Ю+А=любовь

Юстина перетаптывалась на площадке целых пять минут, прежде чем решилась подняться еще повыше и поглядеть, что там. Ее дверь была открыта. Из квартиры не доносилось ни звука.

Она уже устала держать на весу тяжелые ботинки, начала хандрить от страха и непонятности. И робко подкралась к своей квартире, ожидая, что сейчас на лестничную клетку потечет темно-красный ручеек, а внутри она увидит кровь-кишки. Но в просвет открытой двери показался Аск, высунулся по ключицы и сказал ей весело, как ни в чем не бывало:

– Заходи, не стой!

Она насупилась и встала перед ним. Он закатил глаза и вдруг затащил ее насильно, громко хлопнув дверью за спиной. Юстина уронила на пол его берцы, спрятала нос в шмотки. Как же вкусно они пахли… она на миг прикрыла глаза, с наслажденьем ощущая, что вот теперь и правда, вернулась домой. По-настоящему. Когда тут есть запах Аскольда и он сам.

Он вынул из ее рук свои штаны и слишком быстро натянул, не дав ей на себя полюбоваться. Сдул с руки маленький клочок рысьего пуха. Взял рубашку:

– Тапки есть? – спросил беспечно.

Юстина угукнула и повесив его бомбер на вешалку, осторожно прошла в зал. Там уже было неплохо насвинячено, но пусто. Никого. И ни единого следа, который она ожидала. Будто просто встали и ушли…

– Аскольд? – через плечо позвала она.

– Ага, – отозвался он и вошел за ней. Приблизился, кривясь лицом – после обращений все его тело становилось чутким, не любил ходить босым, и чтобы его трогали примерно минут двадцать. Юстина это знала и найдя коробку с домашним барахлом, вынула шерстяные носки. Улыбнулась – угадает, нет, чей там пух? И протянула ему. Он взял, и морщась, натянул.

– Так что ты сделал? – очень тихо, но настойчиво, спросила она.

– Попросил уйти, – ответил он беспечно.

– И они ушли? – склонила голову набок она.

– Ага, – кивнул Аскольд, блуждая глазами по комнате. – Собак проверь.

Юстина ахнула и бросилась в спаленку. Песелидрыхли, без задних ног. От сердца отлегло, она устало выдохнула, опуская плечи. Расхотелось думать, что применил Аскольд, как он разобрался. Она по-матерински улыбнулась сладким, толстым булкам на кровати, и вернулась к Аскольду.

Он стоял к ней спиной и что-то чертил тем самым мелом на стене, на уровне его живота, где отколупалась краска и просел внутренний кирпичный слой, почти ровным кругом.

– Что… – открыла было рот Юстина, но он круто к ней развенулся:

– Не стирай ни за что, обещай!

– А в смысле, а ремонт? – заблеяла она, но Аск неумолимо уставлся ей в глаза:

– Это колодец, Ю, я их туда закинул, сейчас от них остался только фарш, но нам это уже не важно!

– Почему, – без вопроса произнесла она и опустилась в кресло, еще укутанное в пленку.

– Потому что так работает, одно неловкое движение – и колодец режет, – обьяснил Аскольд и сунул мелок в карман. – И символ не стирай. Нельзя.

Юстина поглядела на его рисунок. Какие-то палка-огуречик, нечто между руной и китайским иероглифом.

– Пиковая Дама не придет, нет? – нелепо пошутила она.

Но Аскольд смотрел на нее донельзя серьезно:

– Придет, если нарисуешь, что не надо, – мрачно проговорил он.

– Не смешно, Аск, – просяще сказала она. Но он продолжил:

– Дама с пикой, вернее, с мечом, или может, с ножичком. Вполне себе придет, вот этот мел – это не мелок от тараканов, это специфический кристалл, из мира троллей. Им рисуют руны, по которым ангелы… знаешь же про ангелов-охотников? Находят нас. Им оставляют метки, на нелюдях, как мы. И ангелы находят и уничтожают. Поняла меня сейчас?

