О чём молчит ночь. Соулмейт Верховного Мага

Эти мысли успокаивали гнев, снижали панику и злобу, и частенько Стивен просыпался утром с улыбкой, вплоть до очередного осмотра пребывая в прекрасном настроении. И это было ошибкой.

Добросердечная Кристина Палмер, старательно окружающая бывшего коллегу и любовника заботой и суетой. Конечно же, она отметила странное и ненормальное настроение Стрэнджа. Женщина вспомнила тот невольный разговор о снах и принялась наблюдать. Недели ей хватило, чтобы заметить нестандартные реакции психики Стивена и позвать свою знакомую. Очень хорошего врача-психиатра, имеющую еще и двойное образование клинического психолога.

Только бы он не сошел с ума от постигшего его стресса.

***

Глупая девчонка! Совершенно и непередаваемо!

Эти мысли преследовали Стивена утром, когда он открыл глаза и поморщился, от бьющего в лицо солнца. Еще не хватало, итак голова раскалывается. Дались ей эти лобные доли. Всю душу выпила через трубочку.

А на душе в противовес состоянию, было легко. Достойный характер, сильная воля. Хороший вырастет врач, уж он-то проследит.

Кто-то задернул штору, и Стрэндж приоткрыл слезящиеся глаза.

– Доброе утро, Доктор Стрэндж, – незнакомый женский голос заставил собраться и побыстрее проснуться окончательно. – Как вы себя чувствуете?

– Как отбивная, – проворчал мужчина, устраиваясь поудобнее, и странно глядя на подвесную конструкцию для рук, которой не было. А как он к ней уже привык. Руки, перебинтованные лежали вдоль тела и пульсировали. Отлично, его решили не будить или втихую усыпили поглубже, чтобы он не мешал своими ценными советами и зверской рожей. Хитро. Тогда, может быть, голова болит не от Софи, а от этих доморощенных специалистов.

– Чувство юмора ваше, как вижу, не пострадало, – в кресле сидела женщина ровесница или лет сорока, может чуть старше. Строгий костюм и белый халат, наброшенный на плечи. Ухоженная, тщательно за собой следящая и с таким участливым взглядом, что Стрэнджу мгновенно стало ясно, кто она, что тут делает и кем работает.

– Так, – он поелозил лопатками по подушке, устраиваясь чуть удобнее и с каким-то злым азартом осмотрел пустующую палату. Кроме него и мозгоправа никого тут не было. Подготовились. Дверь закрыли, капельницу с глюкозой подвесили, руки замотали подальше от глаз и даже простынкой накрыли. И даму посадили психиатора. Хорошо, что женщину, умные. Мужчину бы он уже послал, не делая скидок на возраст. – Ну давайте послушаем, что вы скажете. Приступайте, портите мне настроение с самого утра и натощак.

– Стивен, могу я вас так называть? – профессиональная улыбка и стандартные слова, веселили еще больше. – Я здесь, не чтобы портить вам настроение, а чтобы помочь. Все же вы пережили довольно сильное потрясение. Как взрослому и самодостаточному мужчине, вам тяжело принять свою беспомощность. Давайте просто поговорим. Может вам станет легче после этого?

Он промолчал.

Стивен не любил мозгоправов еще с тех пор, когда погибла сестра. Родители знали, что он винил себя, знали, что все произошло все на его глазах и, конечно же, повели сына к психологу. Грузный, потный, пыхтящий доктор Смит вздыхал, разговаривал с ним, как с умственно отсталым и иногда прихрюкивал, то ли от сочувствия, то ли от того, что узкий стул тесно сковывал его объемные телеса. Тогда не помогло, хотелось только сбежать и закрыться где-нибудь.

Потом Вик, так же умерший на его глазах под колесами автомобиля и снова психолог. Тот был хорош, в меру ученый, в меру холеный и довольно образованный. После него даже стало легче, чуть-чуть. Настолько, что ледяной осколок в груди перестал расти и из криогенной камеры стал просто охлаждающим элементом конструкции.

– … вы слушаете?

– Прослушал, – признался Стрэндж, пошевелив стопами под одеялом. Затекли что-то – Доктор…

– Мелания Томпсон, Стивен. Можно просто Мелания или Мэл.

– Ага, просто Мелания. Какой университет вы заканчивали?

– Ельский, Доктор Стрэндж. У меня степень магистра психологии, вторая специальность врача-психиатра и несколько десятков научных работ.

Стивен уважительно поджал губы и осмотрел даму пристальнее:

– Прекрасное резюме. Полагаю, вы не замужем, со столь внушительным послужным списком и обилием свободного времени, что тратите на пациентов, которые об этом не просили.

