Мальчишки из разделенного города

«В этой комнате я спал один, – подумал он. – Мама с сёстрами в соседней. Так где же мне найти туалет и ванную комнату? Все, наверное, ещё спят в… Как это здесь называется? Хате, кажется?»

Дверь открылась, и в комнату заглянула мама. Диме одного взгляда хватило, чтобы понять, что она собирается куда-то идти.

– Сынок, ты уже проснулся? – спросила она. – А мы тут с Мариной прогуляться по посёлку собираемся. Ты с нами пойдёшь?

– Пойду, а что ещё делать? – обрадовался Дима, натягивая майку и шорты. – А Надюха с Любашкой тоже с нами?

– Нет, девочки с бабушкой остаются, – улыбнулась мама. – Они собираются печь блины и пироги.

– Ну, хорошо, – сказал Дима, потягиваясь. – Только умоюсь сначала, и вперед.

***

– Как же вы здесь живёте? – спросила Вера, когда они вышли со двора бабушкиной хаты и дошли до перекрёстка, до которого их довёз минувшим вечером Виталий Сапожников.

– Живём, как и все, – ответила Марина. – Вам, может быть, и в диковинку, а мы уже привыкли.

– К такому можно привыкнуть? – ещё больше удивилась Вера. – Не один десяток лет жили с Меловым одним городом, а сейчас…

– Как ты думаешь сейчас, мы стали думать тогда, когда нас пограничной линией делить стали, – горько усмехнулась Марина. – Когда в девяностых демаркационная полоса прошла по улице Дружбы Народов, никто и подумать не мог, к каким последствиям всё это приведет. Оказалось, что на её чётной стороне – украинские хаты. Это я про посёлок Меловое говорю, а на нечётной уже российские избы, как ты понимаешь, теперь я сказала о Чертково.

Несколько минут шли молча, думая каждая о своём. Но вскоре Марина продолжила:

– Чертково всегда было российским посёлком, а Меловое – украинским. Просто в те годы они как бы сросшимися были, как близнецы сиамские. Соседи и родственники ходили друг к другу и никаких границ не замечали. И так было аккурат до зимы. А с первого марта как гром среди ясного неба грянул. Украинские власти вдруг «разрешили» посещать россиянам незалежную только по загранпаспортам через международные пункты пропуска.

– И что? – не удержавшись, встрял Дима. – Разве нельзя жить и сейчас так, как жили и в гости друг к другу ходить, как ходили?

– А теперь всё по-другому, племянничек, – посмотрев на него, улыбнулась Марина. – Если кто-то из Чертково пройдёт обходными путями в Меловое, тому выпишут штраф пять тысяч рублей. Э-э-эх, как давно это было, когда мы запросто друг к другу ходили, – пессимистично вздохнула женщина. – Сейчас, чтобы пройти из Чертково в Меловое, людям нужно сделать многокилометровый крюк. У нас здесь улица есть «эмпээсовская», так вот, она как островок на украинской территории. Медикам неотложки, чтобы оказать помощь кому-то, на ней живущему, приходится пересекать границу пешком, через железнодорожные пути.

– Но вы как-то живёте и работаете сообща? – поинтересовался сбитый с толку Дима. – Или всё на том закончилось, когда посреди посёлка проложили границу?

Марина ласково посмотрела на любопытного племянника и провела по его вихрастой голове мягкой ладошкой.

– Сейчас, чтобы даже попасть на свою российскую сторону из Мелового, нужно преодолеть сначала железнодорожные пути, а затем пройти через дежурящих у мест пересечения границы пограничников. А они пускают либо тех, у кого в паспорте стоит отметка о месте прописки, либо визитёра-родственника, внесённого в официальный список.

– И как же вы смогли привыкнуть к таким немыслимым неудобствам? – ужаснулась Вера. – Всё, о чём ты мне сейчас рассказываешь, просто невозможно осмыслить?