Она молчала, чувствуя, как волосы шевелятся от этой древней сказки и во рту стремительно сохнет. Пиковая дама… дама с ножичком… а может, и с удавкой. Говорят, охотники от бога, выглядят очень красивыми женщинами. Стройными, высокими, как супермодели. Увидишь такую – на всякий случай, отойди подальше. Вдруг, это посланец бога, по твою поганую, не Им созданную душу?

Юстина быстро встала:

– Поняла, Аскольд, не злись.

И вдруг, сама не ожидая, бросилась ему на шею, уткнулась в ключицу носом и заплакала.

– Давай сразу не это самое, – проворчал он, неловко положив тяжелую ладонь ей на затылок. – Ну что ты как эта…

– А… ага, – хлюпая раскисшим носом, сказала Юстина: – Вечно ты так! Я как…

И она осеклась. Привычные придирки вдруг сами засохли, отвалились. Слова "я с тобой как не женщина, то цветы проси, то каблуки не надевай, то курить ты мне не запрещаешь, то сюрпризы не делаешь!" полностью утратили смысл. Показались до стыдного глупыми. Это он-то с ней не как с женщиной? Когда пришел по первой же ее просьбе, бросил работу, откуда его махом уволят, и кстати, ни единого подкола, ехидцы в стиле "я ж говорил, приползешь". Он не использовал ее слабость против нее, для самоутверждения. А то, что про собак переживал?! Сердце феи дрогнуло в болезненной нежности, она тихо прошептала:

– Аскольд…

– М? – отозвался он.

"Спасибо", подумала она, но вслух сказали другое:

– Почему не это самое?

Он отстранил ее и недоуменно посмотрел в хитрое, хоть и заплаканное лицо.

– Какое?

И постепенно в глазах засияло понимание.

– А, не, просто, не сразу, ты посмотри, сколько ещеубирать!

Он аккуратно развернул ее за плечи и обнял со спины.

Она оглядела квартиру, за такое короткое время декорированную в модном деревенском стиле "свинарник".

Тяжело вздохнула:

– Точно не…

– Давай потом, – сказал ей на ухо Аскольд и поцеловал в висок. Она вздохнула снова, дуя губы. И опять романтику поломала жуткая, педантичная практичность Аскольда. Не будет он отмечать их примирение бурным сексом, поверх коробок и мешков с барахлом. Не отдастся животной страсти, позабыв обо всем и любовь их не сметет все препятствия… сметет только веник.

С которым Аскольд уже вернулся из кухни.

Фея вздохнула еще разочек, погромче. Пусть знает, как она недовольна – а ещезверь, называется. Где же звериная страсть?! Только к порядку. Не к ней!

– Обидно, так-то!! – воскликнула она, и взялась за пустую коробку, скидывать свинячий мусор.

– Юсти, – осторожно сказал Аскольд, положив на плечо метелку, как винтовку.

– Не-не, – подняла она руки: – Я ниче.

Не хотелось снова быть вздорной бабой и напоминать ему последнюю роковую ссору. Он здесь, он не отказал, и больше ей пока не надо. Лишь бы не уходил и не оставлял наедине с этим… с этим вот всем. Пока еще слишком страшно.

– Что за свиноты, а еще упыри, как не стыдно? – ворчала Юстина, пряча за недовольством страхи. Она поглядывала на Аскольда, что делал "ших-ших" веником, и маялась. Сказать, или нет? Раньше бы точно сказала – вот ты такой умный, конечно, а если… и после волшебного слова "если", как из сказочного мешка сыпались предположения, одно дичее другого. А если те упыри ни в какой фарш не превратились? "Нет, превратились, на той стороне налепят пельменей", отвечал воображаемый голос Аскольда, пока настоящий Аскольд четко и деловито убирался.

"А если оттуда вылезут другие твари?"

"А если за ту кодлу, которая теперь фарш, мстить придут?"