Мисс Томпсон кивнула:

– Я понимаю, вы злитесь. И имеете на это полное право. Но, несмотря на ваши негативные чувства ко мне, боюсь нам придется какое-то время по сотрудничать.

– Нисколько не сомневаюсь, – иронично протянут Стрэндж. – Ведь я, как видите, уйти не могу. И мне остается лишь уповать на то, что это рано или поздно сделаете вы.

Сейчас ему не хватало своей цепной головной боли. Спустить бы ее на этого магистра психологии и прикорнуть спокойно, пока милая девушка Соня откусывает голову некой, возомнившей себя врачом, мозгоправке. Мысль была такая приятная, что она даже расслабился на мгновение, прикрыл глаза, улыбнувшись.

– Вы думаете о ней? – вкрадчивый голос, как тихая смерть от углекислого газа, подкрался в нужный момент.

– Будь она здесь, вы бы уже бежали… Что? – улыбка сползла с лица, и Стивен заледенел, распахивая глаза, двумя лазерными лучами пытаясь продырявить собеседницу. – Сотрудничать с вами я не намерен. Извольте удалиться.

Ярость клокотала в горле, сжигая пищевод и вызывая острый приступ изжоги.

– И передайте Кристине, чтобы тоже не заходила больше. Мне ее и ваши лучшие побуждения портят аппетит.

Произведя над собой усилие, Стрэндж делано обмяк в постели и сделал вид, что собирается спать, хотя невыносимо хотелось вскочить с кровати и выкинуть кого-нибудь в окно. Ничего. Он взрослый человек, и ему достает ума не вестись на провокацию.

– Стивен, – она вздохнула. Собственная ущербность и уязвимость как никогда ярко ощутились, потому что без помощи, он не мог даже уши закрыть, чтобы не слышать этого ядовитого голоса. Так наверное себя чувствовал несчастный Маугли из мультика, когда Каа пытался загипнотизировать его. – Поймите. Последствия вашей аварии могут быть куда глубже и ужаснее, чем раны тела. Я говорила со своими коллегами, мне передали ваши более ранние дела, и я их изучила. Это вызовет у вас злость и отторжение, возможно даже гнев, но необходимо вскрыть опасный гнойник. Ваши сны, они начались давно, еще до аварии, а значит предпосылки были. Кристина переживает за вас и сообщила мне о том разговоре почти трехлетней давности и могу сказать с большой долей вероятности, что прототип женщины в ваших снах это – вина, получившая лицо. Возможно, лицо вашей сестры. А может, лицо постороннего человека, увиденного мимоходом. Скажите мне, она меняется? Взрослеет, эта девочка? Так же как и ваша вина растет, за близких, за пациентов, за судьбы. И вот сейчас, за эту аварию. Вы меняетесь, ваше отношение меняется и может измениться вновь, если вдруг откроются новые несвойственные чувства к ней. Это аллегория, не реальность. И вы должны четко различать эти границы. Я дам вам время подумать, но буду приходить несколько раз в неделю. Мы найдем общие точки соприкосновения и поможем вам удержаться на краю.

За яростью и злобой пришло опустошение. У него забрали все. Сначала карьеру и будущее, теперь пытаются отобрать единственный смысл жизни. Единственную цель, которая могла все исправить, дать новый толчок.

Вина.

У вины лицо Донны? Но она была голубоглазой и темноволосой, как и все дети четы Стрэнджа, в той или иной степени.

Софи же русая, зеленоглазая настолько, что в темноте можно спутать эти глаза с кошачьими.

Неужели действительно чувство вины перед погибшими родными стало девочкой-подростком и растет так же, как и его вина.

Невыносимо даже думать об этом, ведь его чувства действительно меняются, особенно сейчас, когда она стала якорем в жизни и одним своим видом разгоняет мысли о суициде. Ее невозможно игнорировать, как и нереально относится к ней равнодушно.

Могут ли это быть все годами подавленные эмоции и чувства, которые он столько копил, что вскоре они возьмут над ним верх?

Неужели эта девушка, вскорости обязательно ставшая великолепной женщиной, такая волнующая его мысли, просто-напросто душевная боль?

Он смотрел в потолок невидящим взглядом. Мозг судорожно воспроизводил и анализировал все их взаимодействие, под микроскопом рассматривал паттерны ее каждодневного поведения и чем глубже Стивен загонял себя, тем больше находил аргументов в пользу теории навязанного ему психолога.

Накручивал он себя так до самого вечера, своим отсутствующим видом взволновав коллег, особенно Кристин.