– Возможно, невозможно, а мы… Мы теперь погранзона и живём в особых условиях, – пожала плечами Марина. – Люди стараются лишний раз не покидать собственных дворов, особенно когда стемнеет. А вот украинцы… Так они ходят к нам беспрепятственно. Мясо, колбасу… Всё несут на продажу к нам. У них-то продукты дешёвые, вот и покупаем у них по-прежнему.

– Значит, всё, не только границу, но и рынок разделила пограничная линия, – вздохнула Вера.

– Можно сказать, что так, – согласилась Марина. – В Украине дешёвые продукты, вот и стараемся брать у них, чем у своих. И не только на рынке, в их магазинах тоже негласно покупаем. Главная задача при этом не попасться украинским закордонникам. Как их увидим, так бежим со всех ног на нашу сторону улицы Дружбы Народов. А как перебежим черту, так делаем вид, что просто прогуливаемся.

– А если поймают, что с вами сделают? – посмотрела на неё Вера.

– Да было со мной разок такое, – вздохнув, призналась Марина. – Нагрянули закардонники, когда я на их, украинской, стороне улицы была. Вот и пришлось забежать в украинский магазин и покупки делать. А они, конечно поняли, что я из Чертково, но не тронули. Они сквозь пальцы смотрят на тех россиян, кто в их магазинах товары покупает.

– Хочу посмотреть на границу между Чертково и Меловое, – сказал Дима. – Слушая тебя, тётя Марина, получется, что граница петляет между дворами по разделённой пополам улице Дружбы Народов. А как всё это выглядит?

– Как выглядит граница, спрашиваешь? – улыбнулась Марина. – Сам чёрт не поймёт, как. Только пограничники различают эту самую границу, так как охраняют её. Вот по улице Дружбы Народов есть парикмахерская, в ней половина зала украинская, а вторая российская. Мы, люди простые, не видим границы, разделяющей зал, а пограничники её видят.

– А мост железнодорожный как же? – спросила Вера. – Когда мы сошли с электропоезда, я сама видела, как по нему люди идут?

– А что мост? – с недоумением посмотрела на неё Марина. – Им в основном пользуется украинская сторона. Жители Мелового ходят по нему к нам в гости или по делам свободно, а вот нам, жителям Чертково, делать это проблематично. Закордонники делают всё, чтобы не пускать россиян на свою территорию. Но мы одно, а вот таким приезжим, как вы, Верочка, для пересечения границы крюк делать надо. А это около трёх километров к пункту пропуска.

Пару минут шли молча. С тяжёлым сердцем Вера переваривала услышанное. И вдруг у Марины в сумочке зазвонил телефон.

– Ну вот, Витальсон, муженёк мой преподобный, соскучился, – усмехнулась она, увидев на экранчике имя мужа. – Ну, чего тебе, ненаглядный мой? – спросила она, поднеся мобильник к уху. – Где мы находимся, спрашиваешь? В Чертково, где же ещё. Не бойся, милый, не заблудимся и в Меловое не забредём.

Ещё около минуты она слушала, что говорил ей муж, затем отключила телефон и убрала его в сумочку.

– Ну, вот и закончилась наша «ознакомительная» прогулка, едва начавшись, – с явным разочарованием высказалась она. – Вы, конечно, можете погулять, а мне домой надо. Мой ненаглядный срочно в Ростов уезжает и меня лицезреть желает во что бы то ни стало.

– Тогда и мы возвращаемся, – вздохнула Вера, положив руку на плечо Димы. – Не дай Бог ещё какой-то казус, а у нас и документов с собой нет.

– Что ж, прогуляемся в другой раз, может, даже сегодня, – улыбнулась Марина, беря её под руку. – Попрощаюсь с дражайшим супругом, пообедаем, и…

***

В комнату, в которую поместили Леся и девочек, дверь закрывалась надёжно, на замок снаружи. Детей покормили завтраком, а вот в находящийся во дворе туалет водили по очереди, с сопровождением.