"А если Пиковая Дама на самом деле…"

– Куда ты дел мелок? – вместо всех "если", которые Аскольд не любил, спросила Юстина и с хрустом смяла пустую пачку от сигарет.

Аскольд молча похлопал себя по карману штанов на клапане с медной пуговицей.

– Точно думаешь, это надежное место? – тревожно покусывая губу, спросила фея.

Оборотень кивнул и отложив веник, забрал у неекоробку, полную мусора:

– Точно.

– А если… – набрав воздуха, выпалила Юстина, но он не дал ей закончить. Повел рукой перед ее лицом в воздухе, легко удерживая одной рукой тяжелую коробку с бутылками.

– Тшшш! Я все "если" продумал, не надо!

"Если ты мелок потеряешь, или тебя ограбят, и нарисуют на моей двери знак для этой вашей… Дамы?!" – хотела выкрикнуть она, но воздух застрял. И она не знала, чего боится больше – что ее жуткие предположения сбудутся, или что Аскольда можно ограбить. Что он не такой неприступный, и на него найдется сила пострашнее!

Он уже выходил с коробкой из зала, когда Юстина тихо, с нажимом спросила:

– Аскольд Раевский, чем ты до меня занимался?

Он остановился, дернул лопаткой:

– Астиане Раус, – тихо поправил он. – Если ты про раньше.

И все-таки вышел.

Мягко, по-рысьи, в носках из своего же пуха. Знает или нет, что весной Ю вычесывала его не просто так? Жалко было такое богатство выбрасывать.

Она смотрела в пустой проем между залом и прихожей. Зачем ушел… куда ушел… не то спросила? Не так? Не надо было?

Но он вернулся, с пачкой новых хозяйственных тряпок. Улыбнулся ей, просто, мило… обычно. Без подтекстов.

– Там да сям уже не проканает? – спросил он, проходя мимо и легко, вскользь сунувшись в ее волосы.

– Не-а, – покачала головой Юстина и принялась освобождать кресло от пленки. Хорошее такое, добротное, глубокое синее кресло. Антиквариат, дорогая вещь. Она гордилась каждой такой покупкой. Эта квартира была для нее символом. Если б на нее можно было повесить табличку, что она значит – Юстина написала бы "Я МОГУ ЖИТЬ ОБЫЧНОЙ, НОРМАЛЬНОЙ ЖИЗНЬЮ!"

Она поглядывала на Аскольда, стараясь не особо шуршать пленкой, чтобы не сбить его и не помешать начать уже говорить.

А он с легкой, задумчивой улыбкой, протирал поверхности и тихо, по-рысьи мурчал. Он всегда любил убираться. Говорил, что если б так же хорошо платили, то ушел бы в уборщики. "Так же, как за что?" – пыталась выудить Юстина. Но не получалось.

Аскольд помолчал, задумчиво стирая со стола пятна вина и сигаретный пепел. Юстина настороженно наблюдала. По лицу его бродили какие-то воспоминания, он чуть улыбался. Она подыскивала момент, когда напомнить свой вопрос. Почему-то именно сейчас ей стало очень важно, чтобы он сказал прямо. Раскрыл секрет. Вероятно, потому что сейчас это не просто досужее любопытство. А необходимость оценить, насколько он надежен против таких угроз.

Поначалу, когда они только начали встречаться, Юстину волновало, как хорошо он зарабатывает. Но не для цветов-конфет-Дубаев. А… как она сама себе призналась позже, чтобы показать ему, что может лучше. Что сама разберется. Что вот такая крутая. И чтобы он заценил ее искренние чувства – у нее самой все хорошо, мужик ей, чтобы любить, а не вот это вот все.Странный она нашла способ, ну какой уж есть!

Потом ей было интересно, а куда ж он заработки свои девает? Одевается дорого, хоть и обычно. И то, обьясняет это тем, что брендовые вещи служат долго, не подводят внезапно, не мокнут и не заставляют испытывать ненужный дискомфорт, не отнимают внимание на покупку новых, и не… что-то там еще, из мужского видения мира.

