О чём молчит ночь. Соулмейт Верховного Мага

На удивление послушно, она сжалась в комок у него под боком, вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в край больничной рубахи у него на животе и замерла.

А Стивен понял, что он безумен. Безумен едва ли не сильнее, чем она. Потому что боль потери собственного будущего, боль сожаления и скорби от невозвратно изуродованных рук в несколько раз меньше чем холодящий страх однажды уснуть и не увидеть ее. Свое продолжение в другом сосуде.

Глаза слезились и мир двоился, выкидывая в реальность и возвращаясь обратно, туда, где его всегда ждут. Где девушка с глазами летней сочной зелени твердит: «Все будет хорошо, Стрэндж, я люблю тебя, мы справимся, даже если ты меня возненавидишь…»

– Я излечусь. Я справлюсь. Я выживу и встану, чего бы мне это не стоило.

Часть восьмая, остросюжетная

Знаешь ли ты, что такое горе,

когда тугою петлей на горле?

Когда на сердце глыбою в тонну,

когда нельзя ни слезы, ни стона?

Вероника Тушнова «Знаешь ли ты, что такое горе»

Их так много…

Глаз, отравленных жалостью. Лиц, изуродованных сочувствием. Не было разницы, мнимым или реальным, лица были одинаковые.

Стивен пришел в себя резко, будто кто-то сверху щелкнул пальцами и выкинул его в реальный мир.

Рядом сидела Кристин, старающаяся не заплакать, с искривленным ртом и мокрыми ресницами.

На руки Стрэндж не смотрел. Он прекрасно разглядел и обдумал все во сне, где нет этих фоновых стенаний и робких заверений о чуде от врачей.

– Привет, все хорошо. Ты будешь жить.

Она кивала, убежденно или убеждающе? Невыносимо хотелось пить, правый глаз не открывался совсем, а левый слезился от обилия дневного света из окна. О да, света было большем, чем хотелось бы, потому как иглы, спицы, швы и огнем боли полыхающие руки были видны досконально.

– Что…что это такое? – не безысходность. Злость. Ужасная злость, что за криворукий идиот делал операцию? Что за кретин их зашивал?