– Ой, что же с нами теперь будет? – всё утро причитала старшая Оля. – Господи, как я боюсь, боюсь, боюсь…

– Я тоже боюсь, – вторила ей шестилетняя Ксюша. – Ни папа, ни мама к нам не заходят. Они что, бросили нас?

– Уймитесь, плаксы, – ворчал на них сердито Лесь. – Нет у нас ни пап, ни мам, запомните. А эти Тарас и Жанна не родители нам. Да и таких родителей, как они…

– Да? А они нас удочерить обещали, – всхлипнула Ксюша.

– Обещали, чтобы мы послушно делали всё, что они скажут, – поморщился Лесь. – Я несколько раз собирался бежать от этих уродов, да вас, дурёх, стало жалко оставлять на них.

– А мне бы хоть какие родители подошли, даже такие, как Тарас и Жанна, – вздохнула Ольга. – Я не хочу обратно в детский дом возвращаться.

– И я не хочу туда возвращаться, – шмыгнула носиком Ксюша. – Там все меня обижали. Там…

– Всем нам в детдоме несладко жилось, – продолжил за девочек Лесь. – Вас там обеих гнобили, да и мне доставалось по первое число.

– Да, тебя не обижали, это ты всех обижал, – посетовала Ольга. – А меня и Ксюшу…

– Знаю, как над вами изголялись, – вздохнул Лесь. – Чуханили как могли. И мне тогда вы до фени были, а сейчас… Сейчас вы мне как сёстры стали, и я за вас любого урою.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату вошли трое мужчин. Лесь и девочки при их появлении вскочили со своих мест и замерли. Высокий мужчина в вышиванке, с бородкой и пышными усами обвёл детей суровым взглядом. Второй, черноглазый, с гладко выбритой головой, с усмешкой покачал головой и покосился на третьего, словно ожидая, что тот скажет. Худощавый стройный мужчина в светлом костюме беззвучно пошевелил губами и обвёл комнату долгим взглядом. Глаза его оживились при виде мальчика.

– Это ты, неслух? – отрешённо сказал он. – Очень, очень на тебя много жаловались.

– Ну, жаловались, и что? – с вызовом отозвался Лесь. – Я тоже могу пожаловаться на этих обормотов, которых нам велено было называть родителями.

Мужчины в изумлении открыли рты. В это время в комнату вошла полная женщина с хмурым лицом и бросила на кровать узел с одеждой.

– Сейчас всем помыться и переодеться! – объявила она и предупредила: – Иначе оставлю голодными.

Она вышла. Двое мужчин, усатый в вышиванке и лысый, вышли за ней, а худощавый, в светлом костюме, остался.

– Послезавтра вы возвращаетесь в Киев, – сказал он строго. – А пока находитесь здесь, ведите себя хорошо и послушно, иначе будете наказаны.

– А ты кто? – огрызнулся Лесь. – Чего тут раскомандовался?

– Кто я, тебе знать не обязательно, – ухмыльнулся мужчина. – Ты и так слишком много знаешь, щенок.

– Вы, наверное, здесь главный? – трепеща от страха, поинтересовалась Ольга. – Только не надо нас наказывать, мы будем хорошо себя вести.

В эту минуту в комнате снова появилась женщина.

– Первым мыться пойдёт хлопец, а потом обе дивчины, – распорядилась она.

– Сначала девочки, а потом я, – воспротивился Лесь. – У нас в детдоме…

Ничего не говоря, женщина схватила его за руку и потянула к выходу. В её действиях было столько злобы, что мальчик не стал сопротивляться и последовал за ней.

После бани сменивший одежду Лесь был зол и несчастен. Суровый мужчина, с косичкой на затылке, с мощными руками и большим животом так усердно оттирал его мочалкой, что Лесь с трудом сдерживался и не кричал.

Следуя в баню и возвращаясь в хату, мальчик успел изучить расположение подворья. Он отыскал глазами окно своей комнаты и сделал вывод, что хозяева сделали всё, чтобы исключить возможность побега.