Однако, Юстина оценила его подход, когда всерьез взялась за свои доходы. И правда, дорогая, простая, добротная одежда экономила ее время и силы. Всегда хорошо и стильно выглядеть в свитере по цене десятка платьев с "алишки» оказалось гораздо удобнее.

Но… все же? Ему-то платили за что? Постоянного места у Аскольда не было. Заработки не оседали на счетах, он не копил. Это Юстина знала, не по фактам, а каким-то женским чутьем.

Ему всегда нужны были деньги, он постоянно точил нос, куда еще его засунуть, в какие дела.

И вот теперь она оставила его без работы. Ну не станет же он в самом деле, с нее те, в пылу страха обещанные двадцать тыщь брать?!

– Так ты…

– Я просто фрилансер, Юс, – одновременно проговорили они.

Помолчали. Ю смотрела на него встревоженно. Он на нее – с хитрецой.

– Так я тоже не бизнес-леди, – тихо подтолкнула его дальше говорить Юстина.

– Наемник, ладно, – вздохнул и опустил руку с тряпкой Аскольд.

– Так, – кивнула Юстина и свернув пленку, аккуратно, с ногами забралась в кресло. С удовольствием ощутила спиной мягкую поверхность, так удобно и хорошо обнимающую! Пристроилась поудобнее, положила руки на подлокотники, с видом – ну, рассказывай!

– Я беру заказы там и сям, на разные дела, – сказал он и Юстина удивленно подняла брови:

– Ладно. Но почему ты мне раньше так артачился сказать?

– Потому что, – надулся вдруг он и отвернулся, протирать уже чистый стол.

– Нет, ну в самом деле, – не отстала она. – Ты мне раньше не говорил, что изменилось?

– Все изменилось, – проворчал Аскольд и остановился. Как-то по звериному сгорбился и повернулся к ней через плечо: – Раньше все было иначе, я не хочу, чтобы ты боялась. А ты будешь, если я не скажу, что могу с этим справиться.

Голос его звучал глухо, с рысьим ворчанием. У Юстины поползли по коже жирные, холодные "гуси", как говорил папа. Он иногда путал смыслы в человеческой речи. Вырос-то не здесь… не в этом мире. А для Юстины никакого другого мира по-настоящему ине было. И вот, пожалуйста. Аскольд как-то связан с "теми мирами". Иначе б не заявлял так уверенно, что… что он заявляет.

– А ты можешь,– без вопроса сказала Юстина. Поднялась с кресла и сходила на кухню. Принесла пакет с остатками вина. Всего пара бутылок. Остальное выпили эти мрази. А она-то хотела красиво забить холодильник! Дура. Какая же дура!

Она откупорила бутылку зубами, и Аскольда просить не стала. Обычно-то корчила милые рожицы – ой, я не могу, давай ты!

Аскольд с лицом человека, которому внезапно открыли важный секрет, проводил глазами пробку, которую Юстина положила на стол. Он тут же взял ее и поискав куда, и не найдя, унес ра кухню. Вернулся и складывая тряпку, которой протирал стол, проговорил:

– Да, я могу. Я именно с этими вещами и явлениями имею дело.

"Имею дело", хмыкнула Ю. Ишь, как высокопарно.

– То есть, ты все-таки, военный? – уточнила она и отпила прямо из бутылки.

– То есть, да, – кивнул Аскольд и взялся за первую попавшуюся коробку.

– Это в шкаф, а шкаф завтра привезут, – остановила его Юстина.

– Ладно, тогда надо полы помыть, – кивнул Аскольд. – Где швабра?

– Какая швабра, Аски, – ухмыльнулась она. – Моющий пылесос же, ну!

Аскольд посмотрел себе под ноги и смешливо фыркнул:

– Вот как… в наше время такого не было!

