Ю+А=любовь

Он помолчал, хмуро глядя под ноги и слушая громкое дыхание феи. И еесердцебиение, догадалась Юстина. Упыри ведь так могут. Они по шуму крови в венах ориентируются, по стуку сердца выслеживают.

– Но вот знаешь, я у тебя тут нашел, – он снова поднял глаза и положил на стол…

Пакетик с белым порошком. И какой-то не то кристалл, не то мела кусок, Юстина не поняла. Палочка такая, как из коробки с мелками, которыми рисуют на асфальте дети.

От порошка она внутренне заиндевела. И ей стало совсем дурно, когда рядом с порошком еще и удостоверение сотрудника "органов" легло. Ах ты, волк позорный! То есть, он действительно "гражданин начальник", и может у нее "найти" нехорошее вещество. И тогда Ю отправится в тюрьму. Просто, до пошлости, банально. Но безупречно действенно.

А вот что означает этот "мелок"? Нехорошее, мистически жуткое чувство подсказывало Юстине – это еще хуже. Это совсем плохо. Лучше уж выбери первое. Тюрьма хотя бы вполне себе реальное и понятное место.

Она подняла потемневшие и расширенные от страха глаза на упыря. Тот уже не улыбался. В его ответном взгляде сквозил тот же мистический ужас, который колотил сердце и увлажнял ладони, сушил под языком у феи. Было предельно очевидно – он сам боится этой штуки так, что предпочел бы вскочить и прыгнуть в окно, чем использовать "это".

– А… – просипела Ю и не смогла дальше выдавить из себя простые слова "что это?"

– Это мел, – с поганой улыбочкой сказал ей юпир и сложил руки на столе. Но так, чтоб "мела" не касаться.

– А, – ответила Юстина и позволила себе вдохнуть и выдохнуть. Дыхание плохо слушалось. Так сильно от "мела" смертью веяло.

– Пиковую даму вызывать, – криво усмехнулся глав. Юстина бросила быстрый взгляд на "шкафа", на второго, на третьего. Все потемнев рожами, молчали.

– Что, не баловалась в детстве? – спросил глав, нервно подергивая губой, прячась за улыбочкой, которая так и норовила сползти. Не держалась пока еще. Ему бы впору захныкать и спрятаться, как шестилетке, подумалось Юстине некстати. И она бы тоже вместе с ним под стол залезла и там бы сидели и не дышали вдвоем, пока взрослые и умные эту гадость не уберут со стола!

– Рисуешь лесенку, – юпир сглотнул и взял мелок двумя пальцами. Начертил линию на столешнице. – И она по той лесенке…

Еще одна линия.

– Придееее....

– Шеф!!! – дернулся к нему самый решительный шкаф, выбрасывая вперед руку.

Глав словно очнулся и мигом стер свое "художество". Побледневший "шкаф" медленно отошел и обмяк на стул у стены. Двое других неуверенно вытянули шеи, пытаясь понять, что творится. Глав же захихикал, как дурак, и глаза его стали полностью темными, белки исчезли в прозрачной темноте, цвета пуэра. Красноватая радужка проступила ярче.

– Че, обоссанька? – радостно воскликнул он, храбрясь. – То-то же, эт вам не шуточки! Пха-ха-ха!

И вопреки "не шуточке", все же заржал.

Его "зам" или кто он там по иерархии, покачал тяжелой головой и даже не улыбнулся. Два дуболома неуверенно поддержали шефа гигиканьем.

Юстина непонимая, как завороженная, тронула мелок. Юпир мгновенно замолк и просверлил ее взглядом.

– Но это же… – фея подняла кусочек и начертила простую линию. – Мел?

– Хуемел, – окрысился глав. – Будешь выебываться, мы те лесенку на двери нарисуем, и Пиковую даму вызовем!

– Чего? – приоткрыв рот, поглядела на него Юстина, но опасный предмет все-таки на стол положила.

– Ничего, – покачал головой юпир, и сжал губы. Сунул мистический мелок обратно в карман.

– И придет за тобой, – неожиданно подал голос один дуболом.

– Полукровка, – поддакнул второй.

Юстину это слово внутренне обожгло. Ну, да, она фея только на четверть, ее мать из полулюдей, но отец всегда гордился, как много в ней свойств и способностей феи, все равно, что чистая. Даже кровь искрит и дурманит, и клубникой от нее пахнет, а волосы растворяются в алкоголе и становятся или ядом, или лекарством. Папа сам хорошо умел скрывать себя, и приспособился в этом мире здорово, даже врачи свои были, и какие-то специальные адвокаты… А Юстина всегда хотела быть человеком! Для нелюдей это не имело никакого значения. Каждый за версту видел, кто она такая.