Прямо под окном стояла будка, у которой дремала огромная, похожая на волка собака, двор огорожен высоченным забором. «Будь я один, ещё смог бы убежать отсюда, – подумал Лесь, входя в хату. – Но с девчонками… Нет, я не могу бросить их, никак не могу…»

Девочки, ожидая его, сидели, обнявшись на кровати. Когда Лесь вошёл, они сразу же оживились и повеселели.

– Какой ты чистенький, красный весь, – сказала Ольга, свешивая ноги с кровати.

– А чего тебя долго не было? – спросила Ксюша. – Я так боялась, что ты больше не вернёшься.

– Куда я без вас, дурёхи, – вздохнул Лесь. – Вы теперь для меня самые родные люди на свете.

Открылась дверь, и в проёме появилась всё та же полная женщина.

– Эй, замарашки? – позвала она доброжелательно притихших девочек. – А ну в баню бегом марш!

8.

На следующее утро, во время завтрака, в дом бабушки пришли Виталий Сапожников с супругой Мариной и младшим сыном Валеркой.

– Привет, братан! – с широчайшей улыбкой протянул для приветствия руку Валерка. – Я думал, что ты ростом выше и в плечах шире, а ты…

– Извини, что разочаровал тебя, – пожимая протянутую руку, ответил язвительно Дима. – И ты, как я вижу, ростом невелик, хотя на год меня старше.

– Ничего, я ещё вырасту, – ни капли не смутился Валерка. – Мой старший брат Сашок ого-го какой верзила, а кулачища как голова моя. Любого с одного удара вырубит.

– Вот погляжу на него и заценю, – хмыкнул Дима. – Я только глазам своим верю.

Мальчики прервали разговор, когда бабушка погрозила им пальцем:

– Цыц, пострелята, за столом кушать надо, а не языками болтать.

Мальчики переглянулись, улыбнулись и, почувствовав друг к другу взаимную симпатию, приступили к завтраку.

– Надеюсь, мне за столом говорить можно? – посмотрев на тёщу, хмыкнул Сапожников-старший, дуя на чай.

– Ну как тебе запретишь, – пожала плечами Полина Ермолаевна. – Ты же у нас начальник большущий.

– Начальник я на работе, тёщенька, – улыбнулся Сапожников. – А здесь, под твоей крышей, всего лишь зять в гостях.

– Ладно, не умничай, – ткнула его в бок локтем супруга Марина. – Говори, раз начал, мы все тебя внимательно слушаем.

Сапожников посмотрел на сидевшую за столом напротив Веру и спросил:

– Ты когда в Москву ехать планируешь, сноха?

– Собиралась через три дня, – с унылым видом ответила она. – Но, видимо, планы придётся менять. Я уже сомневаюсь, что поездка моя вообще состоится.

– Завтра с утра я еду в Ростов, а через три дня в столицу, – улыбнулся загадочно Сапожников. – Могу подвезти, если ехать со мной не побрезгуешь.

Слушая его, Вера покраснела, а на глазах выступили слёзы.

– Ты издеваешься надо мной? – всхлипнув, спросила она. – Ты специально выбрал для этого подходящее время?

– Да ты что, сноха? – смутился Сапожников. – Я же… Я же немного… – увидев полный укора взгляд тёщи и почувствовав удар в бок локтя жены, он вынул из кармана файл с документами и протянул их Вере: – Вот, возьми.

– Что это? – округлила она глаза.

– Это твои документы, сноха, – вздохнул Сапожников. – А заодно извини за неудавшуюся шутку.

Схватив файл, Вера вынула из него документы и пару минут не сводила с них глаз, перебирая трясущимися руками.

– Все необходимые отметки уже сделаны, – сказал Сапожников, наблюдая за ней. – Так что можно считать, что ты с детьми находишься в погранзоне Чертково на законных основаниях.

Вскочив, Вера оббежала стол и в порыве благодарности расцеловала родственника в обе щёки.

