вздохнул Лесь. – Сейчас найди какой-нибудь железный острый штырь и принеси. Я им разворочу замок изнутри, чтобы можно было подумать, что не ты открыла нам дверь, а я взломал её. На том и стой, даже если Корсак бить тебя будет.

– Да где же его взять, штырь этот? – растерялась Марыся. – На улице ночь, а я…

– Лучше сходи и поищи, пока я девочек будить буду, – сказал строго Лесь. – Времени для бегства у нас ещё достаточно.

Когда женщина вышла из комнаты, он быстро разбудил девочек, велел им одеваться и ждать его. А сам, одержимый внезапно пришедшей ему в голову мыслью, выскользнул за дверь.

Лесь увидел Корсака сидящим в полумраке за столом. Едва дыша от охватившего страха, мальчик с трудом заставил себя приблизиться к столу и осмотреть уткнувшегося лицом в стопку бумаги мужчину.

Внимательно осмотрев стол, мальчик увидел тарелки с недоеденной пищей, стопку чистых листов бумаги, в которую уткнулся лицом спящий Корсак, и ноутбук с воткнутой в него сбоку флешкой. Крышка ноутбука была закрыта, а на ней лежал сотовый телефон.

«Всё это можно будет продать, если очень понадобятся деньги, – смекнул Лесь, глядя на технику. – А заодно я круто насолю этому бандюге, который собирался убить меня и девочек. А может быть, мне угрохать его самого? Момент самый подходящий… Если он подохнет, то и нас преследовать никто не будет?»

Мысль об убийстве, впервые пришедшая в голову мальчика, прочно, как острая заноза, засела в его сознании. Лесь даже растерялся от неутолимого желания немедленно убить негодяя.

Ещё раз осмотрев стол, он увидел за кусками нарезанного хлеба нож и взял его в руки. Наборная удобная рукоятка, обоюдоострое лезвие с канавками кровостока, усики… Видимо, умелец, изготовивший этот кинжал, знал толк в холодном оружии.

Лесь покосился на спящего Корсака, и его взгляд остановился на обнажённой шее, на том месте, в которое нужно нанести смертельный удар.

– Если взять чуть левее и вонзить нож, клинок беспрепятственно войдёт в тело, – прошептал он, вспомнив урок, который получил от одного паренька ещё в киевском приёмнике-распределителе, куда был водворён полицейскими после очередного побега из детдома. – Нож войдёт как по маслу, если точно ударить. Ещё чуток влево или вправо, сразу облом, а если сюда…

Взяв нож обеими руками, Лесь занёс его над головой и замер. В его голове не было ни сомнений, ни сожаления.

И в тот момент, когда он, набрав в лёгкие побольше воздуха готовился вонзить нож в Корсака, дверь открылась и в комнату заглянула Марыся. Увидев его, женщина вскрикнула и, вытаращив глаза, зажала рот ладонями.

Лесь опустил руки.

– Ты что, с ума сошёл? – сцепив в отчаянии пальцы, прошептала Марыся. – Ты только что чуть человека не убил?

– Не человека, а животное, – огрызнулся в сердцах Лесь. – Он готовился убить меня и девочек, так почему я его пощадить должен?

– Хотя бы потому, что ты не зверь, как он, а мальчик, – всхлипнула Марыся. – Его пусть Бог накажет, а ты… Ты не должен начинать свою жизнь с убийства. Ты же ещё ребёнок!

– Нет, я не ребёнок и давно уже, – вздохнул мальчик, засовывая за брючной пояс нож и беря стоявшую в углу большую сумку. – У меня не было детства. Я сразу взрослым стал, как родился.

– Ну-ну, выходи давай, – справившись со слезами, сказала Марыся. – Девочки уже собрались, и вам уходить пора.

– Сейчас, только кое-что сделаю, – поморщился Лесь, укладывая в сумку ноутбук и стопку исписанной бумаги.

– Господи, а это тебе зачем? – удивилась Марыся. – Разве тебя не учили, что брать чужое нехорошо?

– Учили, но недоучили, – буркнул Лесь, ощупывая карманы спящего Корсака. – А ещё я хорошо усвоил, что если сам о себе не позаботишься, то подохнешь с голода.

– Но-о-о… я дам вам денег? – занервничала женщина, с ужасом наблюдая, как мальчик освобождает карманы её квартиранта.

– Те деньги, которые ты собираешься нам дать, себе оставь, – сказал Лесь, бросая туго набитый бумажник в сумку. – Я уже знаю, как вы бедно живёте. – Нащупав под мышкой Корсака подплечную кобуру с пистолетом, он усмехнулся: – А теперь уходим, тётя Марыся. Давай выводи девочек, а я следом.

– А его ты не тронешь? – недоверчиво посмотрела на него женщина.