Но вот это слово, "полукровь"… оно могло иметь значение только в одном смысле. Для тех, кто за ними охотится. Кто работает на бога, несогласного, чтобы по его вселенной бегали всякие… "нечистые". Для тех, кто за ней придет, если узнает о ее существовании. Они всегда казались какой-то страшилкой, кем-то вроде маньяков, что-то на фоне жизни, ждет в темной подворотне, со всеми может случиться… а может и нет. Из ее окружения, из знакомых, кто-то, когда-то, где-то погиб, потерял детей или супругов, сам видел. Кто-то. Где-то. Но не у нее. И вот сейчас перед ней сидит юпир, и сам же трясется от ужаса, угрожая ей "этими".

Почему только Пиковая дама? Причем тут это? Юстина не поняла. Ее снова потянуло куда-то, то ли в туалет, то ли спрятаться под стол, то ли просто встать и выйти на улицу.

И она поднялась из-за стола.

– Куда? – потребовал юпир.

– Я согласна, – кивнула Ю мирно, вытирая руку о джинсы. – Сделка. Похер.

Она подняла глаза на глава:

– Мне что-то подписать?

– Да ты че, малая, – усмехнулся тот. – Че ты подписывать собралась? Под ногами не мешайся и ладушки!

– Ну, ладушки, оладушки, – кивнула фея и стараясь не дергаться, вышла из кухни.

За ее спиной в кухне с радостным облегчением завопили:

– Ооооооо!

И зазвенели бутылки. Упырье, видимо, решило отметить улаженное дело.

Юстина же на деревянных ногах, внезапно ледяных и негнущихся стопах, прошла через пустой и полутемный зал.

– Малая, стаканы где? – сунулся вслед за ней дуболом. Она, не оглядываясь, махнула рукой на коробку у стены.

– Ага, – кивнул тот и подхватив коробку, исчез на кухне.

Фея тихонько открыла дверь в будущую спальню. И на душе сразу потеплело – вот они, колобки, сопят на кровати, три упитанныеживые подухи.

Онашагнула в комнату и замахала руками, едва удержавшись. Ноги поехали на чем-то скользком и липком. Присела на корточки, провела пальцами, размазала маслянистый слой. Фруктовый аромат явно указал на преступление – эти жирные колобки успели-таки раздербанить ее чизкейк!! Ах вы, меховые скотины!!

Но по-настоящему злиться сил у нее не осталось. Она поругалась так, для проформы. Но ни звука не издала. Очень тихо прошлась по комнате, в свете фонаря в окно соображая, где коробка с обувью. И радуясь, что сгрузила почти все, что ей сейчас нужно, именно здесь. Она уже приняла решение, даже не обдумывая и не облекая его в точные мысли. Просто нашарила кроссовки. Натянула их прямо на противные от творожного крема носки. Достала куртку. С сомнением глянула в окно. Ну да, холодно в ней будет, не по погоде. Октябрь, почти уже ночь… а что делать?! В прихожую за пальто никак не выйти. Эх…

И она, долго не думая, тихонько открыла окно. Оглянулась на песелей. Спят, сопят. Не проснутся. И возможно, внимания этих мразей не привлекут. И может, она успеет… И может, Аскольд ее простит. Только быстро, очень быстро! Нету у него времени думать и решать, она уже все за него решила!

А где его найти, она знает. Там, куда он собирался устраиваться, перед тем, как Юстина выбесилась и лесом его послала. Всяко уж, его взяли, кто б Аскольда да не взял?! Нет, он точно будет сейчас на этой своей новой работе. А другой никакой вариант Юстине не подходит, значит, точно так и должно быть, все обязательно сложится!

Набрав в грудь побольше воздуха, фея встала на подоконник. "Ну, я же фея! Я же еще не забыла, как это делается!" – сказала себе она и поглядела вниз. Высоко… третий этаж, если что, ее костям несдобровать…

"Ну-ка, хватит!" – прикрикнула она на себя голосом первой учительницы, и встала на карниз. Аккуратно, не дыша, прикрыла за собой створки, чтобы песелей не простудить. И шагнула прямо в холодный, темный воздух.