Та зашла, приняв вечернюю смену, села рядом и что-то говорила. Убеждала его или себя, что поступила правильно и что ему нужна эта навязанная помощь. Ее слова проходили мимо, хотя женщина была на взводе, всеми силами упираясь в возведенную им стену. Когда нервозность достигла пика, Стивен повернул к ней голову и сумел выговорить лишь одно:

– Вы меня уничтожили.

На глаза Палмер навернулись слезы и, не сдержавшись, она вылетела из помещения, хлопнув дверью.

Стивен же задремал, проваливаясь в свой мир грез и, в ожидании собеседницы занимаясь тем, что пытался встать с кровати. По видимому, духовных сил в нем все же больше, чем физических, потому что перемещение удалось, хоть в фантомной боли стонало и ныло тело, что уж говорить о руках, повисших много килограммовыми гирями, которые на ночь лишь слегка завернули в бинт.

Он ходил, кривясь и недовольно шипя, а когда совсем выбился из сил, рухнул в кресло, прокручивая в голове будущий разговор. Строя планы и так и эдак поворачивая ход их диалога. Стивен намеревался расставить все точки над «и». Отражение в стекле высветило смутный силуэт, выступивший из чернильной темноты дальней стены. И мужчина впился взглядом в уставшее лицо Сони:

– Привет.

– Привет. Раз встал, чего сел? Не насиделся еще за месяц? Давай, подъем попки из кресла и шагаем по кругу.

Себе она не изменяет, привычно выдавая все, что думает. Стрэндж хмыкнул и на мгновение болезненно зажмурился. Он никогда не был сильно верующим, хотя посещал церковь периодически и знал нужные молитвы, как послушный мальчик и продукт своего воспитания. Но опьянение истовой веры, чтобы от сердца, ему, как медику и изрядному цинику, не удалось испытать. А вот сейчас…кому взмолиться, чтобы Соня была реальным человеком?

Глаза раскрылись под звук скрипящих ножек по полу. Она подтащила кресло и уселась в него с ногами. Отросшие светлые пряди с сине-зеленоватыми вымывшимися концами чудной расцветки свободно свисают. Еще пару месяцев и можно их срезать, став похожей на обычную девочку и только обилие проколов в ушах будет напоминать о странности первой встречи и необычности самой девочки.

Какой девочки?

Перед ним сидела девушка. Красивая, молодая, уверенная в себе. Тонкие черты лица, аккуратный ровный нос и губы, даже с виду мягкие. И фигура. Когда из угловатого утенка она стала женственнее? Откуда-то появилась грудь, узкая талия казалось еще уже на констрасте с округлившимися бедрами. Тонкие щиколотки и запястья, кажущиеся хрупкими и чрезмерно уязвимыми.

– Чего? – нос вместе с подбородком был вздернут. – И не смотри так. Я сегодня не обучабельная. Устала, как собака. Ну чего? На мне неприличные картинки нарисованы?

Стрэндж не стал оттягивать непростой разговор и с места сиганул в карьер:

– Скажи, что ты реальна.

– Раньше тебя это не волновало. Как ты там говорил? Я твоё Альтер эго?

– Ответь мне, Соня. Ты реальна? – не время для хождения вокруг да около. Слишком важно получить ответ, будто именно от этого зависит его жизнь

– Более чем. – она тряхнула головой, глядя немного исподлобья. – Была и всегда буду. У меня есть родители, младший ребенок в семье на подходе, поступление в перспективе. А еще нет друзей, зато шизоедное раздвоение личности в ремиссии. А что такое случилось? К тебе психолог приходил? Птср диагностировал?

Понимает. Она с легкостью читает и всегда читала между строк. Видит боль, видит силу и мастерски крутит и тем и другим.

– Слушай их больше. Меня мама один раз отправила, так потом психологу нужен был психолог. Но если тебе будет легче, могу рассказать все свое детство, про родителей чего-нибудь, подробности их встречи, моего рождения, про семейные праздники, про трудности с социализацией в школе. Про Ленку из параллели могу рассказать, там такая Санта Барбара…

Так много того, чего он вряд ли мог придумать своей ВИНЕ. Подробности, истории. Говори, Соня, рассказывай, отдай мне все свои мысли, подари их.

В голове зашумело от облегчения и странного, противоестественного возбуждения. Он поднялся рывком, чего не простили мигом разъезжающиеся от слабости ноги.