– Нет, пусть радуется, что ты спасла его от смерти, – расстегивая кобуру, сказал Лесь. – И не тронул я его потому, что о тебе подумал. Убей я его, и тебе тогда не жить, тётя Марыся. А теперь, когда нас проводишь, выпей снотворное и усни. Пусть те, кто приедет за нами утром, про твою помощь в нашем бегстве даже не подумают.

Женщина сокрушённо вздохнула, пожала плечами и вышла из комнаты.

Лесь тут же выхватил из кобуры Корсака пистолет, бросил его в сумку, открыл настежь окно и, набросив сумку на плечо, поспешил к выходу.

14.

Дима проснулся ещё до рассвета. Открыл глаза и в редеющем сумраке рассвета увидел плотный туман, заполнивший двор. Ворочаясь с боку на бок, мальчик не мог избавиться от чувства тревоги. Валерка крепко спал, разбросав руки и ноги по кровати.

Крик петуха в сарае отвлёк от мрачных мыслей Диму и лишил остатков сна. Затем загремела вёдрами бабушка, принимаясь за обычные утренние дела, и… Мальчик закрыл глаза и стал обдумывать планы на предстоящий день. Валерка собирался познакомить его с местными «чертковскими» пацанами.

…Второй раз Дима проснулся уже не сам. Его разбудил брат.

– Вставай, скоро завтрак, – сказал он. – Я сейчас домой сгоняю, сделаю кое-какие дела и приду после обеда.

– А чего, с нами завтракать не останешься? – спросил Дима, зевая.

– Давай, давай поднимайся, нам ещё кровать обратно в сарай перетащить надо и стол на место установить, – поморщился Валерка, и разговор был закончен.

После завтрака бабушка велела Диме и его сёстрам полоть в огороде грядки.

– Подсобите старушке, внучики? – сказала она просящее, и сладко улыбаясь. – Огород у меня вон какой большущий, а я старенькая и едва с ним управляюсь.

«Ага, осчастливила бабуся, – подумал Дима. – Себя старенькой считает, а такой огородище засаживает. Размерами как три наши дачи будет, если не больше…»

Сёстры тоже выглядели недовольными. Они перешёптывались, елозя на коленях у грядок помидоров, а их раскрасневшиеся личики казались мрачными и угрюмыми.

Выдёргивая траву из грядки лука, Дима укладывал её в ведро и ужасался, глядя на то, что предстояло сделать. Ему казалось, что пропалываемая грядка не уменьшается.

– Ничего-ничего, привыкайте к труду, деточки, – «злорадствовала», глядя на них, мама. – Это на дачу в Оренбурге вы отдыхать приезжали, а здесь… В посёлках и сёлах люди садами и огородами живут, вот и трудятся не покладая рук. У них даже пословица такая мудрая есть – зима спросит, чем летом занимались, трудились или бездельничали.

Сама мама тоже работала в огороде, ловко окучивая тяпкой кусты картофеля.

Дима молча полол «безразмерную» грядку и думал о ночном разговоре с Валеркой. Он сказал брату, что ему не понравился Мирон, а тот даже вспылил от возмущения.

– Нет, он не такой, каковым тебе кажется! – горячо шептал возмущённый Валерка. – Ты просто не знаешь Мирона, вот и треплешься. Да он мировой парень и вдохновитель всего нашего пацановского движения!

– Ого-го, как ты за него впрягаешься, – удивился Дима. – А мне он показался двуликим и фальшивым. Когда ты спросил у него, с кем он у забора разговаривал, так Мирон стушевался весь, покраснел, а глаза забегали, как у кота блудливого.

– Да он всегда такой! – с жаром повторился Валерка. – А ты бы видел его в драках с хлопцами меловскими? Так супротив него не устоит никто!

Он перевернулся с бока на спину и вздохнул:

– Сегодня вечером, когда я тебя с нашими пацанами знакомить буду, смотри за метлой, братан. Про Мирона при пацанах своего мнения не высказывай. Они тебя сразу на клочки раздербанят и не посмотрят, что ты брат мой.

– Хорошо, про Мирона я и словом не обмолвлюсь, – пообещал Дима. – Но своё мнение о нём я при себе оставлю.

«Инструктаж» брата, как правильно себя вести с «чертковскими пацанами», продолжался полчаса. Когда он замолчал, Дима спросил:

– Скажи, а вы всегда так враждовали?

– Да нет, не всегда, – вздохнул, отвечая, Валерка. – Мы же тогда одним скопом жили. Чертково и Меловое одним городом считались. Были и драчки, конечно, но не такие, как сейчас. Рассоримся, помахаемся, а потом и помиримся. У нас же как было: кто-то из Чертково в Меловом работал, кто-то наоборот. И учились мы так же: кто-то из Чертково в меловской школе и наоборот. Ну, а всё началось, когда страны наши разошлись и разделились. Теперь меловские для нас смертельные враги, да и мы для них тоже.