– Эй, братан, – толкнув плечом Диму, прошептал Валерка, – пусть они тут сами между собой общаются, а я предлагаю тебе прогуляться по посёлку.

– Что ж, идём, – согласился Дима радостно. – А ты покажешь мне границу, разделяющую Чертково и Меловое?

– Нет ничего проще, – с важностью заявил Валерка, выбираясь из-за стола. – Ты даже сможешь её руками потрогать.

***

А в это время в хате Анастасии Павловны, в комнате, находящейся на украинской территории, Корсак беседовал с гостями из батальона «Айдар» Игнатом Перебзяком и Богданом Вислогузовым.

– Ну, так что, будем считать вопрос решенным? – посмотрел выжидательно на них Корсак. – Деньги получите сразу, как только я услышу ваше согласие.

– Я видел хлопца и обеих дивчин, – сказал Перебзяк, приглаживая кончиками пальцев бородку и пышные усы. – Что же они могли такое сотворить, что их…

– Дети сделали своё дело, и… – поморщился Корсак. – Возвращать их туда, откуда мы их взяли, уже нецелесообразно. Они слишком много знают, а значит представляют угрозу для нас. А этого допустить нельзя.

– А как-то иначе поступить с ними нельзя? – провел ладонью по чисто выбритой голове Вислогузов. – Я идейный борец за свободу Украины. Я готов воевать за свою страну как угодно и с кем угодно, но убивать детей…

Он помотал головой и развёл руками.

– Ты обязан сделать всё, что я прикажу! – строго взглянул на него Корсак. – Прикажу, и маму свою зарежешь, а отца придушишь, чёрт возьми!

Выслушав его, Вислогузов изменился в лице и резким движением схватился за рукоятку ножа, торчащую из ножен.

– Да я сейчас тебя в капусту нашинкую, морда американская! – взревел он, свирепо вращая налившимися кровью глазами. – Это вы своих родителей в грош не ставите, а мы, славяне…

Схватив его за руку, Перебзяк не позволил Вислогузову выхватить нож и расправиться с Корсаком.

– Уймись, Богдан! – прикрикнул он. – Сейчас этот злыдень наш кошевой, и мы обязаны…

– Да ничего мы не обязаны! – заорал Вислогузов. – Если кто-то и обязан, то только там, в СБУ, или в Раде продажной! Я иначе мыслю, не как они, и не позволю иноземцу мной помыкать и моих родителей непотребно лаять!

– Извини, я погорячился, – решив сгладить взрывоопасную ситуацию, сказал Корсак. – Просто взвинчен я сегодня, и оскорбление само собой вылетело из меня.

Выпустив пар, Вислогузов убрал руку от рукоятки ножа и потёр друг о друга ладонями.

– Ты это, базар контролируй, – вымолвил он угрюмо. – Ты не у себя дома, америкашка, а в гостях в нашей незалежной Украине.

Корсак промолчал в ответ: он уже знал, как наказать его.

– Как бы то ни было, но мальцов придётся нейтрализовать, – сказал он спокойно, посмотрев в окно. – Как вы это сделаете, решайте сами. Только зарубите себе на носу, мы должны обезопасить себя от всяких неожиданностей.

Перебзяк в задумчивости поскрёб пятернёй подбородок.

– А может быть это… их к нам, на «запад» перевезти? – предложил он. – Там у нас такие лагеря, что… Из этих недоносков там настоящих патриотов Украины вылепят.

Смотревший в окно Корсак стремительно обернулся.

– Так не пойдёт! – возразил он. – Я же сказал, что эти дети, в данный момент, представляют для нас реальную опасность. Даже здесь, на территории Украины, они могут наговорить столько «лишнего», что всем нам весело не будет.

– Тогда убей детей сам, а мы их трупы вывезем и похороним, – озлобленно буркнул Вислогузов. – Умертвить их твоя идея, вот и сам её выполняй.

Корсак с сумрачным видом прошёлся по комнате и остановился перед ним.