– Куда?! – Соня перепугалась и подперла его собой. Такая маленькая, такая сильная и слабая одновременно. И эти тревожные зеленые глазам мерцают напротив, забирая остатки гордости и спокойствия. – Эй, кузнечик, ты куда скачешь? Ляпнуться захотел лицом вниз?

– Ты реальна. Для меня реальна, но имею ли я право тянуть тебя за собой на дно?

Хотелось погладить ее по волосам, ощутить касание чуть запутавшихся прядей к коже, но руки за столько времени боли, казалось, вовсе потеряли чувствительность.

Что ты творишь, старый идиот? Какие мысли бродят в твоей напрочь отбитой голове? Она же еще ребенок, ей всего семнадцать, а сколько тебе? В два раза больше! Но запах. Почему он ощущает запах, если это только сон и фантазия? Стивен не чувствовал раньше такого запаха, иначе бы точно запомнил. Тонкий, сладкий аромат, так, думается в детке пахли вЕтреницы в бабушкином маленьком палисаднике. Хрупкие цветы на тонкой ножке и с большими белыми лепестками, которые разрастались и заполонили собой все пространство выделенной им клумбы, даже вытесняя более яркие и сильные бордовые пионы. Вот и сейчас, он чувствовал, что Софи вытесняет все. В данную минуту именно он та несчастная клумба, завернутая в покрывало белого шелкового полотна с ненавязчивым, но удушающим ароматом победы.

– На дно? – она улыбнулась немного зло, будто на мгновение стала снова не цельной, а той личностью, что раньше бесила его до припадков лютой злобы. – Что ты знаешь о дне, Стивен Стрэндж? И зачем ты туда собрался? Лично я собираюсь плыть только вверх, только к солнцу. И ты обещал выплыть. Разве нет?

На дно. Туда, куда утянуло сестру, куда закопали закрытый гроб брата, в темноту и беспроглядный мрак реки мертвых. Касание смерти и прошлого стало таким ощутимым, будто ледяная рука коснулась основания шеи и многообещающе погладила, наслаждаясь своей властью.

А Соня была теплой и губы у нее теплые, мягкие и нежные, сладкие и совершенно неумелые.

Он вскинул свои бетонные и ужасно неподвижные руки, желая обнять, вжать девушку в себя. Осознание того, что он крадет первый поцелуй этих губ, обожгло его разрядом дефибриллятора, тряхнув до самого основания. Такая желанная, такая податливая. Она откликнулась на его зов и потянулась навстречу. И Стивен понял. Те пионы не были прогнаны с места, они сами решили уйти и увянуть, продав свою жизнь за одно касание лепестков вЕтреницы.

Соня внезапно напряглась и буквально отшвырнула его назад, отчего он еле устоял в своем весьма неустойчивом состоянии.

– Что ты делаешь?! – зло рыкнула она.– Как ты мог? Я как теперь должна жить в мире, где нет тебя, как? Как смотреть в лица других мужчин и хотя бы подумать о семье с ними?! На живую, без наркоза! Стивен!

– Я найду тебя, – эти слова шли от самой души, от самой его сути и отступать от них он был не намерен. Какие мужчины? Какие семьи? Она только для него. – Сколько нужно проехать стран? Сколько обойти городов? Сколько посетить континентов, чтобы забрать тебя?

Она задыхалась от наплыва чувств, всем телом навалившись на окно, дыша надсадно и с надрывом. Ей было больно? Он ошеломил ее своим напором или напугал? Но Соню невозможно напугать, она и призналась ему недавно в любви сама. Сомневается? Или он не нужен ей калекой?

– Не важно, сколько это займет времени. Я пройду реабилитацию, восстановлюсь и возьмусь за поиски. Где ты живешь? В какой университет поступаешь? Ты так смотришь на Нью-Йорк, как на мечту, значит не была здесь и речь и обороты. Сможешь намекнуть? Есть здесь такие ограничения?

Может, это дурацкие правила этой реальности и им нельзя знать друг о друге что-то? Но попытаться, хотя бы немного.

– ТЕБЯ НЕТ! – раненой птицей прокричала она и Стивен замер, боясь пропустить хоть одно сказанное ей слово. – Тебя нет в моем мире! Ты кино! Ты персонаж комиксом! Ты чертов несуществующий в реальности киногерой! Я завтра иду на премьеру фильма «Доктор Стрэндж»!

Что она несет? Какое кино? Это же ложь, правда? Не обращая внимания на боль, он схватил ее за плечи, вынуждая повернуться к нему лицом. Ладони мигом свело от подобного обращения и алые пятна крови тем самым пионом расползлись на ее светлой одежде. Соня так же заметила это и дернулась:

– Ненормальный! Тебе же больно! Отпусти меня!