– А какое было? – спросила она и отпила ей добрый глоток. Хорошее вино, умеренно сладкое и добротное! Приятно, согревающе растеклось внутри. Юстина потеряла последние остатки угрызений, что Аскольд ее квартиру убирает, и вольготно расположилась в кресле. Обняла бутылку и смотрела на него – рассказывай!

Аскольд безошибочно нашел коробку с упомянутым пылесосом, и пока возился с ним, говорил:

– Я родился здесь, да, но мои родители меня часто таскали "на дачу", я и думал, что это настоящая дача, и сильно удивился, что не у всех такие… а это был мир кинау-ачи, нашей родни. Они типа как кочевые азиаты у людей, притом еще и все женщины. Амазонки, я б сказал.Из мужчин только "своих" принимают. На "даче" было очень клево, лошади, степь, костры, стрельба из лука… ну а здесь, ты знаешь, у оборотней своя диаспора – лагеря летние, кружки, школа языковая.

Юстина кивнула. Она даже завидовала таким сплоченным сообществам нелюдей. Обычно они друг друга избегали, пытались больше сливаться с людьми. Но оборотни в этом смысле всех обогнали, жаль только, не все брали с них пример! Юстина понимала, что сбегали-то из своих законных миров, не от хорошей жизни. Становились эдакими эмигрантами без каких-то эмигрантских возможностей, не просто так. Из страха. Всех их гнал страх. Перед расправой, перед уничтожением. Кто заводил детей, кто просто хотел их с кем-то не своего вида, рисковал. За такими шли по пятам "охотники".

Юстина снова поежилась. Пиковая дама… бррр…

Но в мире людей было так много места, так тихо и спокойно для нелюдей, сытно и хорошо, что все, кто хотел свободы и относительной безопасности детям-полукровкам, селились здесь.

– Я очень хорошо тренирован, и знаю разные… вещи, – деловито орудуя мощным, новеньким пылесосом, говорил дальше Аскольд.

– Это какие? – спросила Юстина настороженно. Ну, ясно какие… он глянул на нее с предупреждением:

– Разные. За которые хорошо платят.

– Ты.. – Юстина поглядела на винную этикетку, лишь бы спрятать глаза.

– Да, – кивнул он.

Наемник, военный, и даже… убийца? Это он сейчас сказал? В душе Юстины разлилось приятным, неожиданным чувством. Но не это же надо было ощущать? Испугаться, наверное. Даже праведно вспылить. Напрячься. Как-так, убийца?! А она вот довольно лыбилась в своем этом кресле. Крутой! Мой! Он точно меня убережет. Не раздумывая и не маясь херней – ах, как же, ах, так же нельзя! – откусит за нее морду. Выбросит в мясорубку колодца. Не пощадит и не поколеблется, теряя время. Не даст никому нанести ему вред и не подпустит никого к ней. ВЫКУСИ, ДАМОЧКА! – послала неведомой Пиковой бабе Юстина и с довольно ухмылкой, отпила крупный глоток. Поставила бутылку на пол, встала и подошла к Аскольду. Вино и это его откровение, зажгло жадный огонь в груди Юстины. Жар растекался по животу, требуя затащить в костер и Аскольда.

Она так и сделала.

Подошла к нему, и когда он к ней повернулся, взяла за лицо и притянула к себе. Он сперва заартачился, бормоча про "я еще не закончил", но Юстина не спрашивала. Она прильнула к нему и перелила глоток вина, что держала во рту, ему в рот. Аскольду ничего не оставалось, как сомкнуть свои губы с ее, иначе б облился. А мокрым он быть не любил. Очень по-кошачьи!

– Что с тобой, – без вопроса пробормотал он, уже не сопротивляясь. Юстина раздевала его, горячо и деловито одновременно.

– А почему ты рассказал мне сейчас, – опять уточнила она, тоже без вопроса.

– Потому что новые отношения надо начать по-новому, – тихо, но убедительно сказал он и рубашка соскользнула с его широких, бугристых плеч. Юстина закусила губу, прищурилась, глядя ему в лицо. А все-таки, это удобно, когда мужик с тобой одного роста!