– В таком случае на кой чёрт вы мне оба сдались? – ухмыльнулся он. – Вас мне рекомендовали как людей ответственных и добросовестных, а вы…

– А мы такие и есть, – огрызнулся Вислогузов. – Я готов любой приказ выполнить, а вот убивать маленьких детей дело не моё.

– Ладно, я их прикончу, – нехотя вызвался Перебзяк. – Раз надо, так надо. Только деньги вперёд давай?

– Ишь ты какой прыткий, – ухмыльнулся Корсак. – Сначала скажи, как действовать собираешься, а потом и об оплате поговорим.

– О чём ты? – глянул на него озадаченно Перебзян. – Я прямо сейчас зайду к ним в комнату, сверну шеи, и… Дальше сделаем, как скажешь, но только после того, как потрогаем деньги, которые ты нам за них заплатишь.

Корсак усмехнулся и покачал головой.

– Всё не так просто, как тебе хотелось бы, – сказал он. – Смерть детей мы должны использовать себе во благо.

– Не понял? – уставился на него Перебзяк.

– Сейчас объясню, – и Корсак положил на стол газету. – Вот, полюбуйтесь, что сегодня на Западе пишут про «российских» детей?

Перебзяк и Вислогузов внимательно прочитали первую полосу.

– Ну? Что скажете, хлопцы? – сузил глаза, наблюдая за их реакцией, Корсак. – Эта статейка вам о чём-нибудь говорит?

«Хлопцы» недоумённо переглянулись.

– А что в этой писульке такого, что может вызвать интерес? – сказал с недоумённой миной Вислогузов. – Здесь написана разгромная статья, как трудно живётся в России людям, а особенно детям, которым приходится просить милостню в поездах. У нас уже давно никто на побирушек в поездах внимания не обращает.

– А тут ещё фотографии есть, как дети ходят с протянутой рукой по вагону? – «сочувственно» морщась, сказал Перебзяк.

– А вы не обратили внимание на лица этих нищенствующих детей? – осклабился Корсак.

Перебзяк пожал плечами и промолчал.

– А не те ли это сорванцы, которых ты ликвидировать велишь? – с сомнением в голосе поинтересовался Вислогузов, вопросительно глянув на Корсака.

– Они самые, – ответил тот. – Их физиономии очень хорошо различимы на снимках.

Перебзяк и Вислогузов снова переглянулись.

– И? В чём фишка? – будто договорившись, спросили они.

– А в том, что дети, даже мёртвые, сыграют на руку вашей Украине, – пояснил Корсак. – Мы их здесь прикончим, вы перенесёте трупы в Чертково и сложите в мусорные контейнеры на базаре. А утром их найдут уборщики, и…

– Что «и»? – судорожно сглотнул заполнившую рот слюну Перебзяк.

– Новый виток скандала, – улыбнувшись, ответил ему Корсак. – Найденные в контейнерах трупы сфотографируют, а через день все западные газеты разразятся сенсацией, что в России…

Он не договорил. Грохот за дверью заставил Корсака и его гостей броситься к двери.

***

Лесь едва успел забежать в свою комнату, закрыть дверь и набросить на петлю крючок, как выбежавшие из противоположной комнаты трое мужчин стали снаружи дёргать за дверную ручку. Облизнув губы, мальчик попятился к кровати, на которой после бани и сытного обеда спали девочки.

– Эй, сопляк, ты здесь? – послышался требовательный голос из-за двери. – Отзовись, пока створку не вышиб.

– Да здесь я, здесь, – отозвался Лесь, с трудом уняв дрожь в голосе. – Сами на замок запираете, так куда же я денусь?

– Открывай, я на тебя посмотреть хочу и на ссыкух твоих тоже! – потребовал мужчина за дверью и дважды ударил по ней кулаком.

Удары были настолько сильными, что дверь задрожала, заскрипела и едва не вылетела из петель. Разбуженные грохотом Ольга и Ксюша подскочили на кровати и громко заплакали от страха.