– Повтори, что ты сказала! – «и скажи, что это шутка».

– Тебя нет в моей реальности! – почти прорыдала она, и внутри у него что-то надломилось окончательно.

Он надреснуто обмяк в стоячем положении, сгорбившись и застывшим взглядом глядя на нее.

– Я не верю тебе…

– Это правда. Я знаю о тебе все, о будущем, о прошлом, о настоящем. Я читала десятки комиксов, я до дыр затерла трейлер фильма. Я только не знаю, каким путем пойдет история твоей жизни сейчас, раз ты настоящий и существуешь, если это не моя болезнь прогрессирует. Мама сказала, что мне нельзя вмешиваться, подсказывать, помогать. Но все уже смещается! Ты должен быть сломлен потерей рук! Ты должен ненавидеть себя и окружающих, спускать деньги на методики и операции! Ты должен стремиться лишь к излечению!

К излечению? А зачем?

Преподавать? Кому?

Мир раскачивался и вращался вокруг одного лица напротив, и все нестыковки, все мелочи все становилось на места.

Кино, он для нее кино и картинка на страницах комикса. Вот это ирония, вот это абсурд.

Комиксы делают про героев, что же тогда получается?

Это он нереален? И вся его жизнь прописана, каким-то очкастым и прыщавым недоноском, мечтающем о славе? Что ему уготовано дальше? Укусит мутирующая ящерица, позволяя отрастить новые конечности? Трико и трусы наружу? Спасение мира и людских жизней?

Он пришел узнать, существует ли она, но оказалось, что вымысел здесь лишь он.

– Ты должен быть сломлен! – закричал ее голос.

– Я сломлен. Я сломлен, Соня, тобой.

Это было правдой. Все услышанное, увиденное, ощутимое им, буквально выдернуло хребет. Он смотрел почти равнодушно на то, как она с соскользнула по оконному стеклу вниз, без сил.

– Пожалуйста… пожалуйста… – о чем она просила? Не верить? Поверить? Перестать тонуть в трясине безнадежности или протянуть ей руку, чтобы там не тонула она.

– Нет, – губы почему-то онемели, как под анестезией. Стивен не любил это ощущение, как, собственно, и не любил лечить зубы Уязвимость перед другим человеком. О-о-о, он и без стоматолога ощутил это в полной мере. Именно сейчас, только помимо губ, немеет еще и разум.

– Что нет? Что ты творишь? Кто я для тебя? Четырехлетний затянувшийся кошмар! Что важнее, я или твое здоровье? Я или твоя жизнь? Я или карьера того, кто спасает десятки, сотни безнадежных больных в год?

Какой интересный выбор, с учетом обстоятельств. Стрэндж посмотрел на свои руки довольно отстраненно и поразился тому, как мало чувствует к тому, что раньше было его смыслом жизни и его душой.

«Кто я для тебя?»

Мой кошмар, мое разыгравшееся воображение, моя семечка вЕтреницы, принесенная из далеких краев и давшая внезапно всходы.

«Что важнее, я или твое здоровье?»

А есть разница? Разве ему нужно одно без другого? Закрыть глаза и больше не услышать насмешки, просьбы, упреки? Какой ужасный исход.

«Я или твоя жизни?!»

Ты – моя новая жизнь. Ты – мой лекарь и мой пациент.

Спина распрямилась, надлом оказывается не привел к парализации, просто кость, годами росшая неправильно, была возвращена в нужное положение и дышать стало легче, и боль пропала окончательно.

Значит он супер-герой? Превосходно, именно эти ребята всегда добиваются своего.

Стрэндж опустился на колени перед той, кто была раздавлена происходящем как бы не больше.

Моя маленькая цветущая анемона, моя настойчивая головная боль. Я забыл, что старше здесь я и вся ответственность за взрослые поступки должна быть на моих плечах, пусть и пока не до конца заживший, от рухнувших на них невзгод.

У тебя не будет больше выбора, у тебя буду только я. В мыслях, в мечтах, в девичьих грезах и переживаниях. Ты будешь с трепетом думать лишь обо мне, потому что жить в реальном мире прекрасно. Живи и жди, пока твоей реальностью стану я.

Стивен наклонился вперед, глядя в широко распахнутые зеленые глаза с расширенным до невозможности зрачком.

Рука неприятно дергает и кровоточит, но, приложив все усилия, он аккуратно отводит пряди от заплаканного лица с распухшими от поцелуев губами и что-то очень темное, собственническое поднимается изнутри, поглощая беззаботного и высокомерного Стивена.