– Новые? – спросила она, сексуальным голосом с хрипотцой от вина.

– У нас все будет иначе теперь, я вижу! – серьезнопроговорил Аскольд и убрал прядь волос с ее лица. Под этим взглядом, сосредоточенно-серьезным, Юстина ощутила себя так комфортно, спокойно, без всяких "но" сексуальной. Желанной в любом весе и виде. Такой прочно и надежно любимой! И вот это чувство она не променяла бы ни на какие романтические внезапные цветы и полеты в Дубай. Ни на какой бурный секс на куче барахла посреди новоселья! Ни на что она б его не променяла, стабильного и предсказуемого.

Она крепко обвила его шею и впилась в тонкие, жесткие губы. Мое! Мой. Другого не надо. Вот именно с ним, в его запахе, голосе, глазах и руках – я дома. Когда могу ощущать животом его живот…"

И на этом все мысли исчезли. Когда Аскольд подхватил ее на руки и хотел было унести в спальню, но Юстина его остановила:

– Собаки…

Пришлось тащить ее в душ, и ставить под горячую воду.

Юстина не была фанаткой секса в воде, но на этот раз ей ничего не мешало. Она только вскользь удивлялась, как же многое ей перестало мешать! Все хорошо, все так и надо, все нравится!

– Подожди, – хрипловато попросил Аскольд, отлипая от нее, и хотел что-то еще сказать, но она схватила его за рубашку на груди и притянула к себе, неожиданно сильно:

– Не буду ничего ждать!

"Так и дождаться можно", с содроганием подумала она.

– Но как же… – снова уперся Аскольд, не давая ей себя целовать.

Юстина закатила глаза – да что?!

Горячая вода вовсю текла, осталось только ей воспользоваться, но доставучая педантичность и предусмотрительность Аскольда влезла между ними и здесь!

Он исчез за дверью, Юстина быстро постягивала с себя налипшую от влажного пара одежду, и с радостью избавилась от носков в засохшем чизкейке. Быстренько осмотрела себя, порадовалась лазерной эпиляции, отличное было вложение! "Мне и так все нравится", ага, тебе всегда все нравится, но самой Юстине как-то спокойнее.

Она ойкнула, когда ей на талию легли горячие руки. Аскольд появился, как тень. Просила тыщу раз, но нет…

Юстина глянула в зеркало и рассмеялась. В зубах, как пес нашедший на прогулке вкусный мусор, он держал пластиковый квадратик "Durex". Никогда, ни за что, ни разу в жизни он не рисковал. Бессмысленно было рассказывать, что у фей тоже есть свои "окошки" для беременности, не всегда и не обязательно рискуешь, да и вообще, ну будет и будет… нет, пока она твердо и четко не скажет – да, давай, рожать маленьких рысек! Он не рискнет и под дулом пистолета.

– Безрассудно трахаться, это не про вас, – тяжело вздохнула она и закатила глаза.

Аскольд деловито кивнул, положил "изделие номер два" на полочку, и развернул Юстину к себе:

– Так, а че там было, говоришь?

– Ниче не было, хватит болтать! – потребовала она и злобно, требовательно, горячо впилась ему в губы. Аскольд зарычал, вибрируя широкой грудью и плоским, жестким, как доска, животом. Юстина про себя улыбнулась – этот звук означал, что ему нравится, ему очень даже нравится!

Она быстро помогла ему снова раздеться. Побросала неглядя всю одежду на пол.

– Ааааск, – заныла она, когда парень, разумееется, быстро переложил шмотки на стиральную машинку. Хорошо, что хотя бы не стал красиво складывать, шовчик к шовчику, еще и разглаживать, как какая-то идеальная мамочка из тиктока!

На ее закатанные к потолку глаза, он мирно проговорил:

– Все, все!

И затянул ее под горячий водопад. Привлек ее к себе, и пока она кусала все, до чего дотянется зубами – уши, шею, горло, ключицы, соски, он заботливо и нежно всю ее оглаживал,

– Не надо меня мыть, я чистая! – проворчала она, останавливаясь и морща нос у его носа.