– Чего в дверь ломитесь? – закричал возмущённо Лесь. – Ключи у вас, вот и открывайте.

– Не бреши, щенок, дверь изнутри заперта, отворяй? – уже громче потребовал мужчина. – Сейчас ты мне объяснишь, почему в коридор выходил, и разговоры наши подслушивал?

– Никуда он не выходил, Корсак! – послышался возмущённый голос толстухи. – Ключи у меня в кармане, а дверь на замке.

– Да? Ну, тогда отворяй? – усмехнулся за дверью мужчина. – А у меня ощущение, что заперто не снаружи, а изнутри.

Сотрясаясь от страха, Лесь метнулся к двери и замер в ожидании. Он весь напрягся, услышав, как ключ вошёл в замочную скважину, повернулся вправо-влево и замер.

– Ничего не понимаю, – проговорила озадаченно женщина. – Что-то замок заклинило.

– Чего ты там возишься, Марыся? А ну-ка отойди, я попробую.

Воспользовавшись паузой, Лесь выдернул крючок из скобы, метнулся к кровати, сел рядом с плачущими девочками и обнял их.

Около минуты мужчина возился с замком, но так и не открыл его.

– А ведь не сбрехнула, бестия, – сказал он. – Замок сменить надо, а потому я его сейчас сломаю.

– Нет, не надо ничего ломать, – вдруг воспротивилась женщина. – Он уже не раз заедал, и ничего.

– Тогда открывай, свинья жирная! – выругавшись, потребовал мужчина. – Хватит комедию ломать!

Женщина ничего не ответила. Едва слышно щёлкнул замок, и дверь открылась. В комнату сразу же вошли Корсак и следом за ним Марыся.

Не говоря ни слова, Корсак осмотрел придирчивым взглядом комнату, прошёл к окну и проверил, надёжно ли оно заперто. Затем он посмотрел на Леся и прижавшихся к нему, едва живых от страха девочек.

– Ты выходил в коридор из комнаты, заморыш? – крикнул он, сведя к переносице брови.

– Нет, – поспешно ответил мальчик.

– А ты не лжёшь?

– Была нужда, – сделав судорожное глотательное движение, ответил Лесь.

– А что мне «кралечки» скажут? – посмотрел на девочек Корсак. – Выходил ваш братец из комнаты или нет?

Вместо ответа девочки громко завизжали и так вцепились в Леся, что у него вытянулось лицо от боли.

– Понятно, – хмыкнул Корсак, расстёгивая ремень. – Сейчас буду с вами разговаривать по-другому, паршивцы. Я поговорю с вами так, как разговаривал со мной мой отец, когда я говорил ему неправду.

– Не трогай девочек, меня бей! – тут же вступился за «сестрёнок» Лесь. – Когда ты ломился в дверь, они спали. А я… – он метнул быстрый взгляд на замершую с испуганным лицом Марысю. – А я никуда не выходил из этой комнаты, хоть убей меня, падла…

9.

Диму разбудил непонятный стук, прозвучавший как выстрел. Отодвинув штору, он увидел Валерку Сапожникова, который, держа в руке камушек, замахнулся для очередного броска.

Быстро одевшись, Дима на цыпочках вышел из комнаты. Но оказалось, что в доме уже все встали. Бабушка хлопотала на кухне, готовя завтрак, а мама в другой спальне застилала постель.

– Привет, засоня! – поприветствовал брата на улице Валерка. – Тоже мне кадет называешься. Уже солнце высоко, а ты всё дрыхнешь.

– Я сейчас не в училище, а на каникулах у бабушки, – протирая кулаками глаза, сказал Дима. – И сейчас я могу себе позволить некоторое время пожить не в рамках дисциплины.

– Да ладно, не сердись, это я так, поприкалывался, – добродушно ухмыльнулся Валерка. – А у меня сегодня дома никого, вот я и решил пораньше вытряхнуть тебя из постели.