– Я знаю, Юшечка, я знаю!

Юстина хотела было снова сделать морду, начать ему возвращать недовольство, но оно куда-то делось. Она позволила ему мыть себя, как самое драгоценное, что у него есть. Бережно, осторожно. Без мыла, одной лишь водой… но Аскольд будет не Аскольд, если за всем не проследит, ко всему не подготовится! Юстина закрыла глаза, радуясь ему, такому, как он есть. Может быть, впервые за все их три года!

– Аски, – прошептала она, держась за скользкие от воды, увитые тяжелыми мышцами плечи, пока он деликатно, словно пробуя впервые прикасаться к женщине, запустил руку между ее бедер. Какая-то особая нежность проявилась на его лице, когда он заглянул ей в глаза и спросил:

– М?

– Ты больше… не уйдешь? – сбиваясь, чувствуя, как жар растекся под языком, и топит слова, спросила она.

– Не-а, – прошептал ей на ухо Аскольд и прихватил зубами за ухом, ее любимое чувствительное место. Она глухо застонала, повисая на нем. Можно было даже клитора не касаться, чтобы получить из феи мокрую лужу. Достаточно только вот так кусаться…

– Ааах, – выдохнула она, когда Аскольд еще и заурчал, будто жрать ее начал. У Юстины задрожали ноги, и если б он ее не держал за талию, она бы точно упала. Слишком хорошо… Все ее существо мгновенно заняли разноцветные сияющие мурашки – золотые за горячечное "да, еще!" И серебряные за "страшненько, не надо…"

Вместе они сносили ей сознание, она совсем переставала что-либо соображать, не оставалось ровно ни единой мысли.

Аскольд легонько подтолкнул ее к стене, горячей от воды, и она оказалась словно в печке, прижатая жарким и тяжелым телом. Долго ее пытать в сладких тисках он не стал, решительно закинул ее ногу себе на бедро, и Юстина охотно подалась к нему, удобнее подставляясь. Глаза ей застил густой туманный пар, и желание срочно получить его всего, целиком! Лакомый, в потоках воды, весь такой сплетенный из мышц и надежной тяжести… только сейчас Юстина остро, до болезненного спазма в груди ощутила, как она скучала!

Прошуршал надорванный целофан, Юстина сладко замерла, предвкушая…

И наконец, получила свое. Аскольд быстрым, грубым движением втолкнулся в нее. Он зарычал снова, она протяжно застонала. Им всегда нравилось быть шумными, кричать, вопить, ругаться!

Но они не любили слов, только звериные сигналы – да, еще, быстрее, тише, жестче! Продолжай…

Оба любовника изливались мурчанием, урчанием, вскриками, что сливались в музыку, в лесную песню под Луной весенней ночью.

Это не длилось долго, но на этот раз было и не нужно. Они отпустили друг друга с яркой радость, с довольной сытостью.

– Юстин, – проговорил Аскольд, выскальзывая из нее.

– М? – симметрично ему ответила она. Он думал было отстраниться но она схватила его за лицо удержав рядом. Он уткнулся лбом в ее лоб.

– Давай больше не надо, – попросил он с явной горечью.

Она хотела было отшутиться, мол, как хочешь, никакого больше быстрого перепихона в душе… но неприятное чувство, и какое-то интуитивное понимание – он не щутит, он серьезно просит, и в последний раз! – заставило ее лишь торопливо кивнуть:

– Угу!

– Обещаешь? – тихо, с нажимом, уточнил он. И быстро добавил: – А ты сможешь?

– Да, Аскольд, – очень серьезно сказала она. И в ней действительно назрела мощная уверенность – не будет она больше такой дурой. Хватит. Дурацкие подколы, закидоны, терки… какой ужас. Где она вообще это взяла, что без обидок скучно? И что вот он мог бы то и это! Что такой весь он неправильный.